Дядя Миша Портреты

Студенческий стройотряд. Целиноград. Строимся на площади перед вокзалом. Торжественная речь 1-го секретаря города. Двухчасовая поездка на бортовой машине. Радостные, возбуждённые хвалебной речью и новизной впечатлений будущие строители. Нескончаемые студенческие песни.
Добрались, разгрузились, устроились. Снова торжественное построение. Снова речь местного начальника.
- У нас тут хорошо, но опасайтесь общаться с местным пьяницей, дядей Мишей его тут зовут,  -  добавил в конце председатель совхоза.
Первый рабочий день. Мужская раздевалка. Натягиваем на себя новенькие комбинезоны. Открывается дверь, и входит неопределённого возраста мужчина в давно не стираных штанах и такой же рубахе. На крупном, загорелом по азиатски лице -  недельная седая щетина, на ногах  -  стоптанные войлочные тапочки.
- Здравствуйте, ребята! – хрипло приветствовал нас вошедший.
- Здорово, - отозвалось несколько уже заинтересованных голосов.
- А вы знаете, ребята, а я ведь тоже из Москвы.
- Да, ну! А как же Вы здесь оказались?
- Давняя  история! Как ни будь, расскажу. Я ведь бывший артист. Давайте я вам стихи почитаю.
И он тут же начал читать лирику Есенина. Неторопливо, профессиональным,  мягким с лёгкой хрипотцой голосом. Мы буквально были очарованы. Голос чтеца явно входил в противоречие с его внешним обликом!
Вечером он опять появился. Снова почитал стихи уже и других поэтов. Мы сидели молча,  и поэзия через его бархатистый голос мягко и задушевно вливалась в наши молодые души.
Потом уж дядя Миша рассказал о своей судьбе. Работал он директором дома культуры  «Новатор» в Москве. Дело было после войны. Трудно было со всем. Вот кто-то у него и стащил шторы с окон. В те времена они вполне годились для пошива одежды. Воров не нашли. Тогда осудили его и сослали сюда, в казахские степи.
То ли так это было, или выслали его за пьянку  - неизвестно. Тогда Москва очищалась от социально-неустойчивых элементов общества. Да и какие они были пьяницы! Два раза в месяц и по праздникам набирались до непробудного состояния, но своим валявшим состоянием явно не украшали пейзаж столицы!
Это сейчас пьянство приняло массовый характер, а тогда это были только цветочки.
И где бы мы ни были: в других местах Казахстана, в Хакасии, на Алтае – везде находились, разбросанные по одиночке  «дяди Миши из Москвы». Одинокие, с запущенной душой, не принятые местным населением  бывшие москвичи!
Кем он работал и где жил – нам неизвестно! Но каждый вечер приходил к нам в своих стоптанных тапочках. Не то, чуть выпивши, не то в привычном для него состоянии. В конце концов, приелся и начал вызывать равнодушие, если не отторжение.
40 дней почти непрерывной, ежедневной 10-ти часовой работы изнурили нас. Хотелось уже вырваться из этого надоевшего темпа: ранний подъём, работа, обед, скоротечный отдых, опять работа в последнее время до темноты, молчаливый ужин, тяжёлый сон. 
Когда пришло время отъезда, радостно оживились. Устроили прощальный костёр, начали сдирать с себя  рабочую одежду и бросать в огонь, сноровисто выхватываемую из костра местным  населением.
Собрали свои рюкзаки и начали грузиться в бортовую машину. Дядя Миша, охваченный смятением, помогал нам, постоянно восклицая: - Ребятушки, как же я без вас тут останусь, возьмите меня с собой в Москву! Ну, возьмите же, ради Бога! 
Ребятушки молчаливо грузились, прекрасно понимая, что дядя Миша должен остаться здесь навсегда.
Когда мы отъехали, он, уже молча, с опущенными узловатыми руками стоял посреди пыльной дороги. Пепельное лицо его было переполнено глубокой, по актёрски выразительной  тоской.
Время прошлое непреодолимо перемалывает всё в труху и пепел. Кто-то успевает оставить о себе воспоминания, основная масса молча уходит в не бытье! В моей памяти ещё остались эти бывшие москвичи, следующее поколение уже забудет их, и ничто не останется от их следа на нашей земле!
А ведь это, хоть и мелкая, но тоже история исковерканных судьбой, по человечески несчастных душ!