Начальник Эрмитажа

Полный текст на:

http://www.svoboda.org/programs/FTF/2002/FTF.101302.asp

Марина Коренева: Михаил Борисович, российские музеи сейчас переживают не лучшее время. Как Эрмитаж выживает сейчас, и считаете ли вы, что Эрмитаж находится или, может быть, должен находиться в более привилегированном положении, нежели другие музеи, просто потому что это Эрмитаж?

Михаил Пиотровский: Во-первых, "выживает" мы больше не говорим. Выживает Британский музей, в котором сейчас финансовые кризисы. Наши партнеры уменьшают свои бюджеты, так что у некоторых скоро бюджеты станут такие же, как у Эрмитажа.

Мы выжили. Мы нашли способы существовать вот в этом новом мире, где деньги значат очень много. Научились и находить деньги, и делать так, чтобы не все делать ради денег. Так мне кажется. Ну и как будто бы так оценивают и другие.

Эрмитаж, конечно, особый музей. Таких в мире три-четыре, больше нет и не нужно. Эти музеи иногда у нас называют "монстрами": Эрмитаж, Лувр, Британский музей. Такие очень большие музеи нужны, но это вот такое особое, так сказать, исключение, где очень много всего собирается, много чего изучается.

Эрмитаж отличен еще и другим. Эрмитаж - даже больше, чем Лувр - символ для России. Он - место, где прошла вся история Российской империи. Началась с Петра, кончилась Николаем II. Это место, где все это помнится. И поэтому у него положение, конечно, особое, как памятника, и как, в общем, необыкновенной сокровищницы, необыкновенного исторического культурного центра. Так вышло. Поэтому у него есть особое положение. Оно и закреплено в документах. Эрмитаж находится под покровительством президента Российской Федерации. Это означает признание его особого статуса, сочетающего культуру и историческую государственную память, а не просто потому что он такой особо ценный объект культурного наследия (такая тоже категория у нас ведь есть).

Татьяна Вольская: Слово корреспонденту газеты "Невское время" Александру Уресу.

Александр Урес: Скажите, пожалуйста, Михаил Борисович, о взаимоотношении искусства и бизнеса. Складываются, насколько я понимаю, они довольно непросто. Когда об этом заходит речь называется фамилия Потанина, с которым взаимодействует Эрмитаж. Вот это то, что называется "раз-два и обчелся".

Как вы смотрите на эту проблему?

Михаил Пиотровский: В самом начале мы говорили о научной работе, ее главная сложность определить ту грань, за которую нельзя переходить в поисках дружбы бизнеса музеям и искусству. Она довольно сложная, потому что есть много способов заработать деньги, и далеко не все они приемлемы, условно говоря, для некоммерческих организаций или, допустим, для музея. Причем для каждого музея по-разному.

Что касается прямых отношений с бизнесом. Вот вы сейчас говорите "Потанин", и как бы "что так мало?" Много лет мне говорили: "Ладно, мы там "Кока-Кола", мы "Ай-Би-Эм", мы вам помогаем, мы с вами. А где ваши-то? Где ваши?" Я говорил: "Знаете, наши... Во-первых, они что-то не очень идут, во-вторых, извините, не всякий, кто придет, не у всякого мы деньги возьмем". (Я не скажу, чтобы у меня стояла очередь людей с деньгами, но, в общем, все-таки... все, что вокруг было...)

На самом деле, хотя без бизнеса и без взаимодействия с бизнесом жить невозможно, потому что есть два выбора, да? Культура сама по себе жить не может. Значит, общество ее должно содержать. Два способа: один через государство (это через государственные учреждения, всякие бюрократические учреждения, всякие всемирные бюрократические учреждения), другой - через вот этих доноров и спонсоров. Но их надо выбирать, с ними надо работать, и они должны соответствовать как бы духу музея.

Поэтому теперь, когда говорят: "А как там ваши? Ваши-то, русские миллионеры?", я говорю: "Пожалуйста, наши русские миллионеры. У нас есть Потанин, есть проекты с Ходорковским, есть у нас со многими русскими фирмами. Развиваются проекты" Точно так же, как у нас на Западе тоже и персоналии есть, люди, персонажи, которые нам помогают, и есть корпорации, которые участвуют в разных наших проектах и получают от этого удовольствие.

Так что это очень сложно, но это вот такая каждодневная работа, где нужно очень осторожно ступать и приучать партнеров к тому, что ты осторожен, и они осторожны. Надо сказать, что у нас все партнеры очень щепетильны, и иногда даже удивляешься, насколько они, люди бизнеса, если правильно только с ними начинать, насколько они бывают щепетильны, насколько они вовсе не требуют, чтобы ты там на всех углах написал их имя, даже иногда говорится: "Не надо упоминать". Опять же, может быть, стены Эрмитажа как-то определяют.

Татьяна Вольская: Михаил Борисович, ваши почетные титулы и звания можно перечислять долго и увлекательно. Помню однажды, кажется, в 2000 году в одном конкурсе в области связи с общественностью вы стали победителем в номинации "PR-персона года", то есть вы еще и бизнесмен, и пиармэн, и председатель совета директоров ОРТ. Это у вас врожденные таланты или приобретенные? И насколько они вам необходимы?

Михаил Пиотровский: Не знаю, таланты ли это, не мне судить. Дело в том, что это необходимая вещь для директора. Как раз это и есть работа директора. Директор должен быть организатором, Это именно не бизнесмен, потому что тут нужно организовывать, но, не ставя во главу угла доход. Там много других критериев, поэтому это сложнее.

Поэтому, что касается связей с общественностью и пропаганды, то это как раз моя чуть ли не основная работа. Кстати, она была почти основной, когда я пришел на работу в Эрмитаж. Это было одним из самых трудных дел. Режим поменялся, а Эрмитаж чего-то не меняется. Хорошо? Плохо? Все было так же, как в 1920-е годы. Поэтому нужно было много работать, чтобы разъяснить, что мы такое. И поэтому мы создали тогда пресс-службы.

Я много времени уделяю именно такой работе и считаю, что это правильно. У директора вот есть несколько таких обязанностей, которые никто кроме него выполнить не может. Так по должности. Все остальное, так сказать, как придется, хочешь - делай, хочешь - нет.

Татьяна Вольская: Вот у вас множество иностранных партнеров. Много ли сил и времени уходит на общение с ними, на формирование совместных проектов? И как вы относитесь к критике? Вот, например, многие критикуют Голландские залы, например, освещение. Говорят, что это сделано недостаточно хорошо.

Михаил Пиотровский: Что касается иностранных партнеров, у нас много всяких партнеров. И у меня на работе каждые 15 минут кто-нибудь приходит, я с кем-нибудь беседую. Бывают иностранные и не иностранные, самые разные. Поэтому тут особо делить не нужно.

К критике я отношусь так. Я отношусь к ней хорошо и наотмашь, потому что, например, что касается Голландских залов, там совершенно прекрасное освещение. Освещение, которое тщательно готовилось в течение нескольких лет, тщательно обсуждалось. Оно продуманное, освещение. Оно достаточно ровное и в то же время достаточно направленное. Оно противостоит тем типам освещения, которые были в Эрмитаже, к которым мы привыкли.

Нам говорят и противники "голландского" освещения, и другие: "У вас столько много картин в Эрмитаже! Их все освещать не надо. Надо сильно осветить шедевры, а остальное - так, создает антураж". Это неправильно, хотя это тоже точка зрения. Нам она не нравится, но мы, если вы обратите внимание, у нас освещение - это одна из важных самых проблем музея сегодня. У нас глаза у всех теперь не так видят в 21-м веке и в 20-м. Здесь идет игра с тем, как мы понимаем искусство.

Сегодня и у нас в Эрмитаже практически в каждом новом зале (у нас каждый год открывается один-два) разные подходы к освещению. Где "драматическое", где рассеянное, где сильно рассеянное, где на потолок больше, чем на картины. Это целый комплекс того, как решать, и мы решаем. Говорят: "Ах, плохо". Позволю себе считать, что мы больше подумали над этим, чем другие. Кроме того, все понимающие люди очень хвалят.

Хотя есть проблемы. Если освещение сверху сильное, то рамы дают тени. Вот от этого никуда не денешься. Или тогда их надо вешать плоско и светить в лоб. Приходится что-то выбирать.

Поэтому я готов на критику отвечать. Я почти всегда пресс-конференции начинаю с критики тех материалов, которые были об Эрмитаже в последние, допустим, несколько недель. И если мне что-то не нравится, я считаю неправильным, то я об этом говорю.

Марина Коренева: Михаил Борисович, а как вы относитесь к практике, которая существует, в частности, в Эрмитаже тоже: в разнице цены на билет для иностранных граждан и для россиян?

Михаил Пиотровский: Существует разница. У нас существует билет в Эрмитаж, который стоит 10 долларов (столько, сколько должен стоить всякий нормальный билет). И не иностранцы платят больше, а граждане России платят меньше. Это система социальной защиты, потому что ни один гражданин России, кроме самых богатых, не может заплатить за билет в Эрмитаж. Если мы будем брать нормальную цену, то они не придут в Эрмитаж, не смогут прийти в Эрмитаж.

А брать ненормальную сейчас, когда мир открыт, это смешно, если мы будем брать 15 рублей с иностранных туристов. Тем более, они все равно не будут платить 15. Они будут платить свои там 10 долларов туристической фирме небольшой, а те будут покупать.

Поэтому это вопрос, который нужно решать в комплексе, в большом комплексе.

В Эрмитаже половина посетителей ходит бесплатно. Все дети (независимо от гражданства) ходят бесплатно. Все студенты ходят бесплатно. Пенсионеры российские ходят бесплатно. Это половина наших посетителей. Вот чем нужно заниматься. Нужно заниматься социальной защитой тех, кто малообеспечен. И можно развивать дальше.

Я недавно получил разгневанное письмо одной нашей российской посетительницы: "Поему вы так мало денег берете в Эрмитаже? Из-за этого, наверное, к вам ходят дети и все пачкают" Мы ей написали, что дети все равно наша любовь, и мы для них существуем, а вот что касается замечания - "спасибо, может быть, надо подумать и повысить немножко цены в Эрмитаже". Может быть, действительно, сейчас уже 15 рублей - это совсем мало.

Вот эта вот система. А разница? Не надо только все время думать, что мы должны быть все такие, как другие. Когда я приезжаю в Германию, то я плачу за лекарства значительно больше, чем германский гражданин. Или в Америке, потому что у него там страховка медицинская и другое. Есть разница.

Сейчас изменили, например, но я еще 3 года назад видел в Италии объявление: дети, члены Европейского Союза (из школ там где-то в Милане) идут бесплатно, а, значит, кто не граждане Европейского Союза, идут не бесплатно. Я, правда, часто повторял: сейчас уже этого нет объявления.

Так что тут надо очень правильно подходить. Мы должны защищать своих сограждан. Это, кстати, очень важный вопрос, связанный вообще с вхождением в мировое сообщество. Мы знаем, что вхождение в разные мировые правила очень опасно для целого ряда аспектов жизни в собственной стране. Я помню, как министр культуры Канады, приехав к нам, говорил о том, как много опасностей приносит для Канады вхождение в ВТО, потому что они не имеют права защитить своего канадского производителя культуры - канадские фильмы, канадские книги и так далее - потому что нельзя ставить всякие препоны.

Поэтому тут надо понимать правильно, где "мы хуже всех, и давайте будем как все", а где мы все-таки должны правильно понимать, что мы можем себе позволить, а что мы не можем себе позволить.

Надо придумывать разные ходы и варианты. Музеи, вообще-то, должны быть, по идее, бесплатными, а очень сильно платными - услуги в них. Вот есть другой вариант. Все будет бесплатно, но нужно прийти за полчаса до открытия, но заплатить не 10 долларов, не 12, а 45. Вот может быть такой вариант.