Псы

- ты, мне скажи, кто он? а может…?
спросила жена.
- может - ответил я.
 
1

Думал ли гадал? Нет! Не думал! И даже не гадал! Чем это всё обернётся. А я ведь искренне любил собак. У меня дома у самого большой, лохматый пёс. Глупо говорить люблю, когда сам лежишь на вонючей подстилке за решёткой. В клетке, где даже сесть нет никакой возможности, из-за её маленького размера. Можно передвигаться только ползком, чуть-чуть приподымая голову. Лакать воду из ржавой тарелки как собака, приподнять её нет никакой возможности. Жрать пособачьи, я не оговорился, именно жрать, потому что едой это назвать нельзя. Ночами в бессильи грызть решётку и выть, нет, не на луну, а на склизкие, сырые и серые стены этого подвала. Выть в ярости, в страхе и жалости к самому себе. И вот так, каждую ночь, неделю, месяц, год? Не знаю, давно сбился со счёту. Выть, грызть и рыдать в бессильной злобе, ярости и тоске. С кровавой пеной на губах.
Думал ли, тогда выходя из дома поздно вечером?
Я выскочил за пивом, ну сами знаете, когда не хватает. У соседей днём раньше пропала собака. Даже не собака, а так, собачёнка, кокер несчастный. Тут как раз первый снег выпал. Ветер. Холодно стало, жуть! Согнувшись в три погибели бегу к магазину. А ветер, зараза, в лицо снегом так и хлещет. Бегу и думаю, что когда назад побегу, он мне всё равно в морду дуть будет. Это закон такой ветров, роза называется. В школе чертили, розу ветров. Так как человек с опытом, скажу! Как ты её подлюку не черти, куда не беги - ветер всегда в морду! Точно, проверено.
Значит, бегу я себе, преодолевая погодные катаклизмы, как вдруг вижу, скорее слышу, что нашу, вернее соседскую собачку куда-то волокут. В снегу и темноте я бы, скорее всего не разглядел, но голос! Я лай этой собачки слышал три раза в день на протяжении четырёх лет. Обознаться я просто не мог. Я свернул в сторону от своей цели и побежал в сторону отчаяного лая о помощи, не привык знакомых и друзей бросать в беде, даже когда бегу за пивом и очень занят.
Сквозь снег и не горящие фонари, я разглядел что два больших тела в телогрейках стараются затащить бедного пёсика в машину-будку, как хлебовозка, что ли?
- Эй, мужики, собачку отпустите! Отпусти, говорю! Она не бездомная, я её домой отведу! Наша собака!
- А ты кто такой? - мужик обернулся, с улыбкой на лице.
- Я? Я - сосед, она вчера потерялась.
- Вчера? А ты - сосед? Ну-ну.
- Я сосед, так отдавать не хотите - поехали. Вам на бутылку точно дадут, за собачку.
- На бутылку? Садись, адрес покажешь. Бутылку, не мало?
- Чем чёрт не шутит, может, две дадут?
Точно не помню, но помоему, кто-то из них ухмыльнулся.
И я сел в машину. Тронулись.
- Ты адрес указать сможешь? Сосед!
- Да я там всю жизнь прожил! Направо!
Машина повернула налево, я хотел подсказать, но не успел. Кто-то очень сильно, ударил меня по голове сзади.
Снег падал попрежнему…
Хлебовозка неслась по ночному городу и никто не обращал на неё никакого внимания.

2

Очнулся я совершенно голый, привязаный к столу, на котором лежал. Надо мной, склонились какие-то люди. Лиц я не мог разглядеть, они были скрыты повязками, видны были только глаза.
Открылась и закрылась дверь. Кто-то вошёл. Вошёл и спросил:
- Ну, как он, подходит? Или его сразу, в кормовую базу?
Одни из глаз, смотрящих на меня, ответили:
- На базу рано. Можно попробовать по первой категории провести. На корм - всегда успеем, материал уж больно хорош.
Тот которого я не видел, ответил:
- Ну-ну, пробуйте. Только хлипкий он какой-то.
- Мясо нарастим. - Сказали глаза.
Дверь снова отворилась и закрылась. Кто-то вышел. Я почувствовал иглу, которая искала мою вену. Нашла. Я снова потерял сознание.

3
 
В клетке, конечно, паскудно, но жить можно. Главное ведь что? Терпеть, коль сюда попал, и выжить. Вот этим и занимаюсь. Девчонка здесь есть, из бродяжек, за нами в клетках убирает. Пока у меня в клетке метёт, мы с ней беседуем, только тихо, чтоб охрана не услышала. Другие не могут, им током все мозги повыжигали. Те только на решётку бросаются, да слюной брызжут. Мне повезло, когда врач, на голову кучу электородов прицепил, прибор включил и вышел. По нужде что ли или покурить? Голова сначала будто закипела, боль адская! После, как я понимаю, предохранители у того прибора сгорели. Вся боль прошла, только в висках покалывало. Врач вернулся, посмотрел на часы, на меня, а я лежу, глаз не открываю. Пробурчал:
- Кажись, хватит.
Прибор отключил, провода поснимал, охрану позвал, те меня в клетку и отнесли.
Часа через два, в клетку еды принесли. Ой-ёй! Я столько еды даже дома не видел. Мясо разное, фрукты разные, овощи. Один из охраны попытался меня с руки покормить. Другому, обернувшись, говорит:
- Его теперь и с руки кормить можно, и палкой если что. Ему все мозги сегодня выжгли. Как собака стал, даже хуже - ничего не понимает. Видишь, как кормят? Это ему мышечную массу наращивают, доктор сказал. Здесь не только еда, но и витамины разные, и даже рыбий жир.
Охраник глупо захихикал. А я пока он говорил, с огромным удовольствием, укусил его за руку. Я же теперь без мозгов - имею право.
Охраник долго вырывал руку из моих зубов, при этом очень забавно верещал. Я с большим удолетворением отметил, что перекусил ему сухожилие. А это значит, что пару недель я не буду видеть его мерзкую рожу.
Я не ошибся, видно его не было довольно долго. Но радость от этого омрачало другое. Мне стали вынимать зубы, вставляя вместо моих, родных и красивых, белых и без кариеса, огромные клыки. Рот уже не закрывался, есть стало жутко неудобно. Говорить тоже, я стал шепелявить. Моя единственая собеседница, уборщица клеток, смеялась, отворачиваясь от меня. Наверное, не хотела меня обижать. Я не обижался, мне б только отсюда вырваться, а там, и зубы, всё вернём!

4

Я никогда не показывал, что разум мой не сгорел. Понимал, если узнают, тогда только два пути: или смерть, или снова в кабинет к доктору. Ни то и ни другое меня не устраивало. Так что они удумали? Они решили, что после того как вставили мне в рот, эти огромные, уродские клыки, я должен рвать и убивать, этих несчастных кошек и собак? Кто кого? И я убивал, рвал и пожирал. Потому что больше не кормили. Я хотел жить! Жить! И так каждый день. В пылу борьбы я не заметил, как стал обрастать короткой рыжей шерстью, ноги и руки стали всё больше напоминать лапы. А кровь этих несчастных животных, мне нравилась всё больше и больше. Я не знаю почему. Наверное, из-за таблеток, тех, что каждое утро в пасть запихивают. Ртом это, после смены зубов, назвать нельзя.
Я так и знал, что это кошками и шавками не закончится.
Кормили три дня как на убой. Не били, на кошек не травили. Подумал, не к добру. И был прав.

5

Первый раз с поводка отпустили. Свобода! Я пробежал по кругу. Цирк! Точно цирк! Опилки, запах. Последнее время, я стал очень чутко чувствовать запахи. Я пробежал ещё раз по кругу. Аплодисменты. Спасибо! Я всегда мечтал стать артистом. Тех, кто хлопал, я не видел. Да и видеть не хотел. Меня больше волновал запах. Он витал в воздухе, стелился по опилкам - запах крови, ненависти, смерти. Я искал его.
И увидел. Я нашёл его. Аплодисменты! Ошибки быть не могло. Не зря меня столько времени таблетками травили, клыки тоже не зря ставили. Это он! Его запах, запах смерти, его глаза - глаза убийцы. Он смотрел на меня, как на завтрак. А не подавишся? Я остановился, встал прямо перед ним, посмотрел ему в глаза. В его глазах, кроме ярости и желания убивать, не было ничего. Я сразу успокоился, когда это понял. Мозгов у него, увы. А может, ура? Побежал на третий круг, может, ещё похлопают? Так себе, вальяжно, вразвалочку побежал. Хлопайте господа, хлопайте! Цирк. Арена. Пахнет свежими опилками, пока…

6

Свободу нужно защищать! Когда его отпустили, я не увидел - я почувствовал. Острую боль, он вцепился в мою заднюю ногу. Тьфу! Прямо как человек. У меня что - передние ноги есть? Пора отвыкать, а то никто не поймёт. В лапу, в заднюю. Пока я рассуждал тут с вами, этот гад, её изрядно пожевал. Слава богу, что ничего серьёзного. Так, кусочек мяса, кусок кожи, ерунда! Извернулся, оставив в его рту маленький кусочек себя. Припал на лапы, перевернулся, упал на спину, рванул гада, клыками по животу. Оказывается, не экономили, хорошие клыки поставили, острые, не подвели. Живот я ему с первого раза располосовал. Вынырнул из под него, посмотрим, как ты за мной, с распоротым брюхом, бегать будешь? А этот, ну как его обозвать? Стоит, ничего не понимая, кишки его потихоньку так, сползают, сползают на опилки, шлёп! Не все конечно, что-то внутри осталось. Он так глянул печально, вроде, были бы руки - собрал бы. А ручки то где? Все вышли! Одно осталось дело на земле - помирать. А одному не хочется! Собрал он оставшиеся силы, и за мной по кругу, по арене. Цирк! Бежит, что есть силы, лапками гребёт, кишки сзади волочатся, за ними след кровавый. Вот подлец! Весь цирк испоганил! Силёнок уже того, маловато будет, но старается, стервец, хоть ползком, но вперёд. Хрипит, из пасти пена, а всё гребёт. Жалко мне его стало, оббежал я его, за кишку, что за ним волочилась, клыками схватил, дёрнул из-зо всей силы. Он на бок упал, лапами сучит, из живота сначала печень, потом сердце, на опилки и выпали. Сердце, так смешно по арене прыгает, как игрушка заводная. Прыг! Прыг-прыг! Подбежал, клыками сердце сдавил, всё! Конец!
Хлопайте господа! Аплодисменты! Это же цирк! Арена! А пахнет уже, чёрт знает чем…

7

Я стоял посреди арены. Кровь на боку, клык в сторону, ногу, чёрт, опять забыл! Лапу вывихнул. Ну, так это что - мелочи! Жив ведь! Представление окончено! Поклон. Занавесь!
- А твой - ничего! Боец!
Толстый мужик в очках, хотел меня погладить. Я оскалился. Кидаться не стал. Видал я таких - к таким, ближе, чем на метр, стреляют сразу, не предупреждая. Хоть с ногой калечной, зубом вывернутым, а жить хотел. Мужик видно тоже понял, руку убрал.
- Так воспитывать надо! Тренировать!
По моему телу пробежала дрожь. Это, тот голос! Тот! Когда я на столе. Закрылась дверь, открылась дверь. Он! Ну, ****ь! Спокойно. Стоял смирно. Мне бы твою рожу поганую запомнить, запах твой, вонючий. Посчитаемся.
Толстый, поглядел на меня, ласково. Но гладить не стал.
- Продай? Себе ещё сделаешь. Сколько?
Хозяин покачал головой.
- Не продаётся.
- Да у тебя что, бомжей мало? Ещё себе такого сделаешь!
Мне захотелось укусить толстого. Не взирая на все его чины, регалии, ордена, охрану и пистолет. Такого, да не такого. Я же не бомж! Засмеялись. Укусить захотелось обоих.
- Так сколько? - спросил тостый.
- Сколько, сколько? Ты сначала, за бой расчитайся. Не моего - твоего урода кончили! Сначала денежки, потом дальше говорить будем. Покупай! Не пожалеешь! Он же смирный. Хочешь, даже дома держи. Не агресивный. Смотри! - Эта сука, которую, я ещё на столе операционом запомнил, пнул меня ногой. И прямо в рану, специально, сучий сын!
- Бери, не пожалеешь! Хороший экземпляр! От души отрываю! - Мой хозяин засмеялся, и пнул меня ещё раз. - Видишь? Стоит!
И такая злость меня взяла! Подпрыгнул, пасть раскрыл, по шее клыками, а шея мягкая, кожа нежная. Кровь брызгнула, очки свалились. Жалко, не того, не моего! Охрана, сначала опешила, потом за пистолеты. Куда там! Вокруг люди, много людей, а я между ними, на свободу! Крик, шум, гам! Но это всё позади. Вырвался. Улица. Машины, туда сюда, туда сюда. Сверху дождь льёт, снизу лужи мокрые. С лапы на ногу переминаюсь, в какой-то подворотне. Не привык без ботинок. Холодно и сыро. Так бы и стоял, так бы и здох, в сырости. В такси не возьмут, в тролебусы не пустят.
Вот это сходил за пивком!

8

Мне бы в подъезд, мне бы погреться чуть-чуть. Фонарь над подъездом поскрипывает. Жёлтый кружок, по мокрому асфальту мечется. Туда, скрип. Сюда, скрип. Добрый такой фонарь, только не греет. Скрипит…
Пиво. Какое к чёрту пиво! Кофе! Можно без сахара. Кофе? Такой мордой? Такой мордой, не кофе пить - детей пугать! Сам понимаю. Грустно. Хоть бы чаю горячего. А фонарь того! Туда - сюда, но не греет паразит.
Стою. С ноги на лапу, холодно. Задумался о чае горячем, с лимоном. На окна светящиеся, засмотрелся. Тоска такая одолела, завыть бы, как собака, заорать бы как человек! Да не это я, и ни то! Люди! Человеки! Дайте чаю, бывшему брату вашему! С лимоном! Замёрзну!
Подпрыгнул. Кто-то по спине погладил. Рефлекс! Обернулся, оскалился. Расмотрел, девочка стоит, маленькая такая, одна. Волосики белые, кудряшками по плечам расыпались. Носик курносый, и ничего не боится. Ни клыков моих, ни морды уродской.
- Собачка моя бедненькая, холодно?
Ты моя девочка! Холодно? Не то слово! Счас здохну! Может возьмёт? На всякий случай клыки спрятал. О ножку девочки потёрся, поурчал подоброму, ну как получилось. Получилось! Она улыбнулась.
- Пойдём, собачка моя бедная, замёрзла? Молочка тёплого, хочешь? Пойдём.
И молочка, и кефира горячего, всё, что твоя душа пожелает. Только пойдём! Куда хочешь, только в тепло. Тепло, наверное, это важно для каждого живого существа. Тепло и хорошо, горячо и прекрасно!
Девочка, маленькая, кудрявая, бежала по лестнице. Один этаж пробежали, второй, к третьему побежали. А мне? С моей лапой, задней? Между вторым и третьем этажом, я подумал, почему в этом доме нет лифта? Пятый, наконец-то, нога болит. Прихрамывая, подкавылял к двери, улёгся. Сделал страдальческое лицо, или морду? Главное чтоб пожалостливей. Она, с кудряшками, звонит. Раз звонит, два звонит. Я морду на половичок, глаза закрыл. Три звонит. За дверью шуршание, скрежет какой-то. Я глаз приоткрыл. Тут дверь распахнулась, глаз быстро закрыл, страдаю. Сам, бок обгрызаный выставляю. Не может у плохих людей, быть такая добрая дочка. Повезло, до утра впустили. Их доброте нет конца, супа налили, судя по запаху, позавчершнего. Подогрели бы! Вот ещё чего захотел! Лёг спать на половике в коридоре. К ней в комнату не пустили, так она ко мне, в коридор пришла. Села рядом, голову гладит, в глаза смотрит. В доме все спят. Молчим.
Девочка, шёпотом, смотря мне в глаза, спросила:
- Ты кто? Собака?
Хороший вопрос! А кто я? Теперь не знаю. Раньше знал, а сейчас…? Ответил честно:
- Не знаю. Но то, что не собака, точно! - Свернулся клубком, в клетке привык - так теплее.
Девочка обняла меня за шею. И шёпотом мне на ухо.
- Я тебя всё равно не брошу, бедненький. Хочешь пироженое? Я принесу!
Детям свойственно, разговаривать с куклами, хомячками, собаками. Мой ангел-спаситель совсем не удивился, что я ответил на её вопрос. Для неё это было в порядке вещей. Все в детстве, искренне верят в чудеса.
Я замотал головой.
- А хочешь, я принесу тебе, свою подушку и одеяло? А?
Чтоб сердце разорвалось отжалости, к самому себе? Кто такое выдержит? Рыкнул:
- Спать иди!
Девочка молча встала и ушла. Обиделась, наверное. Я, проводив её взглядом, положил морду на половик и уснул.

9

…что за чёрт? Почему я лежу голым в коридоре чужой квартиры? Как я сюда попал? Я же вышел за пивом. Одетым и обсолютно трезвым. Ведь не мог я так напиться с пары бутылок пива? Что бы оказаться в чужой квартире и при этом ничего не помнить. Я привстал, голова раскалывалась. Я потёр виски руками. Руками? Почему руками? Я с удивлением посмотрел на свои руки. В голове, стали появляться какие-то отрывочные картины. Собачка. Фургон, несущийся по ночному городу. Клетка. Клыки. Я общупал языком зубы. Все зубы на месте. Мои, родные. Все дырки на своих местах. Бой. Кровь, убийство. Я ещё раз посмотрел на свои руки, пошевелил пальцами. Руки как руки. Так значит, мне это всё приснилось? Значит, ничего не было? Вот это сон! Это же не сон, это - самый натуральный бред! У меня только два выхода: или в дурдом, или пить завязывать. О том, как я здесь оказался, думать не хотелось. Скорее домой.
Я тихонько встал, в квартире было темно и тихо. Нащупал руками вешалку, надел первое попавшее пальто. Ноги всунул в чьи-то ботинки, открыл дверь и выскользнул в подьезд. Прикрыв за собой дверь, побежал вниз по лестнице. Остановился только в конце квартала. Ну и видок! В женском пальто красного цвета, и в туфлях на три размера больше. Сколько времени я не знал. Одно точно, была глубокая ночь. На улице не было ни души. Это меня очень обрадовало. В таком виде, моё место может быть только в психушке. Сорентировавшись, ничего себе забрался! Я направился в сторону дома. На ходу, придумывая самые страшные кары на свою голову, если ещё раз прикоснусь к спиртному. Повалил сильный снег. Потянула позёмка.
Я никогда не понимал женщин ходящих по улицам в мороз, в одних колготках. Теперь понял, радости от этого совсем мало, холодно ведь, или у них ноги другие? Мои ноги жутко мёрзли. Снежинки впивались в них как маленькие пули, беспощадно одна за одной, а то и по несколько сразу и никакого перемирья, никаких переговоров по поводу прекращения огня. После очередного обстрела я инстинктивно подпрыгнул, и решил дальше не ходить. Я решил, дальше бежать. Подняв воротник, этого жуткого пальто (обстрел снегом вёлся не только по ногам, но и по ушам, голове, губам), я побежал. Как вы думайте, легко ли бежать по снегу, в женском красном пальто и туфлях на три размера больше на босу ногу? Которые, спадают на каждом шагу и снег забивается под пятку, постепенно собираясь под пяткой, маленькой ледяной горкой. Бегу! Динамо не бежит, Спартак не бежит, никто не бежит, а я - бегу. А бежать ещё, ой как далёко.
Я так рад! Да, да! Я рад, что я бегу, в снежную бурю, на двух ногах, в этих чёртовых ботинках, а не на четырёх лапах и босиком. Вперёд! Домой! А пить я больше не буду! Клянусь, богу ветра и снега, маме, папе, самому себе наконец!
За спиной я услышал шум мотора. Оглянувшись, увидел, два размытых пеленой снега луча. Которые, как казалось, беспомощно обшаривали стену снега, пытаясь найти в ней, хоть какую то брешь.
Я остановился, чем чёрт не шутит? Машина приближалась. Может, подбросит? До дома было ещё очень далеко, а волосы на голове уже смёрзлись в ледяной шлем, ноги? О! О ногах не слова!
Махать замёршими руками (руками, не лапами), я стал, задолго до того как меня могли увидеть. Мысленно повторяя как молитву: Возми меня, ну что тебе стоит? Стоял, махал, повторял…
О боже! Не ужели моя молитва достигла твоих ушей? Сквозь этот гадский ветер, снег, благодаря которому ни черта не видно, а молитвы оказываются доходят? Господи, слава тебе! Машина остановилась, прямо напротив меня. Господи? Я эту машину, этот фургон, уже где-то видел… Вспомнил, не дай господи! Именно в ней, в этой хлебовозке, меня, по голове ударили и в клетку отвезли. Не хочу! Нет, нет, нет! Домой хочу! Домой! Не дамся! Да пошли вы все!
Фургон стоит, мотор рычит, луч прямо на мне, смотрят на меня во всей красе. В пальто красном, воротником поднятым и ботинках, одетыми без носков, да и без брюк тоже. Нет, врёшь! Врёшь, не возмёшь! Я развернулся, споткнулся, скользко, бля! Один из этих нелепых туфлей спал с ноги. Искать его в снегу времени не было. И побежал по безлюдной улице, прочь от фургона. Одна нога в туфле, а вторая голая. Она, голая, как только касалась снега, её вроде ставили на горящею сковородку. Как мне казалось, я от этого бежал так быстро, как не бегал никогда. Не дождётесь!
Оторвался. Остановился. Снег падал плотной стеной. Стоять на одной ноге было трудно, почти невозможно. Я облокотился на стенку дома. После такой пробежки, совсем не холодно. С непокрытой головы валил пар, как от парохода или паровоза. Не суть важно. Сердце выпрыгивало из груди. Три, четыре глубоких вздоха и зашёлся кашлем. Приступ кашля заядлого курильшика, с позывами на рвоту. Когда, вроде хочется блевать, а нечем. Жуткая резь в животе, во рту металлический привкус, извиваешься как червяк, рот открыт, сам в конвульсиях и… ничего не происходит, легче не становится. На одной ноге, (вторую опустить на снег, ой как холодно!) корячился, унимая позывы, хватая руками снег и заталкивая его себе в рот. Вот тут меня этот гадский фургон и подловил! Пока я был занят, блевательным процесом, подкрался, мать его! Взревел мотор, вспыхнули фары, и я, скрючившись у стены. Я хотел прыгнуть в сторону, но второй смешной ботинок, как на зло, соскочил с ноги. Пока поднимался, пока принимал горизонтальное положение, пока оглянулся. Бампером в бок, бах! Лечу, уже без туфлей. Одна мысль в голове, не дождётесь…! Головой об стену, хрясь! Ой, больно то как! Мрак….

10

Глаза открыл, голова вроде на месте, не болит, бок болит. Да так, что сил нет. Темно. Где я? Захотел встать, не получилось. Собака не может долго стоять на задних лапах. Так это был сон? Я заплакал. Я не знаю, плачут ли настоящие собаки, наверное плачут, но я же… Хотя какая разница? Я хотел, отгрызть себе лапы, съесть своё сердце. Я хотел умереть. Так это был сон? Где вы мои нелепые на три размера больше туфли, где ты моё красное пальто? Где? Значит я не запил, значит… это правда? И девочка, тоже правда? Я, положил голову на лапы, коврик на котором я лежал, очень быстро стал мокрым. От слёз….
Темно и тихо.
Кап! Кап! Кап!
На мокром коврике, стало жутко не уютно. Хватит! Сантиментов, соплей и добрых девочек!
Я тихонько встал. Нажал на ручку, повернул ключом (я же, когда-то, был человеком), вышел из квартиры, лапой закрыл дверь.
Запах того, кто продавал меня, искалечил меня, я хорошо запомнил. Дождёшься, падла! Найду тебя! Убью, сука!
Витрины, магазины, снег стеной. Под лапами, лужи и тоже снег, мокрый. Чтоб он… Бегу дальше. Я знаю, я найду его! О! Это след девушки, может не совсем трезвой. Ага! А это след молодого человека, помоему он обожрался наркоты. Шёл следом за молодой особой. Следы уходят в сторону от дороги, в какую то подворотню. Не знаю, что он дальше с ней сделал, да и не моё это дело. Бегу дальше. Нос в снегу, нос на асфальте. Усталости нет, вперёд! Боль в разодраном боку, ерунда, вперёд!
Я знал что найду! Нашёл! Вход шикарный! Вокруг, фонари, фонари, фонари. Светло как днём. Ступеньки мраморные. Буквы на табличке, золотые. Перила? Не знаю, снизу не видно. Двери стеклянные. Наверное, и охрана внутри. Делать то что? Постучать что ли? Сказать: Здравствуйте! Мимо пробегал, дай думаю, зайду. С шефом вашим пообщаюсь, на разные приятные темы. Дурак? Да? Думай, думай, или все тебе мозги выжгли, а остаток в цирке оставил? Сижу, думаю. Холодно под падающим снегом думать. Будь что будет! Достал этот гад меня сильно!
Лапой по двери, стук! Ещё стук! Тук, тук! За стеклом, чья то морда показалсь. Большая такая, с дверь. Ладонью, с лопату хорошую, машет. Уходи мол! Уходи по-хорошему! Нечего тут, по ночам, шляться. Я язык, как идиот высунул, по двери лапой снова, тук! Тот большой, головой помахал и ушёл. Вот это да! Делать то что? Машинально по двери лапой. Тук! Тук! Вдруг вижу, за дверью опять этот мордоворот появился. Одну руку за спиной держит, во второй ключи. Ну, думаю, повезло, сейчас дверь откроет, а за спиной палка, что бы меня прогнать. Тут мы и посмотрим кто, кого. Приготовился. Здоровяк дверь открывает, на крыльцо выходит, руку из-за спины медленно так достаёт. Я собрался, напрягся весь, сосредоточился перед прыжком. Ну! А в руке, кусок колбасы. На корточки присел, колбасой мне в морду тычит.
- На! - Говорит. - На! Бери! Пожри, и вали отсюда. - Второй рукой меня по морде гладит. - Ну и уродец ты, братан! Жри быстрей! И вали, пока я добрый.
Сам урод! Ты на себя в зеркало смотрел? Не намного красивее, чем я сейчас. Это, тебя в клетку надо было, классный боец получился бы! Прыгнул! Но убивать не стал, оглушил только. А за колбасу спасибо! Она тебя спасла. Охраник упал. Я мимо него, проскочил внутрь. Близко, совсем близко! Гадом буду, носом чую!
Шикарно живёт, сволочь! Вот это зала, больше стадиона! А меня в клетке держал, метр на метр, у гадина! Ну ничего, скоро уже. Будет тебе сюрприз, под Новый год! Посреди зала, на столе размером с мою квартиру, стояла батарея бутылок. И чего здесь только не было! От Столичной до Курвазье и Наполеона. Я запрыгнул на стол. Акуратненько бутылочку со Столичной на бок положил, (Курвазье лакать не обучены), пробочку зубами открыл, и потекла по столу родная. От удовольствия аж глаза зажмурил. Столько времени ни капли.
Ты же клялся, что ни капли, ни за что и никогда? Так это же во сне, ты что забыл? Нет, это ты забыл, зачем сюда пришёл! Охранику сотрясение сделал, ради того чтоб водку со стола лакать? Хватит! Делай то, зачем пришёл! У меня и раньше бывало, сам собой спорю. Но в этот раз, я прав! Однако, пора за дело пока тот на ступеньках не очухался.

11

Спальню я нашёл довольно быстро. Дверь тихонько приоткрыл, проскользнул. Ага, вот и встретились. Спит, откинув лапы. Ещё пару минут, и ты их навсегда откинешь. Подошёл к кровати, за плечо лапой, тихонько потрогал. Он открыл глаза. Ну и самообладание! Он лежал и молча смотрел на меня. Если бы я, такую морду спросонья увидел, наверное, с ума бы сошёл, ну а заорал, так точно. А этот, смотрит и молчит. Хоть бы рукой пошевелил. Так и смотрели друг на друга, долго минут пять, не меньше. Потом хозяин (бывший) сказал:
- А, это ты. Пришёл, значит. Я ещё в цирке понял, что с головой у тебя всё впорядке. Что тебе надо?
- Убить тебя. - Ответил я.
- Убить говоришь? Ну-ну, хорошо. Только не здесь. Давай я тихо встану, и мы пройдём ко мне в кабинет. Она то здесь не причём.- Он взглядом показал на спящею жену.
Она и вправду не причём.
- Пошли. Только без этих, сам понимаешь.
Он осторожно поднялся. Надел тапочки и пошёл, я за ним. Мы вошли в кабинет. Хозяин плотно закрыл дверь. Обернулся, посмотрел на меня и спросил, теперь громко:
- Так что ты хочешь? Убить? Меня? Хорошо вот он я, убивай! Только одно, если ты меня убъёшь, ты всю жизнь будешь таким уродом. А я могу тебе помочь. Если я научился делать, таких как ты, так смогу сделать и наоборот. Ты ведь хочешь, стать снова человеком?
Он наклонился, притянул руками к себе мою морду, пристально посмотрел мне в глаза.
- Ведь хочешь? Скажи что хочешь?
Хочу ли я снова стать человеком? Хочу ли я снова, ходить на двух ногах, есть вилкой, пить из рюмки, бриться каждое утро, чистить зубы наконец! Хочу ли я? И он ещё спрашивает, скотина! На моих глазах навернулись слёзы (в который раз, за эту ночь).
- Хочу.
- Значит так! - Хозяин стал расхаживать по кабинету, заложив руки за спину. - Я сейчас, немедленно! Чего тянуть! Вызываю машину, и мы едем в лабороторию. Это мелочи! Две, три несложные операции. Вернём на место суставы, приведём в порядок твоё лицо. Вставим тебе новые зубы, извини, старые не могу - не сохранились. Но ты не огорчайся, зубки будут, как у Тома Круза, о таких зубах полмира мечтает! Курс реабилитации, две недели в клинике, в палате люкс, и гуляй себе! С голивудской улыбкой, на двух ногах! Все девки твои будут! Ну и конечно компенсация, тысяч сто, я думаю, будет достаточно? Зелени, зелени мой мальчик! - Он потрепал меня по голове.
Я его почти не слышал. Я снова буду человеком? Я снова буду как все? Буду ходить, смеяться, здороваться, подавая руку? Убивать его мне совсем расхотелось.
Он продолжал:
- А что, с тобой так случилось, извини! Обычно ко мне бомжей привозят. Отбросы общества! Какая им разнится, где здохнуть? На помойке или на арене, а? Так от них хоть польза, повеселят приличных людей. Ты тогда - хозяин укоризнено, покачал головой. - Погорячился, малость. Тот, кого ты клыками хватанул, умер. А знаешь, кто это был?
Не знаю, и знать не хочу. Мне бы свой облик, богом данный, снова принять.
- Зам мэра, по торговле! Какой человек был! Хорошо мэр, там тоже присутствовал. Понял, вошёл в положение. Без шума, труп вывезли, в ближайщем тёмном переулке положили. Всё списали на бешеную собаку. Так что ты не волнуйся! Дело закрыто.
Я и не думал волноваться. Меня больше другой вопрос интересовал.
- А там, как из больницы выйдешь, очухаешься, смотрю, ты парень не глупый, на работу возьму, и ещё…
Я его почти не слышал. Одна мысль как кувалдой била по мозгам. Я вернусь! Я буду! Я вернусь! Я… почти не увидел, как он достал пистолет из ящика стола.
Я прыгнул… (прыгать, ты научил меня хорошо).

12

Папа сидел в кресле, перелистывая газету. Ему на глаза попалсь заметка.

Собаки убийцы, в нашем городе.

В нашем городе, зарегистрирован совершенно безумный, не подающейся объяснению с точки разума, случай.
Жена одного из самых уважаемых граждан нашего города, врача N…, позвонила в милицию рано утром. Она заявила властям, что её муж заперся в своём кабинете, на просьбы открыть, не отвечает, из-за дверей слышно только злобное рычание. Хотя они никогда не держали в доме собаку.
Прибывший по звонку наряд, взломал дверь, и увидел ужасную картину. Посреди кабинета на полу с разорваным горлом лежал хозяин дома. Над его телом, стояла огромных размеров рыжая собака. Она стояла, не проявляя никаких признаков агресии. Морда её была в крови. Милиционеры приняли решение, не рисковать, и открыли огонь на поражение.
Приглашёный кинолог не смог определить породу собаки.
А днём раньше, не далеко от цирка, был найден мёртвым заместитель мэра. По заключению экспертов раны на горле, не совместимые с жизнью, были нанесены большим псом.
Две смерти за два дня? Не много ли? Когда наше комунальное хозяйство, наконец займётся проблемой бродячих животных? Что наш ждёт дальше?
Куда смотрит Мэр?

Папа позвал дочку. К нему подбежала девочка с кудряшками.
- Что пап?
- Чтоб в дом больше, никого! Ни кошек, ни собак! Ты поняла? В газете пишут, собаки людей убивают!
- Где? - Девочка с интересом заглянула в газету. - Ой! Пап, смотри!
- Что?
- Вот фотография.
- Ну и что?
- Так, так похож, на собачку, что у нас вчера ночевала, и ушла не попрощавшись.
Отец, внимательно посмотрел на фотографию в газете.
- Ну да, чем-то похож.
Над фотографией была надпись: ( ПОМОГИТЕ, НАЙТИ ЧЕЛОВЕКА!)
- Ты поняла? Ни одного животного в дом не приводить!
- Да папа!
Девочка убежала, продолжать игру в куклы. На бегу подумав: а жалко, что тот пёсик не попрощался, может зайдёт ещё? Симпатичный был.

13

Конец.

P. S. Цирк по ночам, больше никто не арендовал.