Под сенью мглы. Глава 2

Эдвакк остался далеко позади. Теперь меня окружали заросшие мхом деревья, сплетающие свои узловатые ветви в вышине.
Я не спешил, хотя в волчьем обличье я при необходимости могу передвигаться столь быстро, что сторонний наблюдатель вряд ли разглядел бы что-нибудь кроме расплывчатого черного пятна на самом пределе зрения. Днем я обычно спал, а в сумерках продолжал свой путь.
Лес окружал меня множеством волнующих запахов жизни и смерти, земли и листьев, маленьких пушистых зверьков и их горячей крови, их страха, когда они слышали мое приближение.
Может ли человек понять ту радость и безумный азарт, что охватывает во время охоты? Не думаю. Когда я становлюсь волком, я и охочусь, как волк, находя жертву и устремляясь за ней сквозь чащу. И тогда я тоже бежал, ведомый запахом крови и жизни, бежал, а ветви приглушенно переговаривались о чем-то над моей головой. Горячий след вел все дальше. Я ощущал ужас своей маленькой жертвы, достигший апогея в тот миг, когда мои зубы сомкнулись на ее мягкой шкурке.
Я слышал то, чего никогда не сможет услышать человек, пробираясь чащобой Олада к Аквиру, городу, находящемуся впереди и чуть справа. Я видел тайную жизнь леса, которую люди привыкли не замечать, и ночь не была темна для меня.
Справа послышался звонкий голос реки Быстрой, ревущим водопадом спускающейся с гор и со смехом бегущей по равнине, чтобы затем говорливым потоком влиться в море.
Тучи окончательно затянули мелькавшее в просветах между деревьям небо, но далеко впереди я уже различал огни большого города. Деревья стали редеть, исчез подлесок, а земля становилась все более топкой. Мне в ноздри ударил затхлый запах болота, смешивающийся с дурманящим ароматом огромных бледных цветов, ютящихся по краям бочажков гнилой воды. Трещали насекомые, упорно не желавшие признавать, что их время подошло к концу. Порою до меня доносился хрипловатый голос неведомых птиц, от которого как-то тоскливо становилось на душе.
Но хуже всего было то, что Аквир стоял на острове посреди реки, берега которой никогда не были заболоченными.
Городские огни плыли в темноте впереди, словно дразня своей кажущейся близостью, но я уже не был уверен, куда они могли привести меня.
На лес Олад опустилась холодная предрассветная мгла. Плеск реки совсем стих, сменившись противным чавканьем влажной  земли– хлюп, чавк, хлюп – при каждом шаге. Теперь я убедился, что окончательно сбился с дороги, и передо мной лежат болота, а за ними – Эсталия. Словно в насмешку мигнули и исчезли огни.
Я остановился, обернулся человеком и внимательно оглядел окрестности.
Стена деревьев чернела вдали, порою скрываясь за клочьями рваного буроватого тумана. Впереди же, насколько хватало глаз, тянулись болота, кипевшие пугающей и завораживающей жизнью. Между заросшими бледно-зеленым мхом холмиками и кочками скользили чуть поблескивающие извивающиеся существа. Белесые цветы, почему-то заставляющие меня вспомнить о поганках, склоняли к земле свои фосфоресцирующие головки. Какие-то мелкие  насекомые со стрекотом сновали над пузырящимися водоемами. 
Я пытался понять, как мог сбиться с дороги, когда мне требовалось лишь следовать за прихотливо извивающимся руслом реки, но затем оставил это бесполезное занятие. Я свернул к востоку, чуть забирая на север, по колено проваливаясь в грязные озерца.
Какая-та мглистая дымка скрыла деревья, неспешно и неумолимо поднимаясь все выше и выше, стремясь застить и темные, без единого проблеска, небеса. Ни солнца, ни звезд - я мог лишь надеяться, что иду в правильном направлении. Заквакала огромная жабоподобная тварь, и несколько лягушек помельче порскнули из-под моих сапог.
Идти становилось все труднее. Бурая мгла ослепляла меня, и уже на расстоянии вытянутой руки я не мог различить ничего, кроме каких-то перетекающих силуэтов да изредка вспыхивающих блуждающих огоньков.
Наконец, я поскользнулся и упал. Краем глаза я заметил, что одна из коряг придвинулась ближе, затем другая. Я сквозь зубы выругался. Гша, гша-ашш, крх, - отозвались болота, - ашш, - и слишком похожим на слова было это шипение. Неожиданно на меня уставилась пара маленьких желто-зеленых глазок, мигнула несколько раз и исчезла с тихим всплеском, будто какое-то животное скользнуло в воду.
 Я поднялся. Небо стало светло-серым, на востоке пробивалось болезненное желтоватое сияние. По земле стался, приникая к ней, мглистый туман. Мне показалось, что сзади мелькнул зеленоватый огонек, но стоило мне, уже минут пятнадцать утаптывающему ногами грязь, обернуться, свет исчез. Небо совсем вылиняло, воздух обрел неприятный землистый привкус. Снова замерцали бродячие огни, и теперь уже я мог ясно рассмотреть их. Они плыли позади меня, и вскоре я не мог понять, сам ли я иду или они каким-то образом ведут меня свои призрачным свечением. Постепенно они смещались, окружая меня, и все труднее становилось отвести от них взгляд. Окружающие меня звуки казались приглушенными, контуры предметов – размытыми, и когда огни исчезли, я даже не сразу заметил это, какое-то время продолжая видеть их перед собой.
Дохнуло болотным зловонием. Ветер улегся, стало теплее.
Где-то впереди раздались тихий шелест и позвякивание, и из марева стремительно возник всадник, восседавший на огромной изумрудно-зеленой змее. Издали он показался мне человеком, однако минутой позже я разглядел, что уши у него заостренные, как у эльфа, зеленоватая кожа местами переходит в тускло поблескивающую чешую, а глаза, темные, словно два глубочайших омута, лишены зрачков. 
Эсталиец некоторое время изучал меня, затем развернул змею, на которой каким-то чудом продолжал уверенно держаться, пока она, извиваясь всем телом, скрылась в тумане.
Почти сразу же тишину разорвал визгливый звук рога, а вместе с ним стремительно приближающийся шелест змеиных тел. И шел он сзади.
Я обернулся. В сгустившейся мути горели шесть огромных желтых глаз, прорезанных посредине узкими вертикальными зрачками. Змеи, держа треугольные головы высоко над землей, приближались с холодным мертвенным шипением. Эсталийцев с ними не было, но я знал, что они где-то поблизости, готовые в любой миг отдать змеям новый приказ звуком фальшивящего рога.
Черный раздвоенный язык попробовал воздух, и морда первого чудовища поднялась, закачавшись над моей головой. Я сжал в руке кинжал и, когда змея стала опускаться, по самую рукоятку вогнал его в чешуйчатое тело. Брызнувшая из раны кровь обожгла мне руку. Змея дернулась, и я едва успел отскочить, когда она рухнула на землю, забившись в агонии.
Отрывистый сигнал рога – и мир покачнулся, заполнившись тихим шипением, окутывающим меня, как туман, поднимающийся от земли и льющийся с бледного больного неба. Уже смутно я видел, как до того неподвижные, словно статуи, две змеи приблизились, только их бездонные пламенеющие глаза по-прежнему оставались яркими, и мне казалось, что я падаю в их глубины.

***
Очнулся я в небольшой хижине с земляным полом. Руки мои были связаны, все тело ломило. Не знаю, сколько прошло времени, но мне показалось, что бесконечно много, когда внутрь вошел высокий эсталиец в кожаном украшенном золотыми пластинками доспехе. В руке (я отметил, что его длинные пальцы заканчиваются когтями) пришелец сжимал нож, но, к счастью, он всего лишь разрезал веревки. В тот же миг еще двое эсталиецев, вошедших следом, крепко схватили меня и рывком поставили на ноги.
- Следуй за нами, - приказал тот, чей доспех был украшен золотом, вероятно, предводитель. – Не пытайся убежать.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться.
Эсталийцы вывели меня на улицу, и после полумрака хижины даже тусклый затуманенный свет болот бичом ударил по глазам, и лишь спустя несколько секунд я вновь обрел способность видеть.
Мы шли по небольшой деревне. Низкие домики, едва ли служившие надежным укрытием,  прижимались друг к другу, и корявые болотные деревца протягивали к ним свои узловатые ветви. Несколько раз нам попадались другие эсталийцы, и, приглядевшись, я заметил, что у большинства из них глаза совсем как у людей, всех оттенков зелени или желтоватые, у моих же спутников они походили на выжженные огнем Треча-Разрушителя кратеры.
Когда я спросил, в чем дело, один из эсталийцев обернулся:
- Мы астали, Те, кто выдерживает Взгляд, Повелители Гшаан.
Дальше мы шли в молчании, и меня это вполне устраивало.
Когда деревня закончилась, к нам присоединилось еще с полдюжины эсталиецев, у одного из них на перевязи висел большой серебряный рог, а руки, столь же когтистые, как и у его собратьев, были испещрены татуировками в виде переплетающихся змей. Поверх кольчуги у него было накинута темно-зеленая мантия жреца.
Теперь мы шли по гряде небольших островков, едва поднимающихся над грязевым морем. Несколько раз я спотыкался, но чешуйчатые руки охранников поддерживали меня. Впереди показалась темная линия, по мере приближения превратившаяся в деревья. Их широкие ярко-зеленые листья колыхались на ветру, чуть слышно шелестя. Лианы толщиной в человеческую руку опутывали стволы, взбираясь все выше и выше, туда, где алели огромные кроваво-красные цветы. Едва различимая тропа, по которой мы шли до этого, исчезала среди деревьев, но лишь подойдя вплотную я заметил проход в неприступных дебрях.
Здесь густой мглистый мрак был так глубок, словно мы находились под землей. Тропа петляла, пока я окончательно не потерял направление, и неожиданно древесные стены раздвинулись, взметнулись ввысь, образуя колеблющийся свод над огромной залой, и я вспомнил величественные храмы, которые мне доводилось видеть в городах людей. Впереди я разглядел древнюю оплетенную плющом арку. За ней, свернувшись огромными кольцами, покоилась змея, чья иссиня-черная чешуя испускала какой-то потусторонний свет.
Жрец поднял руку, приказывая нам остановиться, и обернулся ко мне.
- Ты выдержал взгляд гшаан, - прошипел он, и я едва разобрал его слова. – Единственный из чужеземцев. Мы следили за тобой, человек-волк, и мы окажем тебе великую честь, сделав тебя свои братом.
Жрец поднял рог, и под сводами болотного храма раздался тот же пронзительный захлебывающийся звук, что мне уже доводилось слышать на болотах. Я отступил на шаг и почувствовал, с какой необыкновенной силой удерживают меня астали. Гшаан подняла треугольную голову и одним стремительным, но полным достоинства движением выскользнула на поляну. Она, казалось, смерила меня своим взглядом, божество и слуга жителей болот, и тихонько зашипела.
Ее глаза тускло светились, встретившись с моими. Они разгорались очень медленно, и сначала я ничего не чувствовал. Затем пришел жар, и где-то в мозгу полыхнула боль. Тогда я понял, почему глаза астали показались мне выжженными. Их выжег взгляд гшаан, тем самым дав способность противостоять силе гигантских змей
…Где-то далеко колеблющийся туман продолжали прорезать резкие команды рожка. Хватка державших меня астали ослабла. Вокруг плыли зеленые стены, неподвижные фигуры эсталийцев.
Я должен был отвести взгляд, но это оказалось гораздо труднее, чем я думал. Наконец, мне удалось зажмуриться, и оцепенение мгновенно спало с меня. Я развернулся, и потерявшие бдительность стражники не смогли удержать меня, но в тот же миг меня захлестнуло угрожающее шипение разгневанной змеи. Я выхватил нож из-за пояса ошеломленного астали и метнул его. Звук рога оборвался на последней пронзительной ноте, и жрец повалился в траву, из его горла хлестала кровь. Гшаан, лишенная всяческого руководства, казалось, обезумела. Ударом хвоста она отбросила одного из моих охранников, кинжал которого упал прямо к моим ногам, но с места не двигалась, продолжая бесноваться в слепой ярости. Я же был уже далеко.
Казалось, астали до сих пор не могут поверить в совершенное мною святотатство. Наконец, один из них, оглянувшись на растерявшихся товарищей, бросился на меня. Я ударил его подобранным кинжалом в живот, и, оставив корчиться на земле, отступил на шаг.
Больше ни один из моих врагов вооружен не был, но мой взгляд невольно задержался на их когтях, силой не уступающих волчьим. А сзади бесновалась гшаан.
Первый эсталиец замахнулся лапой, но тут же остался без двух пальцев. Несколько напали сзади, трое, включая покалеченного, бились лицом ко мне. Одному из них я попал в глаз, и он, закричав, покатился по земле. В тот же миг спину обожгла страшная боль, и чьи-то когти впились мне в руку.
Я отбивался, уже не глядя, достигают ли мои удары цели, но крики астали давали мне понять, что большая их часть все же не проходит мимо. Так мы кружили по поляне, пока противников не осталось трое. Один из них успел разодрать мне плечо, но тут же упал замертво.
Неожиданно я понял, что шквал ударов прекратился. Два оставшихся эсталийца отступили, стараясь держаться на безопасном расстоянии. В руке одного из них был клинок, который он, видимо, вытащил из тела жреца.
Астали могли уйти в глухую защиту, не рискуя ничем, и предоставив мне просто упасть от усталости. И то, что их надежды могут скоро оправдаться, они понимали не хуже меня.
Я бросился вперед, собрав все оставшиеся силы, всю ярость и ненависть, которые когда-либо испытывал, и астали отступили. Шаг, еще шаг. Я продолжал наносить удары направо и налево, не обращая внимания на все новые раны.
То было не столько желание захватить с собой перед смертью еще нескольких врагов, сколько отчаянный план, граничащий с безумием. И когда бушующая змея, к которой с каждым шагом приближались астали, смела одного из них, я понял, что он увенчался успехом. Второй эсталиец, оступившись, упал, и в тот же мг огромные кольца гшаан сдавили его. Из его рта вырвался последний отчаянный хрип, почти зашгшушенный треском ломающихся костей.  Но я и сам оказался слишком близко к змее, с трудом уворачиваясь от ее беспорядочных ударов, а перед моими глазами все еще стояло искаженное болью и ужасом лицо эсталийца. Я не хотел разделить его судьбу.
 Треугольная голова гшаан оказалась вровень с моим лицом. Раскрылась усаженная длинными острыми зубами пасть, уже лишь высвеченный желтый контур в море сливающихся в одно, накативших откуда-то звуков, и я из последних сил всадил в нее нож, уже не зная, достиг ли удар цели. 

***
Что-то тяжелое давило мне на грудь, но я никак не мог понять, что именно. Лишь спустя бесконечно долгое время я осознал, что это огромная змеиная голова. На миг мне стало страшно, что я пойман ползучей тварью, но затем до меня дошло, что чудовище мертво.
Я поднялся, пытаясь превозмочь головокружение, но мир продолжал вращаться вокруг, то и дело накреняясь, как палуба в шторм.
Не знаю, сколько времени я шел, не знаю куда. Несколько раз я опускался на колени возле темных бочажков, но, хотя меня мучила жажда, я не мог пить горькую болотную воду. Солнце опять скрылось за пепельной на этот раз дымкой. После очередного пробуждения меня начал бить озноб, а кожу вокруг ран жгло, как огнем.
Теперь меня преследовал навязчивый шум бегущей воды, и все мои усилия отогнать наваждение были тщетны. Теперь, когда я падал, в горло набивался песок, но я не предавал этому значения до тех пор, пока из марева впереди не возникла река, неторопливо скользящая в своих берегах. Я вышел к Быстрой, только гораздо южнее Аквира, у которого она еще оправдывала свое название.
Я бросился к воде, погрузив в нее горящие лицо и руки, и она показалась мне ледяной, в сотни раз холоднее чистых горных потоков Мира Башни. Но вот ее пение стало затихать, и саму реку скрыли цветные пятна, замелькавшие в черноте перед моими глазами. Где-то далеко я услышал плеск весел, затем чей-то окрик, а потом вода ринулась ко мне.