Сотворить радугу

  Початая бутылка водки упрямо не хотела стоять на грубо сколоченном столе, подпрыгнула в бессчетный раз и устремилась к валявшимся на полу товаркам, в коротком полете пытаясь избавиться от своего коварного содержимого. Молоденький продавец успел подхватить ее на лету - вылилось совсем немножко! -и поспешно отскочил на прежнее, насиженное место: худосочный ящик обиженно скрипнул под его седалищем.
- Ну, ребята! Хватит, мужики! Ну хватит! - продавец смущенно морщил веснушчатый нос, глаза его растерянно бегали по сторонам.
- Ну, пожалуйста, перестаньте! -еще раз робко попросил он, отдергивая ногу в запачканном весенней грязью ботинке. Успел он как раз вовремя: почти полная открытая банка кильки в томатном соусе смачно шлепнулась на пол, хотя траектория падения предписывала ей краткосрочную остановку на отутюженных брюках.
- Слушайте, вы! - взмолился продавец, невзирая на субординацию, когда хлипкий деревянный ларек, затерянный в глухой деревне Владимирской области, угрожающе скрипнул.
- Хватит, хватит, все! Давайте лучше еще выпьем!
  Не подействовало. Двое компаньонов продавца продолжали заниматься армреслингом - любимой пьяной забавой людей, чьи профессии требуют солидной физической подготовки. Деревянный стол шатался вовсю, но с честью выдержал испытание до конца: одна рука смогла перебороть сопротивление другой.
  Хозяин ларька, маленький, но полный физических сил человек, обернул к продавцу раскрасневшееся, довольное лицо:
- Вот теперь давай выпьем! Наливай!
  Продавец с готовностью метнулся к столу, пытаясь унять нервную дрожь:”Дернул же черт этого гостя к шефу приехать! Весь ларек разнесут!”
  Гость, хотя и проигравший эту схватку, выглядел не менее довольным:
- Черт побери! Неужели стоило проехать две с половиной тысячи километров, чтобы здесь с тобой дурью помаяться?
- Стоило! - убежденно воскликнул пухленький хозяин. За глаза здесь все называли его “Колобком”, а вот в лицо так сказать никто не осмеливался: крутой характер и борцовская юность и сейчас явственно проступали в этом невысоком, хлебнувшем досыта российской жизни, но не сломленном человеке. Здесь, в районе, все знали, что отпахал в свое время Колобок почти десяток лет проходчиком на северных рудниках, и хотя не совсем понимали, что это за профессия, относились с серьезным, неподобострастным уважением.
  Это сейчас он стал коммерсантом - держит несколько ларьков, магазины в разных деревнях. Вот, строит себе домик в Малыгино, на улице Капиталистической. С личным кабинетом на втором этаже. Нужен ему небольшой такой кабинетик - в двадцать два квадратных метра! Потому и улицу зовут Капиталистической, хотя почтовое название у нее совсем не такое, что стоят на ней красавцы-коттеджики, выставив на зависть угрюмых пятиэтажек гнутые арки и вычурные крыши. Добился Колобок своего, честно добился. Молодец! Все знают, что на севере просто так денег не платят. Потому и уважал своего шефа продавец.
- Да, силен ты по-прежнему! - гость чокнулся с хозяином и продавцом, одним махом осушил рюмку. “Тоже уже готов” - подумал продавец, сам еле стоящий на ногах. “Хотя, нет, еще держится. Черт поймешь этих северян - вон, вроде дохлый совсем, роста средненького, а шефу на руках сколько не уступал? А шеф у меня...” - продавец не додумал и тихо уснул, блаженно привалясь к дощатой стене, спокойный и умиротворенный.
  Шла четвертая бутылка водки.
- Глянь, работничек-то твой, спекся!
- Слабоват парнишка, а так ничего, работает. На него хоть положиться можно, а то сам знаешь, какой народ пошел...
- Да знаю... - гость наколол деревянной щепкой соленый болгарский огурец, пытаясь вытащить его из банки. Огурец оказывал упорное сопротивление.
- Так ты, значит, сейчас тоже в коммерции?
- Да я и сам не пойму! Вон, вожу их на своем “Вольвешнике”, платят пару лимонов. Ну, и проценты со сделки, если помогаю.
- Да, жизнь пошла не та... На руднике легче было.
- Это точно! А помнишь...
  Они пили пятую бутылку, и над глухими Владимирскими лесами словно занималось северное сияние, перенесенное сюда, в среднюю полосу России, их воспоминаниями.
  Они пили ночью, в дощатом ларьке, вороша свое общее прошлое, вспоминая радости и обиды, удачи и поражения.
  Они пили и не могли напиться, ибо водка - русский народный напиток. Но соединяла их сейчас не водка. Этой ночью просто снова всплыли интересы и чаяния шестилетней давности. Раньше у них было много общего: работа, друзья, увлечения. Изменилось все.
- Ты как, по прежнему весь в литературе? Пишешь? - гость все-таки вытащил непослушный огурец из возмущенной банки.
- Да нет... Прекратил. Бытовуха заела - то надо, это надо, без меня ничего не делается...
- Понимаю... Но зря! У тебя такие неплохие рассказы получались!
- Что, думаешь не помню? Самому - до слез... Но вот - не вышел из меня писатель! А как твои стихи?
- А!.. Выпустил тонюсенькую книжку. И ту всю испохабили, перековеркали. Демократия - демократией, а свобода слова - она до сих пор в действии! Понимаешь? Я теперь на фантастику переключился.
- Понимаю... Отмазаться легче... - хозяин налил еще по рюмке, отбросил зазвеневшую бутылку к ногам сладко спящего продавца:
- А помнишь, у меня сидели, вот-так же пили и заспорили? О поэзии... И я заставил тебя написать стихотворение про пепельницу - не верил, что о таком прозаическом предмете можно что-то красиво сказать... Ну и накурено же у нас тогда было!
- “ ...И пепельница на столе
       Растаяла в хрустальной мгле...”
- Да, да! А я вот...
- А ты снова начни. - гость ткнул сигарету в банку из-под тушенки, уже до половины наполненную окурками.
- Начну когда-нибудь... Вот, дочь отправлю учиться, может тогда...
- Да, моя тоже подрастает.
- Твоя-то, помладше...
- Одиннадцать лет уже...
- Надо же! Я ведь помню, какой она родилась, а вчера глянул - ничего себе, почти невеста выросла!
- Время-то идет. Вроде бы незаметно, а вот...
- Слушай, давай еще одну, а? Что-то я совсем не пьянею!
- Утро ведь уже... Наши нас совсем потеряют...
- Да ладно, сколько не виделись, давай!

  Они пили еще два часа. Сизый табачный дым плотным облаком висел в воздухе и не успевал развеиваться легким сквознячком, пробивавшимся из щелей дощатого ларька. Они говорили и не могли наговориться. Они высказывали свои суждения о жизни, о добре и зле, о реальности и о потустороннем мире. Они жили в стране, где чудеса невозможны, но все верят в чудо, и все хотят чуда! А через два часа открылась тонкая дверь ларька, впустив в помещение свежий воздух и первые лучи восходящего солнца.
- Так вот вы где! - тоненький детский голосок прозвучал высоко и насмешливо:
- Папа! Ну и как нам домой ехать? Ты же совсем пьяный! Фу! Ну и накурено тут у вас!
 Одиннадцатилетняя непосредственность, одетая в легкий спортивный комбинезончик, смешно сморщила носик и взмахнула руками над консервной банкой с окурками. Пахнуло свежестью, и из банки с нарисованной коровой быстро потекла нереальная, будто состоящая из живого газа, переливающаяся радуга. Она пролилась на загаженный пол и ботинки спящего продавца засветились колдовским светом...