Забыть ли старую любовь? часть первая. глава 6

Глава шестая.

Джеймс Саутвуд, граф Нортгемптон, удобно расположился в кабинете один на один с бутылкой бренди. Несколько часов назад он переступил порог дома, в котором прошло его детство. Многое здесь напоминало о матери. Но гораздо чаще его мысли возвращались к тем немногим счастливым дням, когда он был молод и влюблен. Эти воспоминания, казалось, навсегда покинули его и не тревожили в Лондоне, а сейчас, нахлынув с новой силой, разбередили душу, растревожили.
Граф велел дворецкому не беспокоить его ни в коем случае, и теперь в тишине, нарушаемой лишь стуком капель дождя по стеклу, он словно заново проживал свою жизнь. Огонь в камине почти погас, но не было желания встать и подбросить дров. Взгляд Джеймса скользил по резным панелям,  восстанавливая в памяти знакомый с детства рисунок, когда слабеющие языки пламени выхватывали из темноты их полированные грани, порой останавливался на огромных дубовых шкафах, заполненных книгами. Сколько же из них побывало в его руках?
В этот поздний час, когда часы давно уже отзвонили полночь, думалось особенно легко, и не такими мучительными казались воспоминания. Перед мысленным взором проносились до боли знакомые образы: мать в своем любимом лимонно-желтом платье полулежит в кресле, ее исхудавшие, но по-прежнему прекрасные руки, ласково гладят его волосы, она приподнимает ему подбородок, заглядывает в глаза и улыбается. Словно наяву он слышит тихий голос, чувствует ласку материнской руки. Это самое сильное из всех детских воспоминаний, и  оно так врезалось в память должно быть потому, что матери в тот день не стало.
А память его уже рисовала новые картины. Звучали музыка и смех. Осыпанные хмелем и цветами, они с Энн Гордон вышли из церкви. Его невеста в белом подвенечном платье как никогда была похожа на ангела. И в тот ясный солнечный день лишь одна мысль заставляла полниться грустью сердце – сожаление, что рядом нет матери, чтобы разделить с ним радость. Не потому ли его выбор пал на златовласую Энни? Она, как никто другой, напоминала ему мать – и лицом, и статью. Эти светлые волосы и голубые глаза затмили разум, и он женился на ней, несмотря на сопротивление отца, на слухи о  легкомысленном поведении невесты, доходившие до него. К сожалению, это была не единственная ошибка в его жизни…
Погруженный в свои мысли, граф Нортгемптон не услышал тихий стук в дверь. Его внимание привлекло лишь покашливание дворецкого. Старый Морган просунул в дверь свою седую окладистую бороду, опасаясь пройти дальше. Поблекшие от времени голубые глаза преданного слуги с испугом смотрели в лицо хозяина.
- Что случилось, Морган? – в голосе графа звучали гневные нотки. – Я достаточно ясно дал понять, что хочу побыть один. Более того, я именно тебе, а не кому-то другому, отдал приказ, чтобы меня не беспокоили ни при каких обстоятельствах.
Дворецкий весь сник под гневным взглядом Нортгемптона. Глядя в пол, он тихо произнес:
- Там юная леди, милорд, и она спрашивает вас, - опасаясь новой вспышки гнева, Морган поспешил закончить. – Я не осмелился бы побеспокоить вас, но она настаивает, говорит, что очень срочно. Кроме того, леди чем-то расстроена. Уж я ей и так, и этак  объяснял, что вы не велели никого пускать, а она все просит и просит. Ну, думаю, если такая молоденькая не боится ночью под дождем скакать сюда, да еще и так настаивает, то тут уж дело серьезное, скажу я вам. Вот я и говорю ей, что, мол, сообщу милорду, а там он пусть сам решает.
Нортгемптон внимательно выслушал пространное сообщение слуги. Гнев испарился, а вместо него появилось любопытство. На какое-то мгновение возникла мысль, что это объявилась баронесса Уитлок, чье преследование попортило ему немало крови в Лондоне. «Пожалуй, это была непомерная плата за одну-единственную ночь, » - усмехнулся он про себя. Мысль, конечно, была абсурдной, но проверить ее не мешало, поэтому Джеймс поинтересовался:
- Эта дама, случайно, не блондинка?
- Не знаю, милорд, - старый слуга не мог скрыть своего удивления, вызванного этим неожиданным вопросом. – Волос не разглядеть было под капюшоном плаща.
- Хорошо, я сейчас спущусь. Кстати, где она?
Морган немного помялся, прежде чем ответить:
- Я не знал, какими будут распоряжения, вашей милости, а бедняжка так промокла, поэтому я провел ее в малую гостиную – там камин горел еще с вечера.
Джеймс остался вполне доволен ответом и сказал, отпуская дворецкого:
- Думаю, гостья у нас долго не задержится, поэтому обойдемся без угощений.
Старик с сомнением покачал головой, но возражать не стал. 
Джеймс Саутвуд, граф Нортгемптон быстро шел по коридору, и, чем ближе он подходил к комнате, в которой ждала его таинственная незнакомка, тем сильнее в нем разгорался гнев. Какая-то нахалка осмелилась побеспокоить его. Наверняка, репутация этой дамы оставляет желать лучшего. Разве порядочные леди посещают глубокой ночью дома холостых джентльменов? И откуда она только узнала о его приезде, ведь он рассказал о своем намерении вернуться в эти места только Стэнфорду?
Намереваясь высказать незваной гостье все, что он о ней думает, граф Нортгемптон вошел в гостиную. Незнакомка уже успела снять свой насквозь промокший плащ, и ее длинные темные волосы рассыпались по плечам. В надежде хотя бы немного просушить платье, она подошла к камину, протянула дрожащие руки к огню.
- Вы хотели меня видеть? – свой вопрос Джеймс задал резким голосом, не пытаясь скрыть раздражения.
Женщина резко повернулась к нему лицом.  Незнакомка была очень молода и потрясающе красива. По бледным щекам струились слезы, девушка хотела что-то сказать, но рыдания душили ее, мешали говорить.
Граф Нортгемптон молча подошел к графину с бренди и щедро налил в бокал золотистый напиток.
- Выпейте, это поможет  вам успокоиться, - сказал он.
Девушка посмотрела на него с благодарностью, взяла бокал двумя руками и поднесла к губам. Сделав глоток, она закашлялась и быстро поставила бренди на столик.
- Вам нужно выпить все, - Джеймс без тени улыбки наблюдал за тем, как она послушно взяла бокал с бренди и мужественно допила до конца.
- Спасибо, - тихо произнесла гостья и подняла на графа серебристые льдинки глаз. – Я приехала за вами, милорд.
- За мной? – пораженный таким поворотом событий, Нортгемптон посмотрел на нее с большим интересом, чем раньше.
- Вы нужны Эндрю Стэнфорду.
- С ним что-то случилось? – спросил он с неподдельной тревогой.
- Он… умирает, - эти слова незнакомка произнесла так тихо, что Джеймс едва расслышал их.
- Что?!
- Он умирает, - повторила она чуть громче, - и хочет видеть вас перед… смертью, - последние слова дались ей с большим трудом.
- Проклятье! – граф Нортгемптон схватил ее за руку и притянул к себе. Слова девушки привели его в бешенство, – Кто вы такая, черт побери?! Являетесь сюда среди ночи и сообщаете, что мой друг умирает. С чего вы взяли, что я вам поверю? Я виделся с ним в Лондоне всего несколько дней назад, и он прекрасно себя чувствовал. Так что не смейте лгать мне! Сейчас я позову слуг и прикажу им выставить вас за дверь. Хотя нет, я сам вышвырну вас вон!
Все это Джеймс произнес на одном дыхании, точнее прокричал. Не получив ответа, он замолчал и обратил внимание на объект своего гнева. Девушка, прижатая сильной рукой к его широкой груди, не могла пошевелиться, ее лицо исказила гримаса боли, а глаза были прикрыты длинными ресницами. Граф чуть ослабил хватку. Ресницы дрогнули и, как крылья бабочки, взлетели вверх.
Джеймс Саутвуд заглянул в широко распахнутые глаза своей нежданной гостьи и словно утонул в серебряных озерах. На одно бесконечно долгое мгновение он забыл обо всем: остались лишь эти удивительные глаза и гибкое, стройное тело, тесно прижатое к его телу. Нежно коснувшись шелковистой щеки, он наклонился к ее губам, не отрывая взгляда от серебристых глаз.
- Нам надо спешить. Дорога каждая минута, - эти слова, произнесенные шепотом,  разрушили чары, вернули графа к реальности.
Он резко отстранился от девушки, почти оттолкнул ее от себя.
- Я так и не получил ответ на свой вопрос, - резко сказал Нортгемптон.
- На какой? – серебристые глаза удивленно распахнулись.
- Кто вы?
- Я? – девушка растерянно посмотрела на него.
- Да, вы, - граф усмехнулся. – Или успели забыть свое имя?
- Вовсе, нет. Не забыла, - гостья подхватила свой мокрый плащ, оставивший на полу большую лужу, и накинула на плечи. -  Меня зовут Дельфина, Дельфина Стэнфорд. Надеюсь, теперь вы отбросите сомнения и поедете со мной? – не оглядываясь, она вышла из комнаты.
Графу понадобилось несколько минут, чтобы придти в себя.
 Как он мог не узнать очаровательную дочурку Стэнфорда?! В трудную минуту, когда разочарование и скука становились практически нестерпимыми, прелестная картинка – девочка, играющая с котом среди белых лилий – возвращала ему душевное равновесие. Вспоминая о юной Дельфине, особенно после разговоров с Эндрю, который мог часами говорить о дочери и ее забавных проделках, Джеймс пытался представить себе Дельфину-девушку, но у него ничего не получалось. В его памяти она осталась забавным подростком, с веселыми серебристыми глазами и смоляными кудряшками, которые не могла удержать на месте ни одна лента.
Неужели эта непоседливая девчонка, которая дня не могла прожить без того, чтобы не напроказничать, эта самая девчонка превратилась в невероятно красивую девушку?
Ни ее необыкновенные серебристые глаза, ни тяжелые, цвета воронова крыла, локоны не подсказали ему имя поздней гостьи. Даже это ее абсурдное заявление о том, что Эндрю умирает ничего не объяснило… Как же он был слеп!
Джеймс сжал руками виски, пытаясь собраться с мыслями.
Через несколько минут Нортгемптон был на крыльце. Дельфина ждала графа, не обращая внимания на холодные струи дождя, огромный гнедой жеребец нетерпеливо переступал на месте, сдерживаемый уверенной рукой. Рядом заспанный грум заканчивал седлать его коня.
- Я полагаю, теперь вы склонны больше доверять мне? – в голосе  девушки сквозила насмешка.
Несколько мгновений граф всматривался в тонкие черты ее лица, пытаясь найти ту очаровательную девочку, что жила в его памяти все эти годы. И только теперь, когда раздражение уступило место удивлению, в тусклом свете фонарей, зажженных перед парадным крыльцом, он разглядел в огромных серебристых глазах такое отчаянье и тоску, что его сердце болезненно сжалось. Сейчас ему  больше всего хотелось обнять ее, прижать как можно ближе к груди и защитить, уберечь… Он готов был совершить любую глупость, все, что угодно, лишь бы вновь увидеть в бездонных озерах этих завораживающих прозрачных глаз веселые искорки, услышать беззаботный серебристый смех. Совсем как три года назад, когда ему пришлось так неожиданно покинуть гостеприимный дом Стэнфордов.
Но самое большее, что он мог сделать сейчас – это вскочить на своего коня и постараться не обращать внимания на  насмешку в нежном голосе.