Гололедица

Чертыхается прохожий, отряхивая пальто и брюки от снега.

- Ишь ты! – Сидящий на лавочке седобородый мужчина лет шестидесяти в шапке-ушанке, грязной, изношенной телогрейке, плотных штанах и валенках закуривает сигарету. – Ишь ты… бранится-то эвона как! Во! озирается… Чего озираешься? Чего глядишь-то, а? Пошёл, пошёл… А со спины-то не стряхнул.. Ха-ха! А падал-то как, падал-то как! Любо дорого посмотреть. Меня, старика, развеселил. А то сижу тут, уж ночь скоро – и никого. И тут, вот он – первый. Ой, мамочки мои! Опять… О-ха-ха! Ой, держите меня! Ой, не могу-у-ху-ху! О-хо-хо! Э-хе-хе-хе-хе-хе! Во-во, опять… опять брешет чего-то… Жаловаться он, видите ли, пойдёт… Ну иди. Иди! Иди-иди! Не-е… знаю я тебя… Я за свою жизнь знаете сколько нагляделся… Э-э… Да я в людях получше любого си.. сик… тьфу ты! чёртово слово… получше любого пси-хо-ло-га разбираюсь, во! Так вот смотрю – и с первого взгляда могу определить, что за человек передо мною. Во, во… Опять спину не отряхнул. Опять она вся белая… Э-э-эй! Граждани-и-ин! Сто-ой! Куда же ты? Ты ж жаловаться идти собирался? А? Да не-е… знаю я таких… такой не пойдёт… Такому и самому неловко за свою неуклюжесть. Ещё, глядишь, подойдёт ко мне и попросит, чтобы я никому не рассказывал, как он тута кувыркался на льду… А я, не будь дурак, скажу: дашь денег на бутылку – не расскажу. И такой ж даст, возмутится, но даст. Ну-ка… посмотрим… не-е… Ушёл. Скрылся. А вот старуха какая-нибудь – та бы точно пошла и нажаловалась. Поскользнулась бы, упала, валялась бы, беспомощно суча ногами, как жук. Ой, смеху-то! А потом пошла бы и нажаловалась: чего, мол, дворник ваш дорогу солью не посыпает, ходить невозможно, падаем все, руки-ноги ломаем… И меня бы снова погрозились уволить. В очередной раз. Уж сбился со счёта, какой. Только меня ж не уволят. Сколько раз уж грозились – и что? Грозились-грозились… Ерунда всё это… Да и кого ж им заместо меня-то найти? За такую зарплату-то? А я тут уж тридцать лет работаю и, дай Бог здоровья, столько ж ещё проработаю. Так что – жалуйтесь, жалуйтесь, на здоровье… Соли я, видите ли, не сыплю… А посыпал бы – ну тоже ведь жаловались бы, мол, много посыпал: ужель кому нравятся эти белые разводы на сапогах. Да-а… неблагодарная у нас работа… Жалуются, ругаются, бранятся… Брали б пример с ребятишек – тем лёд только в радость. Разбегутся, оттолкнутся и скользят. Весело! А упадут, ушибутся – ничего страшного – всё равно весело. Вот и сын мой, Васятка, - хоть и 32-ой годик уж пошёл ему, а тоже любит позабавляться иной раз. Выйдем мы вместе, посажу я его на картонку какую-нибудь, подтолкну и он катится. Смеёмся… А жена моя… Варенька… Варюша… Варвара Лексеевна… зимою и в проруби купается, и гулять любит подолгу, и голенькую её я снежком растираю… Потому,  наверно, такая молодая до сих пор, такая свежа я вся, не болеет никогда, никакая хворь к ней не пристаёт… Посмотрите на меня – вон уж какой старик, а она – всё такая ж молоденькая, красивенькая, хорошенькая… А я иной раз, когда ледка-то не наморозит, ночью выйду сам, шланг протяну из подвала, кран открою и стою, поливаю. А она горячая, разливается так быстро и ровненько так, гладенько. А потом, если за ночь не нападает, припорошу так сверху снежочком, чтобы ледка-то видно не было. С утречка выхожу, сажусь на лавочку, вот эту вот, и наблюдаю как народ идёт мимо-то на работу. Такого насмотришься… Женщины идут, друг дружку под руки держат, да как ступят на лёд, да на каблуках… Одна поскользнётся да вторую за собой поволокёт, а та - третью да так и плюхнутся все вместе. Ой, смеху-то! А есть такие серьёзные, как вон тот вот. Так те – ещё смешнее падают. А тут на днях случай был… ой, аж смешно вспоминать… ой, па… па… - Мужчина заходится беззвучным смехом. Его грузное тело слегка подрагивает. Узенькие глазки исчезают под нависающими бровями. - па… ой, не могу… парень… ох, прошло вроде… парень с собакой гулял, а она впереди бежала да как на лёд-то ступила… о-ха-ха… лапы у ней разъезжаются, чуть ли не падает, она скулит… На собаку посмотришь – уже живот от смеха надорвёшь: хвост поджат, ушами то так, то так делает, морда такая обиженная. А тут ещё и хозяин подошёл, стал тянуть её… ой, не могу… ой, держите меня… ща помру со смеху… о-хо-хо-хо-хо!.. стал тянуть её, а она заупиралась, а он… о-хо-хо!.. дёрнул так за поводок да, видать, сильно так, не рассчитал, сам поскользнулся, опрокинулся назад и… вот умора!.. и головой прям об лёд ударился и… ол-хо-хо-хо-хо-хо!.. я уж думал всё – на смерть расшибся, ан нет! – встал, за голову держится, а из затылка кровь хлещет, а он на собаку орёт, размахнулся ногой, ка-ак даст ей, а она огрызнулась, в ногу ему эту вцепилась и кусает, кусает, а он-то не ожидал – опешил, а потом опять ей ка-ак даст! – она побежала, лапами по льду скользнула, завали… и-хи-хи-хи-хи-хи!.. о-хо-хо-хо-хо-хо!.. за… завалилась набок, вскочила, визжит… он её лупит поводком да сапогом… ой… о-хо-хо-хо-хо!.. хо-хо-хо-хо!.. смешно-то как!.. о-хо-хо!.. э-хе-хе-хе!.. кхе… кхе… кхе… умора!.. ох!.. Ну, пора! – Мужчина вытирает рукавом быстро замерзающие капельки слюны с губ, хлопает себя по колену, вздыхая и кряхтя, поднимается и идёт по направлению к дому. Проходит мимо подъезда, огибает угол дома, спускается по ступенькам в подвал, проводит там с полминуты и возвращается, держа в руке лопату и лом. Зажав инструменты между ног, достаёт из кармана варежки; надев – идёт на противоположный торец дома. Там, бормоча под нос «пора, пора, пора…», расчищает площадку между двумя ёлками от снега. Когда показывается лёд, смахивает рукавицей оставшийся снег, кулаком проверяет лёд на прочность. Снимает шапку. От волос, давно немытых, слипшихся, в ночное небо поднимается пар. Мужчина поднимается с корточек, отряхивается, берёт в руки лом, заносит над головой и со всего размаху всаживает остриём в мутную поверхность льда. Лёд крошится на множество мелких осколков. Мужчина продолжает работать ломом. Через несколько минут его старания увенчиваются успехом: лёд сколот. В глубине чернеет вода. Мужчина становится на одно колено, опускает руку в холодную воду, быстро затягивающуюся тоненькой корочкой, и начинает круговыми движениями шарить в воде. Слышатся причмокивающие всплески. Потом всем телом ложится на землю, засучивает руку по локоть и, насколько хватает, снова опускает её и продолжает рыскать. Нащупав что-то, хватает коченеющими пальцами, садится на корточки и не спеша начинает вытаскивать. Из воды медленно показываются пальцы, рука, голова, наконец, всё тело женщины целиком. Женщина нага, молода и красива. Её чрезвычайно бледное тело отливает лиловым. Мужчина кладёт её на землю. Снег падает на неё, не тая. Мужчина снимает с себя телогрейку, под которой оказывается лёгкая осенняя куртка, расстёгивает молнию на куртке до середины, просовывает руку, достаёт полотенце. Прислонив женщину к стене дома, растирает её всю, взъерошивая мокрые волосы. Вытерев насухо, надевает на неё свою телогрейку, застёгивает на все пуговицы, поправляет воротник, целует её в губы, слегка покалывая молодое,  привлекательное лицо заиндевевшей бородой.

- Замёрзла? Ну ничего, ничего… Сейчас отогреешься… Ох и лёду-то слой какой наморозило в этом году – еле отколол… Ну вот и всё, Варвара Лексеевна, нагулялась, накупалась… Теперь до следующей уж зимы… А сейчас пошли домой. Васятка-то нас уж заждался, небось…

Мужчина взваливает тело на спину, пару раз подпрыгивает, чтобы подсадить повыше, обвивает беспомощно болтающиеся руки вокруг шеи и идёт к подвалу. Спускается по ступенькам, проходит в тёплое, пахнущее сыростью помещение, щёлкает выключателем. Застигнутые врасплох тараканы разбегаются по полу и стенам, прячась в щели. В угол за ведро со стоящей рядом шваброй юркает маленькая серая мышка. Мужчина, низко наклонившись, с ношей на спине проходит в следующую дверь. В комнате темно, лишь две лампочки тускло освещают её. Пройдя комнату поперёк, подходит к белой двери с номером на гладкой поверхности. Дверь заперта. Мужчина роется в карманах куртки в поисках ключа, другой рукой придерживая сползающую со спины женщину. Не найдя, кладёт её бережно на пол и уже без всяких неудобств легко извлекает ключ. Открывает дверь. В глаза бьёт яркий, ослепительный свет. Мужчина на время зажмуривается. Привыкнув к свету, берёт женщину подмышки и волоком затаскивает в помещение. В помещении ужасно холодно. Слышен шум работающего мотора. Пол устлан старым, вытертым ковром. На потолке висит множество ламп. Стены покрывает толстый слой снега, пол и потолок – иней. В центре комнаты стоит стол и три стула. К стене прислонена большая кровать. На кровати лежит мальчик лет двенадцати в спортивной форме и бутсах. Мужчина берёт женщину на руки и сажает на кровать рядом с мальчиком.

- Вот и наш Васятка, Варюша. Хороший он у нас мальчик, правда, Варюша? Футболистом всё мечтает стать. Я-то, по правде говоря, хочу, чтобы он каким-нибудь учёным вырос. Или конструктором. Строил бы ракеты, запускал бы их в космос. А, Вася? Не хочешь? Ну ладно… Футболистом так футболистом… Главное, сынок, чтобы у тебя в жизни всё было хорошо, чтобы всё хорошо сложилось… Ну что ж ты, Варя, сына не обнимешь? Столько не виделись… С самого начала зимы. Давай вот, обними. Дай вот руку вот так положу… Ну, вы тут поговорите, а я покамест пойду чайку согрею.

Мужчина уходит, напевая под нос какую-то бодрую песенку.