… Серые ветки потрескивали и, как в похмелье, пошатывались, дышал на них перегаром мокрый асфальт и вся эта невзрачная тусклота разливалась гулким, невнятным хлюпаньем -  шёл дождь. Анюта дымила в форточку и всё пыталась разглядеть что-то в стекольных разводах. Комната сама по себе была на редкость безмолвна, поэтому шумный стук снаружи наводнял её полностью и она будто бы становилась куском улицы. Ощущение уюта здесь создавало только ритмичное капанье полунезакрученного-полуполоманного крана и звуки «Агаты», доносящиеся из брошенных на подоконник наушников. Девушка жадно и напряжённо чего-то ждала.
Но вот шум разрядился, послышался хриплый металлический рёв, и на двор выкатила белая «королла». Аня встряхнулась, поспешно затушила бычок, поднялась, оправилась и затянула потуже поясок замасленного халатика. Пошла к двери. Валерий, игриво улыбаясь в глазок, теребил в руках розу:
- Анечка, ты дома, одна? – залепетал, войдя в прихожую, влюблённый франт в зелёном плаще. А девушка расплылась в умилённой улыбке, и сияющая мордашка её напоминала рожицу едвавылупившегося цыпленка:
- Ты как доехал? Намок? Раздевайся, я тебе чайку налью, – и Аня потащила Лерика на прокуренную кухню. Суетливо налила кипяток, бросила чайный пакетик… Она возилась в этом не внушающем пространстве, стараясь угодить молодому человеку, которого, судя по лёгкой ухмылке, её старания всё же не впечатляли. В конце концов он дёрнул её за край халата:
- Ань, да ладно те… Я тут кой-чего захватил по пути, – и буркнул будто про себя: знал, куда собираюсь – а потом достал из дипломата бутылочку коньяка.
- Да что ты… не надо было… - замялась хозяйка, но потом выложила на стол кучку ирисок «на закусь» и две рюмки.
Сидели не долго: поболтали о погоде и всякой того рода дребядне, покурили, поулыбались кокетливо друг другу. Затем уже разморенный Лерик привстал из-за стола и, грузно облокотившись на раковину с пирамидой немытых тарелок, протянул Ане руку, икнул и подмигну левым, «указующим» на дверь глазом. Та встала, как-то через чур робко взглянула на гостя, и они удалились в тень коридора, попутно сшибая вешалки в прихожей. Ночь была жаркой…
    Малиновый луч пригрелся на Аниной розовой щёчке. Она проснулась от шороха… застёгивающихся брюк. Лерик с помятой физиономией скоренько натягивал шмотки:
- А ты что, не останешься? Поваляйся немножко со мной – тихо, но взволнованно защебетала Анюта. Но кавалер ни то что не изъявил желания остаться, а даже не удосужился повернуться к девушке хотя бы лицом. Буркнул чего-то и быстро выскочил из спальни. Аня в недоумении метнулась к нему:
- Да ладно ты, я опаздываю, может к вечеру опять заскочу – бубнил в спешке Валерий. Ушёл. Анюта закрыла за ним замок, отползла обратно к кровати и с досадой плюхнулась на неё. Полежала, поворочалась, потом вскочила и поплелась за плеером:
- О… Вечная любовь… чистая мечта… - надевала она наушники, прикорнув на диване в гостиной: … нетронутая  ти – ши – на...
Во второй раз Аню разбудил звонок в дверь. Это была её сестра Людмила. Аня была младшей в семье. Её мать ушла от них, когда ей было восемь. Отец жутко запил. И однажды ночью ушёл из дома, а потом девочкам сообщили, что его в стельку пьяного сбила машина. С тех пор семью держала Люда: в девятнадцать лет она устроилась на работу и отмолила, чтобы Анюту не забрали в детдом. Кормила себя и сестру, которую любила больше жизни, пыталась обеспечить её всем, опекала, помогла окончить школу, поступить в техникум. Даже после замужества не оставляла её, купила ей однокомнатку, чтобы помочь встать на ноги, постоянно навещала, подкидывала деньжат:
- Поднимайся, соня. Ты, конечно, опять на учёбе не была. Тебя ж отчислят. Куда ты потом подашься, техничкой, посудомойкой или ещё бог знает кем? Пахать на четырёх работах, пока не встретишь богатенького, или не повезёт, что вряд ли. Нет уж, милая. О-о-ой! А что у тебя в кухне-то делается! Даже со стола крошки смахнуть не удосужилась. Зато бутылки по всем полам…
- Люсик, ну не ори… И так голова раскалывается, ну ща стану, всё уберу… Ты чё заехала-то?... Привезла чего?... Подём покурим с тобой… - сонно лепетала Анюта. Они сели напротив окна и, периодически стряхивая пепел в почерневшее блюдце, болтали ещё часа полтора:
- Люсьен, ты знаешь. Он такой классный, ласковый такой, всегда с цветами, вон вчера коньячку притаранил… Да чё там, он такой  мощный парень, ну ты поняла… Я просто не могу…
- Ну не знаю. Мне как-то не по себе,… ну, что ты с ним. Он мне не нравится, какой-то неестественный… Надушится весь, как в оперу, улыбается вечно, весёлый такой… Не знаю…
- Да чё б ты понимала. Твой Женька вон тебе розы не часто-то дарит. А он… Слушай, он ко мне каждый день ездит, говорит, не могу без тебя… Можь он мне это, предложение хочет сделать?
- Ага, щас. И в свадебное путешествие на яхте повезёт.
- Ладно те… Чаю хочешь? – Аня лениво поставила на липкий стол чашки и сахарницу.
- Я всё-таки за тебя побаиваюсь… - нервно докуривала сигарету Люда.
- Да чё переживать, расслабься. Кипяток вон лучше разлей.
Они перекусили, Люда, взяв с сестры обещание сделать уборку и не покупать всякой дряни, протянула ей деньги и пошла одеваться. Вдруг звонок. Людмила открыла. На пороге стоял Валера с растрепанной шевелюрой, весь мокрый и видимо очень не в духе. Он, молча, ввалился в квартиру. Аня хотела было обнять его, но он резким жестом отодвинул её и, не разуваясь, прошёл в кухню. Люда обомлела. Она с диким недоумевающе-вопросительным взглядом уставилась на сестру. Та с тем же непониманием ситуации глядела на грязные следы своего возлюбленного. Потом она внезапно опомнилась и, спешно распрощавшись с Людмилой, буквально вытолкала её в подъезд.
- Ты чего, Валер. С ума сошёл?... Хоть бы ботинки снял… - но Валерий, вольготно расположившись на табуретке, уже спокойненько попивал водку.
- Лерик, чё с тобой?  -  лопотала Анюта, тщетно пытаясь вытянуть из него объяснения. А тот с красной, отсутствующей рожей хлестал рюмку за рюмкой и словно игнорировал её. Наконец он треснул кулаком по столу, утёрся собственной рубашкой и с наглым видом уставился на девушку.
- Слушай, я устал. Давай-ка без церемоний – и начал хватать её за руку, тянуть к себе, лапать.
- Ты что! Очумел! Да что с тобой! – вопила ошарашенная и испуганная Анюта.
- Да всё О"кей… Не волнуйся, детка. – пытался улыбаться Валера. Он крепко сжал Аню в руках и поцеловал, как ему, наверно, показалось достаточно пламенно. Семнадцатилетняя девчушка казалась котёнком в бульдожьих клыках. Она, почти не сопротивляясь, лежала на его коленях. Потом он поднялся и, вцепившись в её халат, потащил девушку в спальню. Сегодня это были не жаркие, страстные ласки, а до отвращения животный процесс. Аня, осознав свою беспомощность, не пыталась противостоять этому. И уткнувшись глазами в потолок, пыталась толи получить удовольствие, толи отключиться…
Утро. Она открыла глаза и ощутила невозможную слабость и боль во всём теле. Рядом уже никого не было: ни вчерашнего обезумевшего маньяка Валеры, ни тем более позавчерашнего нежного воздыхателя Лерика. Никого. Только боль и странное незнакомое ощущение, когда чувствуешь, что с тобой поступили более чем плохо, не понимаешь, почему и не знаешь, что делать дальше. Аня замоталась в одеяло и вдруг поняла, что голодна. Заставила себя встать, пойти на кухню, включить чайник. На улице снова было слякотно, не было дождя, но шла мерзкая морось. Анюта закурила, ей совсем ничего не хотелось, не было сил. Закипело, она налила себе чай, пролив половину на пол, но пить не стала. Опустив руку в карман халата, обнаружила конфетку в пёстрой обёртке, съела: «Неужели это вправду произошло. Почему? Что я сделала? Что с ним? Неужели так будет дальше… Я же люблю его… или… нет, точно люблю. Как он мне цветы дарил, говорил что, мне так никто не говорил, значит он тоже любит… Тогда почему?...» - всё это крутилось в беспокойной голове и не давало подумать о чём-то другом. Через полторы пачки «Элэма» Аня достала спирт, разведенный водой. Лицо её очень бледное почему-то казалось таким худым, даже усохшим. С щёк исчез румянец – появились тёмные скульные впадины. Глаза потухли. Вся она съёжилась на табуретке, и даже воздушные, светлые волосы её казались безжизненно-блёклыми.
- Ань, ты дома? Чего дверь у тебя настежь? Ань? Ты где? – донеслось из прихожей. Люда решила заехать к сестрёнке после вчерашнего «эксцесса». Она вошла в кухню и, увидев маленькую, бедную Анюту со стаканом и сигаретой в зубах, расширила глаза:
- Аня, ты чего?... Случилось что? Анют… - похлопала легонько сестру по щекам. Аня сидела с совершенно отсутствующим взглядом, вдруг посмотрела на неё и заплакала.
- Анечка, зайка, расскажи мне, что такое произошло… расскажи, солнце, не плачь – умоляюще причитала над ней Люда. Она села напротив, взяла Аню за руки:
- Это он, да?! Я же знала! Что он сделал с тобой? Подлец! Сукин сын! – начала горячиться Людмила. Вдруг Аня подняла глаза и замотала в испуге головой:
- Не-ет! Он не хотел!... Он меня любит…
- Он?! Что он сделал? Говори! – уже настойчиво говорила сестра.
- … Вчера… когда ты ушла… - и Аня неторопливо, с тяжестью рассказала ей о прошедшей ночи:
- Дура… Зачем оставила… Знала же… - бурчала про себя Люся. Потом достала ещё стакан и разлила спирт. Пили. Пили долго и говорили, спорили, плакали:
- Не любит, отцом клянусь, царствие ему небесное, не любит… Поверь ты мне…
- Нет… Я же знаю, я помню… Он меня целовал так, ласково… Говорил, что я самая… самая красивая, лучшая…
- Когда говорил? Вчера? Он тебе вчера другое, небось, говорил, не про красоту… Ну не может он, если б любил, разве такое бы сотворил… Дрянь, девчушку так…
- Не надо. Я верю, что он не тот, какой вчера пришёл… Ему наверно плохо было…
-Да что ты говоришь?! Его выгораживаешь? Маньяка этого, господи прости… - слёзы катились из почти обезумивших от возмущения и горя глаз Люси. Аня хныкала молча, обхватив руками колени и уткнувшись в них носом. Вдруг, раздался звонок. Анюта вскочила, рванулась к двери. Но сестра крепко схватила её за локоть, помолчала и:
- Ну что… - проговорила Люся, тяжело взглатнув и выпустив изо рта клубящийся дым: … Я тебе докажу… Смотри…
Люся поднялась, сдвинула Аню с прохода, усадила и пошла открывать дверь. Аня в ужасе и недоумении  сидела на стуле и не могла пошевелиться. А её сестра… спокойно открыла замок, впустила в комнату теперь уже просто в дребезги пьяного Валеру, который не поднимая головы, схватил её грязными ручищами и поволок к постели. Бросил Люсю на простынь и грудью навалился сверху:
- С-покойно,…  детка – еле прорычал он, видимо совсем не различая девушек. Он стал разрывать на Люсе водолазку, а та кричала:
- Смотри, Аня!... Он же тварь!... Ему же плевать!... – и плакала, а он отщипывал одежду и ещё бил, чтобы заткнулась. Аня слышала всё. Не могла слушать, не могла видеть, закрывала лицо халатом. Рыдала. Вскочила, схватила наушники, включила, громче… громче… чтобы не слышать…: «Плачет Белоснежка… Стонет Белоснежка… - а в комнате Он: …И сама не замечая, странно улыбается себе… - кусала губы, только бы не слышать: …Слёзы горькие глотая,… впитывая в кровь… – не могла больше: …насилие…»
Глаза её налились пурпурной, дикой злостью… В ярости вскочила со стула, окинула безумным взглядом кухню: над мойкой блестел зловеще разделочный нож…