Рваное небо

Посвящается Тебе.






Рваное небо.
(рассказ - воспоминание)


Если бы и в этот раз мне не суждено было
 избежать круговорота рождения и смерти,
 то даже в бесчисленных будущих перерождениях
я едва ли встретился бы с вами снова,
 и мои слова можно считать воспоминанием о мире,
 в котором мне выпало родиться.
Ходзё Сигэтоки




Дорога... Дорога...
Куда может увести дорога в воскресный день, в 5.30 утра?
Мы едем в автобусе, сидим на одном ряду, но смотрим в разные стороны. Она видит зеленые рощи, я – поля, покрытые молочным туманом. Ничего, кроме чертова тумана. Все правильно, так и должно быть. Каждому свое – «ты – юг, а я – край...».
Memoria...


Лето пролетело, так быстро, так... этси ксафника... Остались только рисунки, фотографии, видеозаписи. Воспоминания.


За полночь. Ты захотела спать, и мы покинули квартиру, где распивали коньяк в обществе малознакомых приятных людей, играли на гитаре. Меня, как всегда, удивляет тот факт, что кто-то знает мои песни, что еще забавнее, знает их по названиям, хотя я никогда не беспокоился о том, чтобы давать песням конкретные названия. Я проводил тебя домой, возвращаюсь к себе. Проходя мимо рябины, рукою наотмашь захватил горсть ягод. «Любит – не любит, любит – не любит...» - оранжевые шарики один за другим исчезали в темноте под ногами. Любит! Черт возьми, что же это за состояние души, когда от какой-то ягоды рябины зависит состояние твоего настроения?! Твое счастье... А что, если бы вышло иначе? Но об этом не думаешь – тебе хорошо. Ты получил в наследство ощущение покоя и не торопишься его тратить. Спокойной ночи, Микри!


  Если бы я знал, что Юрис тоже придет провожать, то, наверное, не поехал бы в порт. Сижу в баре, на третьем этаже, курю одну за одной. «Кажется, тебе испортили настроение, да?» Похоже на то. Подхожу к окну, смотрю вниз, вижу всех троих – Наташу, Юриса и Колю. Сколько лет они знакомы друг с другом? Да уж побольше, чем с тобой. И нет ни малейшего желания спускаться.


А вчера вечером, накануне отъезда, мы сидели у «нашего» озера. Я отправил тебе сообщение, сказал, что буду сидеть тут, пока ты не придешь. Ты пришла. Сказала, что могла и не выбраться. Но все равно – пришла. Иначе и быть не могло. Интуиция...
Гадалка сказала, что у меня сильно развита интуиция. А еще, что ко мне липнут деньги. И то, что мы с тобою названные брат и сестра. И много чего еще. У нее были темные глаза, один слегка больше другого. Когда я вошел, она спросила, не боюсь ли я. Я спросил – а, что, должен? Она сказала, что мужчины реже решаются на такие эксперименты.


Мы сидим у воды, курим, молчим.
- Я люблю тебя, с этим ничего не поделать.
Она тихо улыбается.
- Если когда-нибудь сбудется то, о чем я мечтаю, и мы будем вместе, но ты не будешь счастлива, пусть уж лучше будет по-твоему... Но если мне, вопреки предсказаниям гадалки, удастся влюбить тебя в себя, то это будет настоящее чудо. А ты знаешь, я люблю творить чудеса.
Она смеется. И от этого мне тоже становится хорошо.
Прохладно, меня начинает бить мелкая дрожь, но это скорее нервы.
- Что надо сделать, чтобы заслужить твою любовь?
- Давай не будем об этом говорить? Я чувствую себя стервой.
- О чем бы ты хотела поговорить?
- Давай хоть о поэзии...
- Между поэзией и любовью очень много общего.
- Это когда как.
- Поэзия – это когда большое количество информации можно передать маленьким количеством слов. А любовь – это когда можно вообще обойтись без слов.
- Не правда. В любви слова очень важны. Очень многое зависит от слов.
- Я тебе столько уже сказал... Неужели,  все было не то...?
- Скорее, не той, - смеется она.
- Единственной,  - отзываюсь я.
Молчим.
- Я не хочу уезжать, - полушепотом говорит она.
- Я тоже не хочу, чтобы ты уезжала.
Молчим.
- Знаешь, ты немного оттаяла за это лето. – делаю попытку ее поцеловать, но она отстраняется. – Гадалка сказала тебе, что ты никого никогда не полюбишь. Обещай мне одну вещь – если ты в какой-то момент очнешься для любви, то в первую очередь хотя бы вспомнишь обо мне.
- Хорошо, - улыбается она. Я решил, что она, как обычно, пытается перевести все в шутку, но она добавила:
- Это не ирония. Я серьезно, – и посмотрела мне в глаза.
- Обещаешь? – задохнулся я.
- Обещаю.
- Спасибо, - прошептал я.


Мы с тобой в тайском ресторане. Неописуемо красивое место. Кроме нас – никого. Листаем меню, пытаемся определиться с заказом. Девушка-официантка подходит к тебе, протягивает розы в вазе и конверт: «Вам просили передать».
Ты переводишь изумленный взгляд с с подарков на меня, туда-обратно.
- Серый, это – ты...?
Конечно, это – я.
- Скажи, как такое делается? – твое растерянно-радостное удивление вызывает у меня прилив приятного тепла. – Это.., это как ... в кино!
- Я и хотел, что бы это лето для тебя превратилось в кино.
- Как ты это сделал?
- Какая разница?
- Секрет?
- Секрет.
- Если ты принес это днем, до нашего прихода сюда... – ты задумываешься. - Зная мой характер, ты очень сильно рисковал!
- Значит, я знаю его лучше, чем ты думаешь.
Чудесный вечер. После ресторана мы пошли купаться. В воде я взял тебя за руки, осторожно притянул к себе. Ты легко, как перышко, приблизилась ко мне и я смог тебя обнять. Остановись, мгновенье, ты – прекрасно...


Мы сидим на скамейке, напротив отеля. Она протягивает мне наушники от плеера.
- Послушай.
Греческая музыка вызывает странное чувство ностальгии, будто воспоминания из прежней жизни.
- Переведи, пожалуйста.
- Я люблю тебя. Я люблю тебя, потому что это ты. Я люблю весь мир, потому что в нем есть ты.
Если бы она все это говорила мне...
- Как называется эта песня?
- Спазмено урано, Рваное небо.


Мы в Нарве, у друзей. Ты так намучилась со своей татуировкой! Если бы ты знала, как я волновался, пока тебе ее набивали... Твоя боль – моя боль.
Данчик на работе. Ты спишь на его кровати, я - на полу, совсем рядом. У тебя нервный сон, ты попискиваешь, как маленький зверек.
- Наташа, дай мне руку, - тихо, но требовательно говорю я, пальцами прикасаясь к твоей хрупкой кисти. Ты тут же, не просыпаясь, берешь меня за руку, стискиваешь мои пальцы. Твое дыхание выравнивается, черты лица разглаживаются. Я забираю в себя твои кошмары, отчего у меня начинает болеть голова. Зато ты спишь спокойно... 


Пикник. Не первый за это лето, но, кажется, последний. Мне невероятно печально. Сижу на бревне, по другую сторону костра. Данчик играет на гитаре, Андрюха пошлит, Антон отбивается от комаров.
Ты подходишь:
- Что с тобой?
- Мне очень плохо, Наташа...
- Плохо? – переспрашиваешь ты и садишься рядом.
- Прекрати грустить! – говоришь ты. Я стараюсь, но...
Пробую тебя обнять, но здесь так много глаз! Ты осторожно, но уверенно убираешь с себя мою руку. Что делать?


Аквапарк. Замечательное место для любого возраста. Волны, горки, аттракционы. Мы в джакузи. Я перенес твое невесомое тело к себе на колени. Прости за подробности, но это невероятно возбуждает. Я так хочу тебя! Всю и навсегда. Как мало надо для счастья и как бесконечно много.
- Почему мы не можем быть вместе?
- Серый, мы уже столько раз об этом говорили.
- Скажи еще раз, - прошу я.
- Потому, что я живу в другом государстве.
«Да, но сейчас ты находишься рядом», - хочется сказать мне. Но для тебя это ничего не меняет.


Любовь нельзя утаит. Она, как пузырьки джакузи, постоянно вырывается на поверхность. Если ее держать внутри, она способна убить. «Я буду всегда любить тебя. А ты всегда будешь меня терпеть, потому что знаешь, как сильно я люблю тебя». Кино.


Урок семиотики в корейском ресторанчике.
- Что такое семиотика? – спрашиваешь ты.
- Семиотика занимается знаковыми системами. Любая буква – это знак. Если брать язык, то семиотика будет заниматься той реакцией, которую вызывает сочетание определенных знаков, их последовательностью, взаимодействием, плавностью. Как ты считаешь, на твой взгляд, что будет более... – он попытался подобрать нужное слово - ...действенным, будет восприниматься более чувственно: «я люблю тебя» или «я тебя люблю»?
- Я люблю тебя, - сразу же ответила ты.
- Молодец! – с какой-то даже внутренней гордостью за тебя ответил он. – Я тоже так считаю.


Рваное небо... Странное сочетание. У меня оно вызывает ощущение, близкое к болевому. Небо не может быть рваным. Как и любовь. Пытаться разорвать любовь, все равно, что рвать на себе кожу – чудовищно больно...


 Мы спонтанно едем в Эльву. Гуляли по тихому району возле железнодорожного вокзала, подошел поезд и мы поехали.
Ты жила здесь каждое лето, а я не был тут уже лет десять. Ты показываешь мне самые красивые места, мы забираемся на деревянный трамплин, раскладываем там все съестные припасы – пир на свежем воздухе. Безуспешные попытки тебя поцеловать.
- Плохой из меня, видимо, мужчина, если я не смог за два месяца уговорить девушку поцеловаться...
- Не вини себя, ты здесь ни причем.


Провожаю тебя домой. Ты просишь меня, написать рассказ об этом лете, я неопределенно обещаю. Твое присутствие для меня уже само по себе поэзия.
- Если ты когда-нибудь скажешь, или напишешь, или через СМС сообщишь о том, что ты любишь меня, то я, наверное, подпрыгну до потолка. Или упаду на пол и буду тихонько пищать от счастья.
Ты радостно смеешься, мне тоже весело.
- Скажи, мы ведь одинаково понимаем, что значит «любить»? Ты правильно меня понимаешь, когда я говорю это слово?
- Да, - отвечаешь ты, и я тебе верю.
Ты подходишь к двери подъезда, сама касаешься пальчиками моей руки и говоришь:
- Спасибо тебе огромное.
Я застываю, не могу стронуться с места.
Ты смеешься:
- Иди, иди, что остановился?
Оба смеемся, за тобой закрывается дверь, но во мне нет грусти, хочется петь и летать...


Деньги подходят к концу, но желание дарить тебе каждый день цветы остается прежним. Я хватаю велосипед, еду за город и возвращаюсь с огромным букетом полевых цветов. Тебя нет дома, твоя бабушка ставит цветы в вазу, я – как преступник – хочу быстрее исчезнуть, но, не успев отъехать, пробиваю заднее колесо на велосипеде и ты таки ловишь меня у соседнего подъезда.
На следующий день повторяю поход, уже пешком. Собираю синие, желтые, красные цветы – такой азарт, что до крови сдираю кожу на пальцах, но не беда, ты стоишь этого. А я награжден пирожками твоей бабушки и твоей благодарностью!


Ты получаешь сообщение: «Завтра идем на ипподром. Возражения не принимаются». И наутро мы действительно отправляемся за город, катаемся на белой лошадке, которая непонятно от кого устает больше – от надоедливых слепней или от нас, неумелых седоков. Ты боишься ее, но это, наверное, единственный раз, когда твой страх не вызывает у меня беспокойства – я знаю, что все будет хорошо. Потом мы катаемся на лодке по реке, гребем по очереди. Мимо проносятся маленькие моторные лодки с лыжниками за бортом. Я прыгаю в воду и ты отгребаешь в сторону – мне стоит больших трудов догнать тебя, пловец-то из меня не важный. Потом на попутках домой, солнце и мороженное...


Да, долго пришлось уговаривать тебя пойти на «Звездные войны»! Хе-хе, ты сказала, что если тебе не понравится, то ты не будешь со мной разговаривать! Но на большом экране фильм действительно смотрелся впечатляюще, и ты сама осталась довольна тем, что согласилась пойти.


Парк на Тоомемяги. Замечательная погода, море зелени. Подходим к Чертову мосту, и ты предлагаешь пройти по нему с закрытыми глазами, не говоря ни слова и не отрывая ног от деревянного настила, – тогда желание сбудется. Ты идешь первой – очень медленно, тебя заносит то в одну сторону, то в другую; я, против всяких правил, помогаю тебе советами. Потом иду сам. Сбудется ли мое желание? Я попросил, что бы мы были вместе... Большего мне и не нужно...


Сидим у реки, напротив Супилинна, едим сладкие булочки. Выясняется, что рай в шалаше – не для тебя. Ты уже прошла через это. Я обещаю подарить тебе дворец. И я сделаю это, только верь в меня. Ты обещала, что мы еще раз обо всем поговорим через два года. Я сам попросил такую отсрочку, чтобы ты могла увидеть, на что я готов ради тебя. Хотя, ради тебя я отказался бы от любого дворца...


Ты настойчиво просишь написать рассказ – тебе нравится быть героиней моего фильма. Но я настолько живу тобою, что мне впервые за долгое время не хочется покидать реальность. И меня хватает только на небольшое стихотворение:
Она мне нравится как жизнь
новорожденного рассвета –
вся соткана из неги лета
двух карих звездочек-лучин.

Ее любил, люблю и буду
смотреть туда, где облака
ревниво след ее укроют...
Не навсегда. Не навсегда...

Два года, шесть, сто-двести... сколько
ей нужно будет, что б понять,
как губ тепло и рук сближенье
все в сказку могут превращать?

Она мне нравится как жизнь –
- свободой, красотой и смехом.
Ververitsaki  с нежным мехом,
которую своя пугает тень.

Ты сказала, что это очень нежно. Конечно, ведь это – для тебя. Ты – моя маленькая гордая фея, микри нимфи.


Помнишь, как ты стала феей? Мы присмотрели в магазине забавные блестящие рожки с мохнатыми кончиками. Они очень тебе шли. Нам запретили снимать на камеру, и я делал это исподтишка. Потом вечером я подарил тебе к этим рожкам еще и маленький жезл, так что ты совсем стала походить на сказочную фею. Видишь, как легко превратить жизнь в сказку?


Нас часто притягивала вода. Река, несколько озер и даже море – все это было для нас. Мы даже избороздили нашу реку на пароходике – туда и обратно. За несколько минут до отправления я успел сбегать за розой для тебя. Позднее ты удивлялась, как долго она простояла не увядая. Говорят, что цветы, подаренные от всего сердца, живут очень долго...


Гадалка сказала, что мы друзья детства. Она была очень удивлена – конечно, мы ведь представились едва ли знакомыми. Твои 17, мои 19 – сколько общего у нас было. Одни и те же места, бары, развлечения, интересы, книги, фильмы, «внутренние изменения». Как мы не встретились раньше? Почему? Как мы могли жить друг без друга?


Мы едем в автобусе. Нас ждет «большой спорт». Антоха говорит, что никогда не играл в теннис, но чувствует «призвание» и скрытое в себе мастерство. Он слегка пьян после вчерашнего праздника и утоляет похмельную жажду из полуторалитровой бутыли джина. Свое мастерство он так и не продемонстрировал, летал по полю за мячом как пьяная бабочка. Зато мы с тобой были на высоте – девять касаний для новичков тоже не плохо. Потом с Алкой сидели у «Ротонды», пили кофе. И мне вдруг стало так невыносимо одиноко, как будто ты уже уехала... Ты спрашивала у меня, в чем дело, но что я мог тебе сказать? Через час из Москвы приехал Митяй, мы покурили немного и мне стало хоть чуть-чуть легче. Но как я буду жить, когда ты действительно уедешь?


Мы опять в порту. Ты опять уезжаешь. Это так же неотвратимо, как и то, что я остаюсь один. Коля нас фотографирует и я пытаюсь тебя обнять для снимка (если бы только для снимка...), но ты привычно отодвигаешься. Мне хочется взорваться, крикнуть - почему тебя могут обнять Коля, Рихо, Большой, а я не могу??? Но я знаю, что ты ответишь – потому что я не Коля, не Рихо и не Большой. И я понимаю, что ты права. Нас фотографируют...


Ровно одиннадцать часов дня. Я пытаюсь позвонить тебе в последний раз. Но паром уже пересек часть залива и автоответчик равнодушно сообщает мне, что ты недоступна...
Я выхожу на дорогу. В воскресенье, стопом – хуже не придумаешь. Редкие машины проносятся мимо.
- шшшшшшшшшШШШШШШШШШШШШШШШшшшшшшшшшшшш – поют колеса.
Их безразличие почти не вызывает злобы. Только ощущение, что тебя проигнорировали как привычный дорожный знак. После трех часов ожидания возле меня останавливается миниатюрный «каблучок». Водитель – пожилой «божий человек» - в течение всех восьми километров побуждал меня к внимательному изучению Библии. Я молча кивал, не прислушиваясь к его словам. Он высадил меня перед несколькокилометровым мостом, совсем не облегчив продвижение. Пришлось перейти весь мост под палящими лучами августовского солнца. Вот наконец-то и тень. Я сидел на обочине, курил цветы и думал о тебе. Никаких ответов – только вопросы, вопросы, вопросы... Почему? Что – если...? Когда? Как?
Вот остановился грузовик-трейлер. Водитель взялся меня довезти до окраины Тарту. Я откинулся на плавающее от ухабов сидение, закурил сигарету и закрыл глаза.


Дорога... дорога... дорога...я.
                05.08.2т2/20.01



*     *     *
(за три недели до этого)

...я живу тобою, а ты мне даже прикасаться к себе не разрешаешь. Я не знаю..., я делал все, что мог; я сделал, все, что мог. Еще лучше, чем я есть, мне уже, наверное, не стать. Передо мной Ромео – равнодушный к Джульетте флегматик. Не знаю, что еще нужно сделать для того, чтобы ты была моей. Пусть даже не навсегда, даже не на месяц, не на день, не на час – хотя бы на миг. Чтобы ты хоть на этот миг почувствовала, что не можешь без меня жить. И взглядом бы мне об этом сказала.
Но, не смотря ни на что, это лето – самое лучшее в моей жизни. Это правда. Я почти постоянно нахожусь – даже не в ожидании, а в ощущении – чего-то хорошего. А в моем случае это кое-что да значит.
Как ты можешь так говорить, что больше не хочешь никому верить? Мне почему-то кажется, что ты с легкостью веришь П. К., «рваному небу» и прочим греческим «с"агапо». Я даже почти уверен, что, слушая их, ты можешь и заплакать. А мне ты не хочешь верить и улыбаешься на мои слова.
Я люблю тебя, потому что это - ты. И ненавижу этот мир, потому что он не отдает мне тебя.
Тебе даже трудно представить, в какой боли я живу...
Но это лето... это лето – лучшее. Я готов ждать еще два года, только бы оно повторилось. Или столько, сколько тебе надо...
Но ты не веришь в это. Боишься. Или не хочешь.
Представь: по пустыне ползет человек. Это я. Он умирает от жажды. Вдруг видит стакан с водой. Это ты. На стакане надпись – «яд». Думаешь не выпью?
                14.07.2т2/03.44




*     *     *
(за шесть недель до этого)

Тебе, кажется, делать нечего, да?

Только одну машку сделал, а сразу легче стало. Совсем отвык получать удовольствие от жизни «естественным» путем. Да и никогда и не умел. Не случалось прецедентов, так сказать. И нет НИ МАЛЕЙШЕЙ НАДЕЖДЫ на то, что когда-нибудь станет иначе. Не нервничайте, это не пессимизм, это выверенная годами тенденция. Иначе и быть не может, не в сказке живем...

Если бы, если бы... На одном «если бы» далеко не уедешь. Тем более в Грецию. Миф он миф и есть. Мифом останется, мифом и умрет. Для меня, по крайней мере.

Больше от меня ничего не зависит. Если честно, никогда не зависело. Тешил себя Мечтой. Фантазией. Но у фантазии свои мечты, как оказалось. И ее не удержать. 

Еще недавно казалось, что все может повернуться по другому. Тогда же по этому поводу был придуман «апокриф», сейчас вполне оправдывающий заключенное в нем «неприятие» (от выражения: «все плохо»). Представьте:

К вам является некий архангел, одна из правых рук Самого. И говорит, что шеф его, с частным визитом, намерен посетить близлежащие к вам окрестности, а заодно и пообщаться с вами на предмет вашего поведения. Будет это через неделю. В зависимости от того впечатления, которое вы произведете на Него, будет зависеть ваша дальнейшая участь. Либо вас тут же вознесут на небо, так сказать, без возражений. Либо оставят в этом аду, от которого ваша жизнь ничем не отличается. В последнем случае вы будете здесь гнить, без права на то, что вас когда-нибудь спасут. В первом – вы в раю, дальше объяснять, надеюсь, не нужно. И хотя то, что вас выдернут в рай «без спроса» слегка пугает, но ведь это же рай, не так ли? И вот вы трясетесь – а иначе и быть не может – не зная, какое же впечатление во можете произвести на того, от кого зависит ВСЕ.

А именно с таким «ощущением» я ждал приближения шестого июня. Ждал, дождался. И казалось, что... Но нет, только казалось.

Жаль. Всего жаль. Того, что было. Того, что будет. Того, как могло бы все быть, если бы...

Если бы. Я устал жить тобой, мое «если бы». Ты меня поддерживаешь, ты же меня и убиваешь. Ласково и беспощадно. У ребенка отобрали смысл его жизни – соску. Он вырастет и забудет о ней, говорят. А если он умрет с горя? Но в это никто не верит. Смеются.

Ты – это ты. Ты – это та, о ком я мечтал всю жизнь. Мечтал найти. Нашел. Сама понимаешь, как тяжело отказываться от того, о чем всю жизнь мечтал и вдруг нашел. Отказываться, зная, что никогда больше такого не найдешь. И становится только непонятно, зачем жить дальше. Зачем ты нужен себе, если не нужен тому, кому хотел себя безраздельно подарить. Забытый подарок.

Страшно, но, может, Тиша поэтому и умер, потому что понял, что ВСЕ ЭТО ему больше не нужно. Не нужно, если в ЭТОМ не будет одного маленького существа из Нарвы. Это была его последняя надежда. А когда она умерла, то умер и он.

Я не хотел тебя пугать. Извини. Не волнуйся, со мной все будет нормально. Не «хорошо», не «замечательно», а именно «нормально». Я выдержу. Потому что привычка жить стоит на втором месте после привычки мечтать.

Делай, что хочешь. Это твоя жизнь. Ты знаешь, я люблю тебя. Черт, как мало говорят эти три слова о том, что я к тебе чувствую. Я люблю тебя. Но ведь тебя многие любят, правда? Можно сказать, что все. Жаль, что мне такое ощущение не знакомо. Грустно жить, когда никто тебя не любит. Не хочется.

Если бы... Опять это «если бы»! Если бы ТЕБЕ БЫЛО НУЖНО, я бы смог ждать эти хамату пять лет, до самого гамос экс эротос. Два последних года – это для тебя не доказательство? Я продержался на одной только мечте. Если бы вместо мечты у меня была настоящая ты, я бы смог ждать столько, сколько надо. Любовь стоит того, что бы ждать.

Любовь... Как это слово заездили. Ты для меня – все. Твоя боль – моя боль, твоя радость – мое счастье. Я никогда не встречал никого, с кем мне было бы так хорошо.  И никогда не встречал никого, без кого бы мне было так плохо. Что ж, буду готовиться к тому, что теперь всегда будет плохо. Причем тут пессимизм? Это логика.

Амнезия. Хорошая болезнь. Где бы ее подхватить?

Ты все видишь. И делаешь вид, что не видишь. Или стараешься делать вид, что не видишь. У тебя прекрасно это получается. А я так не хочу начинать портить тебе настроение своими с.......и (словами, соплями, слезами, сетованиями, сожалениями – называй как хочешь), мне так нравится, когда ты смеешься. И то, как ты смеешься.

Было то, что было, так? Оно не вернется уже никогда, да? Страшно...

Не так уж мало остается до твоего очередного отъезда – два месяца. Целых два месяца, когда ты если и не рядом, то не далеко. Я постараюсь их тебе не испортить. Я все сделаю для этого. Черт!

Если бы...

Что будет дальше? Ничего нового. Все тот же привычный ад, в который меня бросил гнить выбор..., не знаю чей. Закончу универ и исчезну, что бы не встречать никогда ни одного знакомого лица из этой жизни. Кроме моей комнаты есть много других неприятных мест, где я смогу перекантоваться. 

Если ты... Ладно, ничего.

Греция, Греция! Вот кто тебя ждет. И вот куда ты хочешь вернуться. Тебе здесь нечего делать. Когда ты так говоришь, мне становится очень больно. Я так несколько раз портил тебе настроение – как это ни странно, ты невероятно чувствительна, на каком-то шестом уровне, к перепадам моего настроения. И ты всегда это чувствуешь.

Остается только пожелать тебе счастья. Никогда не желал тебе ничего другого, уж поверь. Все сделал для того, что бы хоть ты была счастлива. Или пытался сделать.

До ужаса хочется спросить, есть ли у тебя в Греции кто-нибудь? Тебе так было трудно все это время, тебе нужна была поддержка. И ты так легко рассуждаешь о фиктивном браке... Тебя бы никто не смог осудить. Он тоже был сперва «увлечением»? (черт, не сдержался. Прости)

А я буду цвести дальше. Посмотрим, куда эта кривая выведет. И что будет за этим новым поворотом.  Посмотрим? Посмотрим...

Вопрос... Глупо задавать вопросы. Ты ни на один не ответила, из тех, что были в последнем письме. А я и не спрашиваю.
                23.06.2т2/01.27



*     *     *
finita la...


Вся наша жизнь – игра.
И кто ж тому виной,
что я увлекся этою игрой?
О.Б.

...жизнь – театр. Справедливое замечание. Люди – актеры.
Я согласен играть по вашим правилам. Только не говорите потом, что вам не понравилось представление.
                12.08.2т2/20.01