Охота

Дмитрий вошел в сотрясаемый музыкой зал культурного центра, мимоходом оглядел непрерывно движущуюся публику, попробовал проследить за одним из разноцветных бликов, мечущихся по стенам, полу, потолку и людям, но тут же потерял его. Воздух после свежего влажного уличного ветра казался невероятно сухим и жестким, может быть, из-за поднятой сотнями ног пыли, может быть, из-за запахов табачного дыма и множества видов духов.
Он прошел по залу наискосок, пробираясь через сложившиеся уже группы, поздоровался с несколькими друзьями, перекинулся с ними парой-тройкой фраз, и, найдя, наконец, свободное кресло, уселся в него, а минут через пять, привыкнув к музыке, примкнул к одной из групп, в которой девушек было больше, чем парней.

Чертовски болела голова, было скучно, Катя уже второй час жалела о том, что пришла сюда. Зря Ирка тащила ее на эту дискотеку, нет тут нормальных парней, точно такие же уроды, как на Таганке, Пушкинской, Новослободской, Парке культуры, такие же, как везде. Действительно скучно, лучше бы к Андрею на дачу поехала, даже дома осталась бы…
А вон еще один…Вошел в круг, сказал что-то Паше и Серому, бросил короткий оценивающий взгляд, словно пробежавший по мне от ног и до головы, чуть приостановившись на бедрах, груди и глазах, точно такой же – всем остальным, все это в течение пары секунд, а потом равнодушно повернулся и ушел. Тоже козел, но что о себе думает!

Жарко, перебрал с темпом, а потеть совсем не хочется… И пришел поздновато, пары уже сложились, выбор ограничен. Саня опять в новом, с жиру бесится, Серый опять зажигает, словно пришел сюда только за этим, но все же успел склеить очень симпатичную брюнетку, Паша снова пьяный и снова с Юлей, Илюха только что ушел пудрить кому-то мозги, тоже неплохую девчонку нашел.
Дмитрий еще раз, более внимательно, оглядел девчонок, из которых, естественно, почти никого не знал, остановившись на невысокой явно скучающей особе с роскошными темно-рыжими волосами, большими мягкими глазами цвета раннего ясного неба и пухленькими губами, чертовски соблазнительными, как и подчеркнутая облегающим топиком красивая грудь, как и пластика ее, легкая, гибкая, свободная. Удивительно, что она все еще одна. Возможно, девушка с характером…

Минут через пять он вернулся и присоединился, встал в круге ровно напротив и принялся ее рассматривать, думая, наверное, что она того не замечает, но подобного взгляда, с размаху прошивающего одежду, тяжело обтекающего тебя, просто невозможно не заметить. Ей даже неудобно стало, зарделись щеки, загорелись уши, движения что-то сковало. Катя поняла, что он хочет ее и очень скоро сделает попытку, и в мыслях тут же поселилось мучительное сомнение, играть или не играть.
Он был высок, если бы они встали рядом, Катя была бы ему по подбородок, и худощав, но не болезненно, а напротив, это придавало ему привлекательности, неплохо одет, двигался уверенно, даже вызывающе, зная, о чем говорит каждый его жест. Девушке стало ясно, он пойдет к своей цели быстро, уверенно, упорно, почувствовала, насколько сложно будет противостоять этому напору, и почти неотвратимая определенность сия непонятным образом возбудила ее. И когда незнакомец приблизился и жестом пригласил Катю на танец, в груди ее почему-то поселился завораживающий дыхание восторг, и игра началась…

Дмитрий сказал ей свое имя и узнал, что ее зовут Катей. Он сразу заметил, как она делает неожиданные перерывы между словами, пытаясь как можно глубже вдохнуть, почувствовал трепещущую вибрацию накрепко прижатой к нему груди, и неизвестное до того течение принесло и вселило в него невероятное сочетание эйфории, обожания и стыда, стыда за свои намерения. Он пытался бороться с этим, но понял, что чем дольше будет рядом с ней, тем вернее проиграет, понял, но не вырвался из объятий, не ушел. Он отлично познал свое оружие и впервые по-настоящему столкнулся с девичьим, и теперь желал только одного – продолжения.

Когда Дима предложил Кате уйти с дискотеки, она сразу же дала согласие. Впервые она чувствовала себя такой целостной и единственной, такой уникальной, впервые не боялась открыться и обжечься, да и вообще забыла, что так может быть. Рядом с ним она чувствовала яркий и устойчивый смысл, знала об энергии, об опоре, посвященной ей. Один бог знает, что с ней тогда творилось… Кате казалось, что она стала легкой, как пушинка, гибкой и быстрой, как бросок змеи, ослепительной, словно близкая вспышка степной молнии, и каждое новое движение, каждый новый шаг приближал ее к идеалу этой иллюзии, разжигал жадный огонь внутри ее тела, требующий все настойчивее, все более томя и обжигая, и рука Димы, зажавшая ее ладошку, казалось, была проводником горючего, пищи для этого пламени. Она хотела, она дышала тем недалеким моментом, когда сможет соединить пламя свое с единственным, что сможет превратить его в пожар, объединить предельно, бесконечно близко, слить воедино. Катя летела, парила над, и совсем не заметила, как дверь квартиры Димы открылась и она оказалась внутри.
Свет, прихожая, зеркала, ковер. Пальцы дрожали, развязывая шнурки ботинок, пропитанные его запахом губы хотели еще, еще ласки, еще поцелуев. Свет, комната, диван и бледно-желтые квадратики горящих окон на объятой ночью улице…

Выплеск… Мгновения пустоты, покой… Возвращающаяся квантами трезвость, не полная – она долго еще не сможет быть полной, но трезвость.
-Боже, что же я наделал!!! – шепчет про себя Дмитрий, боясь заглянуть в глаза лежащей рядом с ним Кати. – Боже, что я с ней наделал!!! Она так верит мне…

Катя целует его руку, и он крепко обнимает ее. Она сейчас – единая во всем мире, лучшая, совершенная, вечная, и на глазах ее блестят счастливые слезинки…

Разве он сможет подвести ее?…