Жара

Жара...

А ты знаешь, что такое жара? Жара, духота, зной, пекло?...

Нет? А ты спроси пустыню...

Жара – это когда ты в течение всей ночи пытаешься спать в лужах собственного пота, но на самом деле ты спишь только последние полчаса до восхода солнца: это то самое время, когда чуть-чуть остывает земля.

Жара – это когда днем ты реально осязаешь, как капля за каплей из тебя неподвижного выплавляется последнее сало.

Жара – это когда ты можешь убить фельдшера, который, честно выполняя свой служебный долг, пытается кинуть в водовозку пантацид*, а уже через сутки этой водой будет страшно даже умываться, не то чтобы пить.

Жара – это... жара. Представь, что ты живешь, жрешь, спишь, работаешь изо дня в день – в общем, честно служишь любимой Родине, защищая ее интересы во всем мире. И все это происходит в духовке или в хорошо натопленной парной.

Это, брат, и есть жара...

И служат здесь, брат, русские чудо – (метр с кепкой, вес пера, но выносливые, бля-а-а...) – богатыри, не только стойко и мужественно перенося тяготы и лишения, но и привнося в здешние места незабываемый национальный колорит и «легкий, непринужденный» юмор...

***

Июль достиг середины...
Стрелка часов приближалась к полуночи...

Мы с Мишкой сидели на краю арыка и, сняв «берцы», топили свои ноги в мутной воде. Мы пытались привести себя в чувство после третьего за один вечер кабака. Но то ли вода была теплой, то ли воздух такой тугой и горячий – из «пике» выйти никак не удавалось.

Прилетев в Термез за колонной, Мишку я нашел в госпитале.
Мишка проходил реабилитацию после тифа.
Я честно отговаривал его от радикальных способов проверки результатов лечения. Но, то ли я был не слишком убедителен, то ли недостаточно настойчив... То ли мои собственные, основательно запыленные легкие и другие внутренние органы, требовали немедленного орошения... В общем – дважды меня упрашивать не пришлось.

Молодые ноги быстро донесли нас до нужного места...
Первый «кабак» пошел чинно-блинно. Прямо на «ура!» так пошел. Мы вели себя как два достопочтенных джентльмена. Глядя в наши строгие, спокойные и мужественные лица, каждый мог смело сказать: «Смотрите – вот эти люди, которые всегда уступят в трамвае место даме, вытрут сопли пионеру и заступятся за слабого!» И это было бы чистой правдой... текущего момента.

Был ранний вечер «тяпницы». Пардон, пятницы. Но в кабаке было практически пусто, что достаточно непривычно по меркам «военного времени». И очень странно для «прифронтового» города. Особенно учитывая, что в помещениях прилично работал кондиционер.

Было уютно, но как-то одиноко. Не по себе как-то. Душа уже хотела развернуться, а ей родимой явно не хватало аудитории.
Это угнетало. Это задевало. Это унижало, в конце концов...

– Здорово, войска, чего носы повесили? – заорал вдруг с порога Шура Клячко.
– Слава Украине! – степенно ответствовали мы. И в душе у нас что-то шевельнулось. Шуру, командира взвода нашей ДШМГ** , знал и любил весь Термез. Я уже молчу за его женскую половину...

Вечер начинал становиться интересным.

– Героям слава! Хлопцы! Браты, в «Сурхане» сегодня наши Витьке звезды обмывают. Погнали?

И мы погнали...

В «Сурхане» уже было весело. Подобралась замечательная «военно-гражданская» компания. Народ уже громко пел и бодро плясал, сжигая полученные за столом лишние калории и обливаясь потом. Еще никто не вырывал микрофон у вокалистки замечательного ВИА, типа «Ялла-2», никто не вылезал на сцену и не пытался устроить стриптиз на столах. Все было чинно, блинно, замечательно...

Но кое-кто таки уже сделал неверный ход.

Мишка опрометчиво сыграл на «понижение». Шампанское после водки погубило многих и даже более здоровых людей. Что уж тогда говорить о реабилитируемых?
Да еще и с кондиционером в «Сурхане» были проблемы. Он явно филонил, гад... Шланг гофрированный...

Мишка как-то заметно сник и крайне «заскучал». Видимо его перфорированный желудок отчаянно возражал против ударной дозы «анаболиков». А добавившаяся к жаре духота банкетного зала только усугубляла давлеющие над ним негативные процессы.
Фонтан возле парадного входа в «Сурхан» вернул Мишаню в реальный мир. Вот они, глазоньки-то наши!...

– Фу-у... Кто здесь? А? Чур меня! Бр-р-р… О, бля, братуха! А де мы?
– Нормально. Мы – здесь... Это – Шура. Это – я. Мы среди своих. С нами – армия, позади – Москва. Все хорошо. Ты как?
– Уже лучше. Почти совсем хорошо. Жарко только.
– Миш, может, тебе хва..., а? Может, на базу?..
– Не-не-не-не... Я в норме, мужики. Жарковато мал-мало. Пойдем к первой точке? Там по-прохладнее, а?

И мы пошли...
И нас там уже не узнали.
Ибо мы уходили джентльменами.
А вернулись – «зелеными беретами», псами войны. Недобро сверкая глазами, скрипя зубами и почти стуча себя пяткой в грудь.
Метаморфозы...

Ой, душа-тельняшка зеленая!

– Где бармен? Где эта басмачиная рожа? Как ни при чем? Это ж дух, у него в подсобке зеленое знамя! Да они все тут духи! Нет? Отвечаешь? Выпить? Легко! Наливай! Давай, за погранвойска. Уважаю… Я тебя люблю, брат... Да не втом плане... Ну, в смысле...
– Какой счет? Оборзел? Ты видишь – мы отдыхаем? В глаза смотреть! В глаз-за мне-е-е!.. Тьфу, бля, чурбан! (Э, брат, ты извини, ребята перебрали немного! Лады? Ну, прости, не обращай внимания! Сколько с нас?)
– Ты, ну чего он дое...ся? Денег? Де-е-н-еееег?!!! Будет ему денег! На, жри, басмота...

И с этими словами Шура, скомкав рукой сотенную, утолкал ее на дно фужера. А затем с каменным лицом вставил сверху в фужер Эфку (Ф-1, граната осколочная, оборонительная, радиус поражения – до 200 метров) и вытащил чеку.

– Держи, брат. Сдачи не надо. – добавил он и катнул фужер по стойке, – Отходим, братишки! Три зеленых свистка в сторону леса...

«...Мы уходим с Востока, уходим, уходим, уходим...»

На выходе я оглянулся. Бармен медленно оседал за стойкой, хватаясь то за телефон, то за сердце. Ему явно было нехорошо. От жары, наверное...

Рассказывали, что доставать «ассигнации» из злополучного стакана приезжал лично начальник отряда с группой саперов. Сильно кричал. Наверное, что-то типа: «Ай-я-яй, Сидоров!..» А потом еще полночи всем отрядом искали злоумышленников. Но те как-будто растаяли в южной июльской ночи. Час волка...

Фата-моргана, мираж...

И вот теперь мы сидим и «умираем». Тоже от жары, видимо...

– Брат, проводи меня...
– Куда?
– Да есть тут у меня одна «мамка». Я покажу. Ты позвонишь и сразу уходи, ладно?
– Без проблем. Как скажешь.

Я «поставил» Мишаню возле обшарпанной двери на первом этаже темного подъезда старой «хрущевки». «Тело» еще стояло, но говорить уже не могло. Я последний раз проверил устойчивость, позвонил и отошел в тень. Дверь, не сразу, но открылась.

– А, явился, разъе...й! Ну и к-а-к-о-г-о хрена? Ты бы еще в два часа ночи приперся! – раздался громоподобный и какой-то совсем не женский рык. И даже во мраке ночного подъезда я увидел, как шкафоподобное чудовище сгребло Мишаню под мышку и втащило в квартиру.

***

Я потом долго не мог успокоиться.
Все спрашивал Мишку, мол, что это было?
А он только пожимал плечами и удивленно спрашивал: «Ты про что это, брат? Какая «мамка»? Может, ты меня с кем-то спутал?»
Черт его знает.
Может, и спутал.
И чего только не померещится... от жары...


* пантацид – обеззараживающее средство (авт.)
** ДШМГ – десантно-штурмовая маневренная группа (авт.)