Последнее желание

 


...-Наверное проедем еще один туннель и увидим море.
Я приподнялся в полусне, опершись на локоть. Поезд привычно трясло. Протерев глаза, выглянул в коридор. Никого. Только Игорь, ехавший с семьей в одном со мной купе, пробовал на прочность старое и упрямое окно. С трудом передвигаясь - спать было неудобно, я подошел к соседнему.
Свежий запах утреннего воздуха сливался с прочими ароматами Российских Железных Дорог.
Поезд, как я понял, уже довольно долго вилял в Кавказских горах.
 Слои горной породы причудливыми узорами лежали один на другом. Оползни здесь - частое явление, почти постоянное, но не самое опасное - его можно прогнозировать. Летняя жара нагревает породу и сотворенные ими узоры трескаются, осыпая проходящий по дорогам транспорт градом щебня. Кому-то это стоит жизни. Во избежание несчастных случаев сотни километров каменных стен обтянуты стальной сетью. Да, в отдельных случаях это спасает.
Поезд уже миновал второй туннель от точки отсчета, а моря все не было. Я вылез головой из окна, разглядывая конец состава, и тут же пришлось вернуться в вагон: мазутный ветер дыхнул в глаза пылью из вновь появившегося на пути поезда туннеля. И тут появилось оно...
Взгляд утонул за пределами горизонта, воздух наполнился новым запахом, вытесняя мазутный. Звонкий прибой заставлял отвлечься от бесконечного стука колес, пробуждая приятные воспоминания и сладкие грезы с новыми желаниями.

Ветер, которого почти не было, ощущался лишь испаряемой влагой с мокрой головы. Непривычное ощущение для тех, кто приехал с севера - это теплота, разлитая повсюду, перемещающаяся с воздушным потоком, обволакивающая потонувшее в ней тело. Яркое солнце над головой, кажется, до предела нагрело пропитанный влагой воздух. Прямые лучи жгут поверхность кожи, намекая на бессонную ночь, опьяненную загаром. Босые стопы, уже не в силах больше охлаждать под собой бетон пирса, начинают ныть от нестерпимого жара, заставляя сдвинуться с места и, все набирая темп, смешно подпрыгивая, идти в конец волнореза, где можно остудить обожженные пятки.
Горизонт не тянул в бесконечную морскую даль, он давал почувствовать свободу.
Свободу движений, свободу чувств, желаний и выбора. Он открывал широко-широко ворота души, отдавал себя бесконечным ее странствиям, открывал всю безграничность, в которую она падала, как в океан пропасти. В бесконечность...
Нагретый воздух раздувал паруса крыльев. Я вскинул руки к небу (взмахнулись крылья, опираясь на воздух), и душа вновь оттолкнулась от бетона, вырываясь из дышащего тела, она устремилась зондировать вершины блаженства. Она ослепила его туманом мое сознание, разрывая оковы, разрывая грань между движениями сознания, тела и мысли. В стремительном и легком прыжке я слился с воздухом. Руки, описав круговое движение, вытянулись вперед. Я почувствовал, как ухожу стремительной стрелой под воду.
Полчища хрустальных пузырьков с шипением струятся сначала за мной, а потом, понимая что я уже не воздух, я - это потоки воды, теплого течения, они стремятся, рассыпаясь все мельче, назад.
Жар прошел. Вернулось сознание. Это называется одним словом - перегрелся.
 Смотря над собой, я видел воздушный океан, куда в ближайшее время стоило вернуться за глотком воздуха. А вокруг суетятся рыбы, качаются водоросли исходящими от меня волнами. Массивные камни образуют щели, пещеры, из которых повсюду торчат чьи-то усы...
...Нет, всплыть лучше сейчас, чем... Медленно, очень медленно всплываю, поднимая над водой сначала голову, а потом руки.
Сколько я был под водой? Может, и не долго. Только воздуху явно мало глотнул: (Поэтому???) ноги подкосились, как только вода стала по щиколотку, и я рухнул с тяжелой одышкой на горячие камни.
Людей сегодня на пляже достаточно, чтобы тем, кто только что пришел, было затруднительно найти свободное место.
Я секунду прислушивался, лежа на животе, то ли к себе, то ли... сам не знаю. И вдруг услышал то, что мечтал услышать все эти скучные дни, полные одиночества:
- Ну вот, что я говорил!? Ты, небось и в следующий раз останешься дураком... то есть дурой.
- А тебе-то чего? Может, мне так нравится?
Пусть еще подерутся, мелькнула мысль. Но я был рад встретить кого бы там ни было моего возраста. И я стал по-пластунски пробираться между чужими вещами к источнику споров.
Метрах в трех от того места, где плескались волны, сидела компания из нескольких человек, увлеченно играющих в дурака, интеллектуальную игру. Рядом с сидящими сгорбленными фигурами возник я.
- Привет.
- Привет...
- И... можно, я надеюсь, сыграть с вами?
- Присоединяйся...
Парнем в компании я оказался не единственным. А вот кроме нас с Артемом были еще Лена, Эльмира, Настя, Марина и еще одна Лена, еще одна Эльмира.
... Нет, если бы ни это невыносимое чувство голода, то я остался бы еще на немного...

Утро для меня началось в пять часов. Я открыл глаза и начал их переводить с белого потолка на розовые стены и назад. Утренний запах из открытой форточки придал мне сил встать и распахнуть настежь окно, а затем вылезти туда по пояс и погрузиться в этот утренний серый мир тишины. Сам воздух вязкий и серый. А вниз по горе, на которой стоит дом, на раскинувшихся зарослях не шелохнется ни один листок. Ни звука, ни ветра... Жизнь кто-то остановил, утопив кнопку PAUSE, и на мониторе потемнел экран, застыло изображение.
Что-то произошло, словно маятник, застывший под невообразимым углом, качнулся в обычном ритме направлений. Заколебалась в вязком воздухе пелена молчания, обрушивая на лес или освобождая,сталкивая как неподвижный камень с обрыва, сотни тысяч птичьих голосов, порыв ветра. лес ожил, запестрел шумом пения и листьями, каждый из которых скрывал за собой одну заливистую птаху.
Эта волна накрыла меня, переполнила душу отчаянной радостью за то что я стал свидетелем, за то что я увидел, почувствавол и оставил где-то внутри яркий след от такого пробуждения. Я почувствовал, как что-то особое пробудилось ото сна раз и на всегда. И еще странное какое-то странное ощущение…
Кровь вскипела, эмоции полились через край. Хотелось просто радоваться всему, что видишь, слышишь, вдыхаешь, впитываешь.
Я приодолел расстояние до холодильника, достал оттуда заготовленный заранее завтрак и начал уплетать.

Поворот ключа в замке, ступеньки... и лучи утреннего
солнца бьют в глаза.
Дорога к морю, вниз по горе, в лучшем случае занимает десять минут. Сначала часный сектор с его размытой каменной лестницей, ведущей через заросли винограда. Потом дорога, тропинка переходящая в аккуратный мостик над горной речкой. Мостик длинный и узкий, так что там могут разойтись только два человека.
Жаркое солнце и легкая свежесть утреннего воздуха. Я вновь стою на конце пирса. Солнце припекает все сильнее и сильнее. И, наконец, не в силах больше терпеть его пронзительного взгляда, я отталкиваюсь от теплой плиты, погружаюсь в прохладную воду.
Я смотрю ей в глаза и чувствую, что именно в них и только в них можно утонуть. Ее нежный голос заставляет растаять мое сердце. Сознание плывет точно так же, как некоторое время назад тело в морской воде. Я не знаю, что, но что-то шевельнулось в душе, чего раньше не было. А вернее, оно было всегда, только сон его закончился сегодня утром, как будто предчувствуя этот момент.
- А я тебя видела вчера на каменной лестнице. Ты так зло посмотрел на нас с мамой...
- Серьезно? - недоумение смешалось с обидой на самого себя: как я мог? ...И как ни пытался вспомнить то самое вчера, почему я мог быть злым... хм, ничего не получалось.
- Так в чем же дело? - она сладко улыбнулась.
- На какой каменной лестнице? - от волнения я позабыл даже про лестницу, по которой спускаюсь каждый день.
- По дороге к морю.
Действительно, мелькнули в памяти кое-какие отдельные картинки, и я, пытаясь оправдаться, сказал:
- Плохое было вчера настроение... Сидел весь день на пляже, делать было нечего. А под конец познакомился с народом из Казани. В самом конце всегда все самое интересное.
- Вижу, у тебя и сегодня грустный вид. - улыбка, - «Народа из Казани» не видишь? Куда-то делось все смущение и послышался собственный голос:
- Грустный? Никак нет! Сейчас мой вид говорит о тебе: я не видел такой приятной девушки еще никогда. И боюсь больше не увидеть.
Эта улыбка весь день являлась мне, стоило закрыть глаза. А стоило их открыть, как я вновь видел очаровательное личико. Уверенность, что такого никогда еще со мной не было, скребла сердце мыслями о неизбежном расставании. С ней я чувствовал, как счастье переливает через край. И ничего на этом свете становилось не нужно. Все теряло ценность. При этом что-то держало и не давало отойти от Мариши
даже на шаг, разливая непонятную тревогу, струящуюся с кровью от сердца холодным ручьем, сковывая движения.
Нужно уметь ценить и наслаждаться временем, подаренным судьбой, ведь рано или поздно оно проходит так же, как прошел сегодняшний день - сладко, красиво и безвозвратно.

Я включил свет в коридоре, но слишком поздно, чтобы не споткнуться о порог предбанника. Но мир вокруг лишь потускнел от электрического света. Когда я проводил Марианну до дома, все краски померкли, оставляя жаркое желание увидеть ее вновь. Как дошел до дома, я не помню, только, кажется, споткнулся не впервые... Меня равнодушно пронесло мимо кухни, с заранее приготовленным ужином, к окну, из которого видно море и... краешек дома Мариши.
... Я зачарованно глядел на свет в ее окне, а потом - на звезды, которые горят ярче и дольше, чем жизнь...
 Утром в пять глаза открылись и я с трудом сел на кровати, вспоминая бессонную ночь, желание уснуть и проснуться сегодня и бесконечные попытки его осуществить. Я сделал два шага к окну, выглянул туда, похлопал отекшими веками, развернулся, сделал два шага к кровати и, уже падая, крепко уснул.
***
Энергия струилась ручьем, не давая пощады, телу. В это утро все было легко. Тело обливалось потом, холодный утренний ветер обжигал кожу, но для меня холода не было.
Последнее бревно раздвоилось под обрушившимся топором. Холодная вода хлынула из перевернутого над головой ведра, побежала по спине, плечам, приводя к шоку, отдирая и смывая усталость.
Не хотелось, чтобы день прошел, как все ему подобные. Хочу, чтобы запомнился на всю жизнь! Оглядываюсь вокруг, словно отыскивая взглядом то, что может помочь осуществить это желание. На самом деле ничего вокруг не привлекло и не могло привлечь внимания. Можно только прислушаться к собственному сердцу, осознавая, что единственная, она одна единственная, кому доставляя счастье и радость, буду счастлив сам.
Сперва беру цветы, срезая их с кустов в своем саду. Это исчерна-красные розы. Подхожу к ее дому, издали понимая, что в нем никого нет. Ее фигурка медленно плыла по лесу, тихо шурша опавшими листьями. Мне неудобно было прятаться за стволами деревьев, но невозможно было оторвать от нее взгляд. Хотелось бесконечно ею любоваться. А ведь для этого совсем не обязательно прятаться. Она обернулась на звук своего имени, сорвавшегося с моих губ. Сладкий поцелуй приветствия длился вечность. Ее дыхание втянуло аромат роз, подаренных мной. Но глаза оставались грустными. Бисер слезы скатился по щеке. -
- Прости. Я не хотела. Я люблю тебя.
Она уткнулась мне в плечо, неслышно плача. Безмолвная каменная статуя осталась свидетелем этой сцены. Позже оказалось, что мои грезы разобьются на осколки об скалы, потому что моя единственная должна уехать на следующий день.
***
... Солнце ярким взором палило сквозь окно в зале. Падая лучами на покрытый лаком паркет, оно освещало своим отражением все вокруг: стены, мебель, потолок. Заходя в зал, становилось тепло, светло и приятно.
Я протер заспанные глаза, обращая взгляд на часы. Десять тридцать две. Мгновенно томное сменилось радостные волнением, подъемом настроения, зашкаливающего сейчас все известные шкалы. Утренний прием пищи после показался ложным воспоминанием: так, будто и не было никакого завтрака, опомнился, спускаясь по той самой каменной лестнице. До чего же приятно ощущать быстрый ток крови, гонимой сердцем по всему телу. Его стук в оживленном и ускоренном в сотни раз ритме. Для меня сейчас не существовало ничего более значащего, чем она. Она занимала все мои мысли. Мое стремление было только дождаться встречи и... я обдумывал это всю ночь: и пригласить на свидание. Чтобы наслаждаться каждой минутой. Пусть сердце выстукивает сумасшедшую дробь. Пусть жизнь крутит чувствами, пусть душа вскипает ими.
Что-то резануло внутри, когда, придя на берег, не увидел ее. Это личико с очаровательной улыбкой. Я прыгаю в движущуюся гладь воды, и она сковывает движения. Не могу плыть, в легких не хватает воздуха. Вода выпивает силы. Водяная плита тяжело давит, мешая всплыть. Обессиленный, я упал на раскаленные камни и забылся.
. . . Кровь вскипала. Кожа жалобно ныла, не в силах отразить жгучие лучи. Глаза открылись через «не хочу». Но это стоило того, чтобы смотреть. Чтобы жить...
Ее сиреневый платок, обвязанный вокруг стройной талии, трепетал на ветру совсем рядом. Ее лучистый, мягкий, нежный «привет» сопровождался все той же незабываемой, обворожительной улыбкой.
Сознание цепко хваталось за ускользающие часы счастья, но они все же закончились. Плеск волн, бьющихся о звонкие камни; ветер шепчет нам слова... о нет, всего лишь одно слово, одно слово для нас двоих, стоящих вместе на берегу моря и внимающих его тихому голосу. Мы не хотим перебивать его, но время... Время, оно заставляет играть по своим правилам. Играть жизнь. Мой голос звучит как-то странно для самого себя. Сколько же оттенков чувств намешано в нем сейчас?
Я говорю и тут же забываю слова. Да и в самих словах мало толку, они лишь форма, вместилище чувств. Их можно передать, но тот настоящий смысл будет утерян.
Ветер, один способные ощутить на себе их дыхание, улавливает и эхом разносит, разливает повсюду тепло чувств обрывками фраз. Он запоминает их, унося все дальше и оставляя кружить вокруг. И эти обрывки еще долго звучат в наших ушах, сливаясь с морским прибоем:
- Вместе... с тобой... чувствуешь... знаешь... вместе.
***
Наскоро накидываю на плечи плащ и выхожу из дома. Всюду творится какой-то хаос. Люди бегают не находя себе места.
Вдруг замечаю, что нет тех домов, стоявших напротив. Жалкие обломки плывут по возникшей посреди чьих-то бывших жилищ реке. Их просто смыло и унесло течением. В отчаянии бегу и вижу, как голодная стихия доламывает дом моей любимой. Хочу провалиться на месте. Но не проваливаюсь, падая лишь на колени. Криком сводит губы, челюсть, грудь, перекрывая дыхание. Хор из сотен, тысяч голосов наполненных боли, бьет фонтаном по ушам, вторя одному моему бескрайнему горю...
***

Утром здесь всегда холодно. Солнце, поднимаясь из-за гор, ласкает теплыми лучами, а от свежего ветра все равно дрожишь. Горный ручей спешит по камням. Мне все равно его не догнать, но идти следом можно. Я спустился вслед за ручьем к дому Мариши, сел на скамейку под солнцем. Она вышла ко мне, и с этого момента все стало как во сне.
Почти целый день позади. Вокруг лес. Мы шли по тропинке, по которой я обычно ходил один, когда чувствовал тяжесть или грусть. Это даже не тропинка - это дорога. Заосфальтированная, но безнадежно заросшая. Лес поглотил ее, а люди забыли. Теплый, влажный воздух наполнен ароматами цветов, растущих на редких полянах, кроме которых солнечный свет почти никуда больше не проникает. Желтые листья неуместно покрывают дорогу под ногами, зеленые - шелестят над головой. Заросли вокруг полны голосами птиц. И мы, взявшись за руки, идем по лесу.
- Там, за поворотом, будет каменный стол и статуя, наверное, древнегреческого бога. Хотел бы я знать, откуда он тут.
Марианна посмотрела на меня и с удивлением сказала:
- Знаешь, такое чувство, что я это видела, что была уже в этом лесу.
- Ты ходила здесь раньше?
- Нет. Мне снился сон, он повторялся много раз. Этот лес, эта дорожка и статуя.
Мне показалось, или что-то неведомое, знакомое дрогнуло в груди.
 Я убрал ветку, преградившую дорогу, и мы увидели каменный стол, белый, точно из мрамора, и такую же фигуру, покрытую зеленой плесенью и вьюнами.
Я посмотрел в глаза Марианны и наяву увидел в них отражение сна. Увидел грусть не то ее, не то мою, потому что вдруг почувствовал то же самое.
Мы долго сидели на мраморной скамье у стола, взявшись за руки, почти ни о чем не разговаривая, и не отрывая друг от друга взгляда. В эти минуты тишина была переводчиком. И все, что каждый из нас хотел сказать, растворилось в тишине, превращаясь в легкое дыхание, частый стук сердец; в бездонные взгляды глаз, бесконечные мечты; в теплые и нежные ладони, запах любви.
А время не стоит.
- Ты придешь завтра на пляж, - спросила Мариша.
- Да, наверное, приду.
- Я завтра уезжаю, так что приходи обязательно. В десять часов.
- Я приду в девять. Во что бы то ни стало.
Марианна улыбнулась, и я позволил себе с иронией в голосе спросить:
- Не скучно ли тебе сегодня было?
- Нет, что ты!? Наоборот, очень даже приятно было провести с тобой время.
- А мне этот день запомнится, как лучший за все это время.
Беда лишь в том, что я не помню теперь ни одного дня, кроме этого.
Утро не предвещало ничего хорошего. Всю ночь лил дождь. Пришлось занавесить окно первой попавшейся тряпкой, чтобы под грохот грома не ДОСТАВАЛА хотя бы молния. Видимо, гром - не такое уж большое препятствие чтобы уснуть. Главным образом он повлиял на сон, от которого настроение к утру вполне соответствовало погоде.
Мне снился огромный грязный ручей, порогами обнажающий камни с корнями. Его вязкое тело взрывалось фонтанами брызг, встречая на пути тяжелые преграды. Затем рушило их, несмотря ни на что. Черные тучи плыли по небу густым потоком. Тревога сжимала и разжимала сердце.
Мечутся толпы людей, не в силах убежать от опасности. И всех их накрывает шумящим языком серого потока.
Какое-то время земля сливается с небом, и я вдруг вижу женщину с ребенком на руках. Она прижимает его к груди. Прижимает его крепко. И это огромное серое животное возвышается у нее за спиной. Я вижу, как щупальце, играясь, обгоняет обреченную и взрывается фонтаном брызг у нее под ногами, поднимая ее и отнимая ребенка. Затем я чувствую под босыми ногами холод и... Горы волн идут рядами, мягко изливаясь одна в другую, вспениваясь за десяток метров от берега и утробно перемалывая в себя камни...
Вспышка молнии слепит даже закрытые глаза. Ну что за черт! Я вскочил с постели. Наскоро сооруженная ночью занавеска скукожилась на полу. Я не сильно обрадовался такому утру. Я даже не сразу поверил в такую пакость, подброшенную жизнью. Но так всегда бывает, когда меньше всего этого ждешь. На глаза попались часы. Без девяти одиннадцать.
Собрался на одном дыхании. Хотя что там было собирать в такую погоду? В окно посмотришь: ливень стеной. Намокнешь в два счета. Чем меньше одежды, тем меньше выжимать. Все-таки ничего особенного в такой погоде нет. Дождь теплый и нет никакого ветра. А в том, что на тебе не остается ни одной сухой нитки, нет никакой беды.
Вода бежала с гор, не ограничиваясь одним ручьем, она неслась потоками, разливаясь по всем дорогам и бездорожью, по оврагам и склонам. Так что я сразу же, как вышел, погрузился по щиколотку в быстрое ее течение. Дальше - больше. Я спускался по размываемым камням вслед этому бешеному ручью; шел по дороге вниз, погрузившись в кристальный поток. Его стеклянная прозрачность гнала вниз все быстрее и быстрее, вдруг изнутри начиная окрашиваться в серо-коричневый цвет. Грязные струйки потянулись внутри одной большой - общего потока - быстро отравляя его своим ядом.
Шум воды, бурлившей вокруг, стал не одинок, приобретая двусторонность, накладывая что-то еще, более сильное.
Мой шаг ускорился, хотя не разумным было спускаться дальше - чем выше, тем безопасней. Я вышел к веревочному мостику, раскачивающемуся над рекой, и встал, ошарашенно наблюдая, как несется - уже совсем близко - поглощая под собой землю, высокий вал. Грязная туша неслась, обрекая веревочный мост на незавидную судьбу. Совсем потеряв рассудок, я кинулся ей наперерез. До конца оставалось метров пять, когда волна накрыла меня и мост своим телом. Но я бежал. Бежал, оставив все мысли позади, бежал, не замечая под собой моста, уже вырванного из земли. Вода подбросила меня вперед. И я упал в грязь уже на другой стороне.
...Я вижу, как волны бьются о берег. Высокие штормовые волны. Я забрался еще выше над ними - на десятиметровый пирс. Поднялся, чтобы осмотреть с высоты весь берег. И не обнаружив никого, я понял, как напрасно стремился сюда. Потому что никто в такую погоду, конечно же, не пришел бы ни на какое свидание. Я вдруг осознал, что и сам я пришел, не надеясь встретить здесь Марианну. Я пришел из-за невыносимой тоски, что больше никогда ее не увижу, что уже все предрешено. И лишь обещание, данное мной, придти во что бы то ни стало, осталось обещанием. Хотя его, в силу обстоятельств можно было и нарушить. И сейчас, стоя здесь, под дождем, я вновь увидел продолжение того сна, как обрывок чьей-то жизни, то ли обрывок чьей-то жизни, являвшейся как сон.
...Горы волн идут рядами, мягко изливаясь друг в друга, одна в другую, вспениваясь за десяток метров от берега и, словно вскипая, утробно перемалывая в себе камни. Стою над ними и не вижу больше никакого смысла. Да! Ни в чем больше нет смысла. Для меня одного... Кроме этих плотоядных волн, подаривших мне жизнь. НО ДЛЯ ЧЕГО? Да потому что они знали, что от безысходности я приду к ним вновь. И легкий ветерок, якобы невзначай, толкает мягко в спину. И эти волны приближаются холодными объятьями. И последнее желание. Это желание, как тень стройной фигурки, не важно, где и когда, лишь бы только увидеть ее, ее улыбку, ее единственную, новь.

КОНЕЦ