В тот день

В тот день я шел, как всегда, с работы домой. Было что-то около половины седьмого. Народ мелся непрерывным потоком с транспорта по проспекту: все спешили купить что-нибудь к ужину, беспорядочно скучиваясь у торговых лотков. Я - не спешил. Еще в обед, на работе, я отпраздновал с товарищами конец недели, пропустив по стаканчику.
С утра в груди у меня как-то странно давило, будто тисками - сжимало сердце. Но удивляться, впрочем, тут нечему - месяц назад мне стукнуло сорок девять. И весу во мне, слава богу, - сто два кило. Но как только я опрокинул сто грамм, сразу и отпустило. Что ни говори, а домашний самогон - великая вещь! И бодрит, и успокаивает. Выпьешь - и сразу на душе веселей становится.
Взять, к примеру, какого-нибудь   америкашку хренова. Попробуй-ка выдернуть его из уютного особняка - с кондиционерами, джакузями там всякими... И поместить в наш заводской цех - что почище преисподней будет... Так вот, уверяю вас, он, подлец эдакий, даже не заметит, в какой тускняк окунулся, если загодя примет наши сто грамм. Ему будет так же все по фиг, как среди своих джакузей. Он, весело икая, будет шариться по проспекту мимо торговых лотков - и глазом не моргнет на бочку с протухшей селедкой. И чтоб мне провалится на этом месте, если он, сукин сын, не найдет хорошенькой розовощекую девчонку с толстыми сиськами, резиновой перчаткой черпающую из бочки  дары моря, и - как истинный джентльмен -  не  изловчится сунуть ей  свою визитку:
- Русская девочка! У меня  серьезные намерения.  Мой джакузи - ваш селедка. Будет счастливый брак. С отъездом на вечное жительство в лучший в мире страна.
А почему америкашке будет все по фиг? Потому что сто грамм - это пуповина вселенной. Центр мироздания. А вокруг него верится все остальное - килька, сиськи, джакузи, моря и континенты...
Меня однажды осенило, что  наши сто грамм таят в себе великую народную мудрость. Я выпил - я счастлив. Иду с работы. Ни о чем не думаю. А тот, кто не выпил,  думает. И он - несчастен. Вот в чем разница. Он - ползет, а я лечу. Мимо лотков, бочек с килькой...
...Вот так, сам с собой разговаривая, я неспешно шел себе домой. Решил купить к ужину свежий батон - “турецкий”, с хрустящей корочкой... И вот тут-то, едва я развернулся в направлении лотка с хлебом, как что-то сильно ударило меня изнутри. Я еще успел сравнить себя с Тунгусским метеоритом, врезавшимся в атмосферу Земли. Разрезая пространство, я стал стремительно падать вниз, рассыпаясь на множество мелких осколков. Это лопнул, как лобовое стекло автомобиля, верхний защитный слой моего тела. А пока я падал, от меня стали отделяться мои двойники.
Один - бледно-голубого свечения - завис надо мной. Он с ужасом наблюдал, как мое тело, пораженное судорогой, валится на истоптанный газон.
- Очень славно, что на газон, - подумал я, - а не на асфальт. Асфальт - грязный, весь в окурках и плевках.
А этот, голубой, заладил причитать:
- Как же так? Ты что - умер? А как же ужин? Ты не успел купить батон. Свежий, хрустящий!  Только что из пекарни!
- Да пошел ты...
И тут я шлепнулся на землю. Кепка откатилась. Куртка  - нараспашку. Ноги широко раскинуты - как в Сочи на курорте...
Рядом испуганно вскрикнули. Это торговка селедкой. Она оставила бочку без присмотра и наклонилась надо мной, капнув прямо  в рот скатившейся с резиновой перчатки вонючей селедочной жидкостью. Бляха - муха... Я ей сказал - отойди, не воняй. Но она не услышала. Тогда этот - голубой - подлетел к ней и, тычась в ее толстые груди, стал отпихивать вонючку. Но она ничего не почувствовала.
- Слушай, а ведь ты можешь с ней делать все что угодно, - пошутил я, - и она не станет сопротивляться.
- Ты с ума сошел! - крикнул голубой. - В такой момент у тебя черт знает что на уме!
- А какой, собственно, момент? - огрызнулся я. - Ну, выпил человек. Ну, прилег отдохнуть.
- Какой - прилег? - метался призрак. - Да подыхаешь ты. Понял? Каюк тебе!
-  Чего-чего? А ну, отвали! И не каркай!
- Да он же умер! - пискнула торговка. Но никто не обратил на нее внимание. Только один пенсионер подошел, заглянул мне в глаза, ткнул палкой в живот и вздохнул:
- Или пьян?.. Или помер?.. Кто их разберет. Валяются на каждом углу.
- Надо вызвать скорую, - снова пропищала торговка.
- Э... - безнадежно махнул рукой пенсионер. - Телефон - где? Разве что на почте.
- Дедушка! Постерегите бочку, - кудахтала девчонка. - А я сбегаю позвоню!
- И милицию сразу зови!
Голубой, всхлипывая, умчался на почту вслед за торговкой. А в мои глаза заглянули двое мальчишек.
- Смотри - покойник!
- Не-а... Пьяный.
- Почему думаешь?
- А мой батя всегда так лежит, когда выпьет: глаза выпучит и не дышит.
- Тебе страшно?
- Не-а...
- Побежали на рынок! Купим по сигаретке.
- Побежали!..
И в этот момент от меня отделился еще один двойник - бледно-зеленый. Еще одна защитная структура. Отделился - и отвалил: без единого звука. Не мычит не телится, как говорится. Зеленого толкали и пинали встречные прохожие, пока “перекати-поле” не прибило к пивному ларьку, за углом которого отливали любители пива и бродячие собаки.
И как только он отделился, я почувствовал, что остываю. Когда приехала скорая и санитар взял мою руку, я едва не одернул ее, так обожгло меня его горячее прикосновение.
Время стало замедляться... Было забавно наблюдать - как все бегают, будто на ускоренной кинопленке. Мое-то время шло все медленней. И это было нормальное время. А люди двигались в своем - в обычном сумасшедшем темпоритме...
Потом парень в белом отвернулся от меня.
- Ну что? - высунулась торговка.
- Отошел, - равнодушно отозвался санитар.
- А что с ним?
- Вскрытие покажет, - и санитар ушел в машину, оставив меня лежать на газоне. Голубой нырнул вслед за ним:
- Да что же это такое?! А еще медики! Как вы можете бросить покойника на газоне? Это же неприлично! Здесь должны цвести “ноготки”, а не трупы валяться! К тому же - это не простой труп! А опытного рабочего! Он всю жизнь отдал заводу. Благодаря вот эти самым рабочим рукам у директора завода теперь есть вилла, машина, ресторан и магазин.
Но санитары оставались глухи к упрекам голубого и вскоре уехали. А народ стал проявлять признаки любопытства. Сгрудились в круг. Молча стояли и смотрели. Мыслей никаких интересных не высказывали. Просто наблюдали. Может надеялись: вдруг покойник дернется, знак какой даст с того света?..
Зато голубой не унимался, продолжал паниковать:
- Сообщите же, кто-нибудь, жене! Моей и его! Она ведь ничего не знает. Ужин готовит. Картофельное пюре. Кильку поливает маслом и уксусом. Крошит сверху лук... Смотрит на часы... Нервничает. Звонит подруге и жалуется: “ Моего опять черти где-то носят. Просила же! Не задерживайся нигде после работы. Иди сразу же домой. Нет, сколько же можно терпеть? На работе кручусь, дома - как белка в колесе! А он всегда счастливый, беззаботный, на всем готовеньком! Хоть бы раз посуду помыл!”
Только народ пропустил мимо ушей бормотание моего двойника, стоял, скучал, оглядывался по сторонам, ждал милицию. Машина приехала очень скоро - через полтора часа. Я ведь теперь медленно живу. Поэтому их полтора часа для меня - один миг...
Милиция даже не стала осматривать мой труп. У милиционеров глаз опытный. Сразу поняли: шел мужик с работы. Был в кепке. Упал - кепка откатилась. В общем, ничего интересного. Тем более - криминального. Вполне нормальное гражданское действие. Так сказать, имею право умереть  где хочу.  Так что - никаких претензий со стороны правоохранительных органов к моему телу не было.  Однако полагалось произвести опрос свидетелей - для формы. Дали показания: торговка, пенсионер и мальчишки. Последние уже крепко пахли табаком и охотно подтвердили, что видели, как дяденька сначала шел впереди, а потом упал на газон. Здоровый такой дяденька. Как шкаф. Они едва успели отскочить. А шкаф упал. И все тут.
Милиция закончила опрос, спрятала бумаги. Все стали расходиться. Осталась лишь торговка селедкой. Вот навязалась на мою душу. Стоит - переживает за меня. Хотя точно знаю: никогда  с ней  ранее знаком не был. И не уверен, рад ли теперь такому знакомству - уж больно сильно от нее тянуло селедкой. А вот голубой все льнут к ее груди и скулил:
- Закройте, закройте, душечка, ему глаза! Неприлично это - покойник с открытыми глазами.
И представьте себе. Она услышала! Подошла ко мне и... вонючей резиновой перчаткой прикрыла мне веки. Ну, деревенщина неотесанная! Дать бы тебе по заднице!
Приехала еще машина. Впихнули меня внутрь и оттарабанили в морг. Положили на пол в углу: свободных мест больше не было. Рядом раскорячился бомж. Блохи и вши на нем кишели кишмя. И норовили перескочить ко мне. Голубой был в отчаянии:
- Как так можно? Покойник был знатный человек! Рабочий высшего разряда! Его руками собраны десятки насосов, славящихся качеством в ближнем и дальнем зарубежьи! А теперь золотых рук мастер валяется на полу рядом с бомжем!   Где  элементарное уважение к былым заслугам усопшего?
Но патологоанатом плевал на уважение к заслугам кого бы то ни было. Он ел бутерброд, пил кофе и, прищурившись, рассматривал новенького.
- Инсульт, - кивнул он на меня своему помощнику. - Резать будем завтра.
И я остался лежать на полу до завтра. Трупы все прибывали. Их некуда было класть. Поэтому на бомжа положили молодую девицу, а на меня сверху - двух стариков. Лучше бы наоборот. Я был бы не прочь напоследок пережить маленькую радость от прикосновения к остывающему девичьему телу...
Вокруг стоял гул возмущения: голубые жаловались на недостойное обращение с их покойниками. Все превозносили своих двойников, выставляя их в лучшем свете. Послушай их, так  покойники в прошлом были  - чуть ли не Сталлоне, Клаудиа Шиффер и Иван Демидов. Но я их не слушал. Я думал о своей новой жизни. Турецкий  батон с хрустящей корочкой я теперь уже не куплю. И отужинать больше не доведется. Умер, не поев. Не попрощавшись с женой. Не сделав распоряжений, касающихся своих похорон. Теперь предстоит эта глупая процедура с гнусно фальшивящими духовыми. И искусственными венками в ленточках: “ Спи спокойно, дорогой товарищ. Насосный завод тебя не забудет”. Какая пошлость... И мне пришлось все это выдержать -  лежать в гробу, как сказала бы моя жена,  с беззаботным видом и на всем готовеньком.
А перед тем - выдержать еще более гнусную процедуру последнего омовения... Пришли две соседки. Одна из них как-то клеилась ко мне, когда жена моя была на курорте. Но она не в моем вкусе - бесформенное единство сала и прорези. И вот теперь она добралась до меня. Голубой кипел от гнева:
- Стыд какой! Как вы смеете! Это же не мальчик! Не импотент! Это здоровый, взрослый мужчина. А вы мусолите его, как тряпку! И не краснеете! Это же надругательство над честью и достоинством покойного!
И, разозлившись окончательно, голубой потребовал:
- А ну, покажи им, что ты мужик что надо!
Я стал силиться - и, чес-слово, показал бы им!.. Но - не успел! Они  обмыли меня слишком быстро. А мое время плыло медленно... Да к тому же внутри меня начался распад. Живот вздулся, а щека стала припухать.
- Ты плохо выглядишь, - грустно заметил голубой.
- Да брось, - ответил я. - Не к свадьбе же готовлюсь.
- А мне хотелось бы, чтобы ты остался в памяти людей покойником с доброй, приятной наружностью... И вонять ты стал.
- Да брось, - снова возразил я. - Скоро меня закопают. Цветочками засыплют.
И действительно. Цветов на могиле была великая гора. И гладиолусы, и розы, и ноготки... Как будто это не могила, а цветочный магазин.
И я остался лежать в кромешной темноте. Вначале стояла гробовая тишина. Потом что-то хрустнуло. Это в моей утробе лопнули кишки. Из костей потекла тягучая слизь. Мое тело, увы, такова проза жизни, стало гнить, поглощаемое ордами ненасытных   червей.
Однако копошение, бурление, шипение однажды прекратились и наступил, наконец, мертвый сезон. Кости подсохли, и я стал походить на школьное наглядное пособие по анатомии - беленький скелет с оскалившимся черепом.
Я лежал и отдыхал. Никаких действий, никакого движения. Я - мертв.
Иногда мой покой нарушала возня в соседних могилах. Туда опускали гробы. И там начинался шумный распад. Потом снова все стихало...
Раз в год, в день моей кончины, меня навещал мой голубой приятель.
- С праздничком.
- Спасибо...
- Как жизнь?
- Да потихоньку...
- А ты отлично выглядишь - широк в кости,  богатырь - любо-дорого смотреть.
- Благодарю за комплимент.
- Готовься - через год будем отмечать твой юбилей.
- Сто грамм не забудь раздобыть.
- Шутишь все... Ну, ладно. Мне пора. Дела.
- Вали.
- Пока!