…Он сказал, что ему снова снились семь ангелов. А еще, конечно же, часто снюсь я. Правда, мы с ангелами стараемся соблюдать очередь и не приходим к нему по ночам сразу всей толпой.

…Я ношу юбки чаще, чем другие женщины. Я смотрю на каждого мужчину таким взглядом... Даже если я иду по улице в джинсах, и вовсе ни на кого не смотрю, прохожие думают, что я – в юбке и со взглядом…

Приехав тем летом в Америку, я намеревалась забыть всех, кого оставила по ту сторону океана. Вокруг сразу появилась масса людей, которые звали меня пообедать, поужинать и даже замуж. «Мне сегодня некогда», – мило улыбалась я в ответ на все предложения, и спешила домой готовить обед или печь воскресный пирог для своей семьи. Я не люблю рассказывать посторонним мужчинам о том, что я не свободна. С одной стороны, мне не хочется их огорчать. С другой – как мне жить без потрясающей игры «Вы-никогда-в-жизни-не-видели-такой-женщины». Каждый раз я говорю себе, что это очень легкий и вполне безобидный флирт для взаимного удовольствия. А после тоскливо гляжу в окно, чувствуя разочарование то ли из-за того, что все слишком рано оборвалось, то ли потому, что стало слишком серьезным.

Эти две истории, которые произошли в Америке, выглядят для меня как одна, потому что совпадают во времени и в пространстве.

...В тот день на столике в кафе стояли два бумажных стакана с кофе, а напротив сидел человек, который видел меня последний раз в жизни. Рядом гремела стульями официантка, поэтому я не могла разобрать всего, что он говорил мне.

Его зовут М.. Я бы написала его имя полностью, но он хочет, чтобы я не делала этого даже в нашей переписке. М. был моим сокурсником. А еще он католический священник, а значит, связан обетом безбрачия.

...Поворот головы. Взгляд… Это я уже про другого. Крис был моим преподавателем. И я ему сильно нравилась. Но в Америке близкие отношения между преподавателями и студентами почти вне закона. Большой, красивый, с пышными каштановыми волосами и маленькой татуировкой на правой руке - зеленый листочек. Он сразу бросался в глаза, выделяясь на загорелой коже между запястьем и локтем. Наверное, клеверный. У него фамилия Клевер. Крис Клевер. На левой штанине его джинсов белела протертость из-за того, что во время лекций он постоянно прижимался ногой к столу. По субботам Крис занимался регби, а жил в просторной квартире на 16 улице вместе с котом, о котором он очень любил рассказывать. Я не знаю, что представляет из себя регби, и не успела спросить его о том, как зовут кота.

Что касается клевера, то он рос вдоль тропинок, по которым я бегала в детстве. Розовый и белый. Круглая головка, круглые листья. На вид  сладкий, на вкус почти горький. Лепесточки всегда  рассыпались во рту и я каждый раз жалела – зачем его пробовала?

Для обоих мое появление в их жизни стало нарушением их служебных обязательств. К тому же я замужем. М. знал об этом, Крис нет. Неведение последнего я старалась поддерживать, поскольку он мне нравился.

С мы М. часто говорили о жизни - выходили в обед на улицу, садились на скамейку и разворачивали ланч… Я его как-то спросила, не надоел ли ему целибат и не хочет ли он жениться?

- На тебе? – повернулся ко мне М..
- Да что ты, - покачала я головой над своим салатом.
Хотя меня слегка завело то, что у него появилась такая идея. Он покрутил в сухих крепких ладонях яблоко, глубоко вздохнул и сказал, что, наверное, был бы хорошим отцом. Грех, конечно, но я часто дразнила его целибатом и спрашивала, почему некоторые священники обращают внимание на девушек, несмотря на обет безбрачия. «Ты думаешь, что священник - ангел?», – смеялся он и махал кистями рук вот так – как маленькая птичка. Он крупный человек, и это выглядело забавно.

В другой раз я сказала ему: "Представь себе, что наступит день, когда ты влюбишься". М. посмотрел мне в глаза и тихо-тихо сказал: «Может быть».

Он очень забавно обсуждал со мной американских женщин: как они одеваются, и как странно видеть здесь какую-нибудь нелепого вида даму рядом с приличным мужчиной:"А вот ты потрясающе выглядишь». Я не спорила, конечно, но было не по себе. Обычно церковь меня интересует только в той степени, в какой она представлена в истории мирового искусства. Обет безбрачия, «можно», «нельзя», каноны и другие заморочки меня никогда не касались и выглядели экзотикой, без которой я вполне могла обойтись. Но экзотика тоже должна жить по своим правилам.

- Ты же священник, ты не можешь замечать женщин, - подкалывала я его.
-  Если ко мне приходят люди и просят дать совет насчет их личной жизни, я должен в этом разбираться, - возражал мне М.

Он слишком часто повторял мне, что хочет иметь семью.
- Значит, у тебя есть веская причина стать Папой Римским и отменить целибат, - шутила я.

А Крис... Если не с первого, то со второго дня появился между нами такой особенный ток, который для меня как наркотик, и без которого я просто погибаю. Впрочем, я для этого постаралась. Приходила на занятия, поднимала на него глаза, и уже их не отрывала. Его реакция меня забавляла: Крис подстригся, Крис купил новую рубашку, Крис смущался, когда говорил со мной. Есть комиксы, где написано «без слов». Наши с Крисом отношения были такими. Уже через неделю на нем было повешено что-то вроде видимой только мне таблички – «хочу, чтобы ты была моей женой».

Однажды на занятиях мы разыгрывали сценку, для которой мне нужен был муж, и его роль в течение двух минут играл Крис. Это была милая картина. И я вдруг всей своей кожей на руках, ногах и особенно той, которая между затылком и шеей,  почувствовала, что он себе взаправду это представляет –  кастрюлю, кухню и меня в переднике.

А если он наклонялся надо мной, чтобы посмотреть, что я пишу, то я знала, что на самом деле он хотел вздохнуть моей «Nina Ricci»…

Когда он говорил c нами о nice family, или даже просто о детях, об American dream – он всегда пристально смотрел на меня. А я на него. Игра мне все больше нравилась.   

Я читала, что в любовницы мужчины не прочь взять блондинок, но жениться предпочитают на шатенках, потому что те кажутся им очень нежными. Так что я ему подходила. У него самого густые каштановые волосы, мягкие, и я все время хотела запустить в них руку. Что касается нежности, то я на те четыре недели, пока он был моим преподавателем, стала спокойной и кроткой…. И мне самой уже захотелось оправдать его надежду на совместное строительство nice family.

Все было классно, но я вдруг стала думать иногда об ангелах. Тогда, правда, только об одном, сказав себе, что ежели над Крисом летает ангел, то он все это остановит.
 
Однажды наш с ним общий знакомый Луис, работавший менеджером в шикарном отеле, при мне пожелал Крису, чтобы женившись, тот провел там свой медовый месяц. Крис кивнул и посмотрел на меня. Вау, как я захотела провести в этом отеле медовый месяц с Крисом … прости меня, Господи.

Единственно чего я боялась, что однажды М. при Крисе ляпнет про мою фэмили и все рухнет. Правда, я не знала, как быть, если не рухнет – как я из этого выпутаюсь.

Крис был образованным молодым человеком, любящим историю и искусство. Поскольку по счастливому стечению обстоятельств эти два предмета были базовыми камнями моего образования, я решила поднять Крисово восхищение мной до невиданных высот и вспомнила былую научную специализацию, сделав на занятиях доклад о продаже Аляски. «А что все-таки случилось с принцессой Анастасией?» – спросили после доклада мои милые сокурсники. Но Крису понравилось. Мой следующий охмуреж был еще более действенным и к тому же романтичным. Воспользовавшись тем, что очередная тема домашнего эссе посвящалась художникам, я написала чудную историю про свою любовь к импрессионистам. Там рассказывалось, как когда-то холодным февральским днем я много часов стояла в Ленинграде в  длинной-длинной очереди, чтобы посмотреть на привезенных из Америки Дега и Ренуара. Возможно, только это было правдивой стороной моего образа, который я старательно лепила для этого американца. «Мне это очень понравилось», - прочувствованно сказал Крис после перечисления десятка потерянных мной в эссе артиклей. 

Когда наступил последний день моей учебы у Криса, я подумала - он сделает нечто такое, чтобы меня не потерять. Но он был в тот день очень нервозным и даже раздраженным. А потом я попрощалась, нашла его долгий-долгий взгляд и пошла по своей Connecticut домой. Там я открыла в компьютере почту и нашла в ней чудесную открытку, которую Крис послал еще накануне и, наверное, ожидал, что я ее сразу увижу:  картина Вермеера «Девушка с жемчужной серьгой». Я подумала, что это очень красивое признание в любви и послала ему сияющий ответ, допустив неосторожное выражение «Дорогой Крис».  Возможно, именно оно все сломало. Потому что ответа я не получила. А может быть, М. все-таки сказал ему, что я замужем? 


Когда я оставила учебу, М. стал слать мне письма – самые страстные в моей жизни и самые, наверное, кощунственные в его – о том, как он молится о нашей встрече. Все это закончилось двумя печальными бумажными стаканами с - бр-р-р–американским кофе и длинными минутами, когда его слова о  чувствах ко мне прорывались через шум в кафе. Пока он говорил, я думала о беспокоившей меня заусенице на правом мизинце. Когда М. на минуту вышел, я постаралась ее откусить, но не очень получилось.

Он никогда при мне не был одет как в церкви. И в тот день тоже: джинсы, фланелевая клетчатая рубашка, из-под нее выглядывала белая футболка. Слева от нас было большое окно, за ним на улице стояли другие столики. М. отказался пить кофе там. Его беспокоило, что мой муж может увидеть нас вдвоем. Я не понимала этого. Я сказала М., что свободна. Потому что каждый человек настолько свободен, насколько он этого хочет. А брак не смерть и не тюрьма. Заодно я решила извлечь практическую пользу из наличия друга-священника, попросив его об отпущении грехов.

- Я думаю, что когда твоя церковь приравнивала красоту к злу, она была права… - начала я.

М. покачал головой. За соседними столиками сидели люди, один читал в углу  газету, и я слегка переживала, что они могут нас услышать.

- Моя внешность часто привлекает других людей, и потом им бывает больно. Это грех? – Спросила я в надежде на немедленное опровержение. М. так и сделал, вдохновенно сказав, что для любого мужчины счастье смотреть на меня или прикасаться ко мне.

- Ты не должна беспокоиться об этом. Ведь это  не грех – делать людей счастливыми, - говорил он, глядя на меня взором человека, готовящегося к скорой гибели. 
- Недавно один американец хотел жениться, а потом он узнал, что я замужем… Молчание тоже может быть обманом, - настойчиво продолжала я самообличение.

- Ты тоже его любишь? – с несвященническим ужасом спросил М..

- Нет. – Почти солгала я.

…Так что меня сейчас мучает? Я хочу видеть рядом Криса, и чтобы М. тоже всегда любил меня, даже если ему это запрещено. Но я не желаю делать больно своему мужу.Я чокнутая.

Если на том свете Тот-Который-Самый-Главный  вытащит из кармана список всех моих сумасшествий и сумасбродств, то я сошлюсь на М. и скажу, что тогда, в кафе, когда меня так мучила заусеница на правом мизинце, а из бумажных стаканов с кофе вместо ложечек неэстетично торчали длинные деревянные палочки, М. дал мне индульгенцию. Возможно, к тому времени М. станет Папой Римским, и действие индульгенции будет более мощным. Не знаю, поможет ли мне это на самом деле.

М. почему-то перестал писать мне. На днях я сама послала два письма. Одно – «М., где ты?», а второе – Крису. Открытку без слов. На ней белая распахнутая дверь,  за которой синее-синее море. И я жду. Мужчину с листком клевера на руке и другого, которому совсем нельзя меня любить.

Но они пока не отвечают. Может, у них хорошие ангелы, которые их берегут от моего безумия. И у меня. Дай посчитаю... У Криса, у М., у моего мужа, у меня. Четыре. А ведь кому-то из них снились семь . Где же еще три? Может, они летают над  детьми, которых у нас с Крисом никогда не будет?

Впрочем…чш-чччш-чш … тихо… Сейчас я поглажу платье и накрашу глаза. Выйду на улицу как будто за хлебом. И, может быть, кто-то из них будет проезжать мимо… тоже как бы случайно. Сначала это будет М., который весело улыбнется и поедет дальше. А потом Крис. Он выйдет из машины и протянет мне руку с маленькой зеленой наколкой. Если смотреть близко, то можно понять, что это круглый лист клевера. А со всем, что будет потом, я управлюсь без ангелов.