Эндорфиновый голод

         Каменные изваяния, высвеченные лунным светом, смотрели мне вслед, и я боялся оглянуться, что бы увидеть их. Я уходил прочь из этих земель, от этого мира, бесконечно уставшего   и пропитанного застоявшимся смертельным нафталином прошлого. Машины и железные паруса сломались, каждый взгляд стал отражением на зеркале, сохранившимся с того времени, как я пожаловал в эти края молодым и влюбленным. Все рассыпалось, стоило лишь попытаться смахнуть пыль. Все изменилось. Да, кажется, что наша плоть стала стальной, а сердце пуленепробиваемым, кровь смешалась с противоядием суетливых дней и не сможет больше потревожить нас эндорфиновым взрывом. Каменные изваяния отбрасывают гигантские тени, ложащиеся на наши спины бетонными плитами. Но мы не согнемся, мы разорвем в клочья любого врага и выбьем все мишени, цель замерла на наших глазах бесконечно долгим точечным выстрелом. Лететь, пыхтеть, смеяться и навзрыд плакать, стоя в уголке прихожей, в пьяной компании вытирать сухие слезы, выжимать друзей, отряхивать подруг и коллекционировать эту трескотню, эту нескладную науку отчаянной смелости и переживаний.
                Меня провожает взгляд седовласой старушки, сидящей на лавочке под голым деревом. Вот она мудрость, завернутая в штопаный платок. Морозный воздух освежает, но головная боль не проходит. Медленный разгон, впереди несколько километров знакомой дороги. Радио приемник призывает вспомнить о том, что сегодня все америкосы будут отмечать Хэллоуин. Ну и мы, мол, тоже не должны остаться в стороне от мирового праздника. Лучше бы сыграли в Вильгельма Телля. Уходя, уходи. Уношу с собой забинтованного сфинкса, которого я подарил тебе когда-то, и которого ты вышвырнула из окна. Он разбился, но я подобрал и перевязал ему раны. Я уношу его с собой под бодрые аккорды свежеиспеченного шлягера с незамысловатым текстом о любви. Нет в мире большей пошлятины, чем псевдоискусство, эксплуатирующее тему любви. Кажется, здесь должен был звучать оркестр или зурна,  и снова холодный туннель заглатывает авто, выплевывая на повороте. Вылет из пространства, наверное, напоминает то состояние, которое наступает во сне в тот момент, когда вы растете, как в детстве. Это не больно. Все лишь укол, вспышка. Свист тормозов и колючий ветер отрезают все мысли и бросают в новый водоворот, радио орет все громче – у них праздник всех святых, выноси святых, выплевывай себя из этой прогнившей и червивой оболочки. Все, по тормозам. Стоп. Точка прицела выбрана верно, дрогнет ли рука.  Снайпер замер с той стороны и смотрит мне прямо в глаза. Пропасть напевает свою тысячелетнюю песню, словно пытается успокоить и сделать прыжок более осознанным. Край машины заваливается, и она летит в темноту, нарушая привычное пение гулкой долины. Шаг.
              Сизиф поднимался в гору и нашел меня, лежащим на его пути. Кто просил его учить меня жизни, зачем он подобрал меня и снова бросил во тьму. Каменные изваяния надменно смотрели нам вслед.