Фортран

                Диме

Так  звали   нашего  кота.   Это был третий представитель  семейства   кошачих  в нашей семье. Первым  был чудесный сиамский котик дымчатого цвета  с  голубыми глазами,  которого  мы звали Банисадр.  Назвали  мы его так по имени тогдашнего премьер-министра Ирана. В Иране  была в то время бодяга  исламской революции, и  это  имя   часто повторялось по радио. А нам нужно было подобрать имя для нашего котенка. Нам показалось что такое экзотическое восточное  и  в  чем-то опереточное имя очень подойдет для восточного кота.
Банисадр был очень умным, сам открывал лапой форточку на  кухне и  выходил гулять  на  ящик  для продуктов, который  висел под  окном.  Но это его и погубило. Это случилось в декабре 1981 г. Умерла моя мама. Она жила в Харькове.  Теперь  это самостийная Украина,  а тогда был  просто  Харьков, город,  где я родился и  вырос.  Мы  поехали на  похороны,  было, конечно, не до кота. Кот остался под присмотром детей и бабушки. Когда мы вернулись, оказалось, что однажды кот выбрался, как обычно, погулять за  окном, а  форточка  как-то захлопнулась, и он долго не  мог  вернуться  и простудился.  Мы это не сразу заметили, так как были сильно угнетены неожиданным горем. Когда, наконец, отнесли Банисадра к ветеринару, тот нашел у кота цистит в запущенной форме. Спасти его не удалось. По  странному совпадению, когда наш кот Банисадр  умер, у  Банисадра  премьер-министра начались неприятности, и его то ли убили исламские хунвейбины, то ли он сначала бежал куда-то, а потом его убили, но то что он плохо кончил, это точно.
После Банисадра у нас была  кошечка, черненькая, очень грациозная и ласковая.  Когда мы думали как ее назвать,  мы  решили продолжить шуточную традицию названий в честь иностранных политических деятелей, начатую Банисадром, и решили назвать нашу черненькую и  грациозную кошечку Индирой по имени Индиры Ганди, в то время премьер-министра Индии. Чудесная была кошечка. По  утрам  она  всегда  приходила к нам в комнату, как будто соскучилась за нами, и будила нас. И очень была игривая. Она любила сидеть на форточке у нас в комнате и была неравнодушна к мухам. И вот однажды, помню, лежу я у нас в комнате на кровати – днем она была как диван, для отдыха, - и читаю. Был теплый осенний сентябрьский субботний день. Индира сидит на открытой форточке на ее внешней  уличной половине. Я обратил на нее  внимание,  так  как она сидела и лапой  старалась  поймать надоедливую осеннюю муху, которая жужжала вокруг нее. Это было так забавно смотреть.  Потом  я отвлекся, читая книгу. Вдруг  каким-то  шестым  чувством  или, может быть,  боковым зрением, почуял неладное.  Смотрю,  на форточке Индиры нет. В комнате – тоже. Я бросился к окну,  открыл,  смотрю  –  Индира  лежит внизу  на крыльце обувного магазина, что был  под нами. Побежал вниз  –  уже поздно. Индира   лежала неподвижно и  я увидел  что  ее глаза  начали стеклянеть.  Как  на  беду,  в том месте, где она упала, торчал штырь для входной двери магазина. Если бы не он, может быть кошечка и выжила бы.
Похоронили мы Индиру в Сокольниках. А через пару недель  в Индии в результате покушения была убита Индира Ганди. Как хочешь,  так  и понимай это  совпадение.  Во всяком случае,  третьего  представителя  семейства  кошачьих, который у  нас появился,  мы  уже  не стали называть человеческим именем. 
Фортрана нам подарили, когда ему уже было 3-4 месяца,  а для кошек это уже очень много в смысле привычек  и  воспитания.  Это был  миленький черно-белый котик с белой манишкой и чудесным пушистым хвостиком. Он был,  конечно,  беспородный,  но зато очень умный. Эта кличка – Фортран  –  пришла мне в голову, может  быть, потому, что в  то время я раздумывал о  сравнительных   достоинствах   и недостатках различных языков  программирования: Алгола, Фортрана, Паскаля, Си. Так я  и  не выяснил до сих  пор, который из  них лучше, но,  как кличка для кота, Фортран мне показался очень подходящим.
Фортран  прожил  у  нас дольше всего. Когда мы переезжали ни другую квартиру, мы запустили его туда первым, как  положено. Фортран  всегда  был  очень самостоятельным  и  все  норовил сбежать. Открывать входную дверь при нем было опасно. Чуть зазеваешься, он тут же оказывался за  дверью, и,  хотя не убегал сразу,  поскольку  все-таки незнакомая  обстановка,  но явно норовил куда-нибудь отправиться подальше. Мы это его свойство недооценивали, и однажды он выскользнул потихоньку, а мы заметили его отсутствие только через несколько  минут. Ну,  казалось бы, погулял бы на воле немного и вернулся под  дверь. Но нет. Я  с трудом  отыскал  его где-то на чердаке нашего 8-этажного дома, куда мы сроду не заглядывали, и мне еще пришлось долго его уговаривать подойти в пределы досягаемости моих рук.
Но Фортран был удивительно умным, понимал, я думаю, все что ему говорят. Бывало, сидим в комнате, я за столом, работаю, он на кровати,  которая,  как уже было сказано, днем была  как  бы диваном ( в отличие от  профессора  Преображенского,  мне  приходилось работать там же где спал, правда, обедали мы в другом месте  –  на кухне).  Я встаю, потягиваюсь  и говорю: «Фортран, пойдем на кухню!».  Фортран  тотчас вскакивает, спрыгивает с кровати – в данный момент дивана  -  и подбегает к  двери, ждет, пока я открою. А когда я открывал дверь, направлялся не куда-нибудь по корридору в другую комнату,  а прямиком на кухню.  Забавно  было  также наблюдать, как он,  сидя на полу или на стуле на кухне, вдруг ни с того ни с сего вскакивал и  с очень деловым видом,  подняв   трубой  свой  пушистый  хвост, устремлялся  куда нибудь по корридору  в одну из комнат. Это выглядело так как будто-бы ему в голову вдруг  приходила какая-то идея или он вспоминал что нужно срочно что-то там проверить под столом  или  под  кроватью.
Усаживался он посидеть на кресле  или  на кровати  (она  же диван) тоже не просто. Прежде чем  уютно,  по-кошачьему,  усесться, он долго и  основательно  топтался,  приминая лапами  то,  что было под ними. В природе, наверное, это должна была быть сухая трава или ветки гнезда. А когда ему нужно было в туалет – там у нас стояла посудина для него, - а он  сидел  с  нами  в  комнате,  он  подбегал к закрытой двери, выразительно  оглядывался  и, если не видел с нашей стороны никакой реакции, начинал мяукать. Впрочем, наверное для этого большого ума не надо.
Но вообще с его туалетными делами у нас были проблемы. Примерно  раз  в  месяц, иногда и чаще, иногда реже, он оставлял свои следы – и по-серьезному -  в самых чувствительных местах, например, на покрывале  кровати ( она же диван;  этот  запах чувствуется до  сих  пор),  или на обувь в прихожей. Этот  запах  преследовал  нас  постоянно  и был неистребим.  Может  быть, это было связано  со свободолюбием Фортрана. Как  уже говорилось, он все время, а особенно весной,  норовил сбежать и таки сбегал несколько раз. Какие-только способы побега он ни  изобретал, даже прыгал с нашего пятого этажа на крышу магазина внизу под нашей кухней, а это было как минимум 3 хороших этажа. Иногда мы подолгу не могли его найти. Однажды прошло почти 2 месяца, и мы взяли маленького котеночка вместо него. Но в тот же день  жена  шла  во  дворе  и увидела  его перебегающего  двор, позвала  его:  «Фортруся!».  Он остановился,  подошел,  но  когда  она взяла  его на руки, опять  стал вырываться. А можно представить, какие ласковые слова она ему говорила и как уж она его гладила и привечала. 
Еще одной  причиной его туалетных проделок могло быть то, что мы жили тесновато. Я пытался отучить его от этой гнусной привычки, тыкая его в то что он натворял и потом запирая в туалете. Поскольку зто происходило довольно систематически,  я  иногда  приходил в страшное раздражение и начинал идиотски кричать на Фортрана, хватать его за шкирку и тащить на расправу. Ничего это не давало,  и  к чему  я  приучил Фортрана таким  образом, так это только к тому, что, сделав свое черное дело, Фортран сам добровольно отправлялся в туалет и скрывался  там  за толчком. Откуда я взял, что наказанием  можно  приучить  кота  вести   себя пристойно, я не помню. Конечно, это было от дремучей безграмотности в деле обращения с животным, и мне сейчас стыдно за это,  но,  с другой стороны, что было делать с таким безобразием, до сих пор не знаю.
Когда мы ехали в на нашу дачу  – дом в деревне, - мы, конечно, его брали.  В машине ехать он не любил, вырывался,  когда мы его несли  в машину, может просто потому  что ему хотелось на волю. Ехать было 3 часа, даже больше. Ехал Фортран более или менее мирно, правда время от времени не выдерживал и оставлял свои следы в машине. Но вот когда мы из леса выезжали на поле, откуда уже виден был  наш  дом,  а  это было метров за  500, Фортран оживлялся  и  начинал рваться наружу. Мы  его выпускали, и он  вприпрыжку, подняв высоко свой роскошный пушистый хвост, бежал к дому.
Но в доме Фортран  жить  не  любил.  Он  только приходил  время  от времени , часто с подарком – мышью, уже задушенной или  полузадушенной.   Для  своей резиденции он облюбовал сеновал в хлеву, который стоял у нас  во дворе,  и, видимо, чувствовал себя там прекрасно. Во всяком  случае,  дозваться до него, когда нам нужно было уезжать, было непросто, и нужно было это делать заранее. Мы  даже как-то оставили его  на несколько дней  там, и ничего.  Был  у него там соперник  – соседский кот Тимофей. Он был крупнее Фортрана, но Фортран ему  спуску не давал и  всегда выгонял  с позором  из  своих владений. Повидимому,  чувство правоты и своей территории важнее физической силы. Иногда к нему в гости приходила какая-то кошечка. Ее он не  прогонял, но их «беседы» и  песни  тоже проходили  на,  я  бы  сказал, повышенных  тонах.
Вечерами мы часто ходили гулять. Перед домом у нас было довольно большое поле, на котором была заброшенная ферма и загон для овец и коров и которое потом переходило в лес. Когда мы выходили и Фортран был поблизости, мы говорили ему: « Фортруся, пойдем гулять!» и шли по тропинке от нашего дома по полю. Фортран очень охотно откликался и бежал впереди, время от времени останавливаясь и дожидаясь нас.
Сейчас уже поля нет, все застроили домами. Да и  Фортрана тоже  нет, он таки сбежал из дома,  как он сбегал  много раз, но теперь уже некому его искать и ловить:  мы уехали  из Москвы,  когда упал железный занавес,  и с тех пор путешествуем по белу свету. И держать кошек  или собак больше не будем. Фортран нас научил, что у них может быть своя жизнь.