Помню...

Листья шуршат и вырываются из под ног разноцветными фейерверками. Я не люблю осень, но сегодня, как ни странно, очень хороший день и я совсем не замечаю свою нелюбовь. Иду и любуюсь той сказочной красотой, которая всюду. Листья осыпаются с деревьев от малейшего поцелуя ветра. Сказочно красиво, но от этого разноцветного разнообразия в городе стало как-то уж очень тесно. И ни какие дворники не могут справиться с этой теснотой. Всюду легкая дымка от сжигаемой красоты. Красоту жгут, топчут ногами, а она все равно есть. Она повсюду вокруг нас, но то ли мы черствы, то ли настолько загружены своими размышлениями, что стараемся ее не замечать. То есть мы ее, конечно, видим и любуемся ею, но не дольше пяти секунд, а потом перестаем ее замечать, более того мы ее топчем ногами, сгребаем в кучи, поджигаем, а пепел развеиваем по ветру…

Мне было тогда года четыре, я ехал на своем крошечном трехколесном велосипеде. Ехал по дорожке, которая была выложена из бетонных плит. Мне нравилось ехать по ним, я представлял себя машинистом паровоза, так как на стыках плит мой велосипед погромыхивал, это было очень похоже на стук колес поезда. Я не замечал ничего, как вдруг увидел это! Вся трава, растущая между плит, была усеяна божьими коровками. Они деловито копошились, забираясь на более высокие травинки, и взлетали. Их были сотни, везде. Я брал их на руку и, проговаривая известные всем слова, смотрел, как они улетали.
Неожиданно для себя вспомнился другой момент… Мне было лет двенадцать, я выскочил в подъезд из соседской квартиры. Темнота подъезда сожрала меня и я, наугад, помчался вниз к выходу, перескакивая в темноте через несколько ступенек. Открыл входную дверь и замер. Путь преградили сосед и какой-то мужик. Они ругались о чем-то, отчаянно споря. Вдруг мужик глянул на меня, и в его руке что-то блеснуло. Сосед пошатнулся, отступая назад и держась за живот. Сквозь его пальцы поползли красные капельки – «божьи коровки». Клянусь, я тогда так и подумал, вспомнив, как в детстве смотрел на карабкающихся по моей ручке божьих коровок, которые, после рассказанного мной стишка, улетали в небо. А эти «божьи коровки» под дикую ругань летели на бетонный пол… Я взглянул в глаза мужчины с ножом. Наверно секунду мы, молча, глядели друг на друга, а потом я сделал шаг назад и дверь, передо мной, захлопнулась, темнота вновь поглотила меня. Я побежал обратно к соседям… Сосед умер, а тот, кто его пырнул на следующий день пришел в милицию сам. Приходили менты, хотели чтоб я дал какие-то показания, но моя мать им не разрешила со мной говорить, аргументируя это тем, что мужик, который к ним пришел и сам может все рассказать, а травмировать мою перепуганную психику при этом совершенно необязательно…
Было темно, холодно и сыро. Я шел вниз по улице. Из-за тумана в метре ничего не было видно, но вдруг прямо передо мной выскочил друг. Как он в таком молоке понял, что это был я? Дальше мы шли вместе и встретили всех кого искали…
Память представляется мне чем-то вроде такого густого тумана, из которого периодически выплывают какие-то лица, факты, события. Только чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что все то, что я вспоминаю, есть лишь игра моего воображения, и на самом деле этого никогда и не было.

Мимо, весело щебеча, пронеслась стайка детворы. Бегут, смеются, хватают в маленькие ручки охапки листьев и подбрасывают их, окутывая себя разноцветными брызгами. Красиво. Когда-нибудь мне припомнится и эта удивительно красивая картина, буду ли я сомневаться в том, что это было на самом деле? Наверное, буду, только не знаю почему…