Ведьмин камень

 
- Это сделал горный дух, если бьет – так сразу двух… Нелепые слова крутились в голове, пока я получал лампу и самоспасатель.
-Это сделал горный дух…
Улыбчивая девчушка в окошке ламповой – наверное, новенькая, смущаясь, протянула мне привычную амуницию и я отошел к окну, уступая место проходчикам с соседнего участка. Всем в гору надо!
За окном тихо кружились июньские снежинки, ненадежно покрывая уже оттаявшую землю, и рано пробившаяся трава бесстыдно ярко зеленела на огромной белой простыни снега. Вполне обычная картина для Заполярья!
Я застегнул лампу на поясе, перебросив кабель через шею – почему-то никто сразу не прикрепляет лампочку к каске. Это уже там, на буровом, так ведь туда еще сколько километров под землей топать! Еще раз взглянул в окно: нет, погодка не та! Вот будет потеплее – тогда будем ходить через карьер, по штольням, чтобы как можно большая часть пути пролегала под солнышком, а пока…
Вздохнув, я поплелся к главному стволу.
Над входом в комнату ожидания горели два табло: «Осторожно! Лавинная опасность» и «Рудник работает без травм и аварий --- дней». В окошечках перед словом дней горели два багровых нуля. Кто-то мудрый, изготавливая эту вывеску, разместил на ней только два окошечка, видимо, трехзначная цифра дней без травм и аварий для нашего рудника – нонсенс! И действительно, сколько я помню, двузначной цифири всегда хватало!
Мужики, ждущие клеть, нещадно курили и тихо ругались, обсуждая сегодняшний случай. Понятное дело, если бы кто газом траванулся, в восстающий упал или заколом придавило, а тут…
Дурной случай… Мастер не пустил взрывника в гору – за пьянку, конечно. Пришел «поддавший», да еще после ссоры в семье… Вот и забрало мужика…
Ну, запасная, неучтенная лампа чуть ли не у каждого в шкафчике есть, вот и вошел наш взрывничок в гору без проблем. Пришел к девчонкам, раздатчицам взрывчатки, дай, говорит, килограммов пятнадцать, мастер потом накладную занесет… Понятно, все друг друга знают, та дура и дала… Обвязался он аммоналом, детонатор приготовил… Мастер в гору спустился, а он там его уже ждет. Подпалил шнур, и полез обниматься. Обоих в куски… Прямо на откатке… Аж осколки ребер на кровлю прилипли, так и висят… А кто их собирать будет – так, руки-ноги в мешки поскидали… Чтоб было что хоронить…
Клеть привычно ухнула вниз, заставляя сжаться живот. Это вам не лифт – тут ребята с шахтного подъема не церемонятся – ручку вниз, и в свободное падение… Интересная штука – невесомость. Тормозят только перед горизонтом, так что, смотря куда спускаешься, можно и двести метров падать… Чуть страшновато с непривычки бывает. Но потом ничего. Привыкаешь… Вот и мой сто семьдесят второй горизонт. Это от уровня моря, а ламповая на четыреста десятом… Двести пятьдесят метров камня над тобой… Теперь пару километров пройти, и десяток метров вверх, по лесенкам. Тут мой буровой. Вот, на вывале, перед входом, в лучах лампы свежей кровью сверкает эвдиалитовое пятно. Здоровый кусок, да такой яркий! Почти как рубин смотрится! Если в Москву увезти, за приличные деньги продать можно, да лень ковыряться, выдалбливать его…
Не просто лень – еще что-то мешает. Будто чувствую – сердится на нас горный дух за то, что мы во внутренностях горы ковыряемся. Вот и случаются с горняками всякие неприятности. С летальным исходом…
Включаю свет на буровом и начинаю тихо материться: напарнички, мать их за ногу! Знали, что я один на смену выйду, и оставили два чистых монтажа! Молодые, то ли лень было самим станки перекатывать, то ли не соображают ни черта еще… Ну, хоть колонки поставили, спасибо. И третьему станку еще почти двадцать метров бурить, так что включу я его потихонечку, а пока…
Проверяю, как затянута колонка – конечно же, хреново! Дотягиваю ее так, что подложенные снизу и сверху шпалы начинают трещать, смотрю, чтоб не появился мастер. Неохота мне одному тристакилограмовый станок катить на роликах по досочкам, положенным в шлам, тяжело это. Можно ведь легче сделать: если чуть-чуть нарушить технику безопасности… Достаю из ящика тоненький трос, цепляю за верх колонки. Другой конец вставляю в отверстие для шпонки, и включаю вращение. Четырехкиловаттный электродвигатель, да еще через приличный редуктор – станок срывается с места, буровя шлам между колонками, взмывает вверх… Только успевай на кнопку выключения нажать! Нажал кнопку – спина мокрая! Зато железяка висит у колонки, качается на тросу. Только чуть поправить, затянуть хомут, и бури спокойно! Весь монтаж занимает четыре минуты. Еще раз выглядываю с бурового в штрек, на предмет появления мастера, и также лихо справляюсь со вторым станком. Теперь только штанги наставлять!
Я, хоть и один на смене, без напарника, но сто метров сегодня выдам! Конечно, записать придется только тридцать. Иначе по журналу вычислят, что на трех станках бурил, а не на одном, как положено без напарника, но лишние метры – это лишние деньги. Все в бригаде так делают. И лампу раньше берут - позже сдают; время то отмечается в шесть, даже если ты взял пять минут шестого или сдал без пяти семь. Вот такие мелкие хитрости, такая дурная работа! Зато деньги хорошие. И отпуск – семьдесят два рабочих дня! Где еще такое найдешь? В этой стране…
Вот черт! Первый станок затрясся, как сумасшедший, запрыгал на распертой в шпалах колонке, норовя выдрать ее… Подбегаю, убавляю подачу смеси. Иначе вырвется, упадет – замучаешься снова ставить. Еще потише, пока став не пройдет хотя бы полметра – там будет безопаснее, сам себя удержит, за счет глубины скважины. Рев стоит на буровом – идет работа! Заглядываю за угол – никого. Можно достать из ящика чайник.
Кипятильник со срезанной вилкой – два провода набрасываю на две фазы – вода вскипает мгновенно! Идет приятный парок из кружки – лучше чая под землей ничего нет!
В очередной раз заглядываю за угол – премиальные дороже! Свет лапы выхватывает из черноты тонкую фигуру... Слава Богу, это не мастер! Но... что это? Ноги тихо одеревеневают... Не могу шевельнуться, а навстречу мне по черному воздуху штрека медленно плывет сказочной красоты женщина... Бред какой-то! Призрак?
Рев буровых станков вдруг обрезает, как ножом. Это как такое возможно – стрелка манометра стоит на честных шести атмосферах! А станки не работают! Даже электродвигатели не крутятся...
Мысли бешено перескакивают с одного на другое, а призрачный женский силуэт все ближе и ближе...
Тишина...
Она видит меня! Она улыбается мне!
Я тоже хочу улыбнуться в ответ, но чувствую, как губы складываются в жалкую гримасу... Ну, наверное, у меня и рожа сейчас!
- Ты кто? – спрашиваю я, а сквозь прозрачную улыбку женщины просвечивает кровавая россыпь эвдиалита на стене...
Да женщина ли это?
Вихрь мыслей, шумящий в моей голове, становится ревущим ураганом. Боже! Рука сама тянется совершить крестное знамение, но эта... это... Она плавно поднимает руку... Она грозит мне тонким. Изящным пальчиком, как нашкодившему школьнику! Она...
Мой мир, мой привычный до боли в глазах буровой вдруг взрывается. Какое все... Где я?
Серые, покрытые шламом стены бурового сверкают невыносимой синевой. Я там же, где и был, это точно! Узнаю знакомые очертания, но как изменились цвета! Где привычный, мышиный цвет убитого камня? Ярким, живым огнем светятся апатитовые пласты. Переливается искрящейся зеленью тингуаит. Солнечная вспышка пирита в углу – будто кто-то расплескал расплавленную медь! А женщина...
Она не стоит! Она просто висит над подошвой штрека, Ее улыбка стала ярче. Она молча обводит ладонью вокруг, и где-то внутри моей головы, моей родной черепной коробки, звучит мелодичный, приятный, но совершенно не человеческий голос:
- Ты можешь видеть это?
- Да! – хочу ответить я, но губы не слушаются...
- Не нужно трясти воздух! - она почти смеется – хочешь это иметь?
«Боже!» – думаю я - «Что это?»
Улыбка женщины пропадает, лицо черствеет. Я почти физически ощущаю жесткость ее взгляда. Красная россыпь эвдиалита за ее спиной как живая, пытается течь по отдающей синевой стене.
«Святый боже...» –мелькает в моих мыслях, и я слышу странный, неестественный треск где-то надо мной.
Все вокруг мгновенно меняется, возвращаясь на круги своя... Я стою на углу пустого штрека, с кружкой еще дымящегося чая в руке. Мышиный цвет камня разбавляет одинокое пятно эвдиалита. Никого нет...
Противный треск наверху повторяется, усиливается... Поднимаю голову...
Ох, мама!!!
Я вижу отслоившийся от кровли закол у себя над головой... Он лениво, будто нехотя, как в замедленной киносъемке, движется вниз, пытаясь впечатать мое бренное тело вместе с кружкой чая в серую подошву бурового...
Мое тело автоматически прыгает в сторону, но все движения даются безумно медленно, я чувствую, что не успеваю...

Белое... Все вокруг... Потолок, стены... Ветка черемухи набухшими почками лезет в приоткрытую форточку.
- А, очнулся!
Так... Кажется, я в больнице... Слишком уж знакомый запах...
- Ну, парень, в рубашке родился! – веселый кругленький доктор чуть ли не порхал в воздухе вокруг моей кровати, не переставая тараторить:
- Понятно, все камешки любят! Только осторожнее надо быть, батенька, осторожнее! Вот скажи, какого дьявола тебя понесло выковыривать этот камень? Самого же чуть не засыпало! Говорят, полторы тонны вывалилось! И ведь выковырял, так уж держал! Тебе операцию вместе с ним делали, не могли пальцы разжать...
Я медленно повернул голову к тумбочке, стоящей у изголовья. О чем он, этот сумасшедший доктор? Как же, оказывается, все болит! Как в аду побывал!
На полированной крышке тумбочки сверкал абсолютно правильными гранями безумно красивый кристалл черного турмалина. Размером с чайную кружку...