Коммерсант

Гарик родился в простой советской семье. Отец у него всю жизнь отработал шофёром на автобазе. Мать бухгалтером в конторе отсидела изрядно. Старший брат, с самого раннего возраста крутил фарцовкой, поддерживал знакомства с уголовниками и вообще – парень был рисковый.
Сам Гарик вырос в пролетарском районе, возведённом на месте бывшей зоны.
Нравы в классе были простые – пролетарские. Дрались между собой постоянно. Делили всякую ерунду. Курить и воровать приучались одновременно – ещё в начальных классах.
Тот кто учился на твёрдую тройку – считался достаточно умным. А тех кто тянулся на четвёрки и пятёрки – не любили, считали выскочками и били, время от времени.
Сразу после восьмого класса Гарик покинул школьную парту и поспешил окончит пэтэу по профессии фотограф.
В отличии от Фараносова, который стал фотографом исключительно избегая регулярных частных бесед с участковым милиционером, по поводу неустроенности в жизни, Гарик действительно увлекался фотографией и считал её видом искусства.
Жить надо было как-то. Фотограф получал 60 рублей в месяц, а у Гарика скоро появилась семья, и родились две дочери.
Появилась семья – появились и дополнительные расходы. В советское время с жильём было плохо. Выстоять в очереди и получить квартиру, на общих основаниях, можно было, но для этого нужно было потратить каких-нибудь двадцать пять – тридцать лет жизни.
Ни купить, ни продать жильё не было никакой возможности. Единственный путь стать хозяином современной благоустроенной квартиры оставался один – построить кооператив. Вот. А на кооператив нужны деньги. И сразу большая сумма.
Где взять?
Возможности ближайших родственников оказались невелики.
И тогда Гарику помог Фараносов. Он дал денег в долг, но обязал Гарика помогать ему в разных делах.
Сам Фараносов уже много лет крутился вокруг рынка. Сначала занимался марками, значками. Потом перешёл на грампластинки. Когда с дисками поднаприжали профессионалы, перекинул интерес на книги.

Книги в России всегда имели особое значение. Их и ценили, и читали, и учились по ним. НО Книжного бума, собственно, никто не ждал.
Ещё в 60-е годы книги продавались везде. И свободно. Можно было купить любого автора и разные издания одного и того же автора. НО книг не покупали. Книги стоили денег, а денег у людей было мало. Покупали люди продукты.
А вот в 70-е годы смели все книги из продажи. У людей появились деньги. Они, порой, не знали куда их девать при “развитом социализме”. Вот и разразился “книжный бум”.
А там, где есть дефицит, появляется тот, кто дефицитом заведует и тот кто его распространяет.
Вот в 80-е годы и появились многочисленные “жучки”, что удовлетворяли культурные потребности большого количества людей за несколько повышенные процент, от номинальной цены книги. Тогда и возник термин, такой как “номинал”. Теперь Цветаева могла стоить три номинала, а Мандельштам и пять.
Вот Фараносов и занимался книжными делами, имея связи со многими городами страны. А помощников у него было мало .Так Гарик стал одним из его помощников.
Работы было немного. Но отвлекала работа много времени. Практически из одной поездки надо было сразу ехать в другую.
Мелькали Ашхабад и Кишинёв, Киев и Таллин, Ленинград и Новосибирск – и так по кругу.
Гарик работал фотографом при издательстве и свободного времени у него было достаточно.
Зато кооперативная квартира строилась, так же как и семейная жизнь.
Пять лет Гарик отрабатывал долг. И был рад, что так всё удачно сложилось у него. Жил в своей квартире и работал.
И вот кончилась советская власть. Стало возможно самому заботиться о себе.
Частная торговля вошла в естественный образ жизни.
А ещё указ Ельцина о свободной торговле подлил масла в огонь. Госсекретарь России Геннадий Бурбулис объяснил людям: “Торгуйте кто чем может и где захочет. Теперь человек может купить в магазине предмет, выйти за двери и за углом продать этот же предмет по любой цене – лишь бы нашёлся человек, который согласиться его купить”.
Вот и наступила эпоха массового “купи-продай”.
Дочки у Гарика подрастали. А сам он продолжал “крутиться”, но уже сам по себе, а не по указке Фараносова.
На рынок свободно вышли торговать не только старые книжные “жучки”, но и многие любители подзаработать. Конкуренция за торговые места увеличилась. И на самом ярком месте стоял теперь тот, кто был сильнее и со связями в разных ветвях власти: от администрации и до бандитов.
Гарик вышел на розничную торговлю довольно поздно. Его все знали, но воспринимали как явление временное, непрофессиональное.
А Гарик ездил и ездил. Он приезжал в город ранним поездом в 6 часов утра, добирался до рынка, с восьми начинал торговлю, в 10 часов заканчивал её и в 11 уезжал за новым товаром.
Основняки стали посматривать на Гарика настороженно, так как он накидывал совсем маленький процент и ломал другим цену.
Когда дело дошло до совсем смехотворных Гариковых “наваров”, с ним серьёзно поговорили:
– Да понимаете, – стал оправдываться Гарик, – Семья большая. Надо быстрее оборачиваться, а то кушать очень хочется.
Тогда Гарика предупредили, что могут настать времена, когда кушать будет просто нечем и семья его пострадает от этого ещё больше.
После таких политбесед ценовая политика Гарика выровнялась с общим настроением на рынке, а товар у него стали брать также, как и у других: по “коммерческой” цене.
А времена менялись. Тех, кто торговал до того времени “вольно” заставили всех взять по свидетельству на торговлю и платить по ним налоги ежегодные.
Гарик приходил на рынок в 6 часов утра, занимал места, да ещё и для соседей ложил кирпичи.
НО власти придумали новый ход и запретили торгующим продавать “с ящиков”.
На рынке появились столы. Их сдавал в аренду сам рынок, но и самодельщики подсуетились.
Было всякое. И коморка со столами сгорала и очереди в камеру хранения перерастали в драку. И гулянки после работы заглушали однообразие каждодневного существования.
Стоял на козырном месте – первый в красном ряду – книжник по прозвищу Глазнюк, так как когда-то окончил медицинский институт по специальности окулист.
Торговал Глазнюк широко: от Ренуара и Пикассо в итальянском исполнении до дамских романов и криминальной литературы. Да вот одна у него была отрицательная черта – пил безбожно, а жена, в последнее время, уже не могла за него торговать, так как ходила на седьмом месяце и возить тяжёлые телеги с коробками ей стало не под силу.
А было это так. Шёл Глазнюк впереди и разгонял людей в проходе, крича громко:
– Разошлись все! Дорогу! Беременная женщина идёт!
А за ним, таща телегу с коробками, шла его жена на восьмом месяце и с вымученной улыбкой на лице.
Тогда Глазнюк и предложил Гарику:
– Ты становись на моё место. Только доторгуешь всеми моими книгами. А мы в декрет уйдём.
Гарик сразу согласился.
Красное место – просто так не даётся.
Вот и сложился такой альянс: Гарик самый первый, со своими и чужими книгами, рядом с ним лохматый Серёга, с музыкальными плакатами, а дальше все остальные.
Основняки на Гарика покосились, да и стали ждать от него конкретных действий, а так торговать не мешали.
Гарик возил книги из поездок и мешками из образовавшихся к тому времени, специализированных кооперативов. Оборот шёл, а с ним и прибыль кой-какая появилась.
– Гарик идёт в гору, – загадочно говорил Фараносов и усмехался, – Ну посмотрим, посмотрим.
Реформы в экономической жизни привели к реформам юридически контролируемых органов. Появление в конце 1990 года Налоговой инспекции ставило под контроль всю предпринимательскую инициативу и делало неинтересным занятие частным бизнесом.
Налоговики снимали три шкуры, после чего приходили ещё раз и говорили: “А что ты нам ещё дашь?”
А кто в красном ряду стоит первым, да ещё с краю, к тому и подходят чаще всего.
Налоговики стали проверять Гарика сразу же после того, как он встал на место Глазнюка. И проверяли особенно дотошно все бумажки, если им нечего было делать. А дальше, часто бывало, и не ходили, удовлетворившись штрафом с Гарика.
Однажды налоговка пришла в субботний день, когда народу было – не пропихнёшься. Клиент шёл за клиентом и тут Они:
– Ваши документы. Свидетельство. Разрешение на торговлю. Чеки. Накладные.
Серёга, по привычке, хотел сбежать с охапкой своих плакатов, но на этот раз его прихватил налоговый полицейский и его отвели в налоговый автобус, вместе с Гариком.
– У тебя не того, не этого, с тебя столько-то, – объяснили Гарику.
А Серёгу успели только спросить:
– А у тебя какие документы?
– Никаких, – радостно признался Серёга.
– А как же ты тогда торгуешь? С тебя столько-то.
– А у меня ничего нет! – ещё более радостно сообщил Серёга.
– Но штраф на такую-то сумму тебе заплатить придётся.
– Так у меня ничего нет. Я сын спецпереселенца. У меня даже трусов нет.
– Но заплатить…
Серёга, не долго думая, не дослушав на какую сумму его освобождают из-под конвоя, быстро расстегнул свои, видавшие виды, роккерские джинсы и спустил их до уровня колен.
Трусов на нём  действительно не оказалось.
– Пошёл на… – решил главный из налоговиков и Серегу поспешили выгнать из автобуса.
Гарика же выпустили, содрав с него положенную сумму, в бюджет государства.
Так и стоял Гарик, полтора года на хорошем месте, строя капитализм в отдельно взятой семье, несмотря на трудности и сложности переходного периода.
А через полтора года опять появился Глазнюк, вместе со своей женой и своими тележками.
Приходит Гарик, как-то утром, а его место занято.
Стоит Глазнюк и во все зубы улыбается.
– Ты чего?
– А, Гарик. Я вернулся.
– Так место ж моё!
– А до этого было моё.
Пошёл Гарик к администратору Фёдоровичу, которому за место платил наличными, в обход кассы.
– Разберёмся, – пообещал Фёдорович.
И действительно. Пришла кассирша с чеками и подвинула Глазнюка на место Серёги, а Гарик встал на своё привычное место.
– Ладно, ладно, – поскрипел зубами Глазнюк и стоит себе подешёвке литературу распродаёт, а сам так и норовит в буфет сбегать.
И только пришла жена сменить Глазнюка, как сорвался он и пропал минут на пятнадцать.
А по рядам пошёл говор, что Глазнюк всем цену сбивает. Возроптали ряды.
Не успел Глазнюк вернуться и встать на своё рабочее место, как появилось трое молодых людей и двое из них предъявили служебные удостоверения.
– Покажите ваши бумаги на торговлю.
Гарик вздохнул. Начиналось старое. И хоть бумаги у него были все в порядке, оторваться от дела и "пройти" всё равно пришлось. До кучи забрали и Серёгу. А Глазнюка обошли. Больше ничего не проверяли.
По рядам пронеслось: "Глазнюк заложил".
Гарик вернулся с квитанцией о штрафе, а Серёга там кому-то нагрубил, и его на время оставили.
Глазнюк, уже поддатый, приветливо встретил Гарика:
– И так будет каждый день, – сказал он.
Гарик оставил свои столы с товаром на попечение соседской бабки с кульками, а сам пошёл в буфет, после которого обошёл ряды, рассказывая о "заподлянке" Глазнюка.
Костя и сын Водопроводчика сходили посмотреть как Глазнюк торгует. После чего на Рядах состоялось совещание, на котором все порешили, что цены сбивать Глазнюку Рынок не позволит.
К концу рабочего дня, Ряды собрались пораньше и организованной толпой подошли к столам Глазнюка.
– Ты торговать будешь, как все? – спросил Костя.
– А ты кто такой? - пьяно промычал Глазнюк.
После чего он получил в левый глаз.
– Ты всем цену обосрал, – по-простому пояснил сын Водопроводчика, после чего взял крайнюю книгу и смачно порвал её перед носом Глазнюка.
– Да я всех вас имел! – храбро заявил Глазяюк.
После чего ему дали в правый глаз, завалили все его столы и активно прошлись по всем его книгам.
Но на следующий день Глазнюк появился, как ни в чём ни бывало.
Тогда сын Толика-зека, чемпион области по карате, отвёл Глазнюка на задний двор мясного павильона, где, после короткого и немногословного разговора, Глазнюк понял, что стоять на рынке с книгами ему больше не придётся.
А Гарик стоял и строил свой семейный коммунизм.
И вдруг, неожиданно, Гарик выкинул номер: оставил свою первую жену с двумя детьми и закрутил роман с молодой красивой и богатой знакомой.
Дело дошло до того, что Гарик переехал на квартиру дочери генерального директора одного крупного предприятия и стал ожидать наследника.
И наследник появился. И радости Гарика не было предела. Гарик специально съездил в Питер и привёз оттуда детскую ванночку неописуемого цвета и потонул в трудах своих не имея совсем ни выходных, ни отпуска.
– Как же так? – спрашивали Гарика, – Жил ты жил, и на тебе – в чём семья виновата?
Гарик хитровато жмурился.
– В жизни надо делать ход. Иначе будешь топтаться в грязных сапогах в своей собственной грязи.
– Ну а семья?
– А семья – она со мной и осталась.
Незадолго до появления внука, генеральный директор разбился на своей машине и Гарику, волей-неволей, пришлось участвовать в разделе наследства.
А наследство "папа" оставил такое, что его сразу и найти никак не смогли.
Вёл папа свои дела всегда сам и всю "контору" держал в своей голове. Вот и остались после его гибели одни загадки и ребусы.
Вдове было известно, что у её мужа в городе есть шесть гаражей, но где эти гаражи находятся – никто не знал. С большим трудом, после длительных поисков, нашли три гаража.
Открыли первый – а он полностью загружен телевизорами в упаковке: от пола, до потолка, от ворот, до задней стены. Открыли второй гараж – а там холодильники стоят. Третий гараж оказался продуктовым. Но не в этом суть, а то интересовало наследников: где еще три гаража и что в них находится?
Оставил "папа" и деньжат, сколько-то. И акций разных предприятий по стране – на 3 миллиарда рублей. Но от этого Гарику мало что перепало. Самое главное, как он считал, что ему выпало в этой игре – это новые знакомства, без которых большая коммерция никак невозможна.
Он ещё ходил в спортивных штанах и стоял на своем торговом месте в старой куртке, но новые черты в его поведении уже просматривались.
Как-то, вместе с новой женой, Гарик съездил в Москву, где жена прошлась по магазинам и обновила гардероб.
В элитных центрах жену Гарика знали хорошо в лицо. А самого Гарика там никто никогда не видел. Вот и случился казус.
Зашли супруги в фирменный магазин. Жена прошла вперёд и к ней, как к старому клиенту, сразу же подошли сотрудники магазина. А Гарик замешкался у дверей и швейцар ногой попытался вытолкать его на улицу.
– Сходи, помойся. Это закрытый салон.
Швейцару, конечно, пришлось извиниться, когда он узнал, что этот человек в спортивных штанах и болоньевой куртке – муж одной из самых богатых клиенток.
После этого случая, Гарик стал присматривать за собой, в плане одежды и поведения.
– Легко Фараносову, – жаловался Гарик приятелям на рынке, – Он всю жизнь языком жил. Ему и учиться ничему не надо. А у меня всякие там фуфры-мухры не получаются. Ещё когда фотографами работали, брали мы один и тот же заказ – сделать юбилейный альбом для одного завода. Ну вот я пошёл – дают мне семьсот рублей за всю работу. А Фараносов пошёл, ему дают две тысячи, и плюс меня, в помощники. Как это у него получается, не пойму совсем. Язык – он и есть великий инструмент в коммерции.
А тут ещё брат у Гарика объявился.
Пропадал брат, до этого пять лет. Работал в столице рэкетиром. Подбил бабок и на москвичке женился. А что бы получить Московскую квартиру, привёз он свою жену в родной город и, якобы, чтобы родительская квартира "не пропала" прописал, её у отца. А Гарику строго сказал:
– Давай, делить наследство.
– Какое?
– Отцовское. Отец всё равно когда-то умрёт. Останется квартира. По закону она нам на равных паях достанется. Так вот – плати мне мою половину. А квартиру забирай. Я и бумаги подпишу в твою пользу. Давай рассчитаемся.
Но Гарик подумал и сказал:
–А что, если я раньше отца помру? На фиг мне тогда квартира?
Брат почесал в затылке и резонно заметил:
– Ну если не заплатишь, то может и помрёшь раньше его.
Сошлись на том, то “москвичку” жену брата оставили в отцовской квартире, а Гарик обещал с отцом решить все проблемы, то есть взять его на собственное содержание, до лучших времён.
Работоспособность Гарика была феноменальна. Он открыл на рынке две точки. Стал завозить товар в пару магазинов и дела его шли бы в гору, если бы не мешала старинная привычка всех русских купцов – он стал выпивать. Благо – собутыльников у пьющего всегда хватает.

Сидели книжники как-то в кооперативе у Футболиста и выпивали.
– А я русский националист, – вдруг заявил Гарик.
– Как это так? – спросил его лохматый Серёга.
– Всю жизнь у меня так случалось, что не сходились мои взгляды со взглядами всех нацменов на виды существования России:
– Мудрено ты заговорил, – заметил Саня, – А если по простому?
– Могу и по-простому, – согласился Гарик, – В девяностом году поехал я в Молдавию за литературой. Всё чин-по-чину. Закупился и иду по Кишинёву на вокзал, себе спокойно. А время такое было. Ничего при развитой перестройке уже не было. За любым дерьмом очереди стояли. Талоны люди отоваривали в давке. А тут смотрю: центр Кишинёва. Одеяла какие-то лежат, раскладушки, костры горят и людей много вокруг. Ну, думаю: опять очередь. Подошёл и поинтересовался: кто последний и что дают. А ко мне вся эта толпа обернулась и как пошли меня ногами топтать. Так и думал, что убьют.
А тут бэтээр наш из-за угла выруливает и очередь в небо из пулемёта посылает. Все эти цыгане и разбежались. Ну как тут не стать националистом! Я там на площади почти все свои книги потерял.
А что оказалось:
Шесть цыганских мудаков засели на центральной площади Кишинёва в засаду и объявили голодовку до тех пор, пока Молдавия не отделится от Союза. Вот отовсюду им и стали присылать в помощь одеяла и раскладушки. А рядом группа поддержки их сторожила. И я тут появился со своим вопросом.
Как мне после таких дел к Молдованам этим относиться?
А ещё в то время летел я самолётом и на один час приземлился в Таллине. И сходил-то я в том Таллине только в туалет в аэропорту. Но и в этом сортире с туземцами подраться пришлось.
Как после всего этого не станешь националистом, если тебя туземцы по-русски посылают на куда подальше.
А тут в Питер ездил недавно. Взял место в гостинице. Номер на шестерых. Пришёл вечером, спать лег. А тут соседи появились. Пять человек – и все хачики.
Сели за стол. Вино достали. Меня разбудили и к себе зовут. Ну присел на минутку. Они напились и давай выборы наши охаивать, как только можно.
И то им не так. И это.
А я выпил винца ихнего и говорю: А я за Жириновского голосовал. Вот будет он президентом России – тогда всем вам яйца в дверную щель прижмёт.
Ух, как они подпрыгнули! Молодой сразу за нож схватился. Старый его держит, а молодой по комнате бегает. И меня припороть этим ножом хочет.
Я залез под кровать, а он то с одной стороны ножом вертит, то с другой. А я за сетку схватился и держусь под кроватью. А чёрный, как обезьяна воет и ножом машет.
Старый его кое-как успокоил, и спать увёл.
А я вою ночь в сортире на горшке просидел.
Ну и как тут не станешь русским националистом, когда тебя, русского человека, в русской гостинице, за русские речи, чуть не зарезали?
– Да, – согласился Боря, – Давай выпьем, чтобы такое больше не повторялось.

А тут ещё обычная беда любого бизнеса случилась: на товар стал падать спрос.
В стране случилась такая экономическая ситуация, что людям стало совсем не до книжек.
Вот и пошла "битва за покупателя".
Что только не придумывали "торгаши". Кто в кулёк упакует, кто со второй книжки скидку делает, а результат всё равно один получался: спрос на книги падал.
И тогда произошла специализация торгующих. Книжники брали определённые книги для продажи и углубляли свой ассортимент до универсального состояния. Так на рынке появились "философы"; "автомобилисты", "электронщики", "детективщики", "дамские книжники", "окультисты" и т.д.
Гарик просчитал, что на учебниках стоять гораздо интереснее, чем на чём-либо другом.
Он завёз товар, сговорился с ценами. И стал получать свою прибыль.
За пособиями, сочинениями, готовыми домашними заданиями к нему ходили круглый год. Ну а сами учебники, атласы и контурные карты хорошо брали в августе и сентябре.
И тут начались "наезды". Какие-то ребята стали требовать нечто большее, чем платили обычно и через администрацию.
Тогда Гарик показал себя кровным последователем своего старшего брата. И вышло так сложно, что просившим пришлось самим платить.
А государство жало и экономическая ситуация жала.
Всякие глупости с вменённым налогом, финансовая тряска с долларом и рублём, скачки цен – не благоприятствовали торговле.
– Но капитализм, в отдельно взятой семье, строить надо, – говорил Гарик и продолжал, работать на два фронта, а когда надо было, то и на три.
Рыночная жизнь, конечно же, не имеет романтики. И многие люди выходят на рынок по нужде.
Да и кому интересно проводить свои годы в пустом стоянии с утра до вечера, в ожидании своего торгового фарта?
Нет романтики – но есть жизнь.
И её повседневность, хлопоты и суета остаются где-то там, за пределами банкетов и оваций, телевидения и Канарских островов.
Если обыденность – и есть сама жизнь, то так ли плох рынок, как образ жизни?
Съездил Гарик к брату в Москву. Брал с собой папу.
В Москве у брата были маленькие огорчения. Друга его обидели. Была у друга фирма, а фирма не простая. Заведовал он отделочными работами по самому высокому рангу. Белый дом, например, после событий восстанавливал. И вот прихлопнули его фирму, Да так, что другу ничего и не досталось от былой деятельности.
Вот друг и пожаловался Гарикову Брату.
А тот уже в силе был. Разводило настоящий. И удостоверение помощника депутата Госдумы у него в кармане лежало.
Вот и пошёл он в нужное ведомство с вопросом.
Открыл ногой дверь. Всех растолкал. Вошёл в нужный кабинет.
А там на Брата посмотрели из-под очков и внятно сказали:
– Мы тебя знаем. Есть у тебя ларьки. Вот и потроши их, а куда не просят тебя – туда не суйся. Вредно для здоровья.
Вот брат и находился в некотором расстройстве, когда Гарик и папа приехали его навестить.
Брат с горя решил:
– Поедем в кабак. За встречу гульнём.
Сели в машину и поехали.
Привёз брат родственников в какой-то замысловатый пункт общепита, где у входа стояли два негра в униформе и двери перед белыми людьми открывали.
Вот Гарик, по старой пролетарской привычке, на них пальцем и показал:
– Смотри, куда обезьяны на работу пристроились.
– Пошли, – хмуро взял Гарика за руку Брат и увёл в глубину ресторана.
"Оторвались" на славу. И оркестр плясал и кордебалет пел, когда ему заплатили, что положено сверху.
Гарику совсем хорошо стало.
И вот, выходя из ресторана, ему пришла в голову замечательная мысль:
– Я хочу поцеловаться с обезьяной.
– Пошли. Ну его на… – сказал Брат и пошел вперёд, к машине.
А Гарик задержался. Он полуобнял швейцара.
– Давай, обезьян, поцелуемся – за дружбу народов.
Швейцар стал уклоняться.
– Ты что, черножопый, не хочешь со мной целоваться? – спросил Гарик с возмущением.
Негр молчал и уклонялся.
– Ух ты!
Тогда Гарик обхватил его всей своей массой, повалил на асфальт, разодрал форменную одежду и смачно, с засосом поцеловал в губы.
В это время прибежал брат и оторвал Гарика от, дружеского пьяного русского занятия.
Но скандал случился.
Выбежала охрана.
Пришлось брату "разводить".
Отдали 700 долларов.
На третий день семейного застолья, брат решил, что "хватит". Он посадил Гарика и папу в машину и повёз на вокзал – садить на поезд, который едет в обратном направлении от столицы.
На вокзале обнаружилось, что папа, который к тому времени уже не говорил ни "бе", ни "мэ", потерял паспорт, и его садить на поезд не хотят.
– На площадь трёх вокзалов его отправить нужно, – решил Брат, – пусть там и живёт.
Поезд вот-вот отойдёт, но Гарик успел сгонять в милицию и за какую-то сумму, оформил кражу папиных документов на вокзале.
По этой справке и сели в поезд.
Но на рынке дела шли хорошо и Гарик в новой жилетке, с начинающим лосниться лицом, довольно водил пальцами по лежащим на прилавке книгам и, набравшись хороших впечатлений от московской поездки, нравоучительно говорил:
– Главное – построить капитализм и коммунизм в своей собственной семье, а всё остальное – романтика. А романтика не имеет будущего, потому что ни на что не опирается.
И он, кажется, уже построил своё, личное, счастье в обоих своих семьях. Или так кажется.
Один бог знает, кто прав в этом современном мире коммерции. Да и бог ли…