сверхубогие
Всем моим нелюбовникам посвящается.
Вещи как воспоминания об иных и о себе.
Неупоминание имен вымышлено.
Любую схожесть считать нарочной и порочной.
Ад - это другие люди.
Ёжикус стекляриус
Розой, подаренной исключительно из упрямства, я исколола все руки. Роза пахла пивом. Пиво ударяло в циничную и смешливую голову, загорало карие теплые глаза и ухмыляло совершенно непростительно прелестную улыбку. Фотографии не врут нисколечко, разве что - свысока, но не по чувствам, а всего лишь по росту. Уже не было сюрпризом, выведала, сославшись на бессонность ночей, но - крохотные уродыши в с первого раза угаданной сильно волосатой руке. Пакетик нужен? Да нет. Я их так съем, да? Дебильнейший фильм и великое глумление над сим детищем изврата. Охмеленные ночью и сияньем луны, сияньем мобильника глаза. Без обещаний, зато с неотвеченным письмом. Роза жила тринадцать дней. Будучи таксидермирована, будет жить вечно.
Напильник как змея с откушенной головой
Каким бы жалким не казался Демон в бейсболке, он был именно им. Редко улыбка, зато молчаливые взгляды, и какие. Былинкой по шее, это что-то свеженькое. Моя рука в его на несколько биений сердца дольше, чем нужно, чтоб не взволноваться. Пальцы сломаны обоюдно: венчал нас моими же кольцами. Подаренные розы отбирались, растерзывались моим ножом и обращались в цветопад. Неустанное пользование малейшим предлогом, лишь бы прикоснуться, особенного покоя не давали ноги. Говорил, что днем еще может выносить мой взгляд, ночью - нет. Дым сигареты заставлял отводить глаза. Дар - погнутый напильник и медянка, мотивация - я и так инфернально украшаюсь, выражение - упрямая нежность. Змею пришлось выбросить, а вот железке, что характерно, повезло куда как больше, чем ему самому. Минус на минус дает плюс, нам - остывание. Как-то, когда расклады со знаками почти выяснились, он пустил мне кровь. Очень удивился, очень испугался, но и очень был в восторге. Нестерпимо яркая змейка по щиколке.
Сцепка
Я ее потеряла. Перемотать назад, замедленный просмотр, так и есть. Не дружу с вещами, но иной раз сильно привязываюсь, не расстаюсь и очень, кажется, люблю. Никчемушка в сущности, цепочка для любимого острого колюще-режущего, конструкция - авторская, сдачи не надо. Доигралась. Докрутилась. Улетела. Гаснущие спички, чертыханья на раскаленную зажигалку, все, что угодно, но не она. Готовность встать с рассветом, дабы никто не успел опередить. В свете фар не легче, но поменьше мрачно. Нашел! Спасибо, я тебя люблю! От передозировки чувств, обрадованная возвращенкой, о нем забываю. Он моих припадочных слов не забывает. Он мне почти нравится. Но цепочка мне нравится еще больше, все больше и больше. С горя двигает в родной Питер.
посвящение
Первей всего я влюбилась в твой колдовской голос или в твою тихую улыбку? Знаешь, у меня чуточку неправильный прикус, в точности как у тебя. Нет, конечно, ты не знаешь. Как и того, что на самом деле у тебя зеленые глаза, не синие, и пусть это только цвета в телеке врут. Ты обманывал меня, но так сладко, что я велась на твой самоуправляемый бред. Впрочем, зря в прошедшем времени, перебить. А какие сны были!.. В то время я веровала - неужели не найдется никого, кто бы потихоньку задушил меня, пока я сплю? Разумеется, при условии, что в это мгновенье я похищаю свидание с тобой. У меня неправильность речи, с тех самых зим. А в определеньях счастья бродило дословно следующее: тихое счастье - вкушать ранетки и утекать. Документально зафиксирована клятва ни за кого кроме замуж не выходить. Ты подарил мне извращенные вкусы, яды любви (жива, значит, не смертельно?) и мечту на всю оставшуюся. Ты навсегда вмерз в мое ледяное сердце.
В сладкой обертке
Тридцатилетность. Дивная мечта детства, с пяти лет. Фиолетовая "четвера" с питерскими номерами, обрезанная майка и черные волосы - казалось бы, вещи эти не могут не сделать мужчину привлекательным. Оценивающие, но несколько с равнодушинкой взгляды. Он ловил рыбу. Это завлекало его куда как больше. Рыба в этой речке не водилась в принципе. Целый багажник. А ведь был еще не вечер. Он вежливо, да что уж обманывать себя, из вежливости заговаривал, к катанью на машине не склонял, исчезал под мостом. Из злости мысль угнать "четверу". Упрямо сторожить, взводя комаров, а заодно и себя в бешенство. Ничего. Вернулся (чудное облегчение, потому что спускаться было неохота из гордости), переоделся (отвернуться, но это же невыносимо), протер стекла (мечтать только о такой аккуратности), включил дворники (облегчение второе, все-таки, алогичен) и уехал. Не уехал, развернулся. Постоял. Так и есть, тугодум. Ладно, мы не гордые, мы и так цельный день ждем. Подъезжает. С плохо скрываемым торжеством отворачиваюсь. На, не грусти. Что? Что это? А, спасибо... Любимая "Баунти". Шоколад в шоковом состоянии - это сильно. Святой.
Свидетельство о публикации №202110800047