Коробочка 1-3

1.   

     «Со-сёнки, бе-рёзки, ле-са, пере-лески, до-роги, про-сёлки, по-ля…»

     Сту-тук колес на стыках и привычный пейзаж за окном:  столбы с проводами, домишки с заборами,  поля со стогами, переезды с грязными грузовиками.

     «Под торопливый стук колес текут неторопливо мысли...» Хорошо сказано! Это  чьи-то слова или мои собственные,  так сказать,  «навеянные музыкой»?

     Все-таки хорошо, что выкупил оба места. Никто не мешает: захотел – лег, захотел – разделся , захотел – пожевал, и никто в рот не смотрит. А эти попутчики и попутчицы... Не дай Бог, попалась бы какая-нибудь любопытно-болтливая дама «третьей молодости»  с претензией на «вторую», и начала бы от меня добиваться откровенности, заваливая кучей разных вопросов.

     Слава Богу,  что у меня сейчас появились деньги,  и я могу позволить себе занимать все купе. В принципе, я мог бы позволить себе выкупить весь  вагон – всего-то восемнадцать мест. И ехал бы сейчас в нем один – кум королю, сват министру. Но это уже пижонство. Давно ли едва наскребал денег на самый дешевый билет? Всего-то пятнадцать – двадцать лет назад.

     Сколько с тех пор всего произошло!
     А, собственно, чего "всего"? Учеба, работа – и всё.
     И всё! Всего два события: первый – учёба, второй – работа.

     Правда, в учёбе были различные стажировки,  в том числе за рубежом – вот тогда-то и было всякое разное. А в работе? Командировки, съезды, симпозиумы, доклады, бессонные ночи, догадки, гипотезы, подтверждение гипотез и, наконец – открытие! Премии, награждения... слава, почет, уважение. Биограф продолжит: старость с причудами,  смерть. Значит, с учетом того,  что я уже имею,  мне осталось две  недополученных позиции – старость и смерть. Старости,  кстати, может и не быть. Может быть сразу смерть – вечный покой и отдых от дел.

     Вот чего у меня не было! Отдыха! Я ни разу не использовал по назначению свои отпуска, а потом их даже перестал брать. Отпусков не было, точно!

     Как-то сразу,  после университета, попал в отдел на "свою тему", и всё. Все мысли,  все время – работе, работе... Отдыхал урывками, после симпозиумов, по программе.

     А вот работой своей удовлетворен на сто процентов, даже на двести! Не каждый в сорок пять становится академиком нескольких академий, профессором десятка  университетов,  Нобелевским  лауреатом.  Без  ложной скромности и  экивоков – горжусь собой и  результатом своего труда.  А ведь всего сорок пять! Баба – ягодка опять!

     Вот приеду, куплю небольшой домик, может - женюсь, а может – заведу себе  Даму. Нет, Дамы не надо – слишком хлопотно, лучше – подругу – подругу "дней моих суровых". Заживу спокойной и размеренной  жизнью: днем работать в кабинете или в саду,  вечером – отдыхать. Тихие беседы по вечерам: летом – на террасе, зимой – у камина. Дом куплю где-нибудь недалеко от сестры. Она живет в каком-то новом микрорайоне - "Коробочка". Пишет: в лесу,  тихо,  птицы поют и одни частные домики. Будем ходить друг к другу в гости.

     Сладкие грезы – горькие слезы.

     Скорее всего, все будет не так, как я мечтаю. Дом будет или у железной дороги,  или возле болота.  Через год покосится,  подвал зальет водой, а терраса провалится.  И я целыми днями буду его ремонтировать, ремонтировать, ремонтировать.  Да и летом окна не открыть, на улице не посидеть – комары, а зимой камин не горит – нет тяги и дрова сырые. Подружка окажется сварливой бабой,  как это у меня уже один раз было, будет мне мешать работать разными мелкими просьбами и скучными хозяйственными разговорами, и мне будет крайне тяжело от нее избавиться.
     Вот это, пожалуй, ближе к истине».

     - Профессор, извините, через десять минут прибываем. Стоянка поезда всего пять минут. Может, Вам помочь вынести вещи?
     - Нет-нет, Спасибо, я сам.

     "Вот же, не заметил, как перелески сменились городскими окраинами – размечтался!  Откуда он знает,  что я профессор? Может, слышал, когда меня вчера провожали? Нет, вряд ли.

     Ах, да!  Ну конечно,  он узнал меня по фотографиям. В газетах, на телевидении целый месяц печатали и показывали мои портреты. Наши ученые так редко получают Нобелевские премии, что каждый лауреат автоматически превращается в национального героя.

     Однако надо собираться.  Хотя что собирать? Чемодан с моими записями и дискетами,  чемодан с вещами и подарками.  Остальное  приедет позже багажом, когда куплю дом или вообще как-нибудь устроюсь.

     Что еще? Плащ!  Лето – оно,  конечно, лето, но все-таки северное, прохладное. Как говаривали в старину:  короткое, но малоснежное. Вот, вроде, и всё.  Под полками  моих вещей нет,  над полками?.. тоже - ничего не забыл.

     Ага, пригороды сменились городом.  Где-то здесь мы  раньше  жили. Какие-то корпуса... - ничего не видно. Ладно, потом разберемся».

     Надеваю плащ, беру чемоданы и выхожу в коридор.  Неловко, боком, задевая всевозможные выступы,  пробираюсь к выходу. Поезд остановился, меня качнуло – так и есть!  Чудесный новый чемодан уже поцарапал!  Про себя ругаюсь и слышу, как проводник открыл дверь вагона, и тут же грянул духовой оркестр.

     "Ты смотри,  оркестр!  Какую-то "шишку" из столицы встречают. Или делегацию. Интересно, с кем это я в одном поезде ехал? Билетов могло бы и не быть.

     Перрон со стороны купе, и мне его из коридора не видно. Продолжаю двигаться к выходу.

     - До свидания, профессор. (Уже звучит как кличка)
     - До свидания.  Спасибо за отличное обслуживание – чай был просто замечательный. Счастливого вам пути!

     Внимательно гляжу себе под ноги,  чтобы не оступиться, и осторожно спускаюсь из вагона прямо в толпу. Трубы оркестра чуть ли не упираются мне в голову.

     "Господи, что это? Они меня совсем оглушат! Вот же, угораздило!"

     Поднимаю глаза – веселая, ликующая людская масса окружила меня со всех сторон. Оркестр всей своей медью дует мне прямо в ухо. Какие-то упитанные женщины, цветы, элегантно одетые солидные мужчины.

     Все смотрят на меня с огромной радостью.  С чего вдруг? Что я им сделал хорошего или плохого? Почему это они так рады меня видеть?

     "Где же сестра?" – пытаюсь высмотреть ее в этой толпе и очень боюсь не узнать - последний раз она приезжала ко мне в гости лет двенадцать назад – все у нее "дела" и "уважительные причины". 

       Мысленно зову: "Ау! Сестренка!"
     - Сева! Здравствуй, родной! – скорее чувствую, чем слышу ее отклик.

     "Вот же она!  Господи,  изменилась то как! Седые пряди, морщинки у глаз, морщинки у губ. Цвет лица нездоровый. Неужели болеет? Ничего мне об этом не писала.  Наоборот, все письма бодренькие,  оптимистичные.  Я еще удивлялся – все вокруг рушится,  а у нее все в порядке. Даже дом выстроила в этой самой «Коробочке».

     - Здравствуй, сестренка! – оркестр неожиданно смолкает, и мой голос в наступившей тишине звучит неестественно громко, даже для вокзала. – Что это у вас тут? Кого встречают?

     - Тебя встречают – подскочила, поцеловала и замерла, уткнувшись носом в отворот плаща.

     - Уважаемый Всеволод Владимирович! – лысоватый, полненький человечек с круглыми, как бильярдные шары, щеками выдвигается на передний план,  берет у ближайшей к нему женщины букет цветов и протягивает его мне. – Разрешите,  от имени администрации и общественности города, приветствовать вас на Вашей Родине! С возвращением!

     От окружившей меня кольцом толпы отлипает полная девица с караваем и солонкой на подносе и подает все это мне.

     Мои руки  только  что были заняты чемоданами, но я чувствую, что кто-то ловко мне их освобождает для того,  чтобы я мог принять поднос.

     Заметив мой обеспокоенный взгляд, человечек тут же произносит:

     - Не беспокойтесь,  Всеволод Владимирович, багаж мы сами доставим в гостиницу,  в ваш номер. А сейчас прошу в машину – и в наш Культурно-Торговый Центр, там уже все готово и ждут вас.
     - Кто это? – шепотом спрашиваю сестру.
     - Мэр города.
     - А кого встречают?
     - Я же говорила, тебя. Ты теперь знаменитость.
     - А откуда они узнали? Ты ведь не говорила им о моем приезде?
     - Ты прислал телеграмму,  и ее читал  добрый десяток человек – от телеграфистки до почтальона. Кто-то и сообщил городскому начальству.

     Пока мы шепчемся, мэр отдает несколько распоряжений солидным элегантным мужчинам и поворачивается к нам.

     - Всеволод Владимирович,  прошу сюда, - взмахом руки он намечает направление движения,  и в толпе встречающих тут же образовывается коридор.

     Но коридор ведет не к машине, а к небольшой кирпичной  постройке,
сплошь увешанной транспарантами,  оборудованной деревянной лестницей и перилами на крыше.

     «Это же сортир! Точно, он! Оказывается, из него можно сделать трибуну. Ловко! Век живи, век учись!»

     - Всеволод  Владимирович,  на пару минут, - прошу Вас, поприветствуйте народ. Вы - гордость города. Все так обрадовались, когда узнали о присуждении Вам премии. Все Вас так ждали. Пару слов, прошу Вас, - мэр подхватывает меня под локоть и увлекает к «трибуне».

     Я боюсь потерять в толпе сестру и прижимаю другим локтем ее руку плотнее к себе.

     «После Нобелевской речи в Шведской Академии выступление на крыше привокзального туалета! Хорошо еще, что не с броневика! Воистину, жизнь познается в сравнении!  Жаль,  что не захватил текст речи - с удовольствием бы прочитал. Эх,  душа  Тряпичкин,  где твое перо?  Сейчас бы вывел в какой-нибудь статейке.

     Господи, но что же это происходит?  Какое-то наваждение!  Куда делся чемодан с блокнотами?  Как бы не пропал - там же мои секретные записи, дискеты».

     2.

     Мэр вначале дует в микрофон, потом говорит:
     - Уважаемые дамы и господа!  Мы все здесь собрались, чтобы встретить и поприветствовать нашего земляка,  академика, лауреата Нобелевской премии, уважаемого Всеволода Владимировича!

     Мэр радостно хлопает в ладоши, встречающие жиденько хлопают вместе с ним.

     - Я не буду перечислять все заслуги Всеволода Владимировича, скажу только, что администрация города, под моим руководством, включила в план развития города строительство научного центра на четыреста  рабочих мест, которым любезно согласился руководить Всеволод Владимирович, и к строительству которого мы приступим через два месяца,  сразу после выборов.

    «Какой центр? Первый раз слышу! Ну конечно - выборы! У него предвыборная кампания.  Поэтому этот прохиндей и полез покрасоваться со мной на трибуне.  Дополнительная реклама во всех газетах. И выдумал еще какой-то Центр».

     - Слово предоставляется Всеволоду Владимировичу! - Мэр снова хлопает в пухлые ладошки и приглашает меня на место перед микрофоном.

     «Ладно, щас спою…»

     - Дорогие земляки! (Действительно «дорогие» - сколько сил и драгоценного времени сэкономил бы я, если бы вы в свое время не «втыкали мне палки в колеса».) Я очень рад видеть вас. Я чрезвычайно тронут встречей, которую вы  мне…  оказали (чуть не ляпнул «устроили»),  но позвольте задать вам вопрос,  который меня сейчас больше всего беспокоит. Где мои чемоданы?

     «Вот язык!  Сейчас буду объяснять и оправдываться, почему я  такой «собственник». А они смеются - им, видите ли, смешно. У человека в один момент пропали результаты работы всей жизни, а им смешно!»

     - Господа! Я не случайно спросил - в них сувениры для моих родных и друзей, и меня всерьез беспокоит их судьба.
     - Всеволод Владимирович, они будут доставлены в гостиницу. Неужели Вы думаете...
     - Я,  конечно,  уверен, что все будет в порядке (человеку с такой хитрой физиономией,  как у тебя, разве можно доверить хотя бы простой карандаш?). Но я был бы совершенно спокоен, если бы они были у меня «на глазах». Мне их сейчас могут показать?

     Толпа задвигалась, и я сразу успокоился, заметив за ней знакомые предметы - благо,  «трибуна» высокая и находится почти на перроне.

     Конечно, их бросили там,  где и вырвали из моих рук  ради  какого-то каравая, который, кстати, тоже куда-то исчез. Поезд, на котором я приехал, уже ушел, и чемоданы валяются на краю перрона, где все о них спотыкаются. Сразу видно – «ничейная вещь» - подходи и забирай.

     «Вот и верь, после этого, мэру!»

     - Уважаемые земляки, не будете ли вы так любезны передать мои чемоданы - вон они валяются - сюда,  на трибуну.  (Колкость мэру: и мне приятно, и народ хихикает) Благодарю вас.

     «Поплыли» чемоданчики,  «поплыли», родные. Если какой-нибудь инициативный болван их не перехватит, сейчас получу.

     Ну, вот и они,  слава Богу.  Целые,  но все в пыли и поцарапаны об асфальт. И зачем в Стокгольме я их так тщательно выбирал? На что жизнь уходит?»

     - Спасибо, господа. Я знал, что на вас, моих земляков, можно положиться. В отличие от работников городской администрации.

     Общий смех.
     «Вот, язык! Опять ляпнул глупость! Наживаю себе врагов. Зачем?»

     - Всеволод Владимирович,  как обычно, шутит. («Как обычно»? Он меня так хорошо знает, что считает меня записным шутником?) Как мы видим, недоразумение улажено и можно двигаться дальше, - мэр пытается овладеть ситуацией.
     - Сегодня в девятнадцать  ноль-ноль в Культурно-Торговом Центре состоится бал-маскарад,  а в двадцать два часа  -  праздничный  фейерверк. Всех  прошу!  Праздник посвящен возвращению на родину нашего дорогого земляка.

     "Ого! Что это они?.. Ради меня - целый городской праздник! Столько денег налогоплательщиков в дым!  Неужели у них такой богатый город?  Я буду только рад, если это в самом деле так".

     Мы спускаемся с "трибуны".
     - Между  прочим,  Севочка,  -  шепчет  на ухо сестренка,  - среди встречающих тебя были ТОЛЬКО работники городской администрации.
     - Я тоже сразу подумал, что глупость сморозил, но ты ведь знаешь мой язык! Теперь я понимаю, почему мэр назвал меня "шутником".

     3.

     "Город-то как изменился!  Это уже не условное  название  "город", присвоенное поселку  городского  типа,  а настоящий Город.  Проспекты, площади, многоэтажные дома: кирпич, бетон, стекло. Ни одного старого деревянного здания, так называемого "памятника архитектуры какого-то века".
Неужели это все благодаря Комбинату?  А говорили,  что промышленность в упадке, безработица, нищие на улицах».

     Мы едем в роскошном автобусе. Просторный салон, столики по бокам, телевизор в углу.

     Кроме меня с сестренкой – мэр и сопровождающая его свита, человек пять-шесть. Мэр что-то оживленно  рассказывает и поминутно указывает рукой то направо, то налево. Я не слушаю, а гляжу  в окно.

     «Это уже не провинциальный городок, а вполне приличный промышленный город. Почему бы здесь и не быть Научному Центру? Не стыдно и ученых пригласить  на работу,  да и коллеги из-за границы приедут – можно принять.

     Хм! Похоже,  что я уже согласился строить этот самый Центр.  Вот Мечтатель! Кому поверил? Мэру перед выборами?»

     - Всеволод  Владимирович!  Всеволод  Владимирович!  - Мэр, наконец, привлекает мое внимание.  - Пока в гостинице готовят номер,  может, заедем пообедаем? Время как раз подходящее - четыре часа. Я уверен, что вы в дороге проголодались.

     «Лучше бы  сразу  к  сестренке.  Наверняка  она  тоже  приготовила что-нибудь мое любимое: борщец, драннички».

     - Мы сейчас с Ольгой Владимировной посоветуемся.
     - Пожалуйста-пожалуйста,  Всеволод Владимирович. Надеюсь, Ольга Владимировна Вас не будет отговаривать.

     Сестренка сидит рядом. Наклоняюсь, говорю вполголоса.
     - Оленька, сестренка, может, сразу к тебе? Ну их к черту!
     - Понимаешь,  Севочка,  так получилось, что у меня дома ничего не готово к твоему приезду - я тебе потом все объясню.  Так  что было бы лучше сейчас  принять  его предложение,  а потом,  когда они (кивок в сторону свиты) угомонятся, мы с тобой спокойно посидим, обо всем поговорим и все устроим. Хорошо?
     - Хорошо, сестричка. Как скажешь. Тебе сегодня не надо на работу?
     - Сегодня суббота.
     - Ах, да. Как мэра зовут?
     - Олег Степанович.
     - Уважаемый Олег Степанович!

     Мэр сразу приосанился, заулыбался, исчезло напряженное ожидание в позе - видимо пытался подслушать наш с сестренкой разговор.
     Я придаю своему голосу государственную значимость.

     - Мы с Ольгой Владимировной посовещались и с удовольствием принимаем Ваше приглашение. Мои вещи пусть пока побудут со мной.
     - Конечно-конечно.

     " Какие  "они"  перед выборами внимательные и ласковые.  А после попробуй, сунься в кабинет с чем-нибудь  по работе, - не помнят ни тебя, ни имени твоего, ни фамилии, ни должности. Как будто ты к ним приперся с просьбой одолжить "полтинник" до получки.

     Надеюсь сейчас, после Премии, будет полегче. Хоть в визитку заноси: имярек, Лауреат Нобелевской  Премии.

     А зачем мне такая визитка?  Я ведь собирался работать дома? Похоже, что я всерьез "намыливаюсь" в научный центр на административно-хозяйственную должность.  Вот змей-искуситель - уже соблазнил! Ох, прохиндей!

     Нет, надо быть с ним пожестче. Он всего лишь политик местного значения - их в стране десятки тысяч,  а я  (мысленно  надуваю  щеки  и распрямляю грудь)  -  ученый  с мировым именем,  в этой специализации единственный в стране.  И, быть может, до конца своей жизни буду единственный. Кит! Основоположник!»

     Сестренка прижимается ко мне сбоку,  обнимает двумя руками мою  руку. Приятное тепло родного человека...

     "Когда у нас появилась эта родственная нежность?  В  детстве  она всегда пыталась со мной драться,  хоть я и старше ее на  три  года.  В юности мы  вообще не замечали друг друга - каждый был занят своими делами.

     Пожалуй, это стало проявляться лет пятнадцать назад,  после того, как мама с папой погибли в этой страшной катастрофе на теплоходе.  Да, после этого.  И с каждым годом чувство родства усиливается. Мы поняли, что остались на свете одни. Я невольно искал в ней материнской заботы, а она во мне отцовской защиты и мудрости. 

Но переехать ко мне в столицу отказалась категорически. Наверное, у нее кто-то здесь был.  Какой-нибудь мужчина,  так сказать - "уважительная причина". А может,  у  нее  и сейчас есть мужчина,  и поэтому она не хочет, чтобы я ехал к ней домой?  Сложности во  взаимоотношениях?  Надо  меня подготовить... Так так-так... Ну, ладно, потом выясним.

     А вот, кажется и приехали». Автобус тормозит возле какого-то вычурного здания. Похоже на так называемый "Культурно-Торговый Центр" - "КаТэЦе".

     Мэр подтверждает мои мысли.
     - А это - наш Культурно-Торговый Центр! Недавно построили.
     "Интересно, в каком виде здесь пребывает культура?"

     Мэр продолжает.
     _ Здесь  обширные торговые площади,  ресторан,  танцевальный зал. Сейчас оборудуется бильярдная и помещение для боулинга.
     - Простите, для чего?
     - Боулинга. Кегли сбивать, кегельбан.
     - А-а...  (Демонстрирую полное невежество ученого в этом вопросе, хотя в каждой поездке "за кордон", за этим занятием проводил долгие часы -  очень удобно обсуждать с коллегами различные научные проблемы: например, с кем спит референт академика Х. - хорошенькая блондинка тридцати с небольшим лет от роду, если она вообще спит.)

     - А аквапарк здесь есть?

     Мой вопрос застает мэра врасплох. Вижу, что он еще не переключился с определения слова "боулинг" на  определение  слова  "аквапарк"  - внимательнее надо быть со мной.
     Все, включился! Довольно быстро!

     - Ах, аквапарк! Нет, аквапарк здесь не планируется, но вот при ремонте Дворца Спорта мы обязательно включим его в план реконструкции.
     - Мне почему-то кажется,  что в условиях  северного  города  для здоровья населения гораздо важнее аквапарк,  чем бильярдная и боулинг. Может, я ошибаюсь - я не специалист в этой области и конкретно не  изучал данную проблему. Но в нашем с Вами совместном Научном Центре надо будет обязательно организовать исследования  по  теме:  "Сравнительный анализ влияния водных процедур и игры в кегли на детский иммунитет к простудно вирусным заболеваниям в условиях проживания от 60 градуса северной широты и севернее,  а также от 60 градуса южной широты и южнее". Я думаю, что исследования, которые проведут специалисты из нашего с Вами Научного Центра в различных регионах:  здесь,  в Сибири,  в Норвегии, Исландии, Канаде, Чили и других странах, дадут интересные результаты.

      Произношу всю эту ахинею с мягкой доброжелательной улыбкой ученого и вижу, как вытягивается мэрское лицо. Оно так вытянулось, что щеки стали  почти как у нормальных людей.  Потом, как гуттаперчевое, оно опять сократилось, и полная признательности улыбка пленяет меня.

     - Хорошо бы, Всеволод Владимирович, тему исследования, предложенную Вами, дополнить словами: "... а также их влияние на повышение производительности труда, по достижении исследуемыми трудоспособного возраста и  общую  длительность трудоспособного периода".  Я,  видите ли, Всеволод Владимирович, хозяйственник. Поэтому, тема, предложенная Вами, мне интересна еще и с «хозяйственной» стороны.  Поверьте, это очень важно.

     - Обязательно,  Олег Степанович. Мы обязательно в научных темах будем учитывать хозяйственные интересы города.

     "Черт! До чего приятно поговорить с умным и понимающим человеком! Вот, прохиндей! Как он парировал удар!

     Почему я все время называю его "прохиндей"? А по-другому его и не назвать: прохиндей - он и есть про-хин-дей».

     - Ну что,  так и будем сидеть в автобусе? Может, Олег Степанович, продолжим нашу научную беседу в другом, более подходящем, месте?
     - Конечно-конечно! С удовольствием, Всеволод Владимирович, прошу!
     Все выходим. Ольга хихикает.
     - Как, Севочка, наш мэр?
     - О! Это не мэр, а целый Мэрин, или даже Мэринос!
     - Нельзя всех политиков одной мэркой мэрить. И среди них встречаются интересные личности.

     "Ага! Твой дружок,  сестричка,  наверняка из их числа.  Поэтому и дом построила и приехать не могла. Но что же тебя так безвременно состарило? Ты не похожа на подружку преуспевающего политика. Может, "Он" в опале? Не исключено».