Гвардейские девицы i маленькая повесть

Началась вся эта история, в общем-то, довольно обыденно. Ехал один весьма боевой полковник лесом за каким-то своим полковничьим интересом... Как вдруг видит, сидит на обочине у реки неизвестный до-вольно обросший молодой человек и что-то на костерке варит. Дорога же та была, надо сказать, приграничная и жутко секретная: постов кругом немерянно, вертолёты летают, вездеходы шныряют, наряды с собаками и без... А тут на тебе!
Остановил полковник свой танк (не на "газике" же ему – боевому, в самом деле, по границе ездить... даже если и с дочкой за грибами), ору-дию на незнакомца развернул и в мегафон на весь лес (так, что даже за Рубежом вздрогнули) вопрошает:
– Эй, ты! Кто таков и чего здесь делаешь? Отвечай немедля!
Поморщился молодой человек, ухо потёр:
– Ну, человек прохожий. Обед, вон, себе готовлю. Чего орать-то?
– А ты знаешь, где находишься? Ты как сюда попал? Да мне по Ус-таву не орать, а пристрелить тебя здесь, прям на месте, положено, и труп с дороги не убирать, чтоб другим диверсантам неповадно было, – и для убедительности, полковник,  и вправду, самолично из танковой своей орудьи по другому берегу разрывным фугасом пальнул, распугав толпу ни в чём неповинных рябчиков и насмерть зашибив молоденькую лоси-ху, вышедшую полюбопытствовать, что тут за ор такой (а и правильно, не фиг высовываться, когда полковник, особенно боевой, не в настроении).
– Не, совсем вы тут от безделья охренели, – опять поморщился мо-лодой человек. – Какой я вам, к чертям, диверсант? По роже что ли не видно?.. А попал как? Так ножками... Не на парашюте же.
– А знаешь, коли покажешь как сюда попал, то, так и быть, отпущу на все четыре стороны, – смягчился полковник. – А то, так недолго и настоящего диверсанта проворонить.
– Вот это деловой разговор, – кивнул согласно незнакомец. – Вот только доем. А потом, оставишь кого ни то вещички мои посторожить (а то мало ли, кто у вас тут ещё шастает), отвезёшь к началу зоны своей секретной, и в путь. К утру, в аккурат, снова здесь будем.

... И действительно, обошли они с полковником все его посты и на-ряды. И так разохотились, что и за самую финскую границу ушли (А чего налегке не уйти? Вещи-то им каждый вечер или на вездеходе подвозили или с вертолёта скидывали – куда полковник по рации указывал). Подру-жились... Так, что когда вернулись обратно на заставу полковник и гово-рит:
– Бросай ты свою городскую мутатень и давай ко мне – заместите-лем по лесной части. Будешь ребят моих тренировать, ну и всякое такое. А я тебе за то и жильё, и довольствие полное, и зарплату с полярными, и даже компьютер с интернетом обеспечу. Чего тебе ещё надо? Умствуй себе на здоровье. Ну и работай в удовольствие. Это ж такие таланты про-падают!
– Вот только про таланты не надо, – снова поморщился Вир (и зва-ли-то молодого человека не как всем положено). – Их у меня столько, что самому противно. А уж окружающим, и подавно... Вот они и твердят: мол, пропадают, пропадают... А так, оно конечно. Где угодно меня ценят, только не дома и не на работе. Может, конечно, и притворяются... да только, всё одно, не жизнь, а стрессы сплошные. Тут, вон, за месяц один только ты меня и облаял, а там – в день по три раза. Я с того сюда и по-лез, чтоб душой отдохнуть.
– Ну так и отдохни как следует... Годочка три... А как контракт кончится, коли уж без трудностей никак, можешь обратно к своим стрес-сам вернуться.
– Год.
– Два...
На том и порешили. А как все документы были подписаны, подхо-дит полковник к Виру, злодейски ухмыляясь:
– Я тебе за всей суетой этой совсем сказать забыл: у нас на заставе людей, особливо вроде тебя выдающихся, мало... а потому, каждому, помимо основных обязанностей, ещё и дополнительная, ну навроде об-щественной, нагрузка положена.
– И какая же, интересно? – произнёс Вир тоном, весьма полковни-ку непонравившемся.
– Да ерунда... Неофициально, конечно, поскольку ты у нас вольно-наёмный и воинского звания не имеешь, но тем не менее, запомни, под полную твою ответственность выделяю отряд экспериментальный (при-слали тут недавно, едрит их налево), с которым делай, что хочешь (в рамках Устава, естественно)... но чтоб они мне на заставе не болтались и климат моральный, а также дух всеобщий боевой не поганили!

И действительно, когда увидел на следующее утро Вир передавае-мый ему отряд в 25 душ,  то тоже, по началу, вытянулось у него лицо довольно сильно, а потом рассмеялся (только с надрывом как-то... и полковник при всей своей боевитости не мог его за то осудить) и гово-рит:
– Не знаю, кто тут больше сумашедший: сами сии девицы, те, кто их сюда прислал, ты, Палыч, или я сам... только, делать нечего, попро-бую и из ЭТОГО людей сделать.
– Делай кого хочешь, – повторил полковник... – Только, чтоб глаза мои их не видели и уши не слышали, как можно, дольше, – и, в сердцах махнув рукой, поскорее ушёл с плаца.
Вир же что? Вир остался... А где-то через неделю приходит к пол-ковнику:
– Слышь, Палыч, у меня идея родилась, как число особей экспери-ментальных на заставе нашей поуменьшить.
– Только, чтоб по Уставу, а то, сам знаешь, – обеспокоилось на-чальство.
– Исключительно и всенепременно...
– Ну, тогда излагай.
– Забрасываемся мы, значит, с помощью вертолётов куда подальше и идём до заставы дней 20 с полной выкладкой по горам, да болотам – это уж я постараюсь…
– Ага, чтоб бедных девок до бунта довесть, тем паче, что и присяги ещё не принявших…
– Так именно. Бунтарок я там, в лесу и оставлю.
– Ну, ты – зверь!
– А с собой, помимо прочего, нож дам, в ручку которого радиомая-чок вделан. Потом, найду случай тебе о том по рации сообщить. Вы при-летите, по маяку их найдёте, а на заставе под такое дело быстренько по домам и спишите. Прочие же, не зная о судьбе оставшихся, со мной только так пойдут (если же при том кого-нибудь, действительно, эва-куировать надо будет, так я опять же по рации сообщу). Однако, за-кончив маршрут, как минимум, половина из них тоже, наверняка, к папе с мамой запросятся… Каковую просьбу ты, я думаю, не применёшь с удовольствием удовлетворить. Из тех же, кого всё это доконать не суме-ет, можно уже будет попробовать что-то стоящее и сделать.
– Стратег!.. Прям, хоть счас в Штаб генеральный! – восхитился полковник. – Только, где я тебе все эти радиомаяки в ножиках и прочее оборудование нестандартное добуду?
– Так твои умельцы и сробят под моим чутким руководством – де-ло-то не шибко и хитрое – только прикажи. А заодно, если средства вы-делишь – тоже, кстати, не шибко какие и большие – можно и несколько систем определения координат на местности по спутникам закупить. Не сейчас, так потом, я думаю, всяко пригодятся.
– И где ж это, интересно, ты такие системы покупать собираешься?
Вир усмехнулся:
– Места знать надо… Нынче, если захотеть, так и танк, навроде твоего, приобресть можно. Только, лично мне, такое совершенно ни к чему.
– А мне так очень даже… Добудь, будь другом, – загорелся пол-ковник.
– Нет, не по Уставу боевую технику на стороне добывать.
– Так не для себя же – страну хранить. Что, в конце концов, важ-нее: буква или дух закона?
– Ладно, подумаю… только, про Дух мне не надо, – вздохнул Вир и пошел к выходу.

… А к исходу ещё полутора месяцев его отряд, и впрямь, сильно уменьшился. Но, тем не менее, на полный взвод в нём народу ещё оста-лось. И взмолился полковник вновь:
– Ну, чего тебе стоит? Своди их ещё куда-нибудь. Нельзя ж такое тут держать.
Пожал Вир плечами: мол, надо, так надо… да так до самой зимы со взводом своим по окрестностям ближним и дальним и пробродил. А там уже ночь полярная: хочешь, не хочешь – на заставе сиди. "Бойцы" Виро-вы тому по-началу, естественно, обрадовались. А потом, скучать стали (тем паче, что начальство по-прежнему предпочитало делать вид, что их нет в природе).

И вот, заходит как-то Вир около полудня (это по часам если) в ка-зарму к своим подопечным… А там дневальная Петуния с подружкой своей Аней явно неуставным занимаются, да ещё и в виде, весьма мало одетый напоминающем. Крякнул Вир, вышел… а потом, обратно вернул-ся.
– Что, отец-командир, решили, воспользовавшись случаем, про-честь нам очередную нотацию? – спросила Петуния (злая на весь мир из-за своего, как она считала, совершенно нелепого имени).
– Да нет, в общем-то мне всё равно чем и с кем занимаются бойцы моего отряда; лишь бы они всегда были готовы откликнуться на приказ и выполнить оный с обычным воодушевлением.
– Чисто, пионеры…
– Но любое дело, коли уж за него берёшься, нужно стараться вы-полнить с толком. И мне просто обидно смотреть как вы занимаетесь тем, чем занимаетесь, на уровне зелёных пятнадцатилетних школьниц.
– Так, чем теорезировать, показали бы нам, несмышлёным, – зая-вила Петуния, покраснев ещё больше.
Аня чуть слышно охнула. А Вир, холодно усмехнувшись, заметил:
– Ну, если боец желает учиться, то обязанность командира… – и показал, чего, при желании, можно добиться при помощи одних только губ, рук и языка.
– А мне так можно? – робко поинтересовалась Аня, глядя в некото-ром обалдении на то, что осталось после обучения от её подруги.
– Часа через полтора. У меня, в отличие от вас, ещё и других дел хватает, – решительно ответил Вир, поднимаясь, и двинулся дальше.

… А на следующий день у него была уже очередь из желающих пройти подобное же обучение (причём, некоторые сразу же претендо-вали на его расширение).
– Тогда, – распорядился Вир, – устанавливаем график: не более двух обучаемых в сутки, плюс воскресенье – выходной. Вопросы по со-блюдению очерёдности, а также прочие внутриколлективные проблемы будут отныне решаться на Общем собрании нашего отряда под моим председательством. Армейский абсолютизм мы худо–бедно освоили. Будем переходить к конституционной монархии. Но предупреждаю, нач-нёте излишне своевольничать или друг по отношению к другу непарла-ментские методы борьбы применять – лавочку быстро прикрою.
В дальнейшем (когда первый курс обучения неуставным взаимоот-ношениям был всеми более или менее успешно пройден), Вир дополни-тельно установил систему поощрений и наказаний следующими "урока-ми" в зависимости от успехов того или иного бойца на иных поприщах. Общее собрание хоть и постонало, но под угрозой роспуска вынуждено было с сим согласиться.

Однако, эта тема уже выходит за рамки нашего повествования. А пока, где-то через месяц после вышеописанных событий подходит снова Вир к полковнику и говорит:
– Ты б, Палыч, девчатам моим помимо занятий теоретических, да дел хозяйственных, курсы интенсивные по стрельбе, да рукопашному бою что ли назначил.
– Заездили? – сочувственно поинтересовался Палыч. – Мой недо-гляд. Назначу. Да только... Ты и сам на курсы те походи. А то, хоть и по моему непосредственному указанию собой жертвуешь, о чём и ребятам своим каждодневно почти внушаю – всё одно, почти все поголовно они, знаешь, какой зуб на тебя имеют? Мол, один столько времени цельный взвод имеет, а нам хоть бы что отломил – не по-товарищески... и так да-лее. Да и нормативы, хоть ты и вольнонаёмный, какие–никакие, а сдавать надо.
– Мне сии игрушки ни к чему. К убийству потому как я и так шиб-ко способный – ты уж, Палыч, поверь – а вот, чтобы силушкой мерять-ся... Я, ведь, и сам не замечу, как Грань перейду... и стреляю хорошо только по живой мишени.
И взглянув с внезапным вниманием в глаза этому "занятному го-родскому субчику", полковник понял, что так оно и всё есть. Он, ведь, и правда, был боевым – прошел и Афган и 1-ю Чеченскую компанию – и не умом, кожей уже мог отличить пустое бахвальство от таких вот "буднич-ных" вида и тона.
 – Иди, – сказал он устало... и неизвестно как, но удерживал своих "ребят" до весны от задирания с Виром.
Удерживал бы, глядишь, и дольше, да как на грех, на первой же майской выброске Ане "повезло" натолкнуться на беглых зеков...
Было их пятеро. Главарь держал нож у горла горе–воительницы и, ошалев от удачи, требовал всё мыслимое и немыслимое, что только мог-ло прийти ему в голову (хорошо, хоть, не ракету космическую).
Вир, подойдя на крики, вздохнул тяжело, достал из кобуры штат-ный свой пистолет (единственное оружие, которое позволял брать пока полковник на весь их отряд вне стрельбища – в чём Вир был с ним глубо-ко согласен), снял неспеша с предохранителя и произнёс:
– Ну, вы там, если на счёт три отпустите девушку, то так и быть, вас доставят на заставу в том же виде, в каком вы сейчас; в противном случае – как хладные трупы.
Главарь заорал ещё громче.
– Раз, два, три... – шесть выстрелов слились в один... И вот уже, как и обещал Вир, стоит растерянно одна Аня, а вокруг неё пять хладных тел валяются – каждое с аккуратной дыркой во лбу.
– Ты что, командир?! Они ж запросто могли успеть её зарезать... или сам бы задел.
Вир покачал головой:
– Пуль было шесть... Первой я отстрелил руку, державшую нож... И вообще, чем умствовать, вызывай, лучше, вертолёт.

... А как через неделю вернулись на заставу, под вечер сталкивается с Виром на плацу, да этак явно намерянно, Илья Резник – заместитель Палыча, аккурат, по рукопашной подготовке:
– Ты что ... думаешь: убил пятерых, когда свободно мог одного, так теперь и ходить можешь ни на кого не глядя? Ты, сначала, не на тех не-доумках – на мне докажи, какой ты есть крутой.
Вздохнул Вир устало (как, похоже, уже начинало входить у него здесь в привычку):
– Лучше, не стоит. Я, ведь, если начну, то остановиться вряд ли смогу... как с теми.
И взглянув, как и полковник, в глаза супротивнику, Илья, вроде как, и впрямь, понимать что-то начал... Да всё дело испортила Петуния, не вовремя рядом случившаяся и тоже откуда-то (хотя, вроде, о том на заставе только самому Илье, да Виру, Палычем предупреждённому, и знать-то было положено) об обстоятельствах дела сего осведомлённая:
– Ты б, герой, чем командира нашего донимать, брата своего лучше воспитывал. Тогда б он среди зеков тех и не оказался.
– Да что ты знаешь ... ? Ну, подрался парень... и за дело, кстати. Ну, перестарался... Да ему всего год отсидки и оставался!
– Во-во, навроде тебя придурок. Таких и надо пристреливать, чтоб ни других, ни сами не мучались...
Больше Илья уже не слушал. Одним небрежным (с виду) движени-ем срезав Петунию, он шагнул к Виру. А дальше… Даже намётанный глаз начальника заставы (уже спешащего к месту происшествия, но, как это так часто бывает в жизни, не успевающего на несколько роковых секунд), не смог различить когда мощнейший мудрёный удар его лучше-го мастера по рукопашному бою, так и не достигший неведомо почему цели, перелился в ответное лёгкое касание груди Ильи Виром. Единст-венным неоспоримым фактом во всём этом осталось медленно оседаю-щее с остекленелыми глазами тело Резника.
– Да что ж ты, туды-т тебя перетуды-т, наделал?! – чтобы опреде-лить жив человек или нет полковнику давно уже не требовалось подхо-дить, щупать пульс и совершать прочие, лишь необстрелянным салагам нужные действия.
– Я предупреждал, – тихо ответил этот "вольнонаёмный шенок" и, ухватив за шиворот всё ещё пытающуюся встать Петунию, не глядя больше ни на что пошел прочь…
– П-пусти, – прохрипела наконец та. – Больно ж и так, блин.
– Пустить? А ты, хоть, понимаешь, что из-за тебя, из-за глупого твоего языка я только что убил ещё одного человека, смерти пока не за-служившего?
И такая была в словах этих жёсткая непреложность, что Петуния (Это Петуния-то!), затихнув, позволила так и дотащить себя за шкирят-ник, как котёнка, до казармы и швырнуть на койку.
– Командир, а как вы?.. – попыталась спросить она, спустя некото-рое время, всё также сидевшего рядом в задумчивости Вира; но, встре-тившись с взглядом того, снова затихла надолго.    

… Ну почему? Что за мир сей такой, что именно смерть помнится дольше всего и вызывает такое почтение? Ведь, было прошедшей зимой и много чего иного… И встреча Нового года. И даже, поездка на месяц в Питер. Выпросил её у полковника Вир, надо сказать, довольно легко (тот, по-прежнему, рад был избавиться от смущавших покой его за-ставы девиц хоть на какое-то время; да плюс ещё пообещал – и дейст-вительно, привёз ему, по возвращении, Вир три новеньких танка). Жили всем взводом в городе на квартире у Вира. Спали на полу, по-походному. Питались, в общем-то, тоже. Единственно, что Вир потребовал непре-менным условием: чтобы одевались и вели себя вне квартиры девушки по-штатски… Гуляли они по Питеру и его окрестностям, ходили в музеи, театры, на какие-то концерты, выставки художественные, танцевальные вечера, поэтические встречи… И везде Вир, а заодно, и те, кого приводил он, были своими… хоть и скрипели, бывало, зубами – но под строгим взглядом командирских очей мнения своего по поводу происходящего при посторонних высказывать не смели. "Дома" – другое дело. Там стра-сти, подчас, так и кипели. Но Вира это, похоже, даже веселило.

… И всё же череда смертей отодвинула всё, что было до неё куда-то даже не на второй, а ещё более дальний план. Комиссия, не успевшая ещё уехать после разбирательства с убиенными зеками, констатировала смерть Ильи Резника от сердечного приступа. Однако, на заставе никто ни капли не сомневался чьих рук это дело. И тем не менее, на Вира смот-рели не с ужасом или негодованием, а с бо-ольшим уважением; а девуш-ки его взвода – так прямо таки с обожанием. И Вир, в общем-то, даже их понимал; но всё равно, встречая такой взгляд, непроизвольно темнел лицом и сжимал зубы.
А где-то через месяц нагрянула проверяющая уже и по поводу Ви-рова взвода. Стала она, значит, девушек по одной к себе приглашать, да распрашивать:
– Как вам тут живётся? Хорошая ли часть? Довольны ли команди-ром?
– Странные вы вопросы задаёте, – удивилась Петуния. – Часть бойцу есть дом родной; а командир, в особенности, непосредственный – что отец. Как они могут быть плохими или хорошими? Они, просто, есть – и всё.
– Ну, может, вы желаете, чтобы вас, к примеру, в другую часть пе-ревели или командира сменили?
– Только попробуйте… – зловеще пообещала Петуния.
… Примерно, в том же духе отвечали и остальные.
– Ничего не понимаю, – жаловалась полковнику проверяющая. – Прошлым летом вон сколько от вас девушек слёзно списалось, а эти… Нет… У них тут выброска очередная намечается, так я должна тоже туда сходить.
Делать нечего, призвал к себе полковник Вира и говорит:
– Так, мол, и так… Но чтоб эта … живая и довольная обратно при-шла.
– Да придёт, куда денется? Что я, убивец какой? – удивился Вир.
– А то нет? – серьёзно ответил Палыч.
– Ну, а насчёт прочего… Как смогу, удоволю, – усмехнулся Вир.
Посмотрел на него полковник ещё раз с подозрением, вздохнул:
– Иди уж…– И забросили взвод ихний экспериментальный в оче-редной раз двумя вертолётами в глушь лесную.

Первый день проверяющая, вроде как, даже и ничего прошла (тем паче, что рюкзак ей чуть не вдвое легче, чем иным прочим выдали)… только, за ужином вздумала пожаловаться, что каша невкусная… Ни слова, в ответ – лишь учащённое мелькание ложек.
– Я говорю…
– Да, слышим, слышим… Девочки, может, ещё кому каша невкус-ная? – ласково поинтересовался Вир. – Вот ты, Глаша… Что-то больно личико у тебя недовольное.
– Никак нет!
– А может, кому, наоборот, каши мало? – Снова молчание.
– Ну что ж, – заключил наконец Вир, – заставлять человека есть невкусную кашу мы никак не можем – не в тюрьме, чай, находимся – а потому, и сейчас, и впредь поступать еда будет в распоряжение лишь тех, кто ею совершенно доволен, – и забрав у проверяющей порцию, само-лично её доел…
– А если б кому каши той мало оказалось? – поинтересовалась про-веряющая на следующее утро, уже слегка успокоившись.
– Выбали бы тому бойцу утяжелённый рюкзак; потому как, если хочешь питаться усиленно, то соответственно надо и работать, – пожал плечами Вир. – Впрочем, это ещё вопрос, согласился бы кто-нибудь под это дело разгрузиться, потому как его порция при том соответственно бы уменьшилась.   

Потом Вир направил свой отряд к вершине, огромным булыжни-ком возвышавшейся среди окружающего её болота.
– Командир, ну на фиг нам эта гора сдалась? Что её обойти нельзя?
– Отставить разговоры! Вперёд и вверх. А там… Ведь, это наши горы. Они помогут нам, – весело гаркнул Вир.
– Да чтоб тебя, блин, приподняло, да прихлопнуло, – ворчала Пе-туния, ползя по скользким после утреннего тумана камням. А когда вы-ползла, да огляделась… как-то странно заблестели её глаза. – Командир, какого … ты заставляешь нас видеть всё это? Мы в армию пришли или в кружок юных натуралистов? Ты убивать учи, как умеешь сам!
– Снова здорово… Я и учу, – вздохнул Вир. – Вы пришли в отряд такие разные, но все с огнём озлобления в душе. А это наивернейший способ умереть самому. Как-то один мудрец сказал: "Судить имеет право лишь тот, для кого сиё не радость, но наитягчайшая мука". Так и со смер-тью… Лишь зная чего хочешь лишить человека или иное живое сущест-во и соразмерив с тем, зачем это нужно, ты можешь перелить тёмный пламень души своей не в голову или сердце, как сейчас, но в руку, ногу, пулю, палку – то, что и принесёт, в конечном счёте, смерть ему, а не те-бе. Это и есть истинное мастерство, когда не думаешь как и куда, а лишь кого и когда, а иногда, и вообще, не думаешь ни о чём – тело всё делает само. Всё же остальное, вроде заучивания приёмов рукопашного боя, точек всякоразных на теле человека, приёмов стрельбы снайперской или рукопашной – жалкое ремесличанье.
– Ну ладно, жизнь. Но причём здесь живопись… или эти … красо-ты природы?
– А как же можно научиться ценить высшее проявление прекрасно-го без всех его предыдущих ступеней? И потом, в смерти тоже есть своя красота, без понимания которой истинное мастерство убийства невоз-можно…
– У вас тут все… такие? – спросила проверяющая соседку справа.
– Ага, экспериментальные, – без улыбки подтвердила та.
А тут ещё мимо неспеша прошествовал заяц (И что, спрашивает-ся, ему делать здесь, на вершине, куда и человек-то забирается с тру-дом, а вокруг – ни травинки?), посмотрел этак снисходительно–искоса и скрылся в камнях…
Через день же, под вечер в их лагерь, и вовсе, вышел медведь… Серьёзный, видать, зверь, поскольку на визг целого взвода даже внима-ния не обратил (А несерьёзным ни людям, ни животным в здешней глуши делать, по правде, было и нечего. Даже тетеревов приходилось с пути чуть не пинками сгонять… так и то им улетать лень – отойдут лениво чуть в сторону и смотрят, недовольно квохча и вытянув шеи: что, мол, тут ещё за народ бродит? Или, к примеру, давешний заяц. Он бы и мимо сегодняшнего медведя, пожалуй, с тем же видом прошествовал). А вот с Виром (даже без ножа, лишь с кружкой недопитого чая вышедшим на-встречу) они минут 20 о чём-то протолковали… после чего мирно и ра-зошлись.
В общем, не соскучишься… Так что, когда наконец взвод вернулся на заставу; и Палыч не без некоего душевного трепета поинтересовался у проверяющей о, в целом, так сказать, впечатлении по тому делу, которое её сюда привело; та, в ответ, спросила: нельзя ли и ей перевестись в сей отряд (Это в чине-то майора!). Полковник на то лишь в ужасе замахал руками:
– Лучше, вы их всех, с Виром впридачу, к себе заберите и делайте там, что хотите.
– Не пойдут, – вздохнула проверяющая. – Я уже предлагала.
– Так вы прикажите. Армия это – или что?
– Нельзя. Случай-то экспериментальный. Тут тонкий подход ну-жен, чтобы сей, едва проклюнувшийся росток на корню не загубить. Так что, как хотите, а к следующей весне ждите ещё женского пополнения.
– Ох, чтоб его … – выматерился, в сердцах, начальник заставы.
– А вот этого не надо, – оборвала его проверяющая.
– Да это я так, к слову.
– И к слову не надо тоже.

… В общем, как уехала проверяющая, снова вызывает начальник заставы к себе Вира:
– И что ж ты, едрит твою налево, опять натворил?!
– А что, собственно? – удивился Вир.
– Разве, простил я так эту … удовлетворять? Она ж теперь собира-ется мне половину заставы женской сделать!
– А ты как я поступай.
– В смысле?
– Сваливай отсюда, пока не поздно.
– Да какое, блин, сваливай!.. Слушай, ты это брось – штатские свои штучки. У тебя ещё и половина контракта не кончилась. Ты же мне, хоть под конвоем, но весь срок отслужишь. А если сбежишь, розыск по всей стране объявлю… Нет, ну, блин, это не армия, а действительно, один сплошной бардак какой-то!
– Да не переживай ты так, Палыч, – усмехнулся Вир. – Вредно оно для здоровья. Я тебе дело начал, а дальше, как ни то, образуется. Самому, поверь, жалко бросать на половине всё то, куда столько сил положил. Да дела неотложные призывают, от которых не то что от контракта твоего – не отвертишься. А конвой или там розыск – и не пробуй, всё одно, не получится. Стал бы я тебя за два месяца упреждать, если б того боялся? Так что, смирись человече и, иллюзий не строя, думай, лучше, как быть дальше. А я, пока здесь ещё, чем смогу, помогу.
– Спасибо, помог уже, – проворчал полковник, и впрямь, вроде, ус-покаиваясь. – Ты, хоть, меня помимо, девок-то своих предупреди. А то, как пропадёшь, не сказавшись, они мне тут такую бузу устроят…
– Предупредил уже, – вздохнул Вир.
– И что? – с интересом взглянул на него полковник.
– А то… Твоя нынешняя ругань по сравнению с их – и рядом не стоит.
– Представляю, – хмыкнул Палыч.
– Да чтоб ты представлял, – махнул рукой Вир и, не спросясь, вы-шел.

Вскоре после того ночью, лёжа рядом с ним, Аня прошептала вдруг:
– Я… хочу о тебя ребёнка.
Вир приподнялся на локте:
– Нет ни власти, ни силы моей в том, чтобы давать жизнь… лишь смерть. – И, в упор глядя в её наполнившиеся влагой глаза. – Глупая… вы – дети мои духовные. И разве, нужны при том другие?
– Но… разве, с собственными детьми занимаются?
– Тем, чем занимаемся мы сейчас? – Вир расхохотался. – А почему нет, если они уже достаточно большие и сами того хотят? Считай это просто ещё одним из этапов обучения: языку тела, без понимания кото-рого мастерство убийства, к коему вы так стремитесь, невозможно; эмо-ций, чтоб не подвели они в нужный момент…
– А душа? Неужто ты совсем не вкладываешь в это душу?
– Молчи! – и на миг Ане показалось, что глаза Вира превратились в два бездонных чёрных провала. – Не упоминай о том, чему даже и пред-ставления пока ещё не имеешь.
– Но как же?..
Вир вздохнул и закрыл ей рот поцелуем… а через два месяца, как и обещал, пропал.  Полковник, вопреки совету, всё же пытался после того наводить о нём справки, но действительно, лишь ещё больше запутался. И только, года через полтора…

Снова у реки на обочине дороги небритый весьма помятого вида молодой человек варил себе на костерке кулеш (так он называл это блюдо; а что оно есть на самом деле – не взялся бы определить даже много чего повидавший в жизни Палыч). Как вдруг:
– Сидеть! Не шевелиться! Кто таков? Откуда? Что здесь делаешь?
– Всё меняется в этом мире, кроме армейского хамства.
– Так ты ещё и разговаривать?! – и чей-то сапог перевернул коте-лок со столь любовно приготавливаемым Виром явством.
Сделав глубокий вздох, он медленно обернулся…
– Прости, командир. Молодые они ещё, необученные. Только не-давно к нам прислали. – В поле зрения Вира обнаружилась не на шутку встревоженная Петуния, как курица цыплят, грудью заслоняющая двух всё ещё красных от злости незнакомых ему девиц.
– Ну так учи! А то от глупости подобной недолго и жизни лишить-ся…
Сделав ещё два вздоха, Вир наконец успокоился:
– А из наших, кроме тебя кто-нибудь остался?
– Так все здесь, на сверхсрочной: как и были, единым подразделе-нием – полковник поспособствовал. Да ещё, вот, взвод новеньких доба-вился.
– И кто ж теперь всем этим хозяйством заведует?
– Я, – ответила Петуния твёрдо, хоть и слегка порозовев. – Правда, неофициально. Потому как прислали для того сверху... ну, ту – прове-ряющую. Но полковник её быстро к штабу приспособил: заместителем своим очередным – на этот раз, по части допроса диверсантов; поскольку у той к языкам большая склонность, как выяснилось, имеется.
– Нет, Палач, действительно, молодец. Есть у него подход к людям, – задумчиво произнёс Вир. – А кстати, допрашивать-то кого-нибудь это-му его новому заместителю уже довелось?
– Откуда? – хмыкнула Петуния. – Если только медведя какого, особо отмороженного? Так это лишь вы умеете.
– Тогда мой подарочек в самый раз будет! – обрадовался Вир. – Вон там, в кустах упакованный лежит.
– А ну ка, девочки, – распорядилась Петуния... и, с удивлением глядя на то, что предстало пред её очи, вопросила. – Это ещё что такое?
– Офицер вермахта... Колоритнейшая фигура: прямиком из 43-го года, лично зачистками командовал, а по-русски ни бельмеса.   
– Так такой, значит, мою бабушку... – глаза у Петунии опасно сузи-лись.
– Отставить, прапорщик! А скольких расстрелял ваш горячо люби-мый дедушка? Ты мне, лучше, к вечеру весь наш отряд собери. Речь дер-жать буду.
Только, чтоб Палыч не пронюхал. Он у нас мужик ушлый. Ну да, будем надеяться, с моим подарком у него и так забот хватит...
– И всё бы вам речи держать... Нет, чтоб практически, по курсу не-уставных отношений, – вздохнула лукаво Петуния. – Мы ж вас вон сколько не видели. А забыть, между прочим, никак не можем.
– Стыдитесь, боец! Что про нас новенькие подумают?
– Как-будто это вас когда-либо волновало... Да мы их сейчас быст-ренько с этим фрицем поганым и отошлём.
– Ну что с вами поделаешь? – Влад уже откровенно ухмылялся.
А новенькие, держа под руки не перестающего орать (поскольку кляп изо рта ему наконец вынули) что-то немецко-патриотическое офи-цера вермахта продолжали с недоумением смотреть на свою грозную начальницу, сначала, стоявшую перед этим невзрачного вида субчиком так, как не стояла она (и никогда не будет стоять) и перед заезжим ге-нералом, а теперь, ведущую себя, и вовсе, непонятно.

... Наступила ночь. Вся застава, кроме часовых и дежурных, погру-зилась в заслуженный сон. И лишь в казарме 1-го гвардейского женского взвода совершалось нечто, совершенно неуставное: а именно, Общее собрание с нечаянным уже председательствующим во главе.
– Ну что, девочки, все в сборе? – провозгласил наконец он.
– Так точно... Окромя майора. Они с полковником...
– Да неужто? – округлил глаза (хотя и несколько нарочито) Вир.
– Никак нет, – рассмеялась докладывающая. – Они это... всё ещё пленного допращивают.
– Чисто дети, – покачал головй Вир. – Впрочем, нам-то оно так и лучше. У меня к вам, гвардия моя, такой разговор будет... Сначала, когда начальник заставы предложил мне возглавить ваш отряд, я воспринял сиё, как шутку. А потом, когда из вас действительно начало что-то полу-чаться, мне стало не только весело, но и обидно. Обидно, что всё то, что вы есть, и что мне удалось из вас сделать, так и останется прозябать на этой задрипанной (не в обиду Палычу будь сказано) заставе, ловя никому не нужных диверсантов (если кому-нибудь из них, паче чаяния, взбредёт в голову тут очутиться)... Да даже если и не останется; и кто-нибудь из вас выйдет (страшно сказать) в генералы или там "счастье" обретёт се-мейное – всё равно, эта задрипанная планетка в свой паршивый век рано или поздно загасит тот Пламень, что возжёгся в душах ваших... Уже и сейчас, смотрю я, он тусклее... И когда дела призвали меня в Места иные, продолжал я думать о вас... Пока вдруг, по случайности или нет (со Случаем-то у меня давно уже отношения особые: много Их витает вокруг и, когда ищешь, всегда можно найти что-нибудь; а кто не готов, тому и Случай не поможет) не открылась одна интересная вакансия. Одному местному Вотану (имечко-то у него другое, но я так – по анало-гии, для понятности) срочно требуется отряд Валькирий. Всякая нечисть и богов и люд местный там уж совсем одолела. Да и час битвы Послед-ней не за горами. А это, я вам скажу, мероприятие… почище Генераль-ных маневров или там совместных учений. Тут в грязь лицом ударить никак нельзя. Наизнанку вывернись, а себя в лучшем виде представь. Потому как, каким покажешь, таким до Конца Времён по всем Мирам помниться и будешь. В общем, провентилировал я по инстанциям (о коих к ночи лучше и не говорить, а то не со страху, так со скуки сдохнешь)… и вас согласились принять. Работа там, конечно, не в пример, трудней и опасней… зато, и существенно интересней… уж можете мне поверить. Только вот… решать придётся прямо сейчас: к утру я отсюда уйду уже навсегда.
– Валькирии… – задумчиво протянула одна из воительниц. – Мы помним твои уроки… Но, Учитель, кто же тогда ты?
– А вы ещё не догадались, глупые девчонки? – и Вир улыбнулся свирепо и нежно, как умел он один. – Ангел Смерти.
– Значит… все мы должны умереть?
– Лишь здесь и сейчас… И я уведу вас молодыми и полными сил не в Рай или Ад, как большинство, для скучного прозябания в ожидании Конца Времён, но в Места Иные, где можно жить, горя, и умереть опять и, если достоин окажешься, вновь Возродиться уже на новом Уровне. И так без конца… Или есть Он? Не знаю… ибо сам ещё в Пути.
И, как одна, встали воительницы:
– Веди нас! С тобой, разве, страшна смерть?
– Чего не могу обещать, так это всё время быть с вами. Но пригля-дывать, точно, буду, – провочал Вир, доставая из ящика, на котором си-дел, связку гранат. – Десять апостолов у одного завалящего ангела… Ох, не простят мне завистники.
– Двадцать.
– Гореть мне в Вечном Пламени! Кто сюда новеньких пустил? Особенно, этих, – и Вир сверкнул глазами в сторону тех двух высунув-шихся несчастных, которые посмели опрокинуть его кулеш.
– Ну, пожалуйста, отец–командир, под нашу личную ответствен-ность, – вступилась опять за них Петуния.
– А-и… всё одно, пропадать мне с вами: разжалуют в рядовые, – махнул рукой Вир.

… И, кому дано, мог видеть, как из пламени взрыва прянула в звёздное бескрайнее небо ведомая Ангелом Смерти Гвардия на крыла-тых конях… Или грифонах, или драконах – это уж кому как… но пол-ковнику отчегото приблизелись именно кони.
– Хорошо, хоть, не танки, – прозвучал смешок в его голове. – Знал я, не обмануть им тебя, матёрого волка… Не серчай. Как будет вакансия на место вроде того Вотана, к которому мы сейчас направляемся, непре-менно извещу. Но и ты постарайся: продержись до той поры в жизни сей, а то из Рая Они хрен кого выпустят. Из Чистилища ещё куда ни шло. Но тебе, по заслугам твоим, меньше Рая никак не светит.
– Да какое… Атеист я, похабник и прочая, и прочая…
– Не перечь, – строго прервал его Вир. – Уж Их-то порядки я луч-ше твоего знаю.

… Прошло ещё 20 лет. Давно вышел полковник в генералы (быва-ет, и приличные люди в них выходят). Успел и округом военным поко-мандовать и даже губернатором целого края стать… А всё не то… И вот, на пороге 70-летия в большой пустой квартире привиделась ему девушка в форме военной той, далёкой пограничной поры:
– Здравствуй, Палыч.
– Аня? Здравствуй. Ну, как там валькирии наши?
– Кто – как… Живут, как и обещал Вир, горя… Только, я не из их числа. Я – Его Вестница.
– Стар я уж…
– Что, в Рай захотелось – на заслуженный отдых, косточки погреть?
– А ты изменилась, девочка, – вместо ответа, вновь тихо сказал Па-лыч. – Что, трудно с Ним, а и без Него не в продых? Остальным-то про-ще… Ну, командир, друг, учитель: заглянет, слово скажет, приголубит – хорошо; нет – ин, ладно, других радостей в жизни найдём. А вот тебе… Любить Его таким, как есть – целиком, и знать, что он, в ответ, полюбить не сможет.
– Он научится… Он, ведь, и так всех нас любит… только, по сво-ему.
– Ох, как по своему…
– Речь сейчас не обо мне, – твёрдо прервала Аня (несмотря на раз-лившуюся по всему лицу её предательскую бледность). – Как Он и обе-щал, есть Вакансия. В Новый мир. Суровый… Но и в помощь, зато, мо-жешь сам набрать себе целый Пантеон: хоть здесь, хоть в после. На раз-думья – три дня, до полудня… – и исчезла.

… А через три дня на всю страну сообщили, что губернатор такой-то с сопровождающими его лицами разбились в тайге на вертолёте… Интересно, как-то они там?