Туесок сует

Туесок сует.

Ничего, энтропия всех нас помирит.

Глава 1.

 Сегодня утром я был недоволен законами физики больше обычного. В целом и в частности законом сохранения энергии, который полностью меня не устраивал. С математикой утром в постели я мог согласиться, там есть, где поспорить, а с физикой в той же постели категорически нет. Причина тому было ощущение недостатка инвариантности. Ведь законы пишутся для людей, с таким расчетом, чтобы те их исполняли в любое время суток. А сами-то Они с утра пробовали?
Конечно, я за всеобщее равенство перед законами природы. Незнание фундаментальных  статей не освобождает от ответственности, не зависимо от того, как они нам не нравятся. Мы все одинаково подчинены силе тяжести, терпим сохранение энергии и верим в теорию вероятности. Но  сегодня утром в мою душу закралось небольшое сомнение, а вдруг, спросил я себя, спросил отчетливо и со всей ясностью утреннего разума. - А вдруг? - Мне было даже страшно подумать, что будет, если а вдруг. Так ли уж  в космосе блюдут законность?
Сомнение быстро переросло в недовольство. Доведя себя до ярости, я уже не мог просто страдать похмельем, мне требовалось сесть и записать. Поводом для утреннего беспокойства и гнева послужила научная беседа с Колей, которую мы вели накануне поздно ночью на повышенных тонах.
Я сел за стол перед большим окном и записал:
Мы, доброжелатели Земли, верим, что  законы мироздания общие для всех, и тех кто их исполняет, и тех кто их устанавливает. Но так ли это на самом деле?
Так я начал открытое письмо космосу. Получилось коротенько и по сути. Я был очень сердитым. Нет, не подумайте. Я очень корректно написал. Космосу пожелал только добра. От имени всех доброжелателей Земли я выразил свою особую  добрую волю и пожелал космосу многих лет жизни. Но при этом вопросы ставил остро и своевременно. Я не стал долго останавливаться на достижениях, а почти сразу обратился к проблемам нашим и в первую очередь Космоса. Пусть Они не думают там отсидеться.
 Дойдя до точки в конце письма, я взглянул в окно. В окно стучали.  Стучали уже давно. Я увлеченный письмом до сих пор не отвлекался, а теперь посмотрел. Это не мог быть Карлсон. Я уже вырос из того возраста, когда по утрам меня посещали Карлсоны. Теперь, когда я стал взрослым, и у меня появились знания, это мог быть кто угодно.
Мне следовало относиться внимательно ко всему необычному вокруг. После того как в моем доме Разные Силы организовали хранение штуки от всех бабок мира или сокращенно ШВБМ, стоило обращать внимание на тех, кто стучится  по утрам в окно пятого этажа.
Я не очень встревожился, поэтому в окно посмотрел предельно спокойно. И вот, что я заметил. Ко всем людям белая горячка приходит в своем нормальном виде -  белоснежном. Ко мне же явилась с некоторой желтизной. Нормальное дело.  Любой взрослый человек имеет право, если есть время, пообщаться со своей белой горячкой. Время у меня было, впереди целый выходной день. Меня расстроила только собственная  беспечность, если я бы вовремя не взглянул в окно, то мог бы ее вообще прозевать.
- Все пишите? – спросило желтое существо.
А черт,  огорчился я, поспешно комкая листок и убирая его под стол. Как я неосторожен.
- Позвольте полюбопытствовать. – Желтый протянул руку к листку.
Он пробежал глазами письмо, хмыкнул и у него накопились вопросы.
- Чем вас не устраивает закон Бойля – Мариотта?
- Нет-нет. Я доволен. Я просто хотел узнать, кому он в голову пришел.
- Так-так. Вы тут хвалите скатывание к неопределенностям. Не могли бы пояснить.
Вот ты пристал.
- А вы, собственно, кто?
- Я? – удивилось существо.
Было видно, что оно поставлено  в тупик. Оно не ожидало такого вопроса. Оно комкало мое письмо. Оно хотело соврать. Отводило глаза. Оно не знало, кто оно для меня или вернее не знало, хватит ли мне знаний это понять.
- Я одно из космогонических первоначал, - наверняка соврал любитель врываться в чужие окна.
Ага, на ловца и зверь бежит.
- У Кольки уже были?
- Нет, не успел, сразу к вам.
Коля везунчик. Бледную поганку может запросто съесть. Желтоватые Космогонические Первоначала  его по утрам не беспокоят.
- Вот вы пишите, что вас очень устраивает понимание реальности как вероятности. Что вас в этом устраивает? – спросили за окном.
- Видите ли. Вероятность очень хорошая штука. С ее помощью я могу написать «Бесов» Достоевского. Вероятность такого события не равна нулю а, следовательно, это реальность. К тому же мне везет.
Первоначало задумалось.
- М-да, теоретически возражений нет. Но все-таки советую начать с Поднятой целины.
- Да нет, вы меня не поняли. Мне  надо «Бесов» Достоевского. Можно не очень близко к тексту, но все же чтобы это был Достоевский. Кстати, вы можете сказать, какие у меня шансы оценить достоверность вероятности моего везения написать Бесов?
- Очень близкие к нулю. Все, что связано с близким к нулю, становится само еще более близким к нему.
-  При чем здесь женщины? Прошу ответить в другом смысле, - я рассердился.
Намеки на мою близость  казались мне дурацкой шуткой. Я пристально вгляделся в Космогоническое первоначало. Мерно покачиваясь за окном, оно и было той самой природой, которой мы все любуемся. Очевидно, она явилась, чтобы спросить меня, чем я могу перед ней ответить.
  Но я не боялся отвечать перед природой в любом ее виде. Хоть это и неверно,  отвечать за одного себя перед всей природой.  На самом деле у меня тоже накопились претензии. Это Она организовала на Земле типичную жизнь, назвала ее уникальной и подумала, что мы будем довольны ее изменчивостью. Что за подход? Я, конечно, понимаю, всякие космогонические первоначала создавали мироздание не за один день, а мгновенно, поэтому все предусмотреть времени не было. Поэтому до сих пор что-то уточняется. Но очень попросил бы обо всех поправках информировать нас как уникальных представителей жизни своевременно и не в последнюю очередь, а то у меня есть подозрение, что другие уникальные жизни узнают новости раньше нас.
Но самой большой моей претензией  к мирозданию была  недодуманность. Если Они там, в космосе сами не знают -  а что дальше, так нечего нам мозги пудрить. Мозги на время надо убрать, чтобы нечего было пудрить. Чтобы нечем было озадачиваться. А то утро с такими мозгами не утро, а кошмар.
- Завидонов, на выход, - сказало желтое существо.
Оно дочитало письмо до конца, дошло до подписи и теперь знало кто я. Добралось, можно сказать, до сути.
-      Позвольте  кое-что объяснить отсюда? – попросил я.
- Поздно, Завидонов, сам напросился. Выходи давай.
- Что, прямо в окно? – спросил я. – Вообще-то пятый этаж.
- А ты как хотел?
- А чего делать-то будем?
- Что-что. Воду возить
А ведь  верно, на недовольных природой воду возят. Но законному требованию природы я не подчинился, а спустился выпить пива по лестнице. Если следовать всему, к чему нас призывает природа не подумав, то не следует жить на пятом этаже. 

 Глава 2.

Я уже начал забывать своего нового желтого приятеля. Как однажды он явился под вечер. Из его позднего прихода я сделал вывод, что он не был белой горячкой. Та приходит всегда по утрам, на свежую голову. Космогоническое Первоначало неловко топталось у меня за окном.
- Да ладно уж. Чего там. Проходи, - сказал я ему, гостеприимно распахивая окно.
-      Видишь ли, Завидонов. Твое письмо имело широкое огласку, - смущаясь сказало Первоначало, переступая через оконный порожек. – Посыпались вопросы. В частности некая Юлия * спрашивает. Ты позволишь?
Он спрыгнул на пол.
-             Давай-давай, только не мусори, - сказал я.
- Зачем тебе Бесы Достоевского? Помнишь, я тебе Поднятую целину советовал. А ты Бесов и все. Вот и Юлия тоже в недоумении.
- Тут все очень просто, - обрадовался я. – Вероятность написать и то и другое одна и та же. Так ведь?
- Ну, вообще да, - нехотя согласилось Ко-кое Пе-чало.
- Ну. Так если все равно, что писать, так лучше Бесов.
- Я знал, что с тобой будет трудно разговаривать
- Это почему? – спросил я удивляясь.
- В окно выходить ты отказываешься, несмотря на то, что это всего лишь пятый этаж. К космосу претензии необоснованные имеешь и так далее. Поэтому я шел сюда в волнении.
- Вот ты к Коле слетай, а потом приходи. Посмотрим, что ты скажешь.
Я налил себе пива.
- Ну, хорошо-хорошо. Оставим Колю, - взмолился Печало.
Я подозрительно посмотрел на него. Судя по проступившей свежей желтизне, он только что от Коли.
- Ты ведь и сам не без греха, пишешь с ошибками, - сказал Кокое.
- Писать с ошибками плохо, но есть люди хуже – убийцы, - объяснил я Кокое Печало.
Когда я пью пиво, смутить меня невозможно.
- Главное, мне и Юлии не ясны твои претензии к нам, - ушел от щекотливой темы Кокое.
- Это к кому к вам?
- Ну, к космосу и Юлии.
- Кстати, где Юля. Что-то я давно ее не видел, - вспомнил я эту славную девчушку.
- Ладно, давай на чистоту. По-мужски, без Юли. Что она о тебе думает вы сами там разберетесь, но для нас Космогонических Первоначал ты поганец.
- Почему?
- Ты спрашиваешь c нас то, что мы сами не можем друг другу объяснить. Объяснить не можем, а можем только доказать.
- Вот это да. Мироздание лепили. Законы для вселенной устанавливали.  Сами их не выполняете. Да еще, мол, мы не причем.
Кокое Печало мучительно дернуло головой, то ли от справедливости упреков, то ли от Колиной бодяги.
- Выпей пивка, полегчает. Колька по вечерам всегда дрянь пьет. А у меня пиво хорошее. Покупное.
Печало приложилось.
- Ладно.  Дашь еще  пива, скажу как было.
Я открыл холодильник и протянул бутылку Печало. Он долго мучился, отрывая пробку своими желтыми зубами, пока я не показал ему край стола. Обрушив стол, он все же открыл бутылку. Вот ведь космос. Никакого ума. Один хаос в башке. Если он еще раз так откроет бутылку, то разрушит всю кухню.
- Все дело в первом мгновении,  которое принято считать сотворением материи и прочей дряни, называемой в дальнейшем мирозданием. Ужас заключался в том, что мгновение было хоть и недолгим, но, знаешь, нам его хватило дров наломать. От нечего делать в течение этого мгновения возникли споры и разногласия. Тогда к единому мнению, как лучше сделать, чтобы тебе понравилось, придти не удалось. Тебе этого пока не понять.
- Почему это не понять, - оживился я. – Очень даже понять. Было мало времени подумать, но достаточно, чтобы поспорить.
Слушай, не перебивай, а то ничего не узнаешь. Так вот в течение этого мгновения и родилось многое от того беспредела, который мы наблюдаем теперь вокруг и который тебе не нравится. Получилось как в России. Вместо того, чтобы положиться на твой вкус, Космогонические Первоначала начали думать своим умом. Как для тебя все устроить. Естественно победило сразу несколько школ. Ты прав. Сила тяжести не везде, но и похмелье там иное.
- От наших был кто-нибудь? – спросил я.
- Разумеется, - кивнул Кокое. – Откуда, спрашивается,  вокруг столько всякого бардака.  В итоге не договорились. Каждый стоял на своей модели вселенной. Инвариантности не достигли, разосрались. Но теперь ничего не поменять. Пойми, ты, и оставь, в конце концов, нас в покое. А то каждое утро у нас форс-мажор от твоего похмельного пробуждения. Ладно, еще мысленные послания, а как писать повадился каждое утро, то хоть не живи, а разлетайся в разные стороны.
Кокое вскочил и в каком-то нервном напряжении продолжал:
- Законы природы очень индивидуальные. Вселенная у каждого своя, не такая как у другого.  Так вышло.  Постарайся теперь уважать чужое мнение, когда просыпаешься с чужой головой. Я ведь не прошу поверить в реальность или понять ее, и не дай бог оправдать, но постарайся привыкнуть  и простить. Некоторым людям реальность досталась еще хуже.
Печало в поисках примера посмотрел на меня.
- Ведь, когда ты, Завидонов, начинаешь жить с женщиной, извини, что я о больном, тоже делаешь первые шаги. Открываешь мир. Где же тогда твоя принципиальность? Где? Ты ведь не так принципиален, особенно в первое время. Вот и нам тогда казалось, что ничего, стерпится - слюбится.
Печало не на шутку разошелся. Самостоятельно полез в холодильник и открыл бутылку.
На развалинах дома собрались почти все жители. Разрушение произошло так быстро, что никто не успел погибнуть. Не мешая людям наблюдать ночь, мы устроились с краю. Помолчали.
- Хочешь сам посмотреть? – спросил меня Печало, по-дружески утешая. – У нас холодно, но просторно. Полетели?
Я покачал головой. Нет. Далеко. У меня по бизнес-плану утром сдача пустой посуды. Но войти в его положение я мог. Чтобы улететь в космос не обязательно идти в космонавты, достаточно войти в их положение. Войдя в  положение Печало, я ужаснулся, как трудно со мной объясняться. Как справедлива и обоснована моя рефлексия. Я тут же вышел из этого дурацкого положения. И посмотрел на Печало, как на друга, который всегда был в таком положении.  Тому тоже досталось от оппонентов. Космогонические Первоначала готовя взрыв имели благие намерения, но в какой-то момент мгновения возобладали амбиции. У каждого из них была своя правда. А нам, уникальным жизням, ничего не осталось, как выбрать из нескольких правд, а что выбрали, то и досталось. Вот и крутимся, но ничего, притремся.
Оставался только один вопрос, по поводу мозгов, как им жить в современных реалиях. Многоразмерности пространства, например, или разнообразии полов, из-за которого у меня столько проблем. Глаза разбегаются. Но спрашивать было неудобно.
- Ты прилетай хоть иногда, - сказал я, принимая бутылку. – Адрес ты знаешь. Я подарю тебе открывашку, а то ночевать придется на Венере.
- Да ладно тебе, - засмущался друг.
Мы поочередно хлебали пиво и смотрели на звезды. Жалел я только об одном - ШВБМ пропала. Я так ни разу ею и  не воспользовался.

* Юлия это личное. Здесь и нигде больше примечания Автора.