Божество

Божество.
« Пришло время ». Она не сомневалась, что он глупее. Как всегда, мягкими прыжками неслась она по первому снегу. Всегда ее путь туда был выстлан первым снегом. Мокрым, холодным уродом пытался он схватить ее за лапы, но грязи не дано прилипнуть к божеству, так же она думала не только о снеге.
Вон он его огромный одинокий особняк.
Ее мягкие перья щекотал ветер. Она хотела полетать , но знала, что еще не время и терпела. Она вошла в открытые ворота. Значит ее ждали. Все было как всегда. Все. Но вдруг она взмахнула крыльями и ей стало душно. « Как может быть душно божеству? » - удивилась она и тут же явился абсурдный ответ. « Наверно я взмахнула ими в последний раз. » И тут же она рассмеялась пораженная собственной глупостью. « Я божество! Для меня не существует слов: « в последний раз ». И забавно хохоча, она еще быстрее помчалась легкими прыжками вверх по лестнице. « Если ни одна пылинка не способна запачкать мою золотую шерсть и мои серебряные перья значит я божество, а если я божество – значит мне не надо бояться этого дня! » - ей нравились эти мысли и она продолжала радостно смеяться и ее смех, эхом котившийся по пустынным коридорам замка был так же прекрасен, как пение соловья в зимнем лесу, впрочем он был и так же нелеп.
« Вот, стоит. Он ждет. Он боится, он всегда боится! Он РАБ! » - и она снова засмеялась. Ее хохот был странно мелодичен и ужасен для слуха мужчины стоявшего на коленях в конце коридора, который вел в тупик. Она нежно прыгнула к нему и ярко вспыхнули во мраке огненные когти. « Здравствуй. Ты ждал? Я пришла, что б опять доказать, что пророчество не может сбыться. Я божество, а ты человек. Ты раб. Ты грязь. Ты не можешь испачкать меня своей ненавистью. Я вечна и идеальна!!!… »
- Стой! – голос звучал так резко, что серебренные крылья озябли и  сжались в иглы.
Он не слышал ее голоса, но знал как он звучит, он не знал слов, но был уверен в смысле.
- Ты раба! – прохрипел он и кажется голос его натянулся, как нить готовая порваться.
Она удивилась. Впервые за сотни лет смертный смог удивить ее столь сильно, что она не могла даже вымолвить слова и снова ощутила, что здесь душно.
- Ты приходишь сюда каждый год по первому снегу. Что это если не рабство? Ты каждый раз не хочешь идти – значит ты боишься. Что это если не рабство? Ты раба пророчества! Пророчества изреченного устами смертной. Ты раба смертной! Божество не может быть в рабстве у смертной! Ты смертна! Ты человек!!!
И ясная, тонкая, как стальная игла боль пронзила ее и она поняла, что это его рука. Он вырвал пророчество из ее груди. Он держал в руках раскаленного до бела монстра из метала. Его руки горели, но он не мог выпустить его, потому что она все еще была сильна. Чем дольше он так стоял, тем слабее становилась она. Ей было больно и обидно, а обида вызывала в ней ярость, но ярость божества. Ярость не посильную и не доступную чувствам смертных. А она была смертна и злость убивала ее…
                * * *
- Ты заточил меня в своем замке, - ее голос был болезненным и вызывал жалость. Жалость но не в нем. Он был зол на нее, но зол по-человечески, а иначе он стал бы бессмертным рабом своей злости.
- Зачем ты держишь меня? Я не хочу жить? Убей меня!
Ее голос был едва слышим, а белые худые руки, покрытые голубой сеткой вен, дрожали словно трепещущие на ветру перья. Ее серебренные перья! Как может она жить не умея летать! Чувствуя ужас стоя на краю балкона, когда должна была бы испытывать радость. Как может она – она, которая была божеством!
Облаченная в тяжелый халат, который причинял боль ее нежному телу, она бродила по замку, как отшельник в кандалах. Ее юное и прекрасное лицо – было ужасно, так уродовала его неподъемная мрачность этих стен.

МАША.КА.