Запах валерьянки

 Приближаясь к дому, начинаешь постепенно узнавать фигурку, сгорбившуюся на подоконнике  - всю: мягкие руки, обхватившие колени, душистые волосы, волной спадающие до пят… Такой я видела ее в последний раз и именно такой мне хотелось её запомнить. Но едва я отвожу глаза от окна, как призрак воспользовавшись этим обстоятельством, резво покидает  своё место, чтобы позже, когда память будет готова в очередной раз стереть образ, вновь предстать и запечатлеться… Тогда, в комнате, где пахнет недавно пролитой валерьянкой, на том же самом месте вновь сгустится  видение.

    Бережно хранимые, но от чего-то случайные,  до боли родные тени прошлого, боятся остаться в одиночестве в своем мире бесплотности и негрешимости, они цепляются за любую паутинку, связующую их с внешним миром, всё пытаются ухватить нас за руку в суетливой толпе. И я знаю, что волосы эти, пряный аромат которых щекотал мне ноздри, уже истлели, а щека, которой она терлась о моё плечо, ласкаясь, уже провалилась, посерела и стала землёй, но ещё стоят в коридоре её тапочки, словно ожидая прихода хозяйки, но еще не убраны в ящик книги и осталось несколько капель духов,  на  самом дне флакона. Вот только уже окотилась кошка, подобранная ею…

    И я глотаю валерьянку…

    Дым кольцами кружит над головой, то сплетаясь в спираль, а то скрепляясь в цепь. Кухня наполнена сумраком и от шума людских голосов ломит виски. И я, накинув пальто, выхожу на балкон. Ветер треплет волосы, а внизу, у подъезда, колышутся тени.  Светает в шесть тридцать, а фонари аккуратно гаснут в шесть – и это в октябре, когда то ли дождь, то ли снег плюхается на нос – на самую незащищённую часть лица. И почему-то в голову закрадывается мысль о том, что глаза можно спрятать за стеклами очков, а нос – вот он, снаружи… Я поднимаю его к верху и ловлю языком то ли хлопья, то ли капли…

    Голоса за моей спиной всё гудят, напоминая пчелиный улей, а за шторами колышутся те же тени, что и внизу, в пятне фонарного света. Кажется, что некоторые из них, устав волочиться за хозяевами, поднялись в комнату. Сейчас они там веселятся и танцуют.

    Скинув туфлю, я просовываю ногу сквозь перила, и пытаюсь поймать лучик. Он ускользает, скатывается по шелку чулок. Одна из теней покидает комнату, впуская за собой во влажную свежесть утра кудлатый дымок. Она подходит ко мне сзади, берет за плечи.

    - Пойдем к нам.

    - Пошли.

    И я присоединяюсь к ним.

    Луч, которому не с кем стало играть, зацепился лапками за перила, и раскачивается. Раньше я думала, что он – моя тень, но на самом деле, он – это он, а я – тень самой себя… И это он только что понял…

    Перебирая паутинки веток, скатился лучик во влажный сугроб, фыркнув отряхнулся, прошмыгнул котенком между ног призрачных фигур и, похрустывая свежим ледком в такт шагам прохожих, семеня  ушёл к канаве в противоположном конце двора, куда и плюхнулся…

    19.10.02.