Красный партизан

Черный
В предзакатном сумраке гулко отзываются шаги. Шелестит осенняя листва, светясь в лучах уходящего Солнца.
Сквозь сумерки призраком бредет Черный человек. Шаги его уверенны как никогда прежде, поступь тверда и ничто не сможет сбить его с намеченного пути.
Кожаный плащ топорщится, выдавая припасенный сюрприз, который, по всей видимости, будет для многих весьма неприятным. И бесполезно пытаться теперь его остановить - движение человека столь же жестко и прямолинейно как путь выпущенной в цель торпеды.
Суровое, небритое лицо Черного, освещено мерцающими искрами радости. И сегодня у него есть причины для веселья: он нашел элементарно простое решение тому, что еще совсем недавно казалось неразрешимым. Сегодня он, наконец, понял самого себя, и после этого совершенно забыл о том, что никогда не был понят другими.
Когда Черный собирался на Свершение, он последний раз окинул взглядом маленькую грязную комнату и напоследок порылся в своих старых вещах. Потом он взял со стола маленькую черно-белую фотографию крайне низкого качества, внимательно рассмотрел ее и сунул в свой нагрудный карман. На фотокарточке была изображена девушка лет двадцати с красивыми белыми волосами и голубыми глазами.
Черный уселся в кресло и на короткое время предался воспоминаниям. Они происходили из эпохи двадцатилетней давности, из его молодости.
Андрей Пламенев
Так в ту пору назывался этот человек. Был он студентом одного из ВУЗов большого русского города, чему весьма радовался. В те славные времена жизнь его была окружена множеством интереснейших событий: конец Советского проекта, гибель СССР, мировая глобализация и т.д. Все это вертелось в электронных картинках телевизоров, отзывалось эхом в местах массового стечения народа.
Каждый день на автобусной остановке ему приходилось выслушивать множество диалогов наподобие:
- Вот б..., опять автобуса нет! Этих бы сволочей сюда! А то привыкли, б..ди, на лимузинах разъезжать!
- А слышали, электричество опять подорожает!
- И хлеб!
- Ц-ц-ц! Как же мы жить дальше будем!
- Ай-йа-йай!
- Чтоб эти пед...сы, правители которые, так жили!
Все это происходило вне Андрея, за его пределами. В отличии от всех этих людей он был чрезвычайно близок к тому, что называют счастьем. Конечно, любая близость еще не означает обладания, но тут уже Пламеневу не помогли бы и материальные ресурсы всего мира вместе взятые. Счастье нельзя купить, им нельзя владеть, счастливым можно только быть, но как им быть - не знает почти никто.
В первый же месяц студенческой жизни Андрею встретилась девушка. Сказать, что он просто в нее влюбился - означает не сказать ничего, ибо он сразу же ощутил в ней какую-то недостающую часть самого себя. Вскоре через знакомых студентов ему удалось узнать, что зовут ее Катя.
С тех пор с Андреем стали происходить удивительные перемены. В перерывах между занятиями он бродил по территории института, искренне надеясь встретить Катюшу. Увидав ее, он долго любовался, при этом на Пламенева находило удивительное головокружение, а потом... он переставал не только ощущать, но даже видеть свое тело. Вся сущность Андрея превращалась в поток неудержимой радости, в веселый блеск солнечных зайчиков. Обнаруживал себя Андрюша обычно минут через десять, сидящим где-нибудь на институтской скамейке. “Наверное, такими мы будем в Раю”, - почему-то первое, о чем думал он. Потом Пламенев долго приходил в себя, из-за чего несколько раз даже пропускал занятия. Он силился понять свое состояние, активно успокаивал себя словами: “Ну что же тут особенного, обычная студенческая влюбленность, описанная в сотнях бульварных романов”, хотя сам прекрасно понимал, что все совсем не так. Бульварные, да, впрочем и классические, пестрят роем метафор и гипербол, женская внешность там обычно описывается длинной чередой комплиментов, но ни в одном из них не встретить описания состояния, подобного состоянию Андрея. Все внимание в этих произведениях сосредоточено главным образом на женской внешности, и тут уже нет существенной разницы между романами А. Дюма и порнографическим журналом “Эротические истории”, но Андрей даже и не пытался запомнить внешность Катюши...
Теперь каждый шаг Андрюши, каждая секунда его существования была пропитана предвкушением встречи с Возлюбленной, и весь остальной мир от этого окрасился в алый цвет, ибо он содержал в себе Ее. Что бы Андрей ни делал - все тысячей тайных, едва уловимых связей было приковано к Ней. Где-то Пламенев читал, что для каждого человека в этом мире присутствует абсолютная Половина, но найти Ее - почти невозможно, но именно это реализовалось в жизни Андрея.
Время шло, а Пламенев все так и ограничивался случайными встречами с Катенькой в институтских зданиях и в институтском дворе. Обратила ли она на Андрея какое-либо внимание? Он об этом не знал, да по правде говоря, такой вопрос его и не интересовал, ибо главным местом обитания Кати стал он сам, а каждая встреча с Катюшей внешней стала только средством пробуждения Кати внутренней.
Но все-таки Андрею чего-то не хватало, счастье не было абсолютным. Тяжелы были расставания с Возлюбленной, тяжелы были напрасные ожидания, когда Катя вопреки Андрюшиным надеждам так и не появлялась. Иногда Андрей подумывал и о будущем - ведь институт рано или поздно закончится - как быть тогда? Наконец, Катенька могла познакомиться с каким-нибудь парнем, не из любви, а просто из женского инстинкта - каково было бы тогда Андрюше? Возникло бы в нем ощущение Единства при созерцании Возлюбленной в объятии волосатых чужих рук?
Казалось бы, чего проще - подойти к девушке и познакомиться, как все нормальные люди. “- Здравствуйте, Катя, вы мне очень понравились, можно ли с Вами познакомиться и дальше - ля-ля-ля, трали-вали...” И что дальше? В лучшем случае - любовь, свидания под луной, а там - свадьба, семейная жизнь. Разумеется, грязная посуда, щи-борщи, сын-двоечник. Иногда в качестве демонстрации сохранности любви - вечерний поцелуйчик в щечку, между ужином и стиркой белья. Но где здесь Любовь?
Хорошо, возможен другой вариант - вечный бой-френд, удовлетворение материальных потребностей Кати в обмен на удовлетворение ею потребностей сексуальных с фальшивым “Я тебя люблю” во время полового акта, которое скорее следует заменить на “Я тобой обладаю”. И все это - лучшие случаи, в худшем же будет непременное расхождение характеров (ибо характер в значительной степени вырабатывается жизненными условиями, которые у них были наверняка разными), ссоры, скандалы и т.д. Наконец, Катенька может и сразу послать его подальше как “малообеспеченного”...
Любовь любовью, но внешняя Среда все равно возьмет свое, и никуда ты от этого не денешься, как ни старайся. Андрей понял, что любая попытка формализации и “материализации” Любви неизбежно приведет к ее уничтожению. Любовь - свободная птица, и ее нельзя запирать даже в золотую клетку, а как ее сохранить - Андрюша просто не знал.
“Надо что-то предпринимать, как-то действовать”, - думал Андрюша, сидя на институтской скамеечке в ожидании Возлюбленной, “Сегодня же подойду к Ней, признаюсь в Любви... Ну, женюсь на ней, в конце концов, так я получу хоть что-то, а так могу потерять вообще все...” Он закуривал свою любимую сигарету “Прима” и размышлял дальше: “И что я получу? Катино тело, как некий реликт, как забальзамированное чучело некогда жившей Великой Любви. И что дальше? Уж не лучше ли потерять сразу все... или все обрести?”
В один из таких дней что-то подсказало Андрюше взять с собой в институт фотоаппарат, на объектив которого надевалось специальное зеркало, которое давало возможность делать снимки, отвернувшись от объекта почти на 180 градусов. “Пусть останется хотя бы Ее тень, Ее символ, если сама Она все-таки исчезнет”, - решил Андрей. С тех пор и появился у него этот плохо сделанный снимок.
В один из теплых весенних дней все страдания Андрея решились сами собой, хотя такого выхода он и явно не хотел. Он брел из учебного корпуса, в котором только что у него закончилось занятие к другому учебному корпусу, где занятие должно было закончиться у его Возлюбленной с надеждой на новую Встречу.
Возле дверей здания собралась толпа народа. О чем-то говорили, вскоре подъехала “труповозка” и появились два санитара с носилками. “ - Что там произошло?” - с удивлением и ужасом подумал Андрей и кинулся к учебному корпусу. Слышались разговоры:
- Жалко, молодая совсем...
- Как же это случилось?
- Да, говорят, была у нее привычка при смехе откидываться назад. Сегодня в перерыве они сидели на краю лестничной площадки, там перила выломаны, она рассмеялась...
- Хоть что-то от нее осталось?
- Да какое там - всмятку, шестой этаж ведь...
- А я слышал, она еще несколько минут была жива.
- Да что тут сделаешь, ведь ясно, что все равно не спасти...
- А как ее звали?
- Кажется, Катя...
Андрей сжался и похолодел. “Катя, Катюша!” - слышалось в каждом ударе сердца, и с диким криком Андрюша помчался вон. Больше ни на одно занятие в этот день Андрей не пошел. На душе было как-то уж очень непонятно.
На похороны своей Возлюбленной Андрюша не пошел ибо понимал, что нельзя ему видеть Ее тело. Некролог он тоже прочитал мельком, не вдумываясь в смысл прочитанного. В этот день он ясно ощутил, что его Катюша есть, она присутствует и пребывает она сейчас в том мире, где произойдет свершение его Любви.
Наступили каникулы и, вместе с ними, на Андрея напала смертельная тоска. Присутствие было утрачено, и из ярко алого, этот мир внезапно превратился в серо-черный, словно погас Великий Огонь, оставив после себя тьму и черноту углей. Встретить Катю в этом мире он больше не мог и вместе с этой мыслью он утратил для него всякую ценность. Жить больше не для чего...
Подумывал Андрей, как бы поскорее попасть на Тот Свет. Воображение рисовала петлю, но Андрюша решил, что это уж слишком больно и не эстетично. “Где бы достать пистолет”, - размышлял Пламенев. Но потом он усомнился в том, что самоубийство способно привести его на Тот Свет, к его Катюше. Слишком много Андрей слышал о призраках, которые до конца времен обречены болтаться здесь, так никуда и не поднимаясь. Пожалуй, продолжить свое существование в таком качестве еще хуже, чем влачить свои жалкие годы здесь...
Андрей засел за книги, надеясь хоть в них найти ответы на свои вопросы. Попался ему и роман Густава Майринка “Ангел западного окна”. В нем главный герой, теряя Возлюбленную, становится мистиком и достигает ангелического состояния. Но Пламенев сразу понял, что не способен идти по такому пути, тем более, что Майринковский фон Мюллер так и не смог обрести свою Яну. Окончание романа содержит в себе явную незавершенность пути...
“А не уйти ли мне в Православные монахи”, - размышлял Пламенев, - “Отказаться от всякого действия, молиться и созерцать, а там и принять схиму”. Но тут же он понял, что никогда не сможет подавить в себе стремление к действиям и стать полностью отрешенным от мира Созерцателем. Несмотря на то, что этот путь безусловно самый высший, далеко не каждый человек способен на него встать. Конечно, можно стать и псевдомонахом, который, при неспособности к чистому Созерцанию, старательно подавляет в себе стремления к действию... Но Андрей не мог прибегать к полумерам. Жажда действий была неукротима. Разве что скопческая бритва может помочь ее усмирению... Нет, и это не для него.
Можно, конечно, просто жить и работать, преображать мир плотной материи и в каждой весне видеть символ обретения Утраченного, напевая вечерами:
“ То не ветер ветку клонит,
 Не дубравушка шумит,
 То мое, мое сердечко стонет,
 Как осенний лист дрожит”...
 Не причиняя никому зла, и свято веря в Обретение, ты его получишь...
Нет, и это Андрею не подходило, ибо уж очень велика в нем жажда действия. А если она столь велика - значит надо действовать! Что-то внутри Андрея говорило, что положение жизни во имя идеи способно также привести его в тот мир, где теперь находится Катя. Это - Особый путь, третий путь, путь Воина.
Позднее, когда Андрюша стал изучать Традицию, он неоднократно встречал слова обо всех трех дорогах к Иному, а прославление своего пути Андрей услышал в операх Рихарда Вагнера.
Катюша
Вдохновленный на великие свершения Андрей лег спать на узкую холостяцкую кровать. Наступило блаженное состояние между сном и бодрствованием, когда сновидения могут накладываться на нижний мир. И привиделась Андрюше... Катя. Такая же, как и была. Она стояла на другом берегу широкой черной реки, и ее берег светился совершенно неземным светом, вырезающим на синеве неба замысловатые руны. Катюша махала Андрею руками и радостно улыбалась, но черные воды казались совершенно непреодолимыми.
На Андрея вновь нашло то блаженное состояние, которое бывало с ним раньше и он снова чуть не захлебнулся счастьем. Но... оно опять не было полным, мешала огромная черная река. Андрюша это понял и тут же стал возвращаться к реальности, отчетливо сознавая, что видел Возлюбленную последний раз в земной жизни.
Окончательно проснувшись, Андрей сел на край кровати и закурил. “Наверное, этот берег реки был нашим миром, черные волны реки - смертью, небытием, которое всегда рядом и может “поцеловать” нас каждый миг. Тот берег - что-то иное, это - Другой Свет. А построить мост между двумя берегами и будет делом моей жизни, на его строительстве я и погибну”, - размышлял он.
Андрей задумался о Кате и о том, что же он должен делать теперь. Спустя десять минут руки сами потянулись к карандашу и бумаги и принялись писать. Вскоре перед ним лежал свеженаписанный рассказ под названием “Катюша”. Дальнейшее направление стало ясным.
Мир внешний
Впервые со дня гибели Кати Андрей вышел на улицу просто так, глянуть на внешний мир. Перед этим он выбирался из дома только по делам (сходить в булочную, вынести мусорное ведро) и все время пребывания вне дома был целиком и полностью погружен в свои мысли. Теперь же он собрался посмотреть на внешний мир во всей его красе.
Конечно, Андрюша и во времена присутствия Кати не терял контакта с миром, и понимал, что мир не так хорош, как видится через розовые очки близости Катюши. Но такой мерзости он даже не мог себе и представить, окружающее пространство выглядело даже намного хуже, чем до его встречи с Катей. Словно рухнула массивная бетонная плотина, открыв путь всесокрушающему мутно-грязному потоку.
Прямо во дворе на лавочке сидела отвратительная, горбоносая и усатая тетка. Она, боязливо прикрываясь сумочкой, считала... Да нет, не считала, а скорее старательно разглядывала зеленые купюры. Вынимая их из недр сумки, она раскладывала доллары перед собой - то по два, то по три, трогала их руками, нюхала, пробовала на язык, покусывала, словно стремилась постичь их внутреннюю сущность, словно прощупывала их душу. И без того отвратительное лицо искажалось ужасной гримасой необыкновенной радости и сладострастия. “Имею! Обладаю!” - кричала вся ее костлявая фигура. “Обладаю, обладаю!” - визжали остренькие ушки. Увидев направленный прямо в ее сумочку взгляд Пламенева, женщина нервно заерзала, словно в ее тощие ягодицы вонзили здоровенное, острое шило. “ Вот дура! Нужны мне твои бумаженции!” - с негодованием подумал Андрюша и вышел на улицу. Он уже предполагал, что все, что он увидит снаружи, будет не лучше этой иудейки, а, скорее всего, хуже.
Прямо на другой стороне улицы несколько грязных, вонючих людей глотали прямо из горла какую-то техническую жидкость. Их речь состояла практически из одного мычания, и ни слова в ней нельзя было понять. Один из них, по-видимому, промычал как-то не так, в ответ на что его собутыльник зверски зарычал и, пробормотав что-то типа “Урою!”, схватил несчастного за шиворот, и азартно заехал кулаком в его грязное... лицо? Да нет, скорее - морду.
Андрей брел по проспекту. Со стороны тротуара мимо него продвигались одна за другой полупьяные компании, что-то несвязанно бормотавшие и старательно целовавшие весь окружающий мир отборным матом. В скверике притаились два слабо похожих на людей паренька, и один сострадательно протягивал другому окровавленный шприц. Бессмысленная злоба и угрюмая усталость сквозили во всех лицах, и было искренне не понятно, как эти люди еще не начали друг друга резать.
Грязная страшная баба, наряженная в рваные трусы и лифчик, что-то визжа, бегала под окнами обшарпанного трехэтажного дома, крича кому-то: “На х... мне сдалась твоя любовь!”, в ответ на что, из открытого окна первого этажа в ее сторону летели арбузные корки, картофельные очистки и даже пустые пол-литровые бутылки.
На бульварной скамейке валялся совершенно отрешившийся от мира мужик, а возле него, хныкая, бегал ребеночек лет трех и старательно тянул непутевого папашу домой. Недалеко от скамейки располагался газетный ларек, к которому и подошел Андрей. На него злобно глянули сотни уродливых рож, а в глазах запестрели заголовки: “Мир криминала - Монстр убивает младенцев”, “Криминальный курьер - Проститутку зажарили живьем”, “Криминал-экспресс - Маньяк приходит в полночь”, “Невская клубничка - А она все сосала и сосала мой ...”, “Версия - Кто похитил российский бюджет?”, “Секретные материалы - Новые подробности отставки вице-премьера Жирова”. Андрюша купил телепрограмму, и принялся читать названия передач и фильмов: “Проблемы российско-Американского диалога”, “Новые подробности покушения на вице-премьера”, одним словом - тягомотина. Дальше - интереснее: художественные фильмы “На службе у дьявола”, “Князь тьмы”, “Гонец из ада”, “Ад в поднебесье”, “Секс и доллары”, шоу в защиту прав сексуальных меньшинств...
Пламенев смял газету, и бросил ее на тротуар. По проспекту мчались навазелиненные автомобили “хозяев жизни”, которые отличались от полупьяной человеческой массы только толщиной бумажников, качеством пищи и жилища. Андрей пошел посмотреть на живых обитателей этих чудес техники, благо идти было недалеко - почти рядом располагался ночной клуб “Луна”. Из лакированных машин вываливались заплывшие жиром туловища, в глазах которых стояла совершенно законченная тупость и самодовольство, и если немного прищурить взор, то кругом были видны одни круглые толстые шары, как в биллиардной. Лишь у немногих во взгляде читалась беспредельная тоска и смертельная усталость от бесцельного офисного существования. Последним Пламенев внутренне немного сочувствовал...
Мимо однообразных серых домов, основательно изуродованных рекламами прокладок “Oldays” и закусочных “Macdonalds” Андрей направился домой, где его ждала пустая комната и написанный рассказ “Катюша”. Джунгли современного города, бетонная свобода отчуждения...
Придя в место своего обитания, он зачем-то включил и выключил телевизор (к нему он притронулся впервые со дня первой встречи с Катюшей). Там быстро промелькнула жирная физиономия с двойным подбородком, принадлежащая какому-то политику. Она едва успела открыть рот, чтобы поведать нам об успехах в деле решения очередных “жизненно важных проблем”. Потом Пламенев прошелся по квартире, поиграл с ключами, сунул в карман ассигнацию, потом - свой рассказ и направился снова на улицу.
 Началось плавание без руля и ветрил, в никуда, наобум. Какие-то троллейбусы и автобусы, столкновения с телами бывших людей, извинения и матюги, прокуренные пивные и заплеванные транспортные остановки. Дрейф в пустоту, по прихоти случайных мыслей, как будто огромный корабль потерял руль и винты, в одно мгновение, превратившись из сложнейшей машины в примитивную игрушку стихий. Казалось, бесконечная вереница улиц закручивается в спираль и уводит далеко-далеко, на самое небо, плачущее колючим мокрым снегом.
В сапогах воды, как в дрянном подвале, за шиворотом - настоящее сибирское болото. Холод пробрался в самое нутро и все-таки заставил Андрея почувствовать себя. “Надо где-нибудь погреться”, - решил он и завернул в первую попавшуюся подворотню.
Община
Какое-то внутреннее чувство неожиданно сказало Пламеневу, что в этом обшарпанном подъезде он был уже множество раз. Deja vu?
Да нет же. Волны мыслей принесли его аккуратно к дому друга детства, Сашки Скобелева. Именно на этих стертых ступеньках он когда-то радостно блевал после впервые в жизни попробованного алкоголя в виде спирта “Роял”.
Андрей очнулся, глянул на часы. “Два ночи! В такое время даже самые лучшие друзья обычно посылают на ...”, - подумал он, но рука уже давила на кнопку звонка.
На его удивление, Саша не спал. Ни о чем не спрашивая, он провел Пламенева на кухню. Там уже сидел черноволосый человек по имени Филя. На столе стояла полупустой двухлитровый “снаряд” пива, которое, по-видимому, служило им просто для поддержания беседы.
- Это мой старый друг Андрюха, - представил он Пламенева.
 - Ну что, выпьем за твою писанину? - предложил Филя.
- Почему это - писанину? - недовольно спросил Сашка.
- Сам знаешь.
Саша и Филя сегодня встретились ради того, чтобы “обмыть” завершенный труд Александра. Учась на Историческом факультете, Саша решил написать книгу о русской истории, которая наверняка никем не будет издана, разве что поможет в постижении истории будущим его детям. Работа заняла почти четыре года, и сегодня этот кропотливый труд был закончен.
Происходил Саша из глубоко православной семьи. Его отец служил офицером-подводником, а в подводном флоте близкое присутствие смерти ощутимо как в военное время, так и в мирное. “Не бывает атеистов в окопах под огнем” - и все усилия Главполитуправления в деле атеистического воспитания советских офицеров пропадали впустую.
Любимой с детства книгой Александра было Откровение Иоанна Богослова, и все предрекаемые в ней события он часто видел во сне. И мучил Сашку вопрос: возможно ли избежав всех ужасов, описанных в первой части книги, придти сразу к Золотому Иерусалиму? Чтобы найти на него ответ Саша прочитал множество книг, пока ему не попались откровения Новгородского митрополита Геннадия, в которых он говорил о том, что Русь избежит всеобщую судьбу, и на нее снизойдет Град Небесный (именно поэтому его так удивило упоминание в рассказе Пламенева отца Геннадия). На Стоглавом Соборе 1551 года Русский народ был провозглашен Богоизбранным.
Книга, написанная Александром выражала идею Руси как моста между Этим Светом и Царством Господним. Повествование начиналось с мистической райской страны Гипербореи, располагавшейся на месте Северного Ледовитого Океана. После совершения грехопадения она скрылась подо льдами, и с тех пор племя верных обитает на суровой и слабо пригодной для изобильной жизни земле, ожидая Великое Возвращение и боясь уйти куда-то далеко от ледяной могилы своей Родины. Дальше говорится о принятии русским народом Православия и торжестве Православной Руси в 1551 году. Потом через череду бед и страданий Русь приходит к новому своему торжеству в середине 20-го века, и завершается труд обретением великой Новой Руси, на которую снисходит Золотой Град. Сейчас задача состоит в том, чтобы вырвать святую землю из неправедных рук и передать ее в праведные.
 Друзья отхлебнули пива.
- Так значит ты, Сашка, ищешь мост между Тем и Этим светом и находишь его в Руси, - спросил Андрей.
- Да, именно так... Кстати, Филя, как там твои метафизики?
 Филя работал врачом-наркологом, заодно занимался и психотерапией. Еще в начале своей деятельности он вывел формулу, по которой общество, лишенное цели, быстро дурнеет. Это он хорошо замечал по росту количества своих пациентов. Люди отчаянно травились суррогатами алкоголя и наркотиками просто “от тоски и одиночества”, и все лечебные мероприятия, разумеется, оказывались тотально бесполезными. Вернувшись в рой “человеческой пыли”, которым с недавнего времени стал наш народ, больные снова впадали в уныние и прибегали к испытанным средствам борьбы с ним. Все это было хорошо понятно и объяснимо. Удивился Филипп лишь тогда, когда пациенты начали меняться качественно.
Сперва к нему обратился некрофил, надеющийся путем половых актов с трупами преодолеть смерть. К доктору он обратился потому, что понимал, что такие действия все-таки не совсем нормальны. И потом началось... Жена приволокла мужа, который каждый день душил себя удавкой в надежде “заглянуть на тот Свет”. Сын привел отца, который отчаянно копал сверхглубокий колодец в поисках “подземного рая”. Еще одна тетка опять-таки притащила муженька, который по необъяснимым для себя самого причинам иногда бродить кругами по своему дворику. В довершении всего Филю пригласили на судебно-психиатрическую экспертизу, посвященную двум парням, сварившим и съевшим суп из своей не поделенной возлюбленной, дабы она в них “растворилась”. Народ отчаянно стремился вырваться за пределы этого мира, и хотя стремление это зачастую выражалось каким-то странным мракобесием, общее направление глубинных исканий было понятно. Когда Филя это осознал, то сразу же понял, насколько тяжело ему, ведь своего пути он так и не нашел.
 В этот период своей жизни он и познакомился с Сашкой, который явился к нему за справкой на владение оружием. Их интересы сошлись.
Оказалось, что в те два года, которые Андрей не виделся с Сашкой, с ним произошли большие перемены. Он страстно увлекся идеей вернуть Русь на путь истинный. С этой целью он перелопатил огромные количества книг по религиоведению, истории, философии, экономике, геополитике и даже антропологии. Увлекался он и “запретной” литературой, активно читал Эволу, Генона, Элиаде, Вирта и многих других. Однако книжные знания никак не хотели укладываться в целостную красивую картину, а прилагаемые усилия словно натыкались на невидимую но крайне прочную преграду. Он знал, что Русь - это именно то, что должно связать Потустороннее с Посюсторонним. Правда, как это сделать - не знал.
Как только друзья закончили обсуждение всего пережитого, в квартире Скобелева один за другим стали раздаваться звонки. В большом количестве стали появляться люди. Светловолосый очень умный паренек по имени Женя, задумчивый Данила, человек с лицом компьютерщика Витя, двое из пришедших, Максим и Федор, имели совершенно гопницкую внешность.
Пришли они не сговариваясь, потому что просто оказались поблизости. Сашка тут же усадил всех за стол и принялся угощать припасенным в холодильнике пивом. Было видно, что они уже давно знакомы и составляют некую целостность, общину. Об этом он и спросил у Саши.
- Понимаешь, Андрюха, мы действительно все едины. Излагая друг другу все свои мысли, мы сформировали своего рода коллективный разум, который превосходит умы каждого в отдельности. Исповедуясь друг другу в грехах, мы взаимно помогаем в них раскаиваться. Но не это главное.
- А что?
- Был у нас один человек по имени Кеша. Как-то мы собрались и весьма сильно выпили. Совершенно пьяный он решил идти домой, хотя я активно оставлял его у себя. Но он и слушать об этом не хотел.
- И что в итоге?
- Поехал... Через два месяца его труп нашли в канализационном люке. Так что теперь мы связаны как с Этим Светом, так и с Тем...
Дальше Сашка ударился в рассуждения о том, что единицей нового общества должен быть не изолированный индивидуум, а солидарные группы людей - общины. Что общины должны быть нескольких видов - общины Трудящихся, в которых потомки членов общины автоматически включаются в ее состав и общины Воинов и Духовенства, в которые проводится отбор, и дети членов этих общин возвращаются в исходную общину Трудящихся, куда возвращаются так же и не выдержавшие испытаний Воины и Священники. Отбор должен быть постоянным, и за его справедливостью следует следить именно общинам, ибо отдельные индивидуумы все равно на это не способны, как показывает весьма длительный опыт. Общины низших сословий выдвигают кандидатов в высшие сословия, а те производят отбор. Так же отбор идет и внутри сословий, ибо в каждым из них есть своя элита.
- Идея отбора весьма стара. Еще в Древней Руси для вступления в дружину князя требовалось сперва побороть быка, а потом - медведя. Вот тебе и испытание. Отбор также проводился в элитные части Советской Армии, в частности - в ГРУ. И всю бытность монастыри проводили отбор в монахи. Вот тебе и принцип Отбора, - рассуждал Сашка.
Потом он завел разговор о власти в новом государстве, которая, по его мнению, должна иметь три ветви: духовная, мирская и общинная. Первая формируется Духовенством и решает духовные вопросы, вторая - Воинами и решает жизненно важные вопросы Руси, третья - всем обществом и решает стратегические вопросы выбора пути согласованием интересов всех людей Руси. В отличии от первых двух, третья ветвь формируется путем выборов общинных представителей, которые должны происходить на уровне общин и союзов общин - т.е. там, где есть личное знакомство избираемых и избирающих, что прямо противоположно массовым избирательным технологиям, которые по сути дела являются просто механизмом перевода финансового капитала в политический...
- И в Византии и в доромановской Руси было именно три власти, симфонично связанные между собой. Власть духовная, Патриарх, власть мирская - Царь и власть общинная - Вселенский Собор, - утверждал Саша.
Затем Скобелев рассказал Пламеневу свои соображения по вопросу экономического значения общин, которые он предлагает сделать элементарными экономическими единицами и превратить 70% собственности в общинную. Также Сашка заметил, что общины существенно упростят управление обществом, сделают ненужным тотальный контроль, позволят сделать законы простыми и общепонятными, ибо большая часть споров будет разрешаться внутри общин мировым согласием. Человек перестанет быть атомарным никому не нужным индивидуумом, он сможет раздвинуть свои границы вширь и вглубь. Становление Общины центром общества изменит его существенно, притом изменит революционным образом, не останется ни одной проблемы, которая при этом строе кажется не разрешаемой! Русь снова вернется на свой истинный путь, но вернется уже в новом качестве, со всей современной техносферой! Новая Великая Русь!
Последние слова Сашка буквально прокричал.
Андрей слушал Скобелева весьма рассеянно, ибо в его мыслях чувствовал всего-навсего формализацию того, что уже давно было рождено его сердцем в виде не очень ясных импульсов и желаний. В голове рождался совершенно безумный проект.
Потом была длительная дискуссия, кто-то из пришедших рассказывал свои соображения об экономике нового общества. Идея его была достаточно простой: тотальный контроль над финансовой сферой, значительный контроль над жизненно важными областями производства и полная общинная собственность в области непосредственного обеспечения потребностей нации. Все это должно сочетаться с экономической автаркией т.е. самодостаточностью, ибо мировой рынок способен лишь высасывать из Руси ресурсы, не давая ей ничего взамен.
И это было правильно, со всем он был согласен, однако все эти идеи рождались в головах собравшихся, а стремление Андрея исходило из его сердца. Мыслям Андрея не хватало стройности и логической завершенности, мыслям товарищей - какого-то огненного порыва.
Потом говорили о новой техносфере, возник проект создания новых городов, построенных по священным принципам, но содержащих в себе все современные удобства, и, разумеется, реализующими общинность. Похожие мысли возникли и относительно проектирования новых машин, кто-то даже предложил делать все вращающиеся детали в виде восьмиконечной свастики, дабы каждая из них символизировала годовой круг Солнца.
Разговор плавно перешел на тему внешней политики, и все озадачились вопросом возвращение Руси ее истинного значения - значения Центра Мира, стержня цивилизации. Обсуждали пути присоединения окраинных народов к нашей Цивилизации, и тут же возник вопрос о врагах. Понеслись проклятия в адрес англосаксов, и местных предателей, начиная от финансово-политической олигархии и заканчивая мелкими чиновниками. “ Племя отчуждения!” - сказал кто-то.
И тут в раговор вступил Андрей, перефразировав знаменитое изречение классика:
- Пустота спасет мир!

Пустота
Откуда-то, наверное, из навязчивых снов, Андрею пришла мысль, что в мире произошло великое смещение равновесия между Духом и подчиненной ему материей. В результате вырвавшаяся из-под власти своей первопричины материя впала в немыслимую гордыню и объявила себя центром Мира. Она дико сконцентрировалась в определенных точках пространства, притягивая к себе все и вся, парализуя любую волю. Во Вселенной такие точки господства материи - черные дыры, а на Земле это банки, где в немыслимом количестве спрессованы ее символы. Разумеется, восстановление естественной гармонии невозможно без ликвидации этих земных “черных дыр”.
Однако для того, чтобы поднять людей на такое действие было необходимо “демонизировать” материю как таковую, изобразить ее в виде страшной удушающей гадости. Но как довести это до людей, которые проводят дни и ночи в борьбе за крохи этой самой гадости? Как объяснить им, что надо не “отнять и разделить”, как их постоянно учат всевозможные оппозиционные вожди, а “отнять и уничтожить”?
Внедрить идею даже в сознание своих единомышленников-теоретиков оказалось весьма нелегким трудом.
- Все это х...ня, - убежденно говорил Сашка, - Мы хотим всего-навсего изменить этот мир, а что-то большее - это уже за пределами наших возможностей.
- Принимая твой проект, мы попадаем в сферу действия очень странных и непонятных нам сил. За кого они? Мы не знаем! А силы, как известно, не используют - им служат! - вторил ему Женька, - И кому по-твоему будем служить мы?
- Такие идеи прекрасно подойдут “Мемфис Мицраиму” с их мечтой о равноденственной буре, но уж никак не для нас, консервативных революционеров! - продолжал возражать Александр.
Но, в конце концов, Пламеневу удалось убедить своих соратников, что при всей опасности его проекта это, быть может, единственный путь к Победе, ибо совершено может быть только такое действие, которое по своему величию заранее превосходит все возможное и невозможное. В доказательство он приводил русские народные сказки, произведения русских писателей и даже труды алхимиков. Путем упорной работы, он убедил соратников в невозможности какого-либо созидания без предварительного разрушения. Чем больше Созидание, тем злее должно быть и Разрушение.
Сам он нисколько не сомневался в задуманном, ибо при мыслях об этом перед его глазами всегда появлялась Катюша, с хохотом сбрасывающая с себя тленную оболочку. Сбросить старое во имя нового...
Откуда-то в сознании появлялись непонятные слова вроде “диссолюции” и “обратной кристаллизации”, а в ушах слышались слова весьма известной песни “Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем...”
А что затем? Андрей предполагал, что идея борьбы с материей объединит людей и приведет к образованию основы Новой Руси - Общин. Война с материей, приняв тонкий метафизический характер обуздания темных страстей, перейдет вглубь каждого человека и станет новым смыслом жизни его народа...
Вскоре у идеи Пламенева появился яростный приверженец по имени Коля Воронов. Он и задумался о техническом решении этой задачи. Развел кипучую деятельность, постоянно кого-то агитировал, пытался даже создать своего рода секту. Приводил к Пламеневу людей, желающих услышать мысль из первоисточника, водил его самого на всевозможные сборища. И так где-то полгода.
Однако реальных результатов это не приносило. Убедить, таким образом, весь народ бескрайней Руси, конечно, было совсем нереально. Другого пути распространения идеи не было, ибо ни Андрей, ни его соратники не обладали возможностями обретения каких-либо средств массовой информации. Казалось, что идея уходит как вода в прибрежный песок. Пламенев продолжал держать мысль внутри себя, уже полностью разуверившись в самой возможности ее реализации, а Коля постепенно отдалялся от его круга, пока наконец не исчез. Телефонные звонки к Воронову не приносили никакого результата, ибо он перманентно отсутствовал дома. “Пьет где-то”, - зло отвечала его мамаша и бросала трубку.
Красный март
Постепенно разгоравшийся было огонь, схлынул, и жизнь вошла в обыденную колею. Пламенев кое-как закончил институт, и устроился на весьма вшивую работенку, единственным достоинством которой была возможность чтения своих книг и самообразования. Серость будней скрашивали периодические встречи с соратниками, на которых они обсуждали все новые и новые вопросы построения Новой Руси и, разумеется, пили водку. Чтобы занять оставшееся свободное время, Пламенев принялся писать фундаментальный идеологический труд “Философский камень”, в котором он пытался изложить идеи своего ордена. Как ему казалось, задумка удалась, хотя среди соратников кто-то хвалил Пламеневскую писанину, а кто-то наоборот, ругал. Ну, как говорится, на вкус и цвет товарищей нет...
Иногда ему приходилось отбиваться от настырных приставаний похотливых тридцатилетних бабенок, жаждущих Пламеневского тела. Делать это было нетрудно, ибо произнесение простого словосочетания “эсхатологический гнозис” действовало на таких особ как ладан на известного субъекта. Если же Андрей добавлял еще несколько цитат из сочинений Генона, от него бежали без оглядки.
Почти каждый день он куда-то ездил, встречался с какими-то людьми. С ним обсуждали самые разнообразные проекты - от конкретных предложений по созданию общин до экономического объединения периферийных регионов с центром Евразии путем создания Континентальных воспроизводственных комплексов. Выслушивая различные идеи, Андрей немного посмеивался, и по интонациям его смеха авторы судили о том, что в их проектах действительно имеет смысл, а что - от лукавого.
Еще Пламенев встречался с доморощенными метафизиками, “простыми русскими людьми”. Каждая такая встреча впоследствии порождала рассказ, и, в определенных кругах, Андрей стал даже известен как писатель. Больше всего ему запомнилась попойка в будке кладбищенского сторожа дяди Васи, после которой Андрей окончательно уверовал в особую судьбу русского народа. В то утро он обнаружил себя спящим в свежевырытой могиле...
 Сквозь серую пелену облаков прорезывалось утро 15 марта. Предстоял тяжкий поход на работу. Боже, до чего Андрей ненавидел это время суток! Он даже иногда утверждал, что когда Господь создавал день, кое-кто другой решил его спародировать, и в итоге у него и вышло утро.
Кое-как поднявшись с холостяцкой кровати и сполоснув лицо холодной водой, Андрей, матерясь, принялся одеваться. Но как только он надел штаны, истошно затрещал телефон. “Какой г...н в такую рань трезвонит?! Сейчас так пошлю, что мало не покажется”, решил Пламенев, и зло схватил трубку. Однако раздавшийся оттуда голос заставил его сменить решение, ибо голос этот принадлежал Воронову.
- Слушай, Андрюха, я тут такого программиста откопал! Маг, волшебник!
- Ну и что?!
- Да он в любой компьютер влезть может, хоть в Пентагон! И сделает там все что захочет. Постарается если, то весь янкерский ядерный арсенал взорвет! Прямо в шахтах! А может Ротшильда без штанов оставить, все бабки у него отобрать!
- Ну а дальше?!
- Я убедил его в наших идеях. Полгода с ним работал, целую библиотеку прочитал, все силы на него извел. Но теперь он наш!
- Значит, сегодня встречаемся?!
- Да! Я постараюсь собрать часть соратников, а вторую собирай ты!
- Ну, что ж, дело!
Вечером они собрались. Люди Пламеневского окружения приходили с выражением крайней скуки на лицах. Было ясно, что в возможность Победы они давным-давно не верят, и продолжают считать себя революционерами лишь для того, чтобы не умереть от тоски. Длительное ожидание реализации задуманного почти вытравило из их душ веру в саму возможность Победы, и многие из произносимых ими слов уже утратили тот смысл, который вкладывался в них всего пару лет назад.
Однако уже после десяти минут беседы все резко изменилось. Вновь вспыхнул, казалось, уже навеки потухший огонь, и глаза собравшихся снова засветились неземным светом.
А к ночи у них уже был готов подробный план. Все четко распределили обязанности и определили все необходимое для реализации.
Целую неделю шла лихорадочная работа. Приятель Воронова почти не отрывался от компьютера, остальные соратники выполняли всевозможные вспомогательные задачи. Наконец, можно было начинать.
21 марта, в субботу перед масленицей, телевидение усердно старалось удовлетворить самые разнообразные запросы своих фанатов. Для “продвинутой молодежи” демонстрировались всевозможные шоу, для детей - диснеевские мультики. Для дедушек и бабушек, конечно, пара мексиканских сериалов, для подростков - фильм ужасов и три боевика. Для сексуально озабоченных - порнофильм, для доморощенных оккультистов - “Вальпургиева ночь”, для уцелевших Homo soveticus - “Ирония судьбы”. На этот раз не забыли даже неонацистов, показав по одному из минорных каналов “Еврей Зюсс”. Разумеется с соответствующими вырезками и политкорректными комментариями. И все это телевизионное месиво тотально пропитывалось всевозможной рекламой, начиная от стиральных машин и кончая презервативами. К концу телевизионного дня большинство населения заметило появление у себя каких-то непонятных симптомов, как после съедания недоброкачественной еды, когда уже чувствуешь себя отравившимся, а рвоты и поноса еще нет. В людях проснулась непонятная ярость, но не по отношению к своим ближним, а... Неизвестно чему.
В тот же день генеральному директору одного очень крупного банка доложили о таинственном исчезновении со счетов почти двух миллионов долларов. Как в воду канули... А ведь все банковские компьютеры защищены новейшей противовзломной программой, справиться с которой еще никому в мире не удавалось, и как утверждают ее разработчики, такое невозможно даже в принципе. Разумеется, уже вечером директор лежал в элитном Морге с диагнозом “тотальный некроз миокарда”. Пропажей, естественно, занялись относительно компетентные органы и служба безопасности банка.
А следующий день был веселым масленичным воскресеньем. По всем городам и весям шли народные гуляния, плясали ряженые матрешки и слышалось традиционное “Прощай, масленица!”
На главную площадь города приехала весело разрисованная машина. Из нее вышли три скомороха. Вокруг них собралась небольшая толпа народа, откуда-то даже появились журналисты. Один из затейников заиграл на гармошке, а двое других вытащили из багажника несколько чучел, которые по обычаям необходимо предать огню. Но, увидев, из чего склеены эти куклы, народ ахнул - их материалом были зеленые бумажки с масонской символикой. Толпа увеличилась в геометрической прогрессии.
Под звуки гармошки чучела запылали. И тут произошло нечто странное. Вместо того, чтобы бросаться в огонь для выхватывания из него зеленых символов благополучия, народ просто пустился в пляс! Двое людей порылись в своих бумажниках и вытащили новую порцию пищи для огня, а когда от кукол остался один лишь пепел, все как по команде собрались в монолитную массу и двинулись по проспекту в поисках “материала” для новых чучел.
Появились люди в серой форме. Подошли, у кого-то что-то спросили, а потом просто взяли да и влились в общее шествие. На пути стояло здание с вывеской “Банк объединенный капитал”. В него тут же полетели подобранные на дороге камни и куски арматуры. Кто-то раздобыл бутылок и бензина, приготовив прямо на месте знаменитый “Коктейль Молотова”, который, разумеется, тут же был направлен в зарешеченные окна. Два парня завели стоявший неподалеку ЗИЛ и с его помощью принялись таранить наглухо запертые ворота, которые с душераздирающим скрежетом поддались. Народ повалил в здание, круша все на своем пути. А спустя полчаса трехэтажное здание покрылось прозрачной пеленой огня, совсем как большая масленичная кукла.
 Активно распространяемое журналистами явление приняло характер эпидемии. Погромы банков происходили одновременно во всех городах, а если удавалось схватить самих банкиров, то сжигали и их, предварительно оклеив так ими любимыми зелеными бумаженциями. В течение каких-нибудь двенадцати часов весь финансовый сектор страны разбил полный паралич.
К вечеру погромы перекинулись и на “элитные” дома, жильцов которых выкидывали из окон верхних этажей, и на дорогие магазины, и на офисы всевозможных фирм.
Среднестатистический обыватель, ни с того, ни с сего, резко выключив телеящик, вдруг начинал куда-то собираться. Он прихватывал в карман большой кухонный нож и затыкал за пояс топор, предназначенный для отправки на любимую дачу во время очередного садово-огородного сезона.
- Ты куда? - с дрожью в голосе вопрошала его толстенная и глупая жена.
- Иду наш воздух очищать от всякого говна! - с полной уверенностью в голосе отвечал муж.
- Да ты чего, Вася, белены объелся? Какой воздух, от чего очищать?
Мужик молча брел к входной двери. Жена использовала последний аргумент.
- О-о-ой, Васенька, не ходи, убьют тебя там! Ради Бога, не ходи! Умоляю! - визжала она, бросалась на колени и хватала родного за ноги.
- Все равно пойду! Так надо!!! - решительно отвечал дядя Вася. Он грубо отталкивал миленькую женушку, и твердыми шагами выходил на улицу.
Черное небо расцвечивало алое зарево, и со всех сторон к нему поднимались столбы дыма. В воздухе стоял несмолкаемый гул толпы, звон битых стекол и крики о помощи. Апокалиптическая картина умерщвления плоти...
Андрей, Саша и Филя снимали с себя шутовские костюмы. В углу комнаты за компьютером сидел Программер.
- Честно признаюсь, я до последнего момента не верил в действенность наших “веселых картинок”, которые ты вчера так искусно вживил в рекламу тампакса, - сказал Андрей, снимая со своей головы скоморошеский колпак.
- А что тут верить? - ответил Компьютерный гений, - Мы всего-навсего воспользовались оружием нашего противника.
- А я все-таки считаю, что главную роль сыграло наше представление, - снимая клоунские сапоги, возразил Филя, который и был непосредственным автором идеи “картинок”, - Ведь восстания случались и раньше, когда и слыхом не слыхивали о всяких там информационных технологиях. Однако шуты играли в них далеко не последнюю роль. Что же только будет дальше, ведь развитие событий абсолютно неуправляемо!
- По всей видимости, в ближайшее время они начнут вводить войска, другой выход с их умственными способностями придумать весьма сложно, - сделал предположение Сашка.
Какое жесткое, суровое слово “войска”. Чиновник, предложивший такой путь борьбы с “массовыми беспорядками” при его произнесении слегка побледнел. А само слово он произнес со зловещим цоканьем на втором слоге, словно шашкой рубанул. Да, войска это злобно, войска - самый мощный инструмент в руках государства. Это очевидно для каждого, кто представляет себе армию в виде такого нагромождения оловянных солдатиков. Только вот просчет в том, что солдатики-то не оловянные, а живые, из плоти и крови, и соответственно они тоже подвержены действию информационной среды. К тому же и злости у каждого из них на порядок больше, чем у мирного обывателя, и оружие у них не в пример мощнее, чем булыжники.
На следующий день относительно безобидные “беспорядки” переросли в откровенную войну, а все пространство страны превратилось в сплошной театр военных действий. По банкам и офисным зданиям велся огонь из танковых орудий, а выскакивающие оттуда живые факелы освобождались от дальнейших мучений при помощи гусениц. По Кремлю гвоздила установка “Град”, а поселок Барвиха превратился в огненное озеро после обработки напалмом, произведенной отдельной эскадрильей штурмовиков. “Элитный” район на набережной их города превратился в груду руин под ударами корабельной артиллерии.
 Бестолковый вой толпы постепенно сменился на ритмичный грохот артиллерии и деловитый треск автоматных очередей. По слухам, к всеобщему неистовству присоединилась даже знаменитая дивизия им. Дзержинского.
Оставались, правда, такие служители Системы, которые продолжали ее ревностно защищать. Они воевали не за идею, ибо таковой у них не было и не за деньги, ибо в таких условиях о прайсе думают в последнюю очередь. Просто за свою жизнь они настолько сроднились с Системой, что ощутили себя ее неотъемлемой частью и не представляли себе жизни без нее. Устранение оной из их сознания вызывало в нем зияющую черную пустоту и поиски смысла жизни, чему каждый из таких, не задумываясь, предпочел бы смерть. Смерть они и предпочитали. Забаррикадировавшись в обреченных банках и элитных домах “охраннички” огрызались злыми, но совершенно бесполезными очередями.
Их давили колесами грузовиков и гусеницами танков, поливали из огнеметов. Схваченных их тут же ставили к стенке и без суда и следствия пускали в расход. Но было их чрезвычайно мало, на гражданскую войну это никак не тянуло.
 Режим погибал с чудовищной быстротой, ибо сам превратился в мишень для собственных защитных сил. И помощи ему ждать больше было неоткуда.
- Видишь, как все просто! - говорил Андрей Сашке, - А ты мне ввинчивал всевозможные теории, по которым якобы и должна начаться революция. Начиная с солнечных циклов Чижевского, теорией пассионарности Гумилева и кончая кризисом ожиданий Дейвиса. А на самом деле видишь, как все просто!
- Кто бы мог подумать! - ни то задумчиво, ни то радостно, ответил друг.
Они вышли на улицу. Кругом валялись растерзанные и безжизненные корпуса еще недавно престижных автомобилей Кое-где попадались обгорелые и рваные зеленые бумажки, всего пару дней назад символизирующие верх благополучия. Иногда встречалось и то, что недавно было хозяевами этой роскоши - с перерезанными горлами и выпущенными кишками, с разбитыми в лепешку головами. Небеса расцвечивались всполохами грандиозного фейерверка, а воздух звенел веселой канонадой.
- Ну что, самое время брать власть! - объявил Сашка и перекрестился. Еще он прочитал короткую молитву за всех погибших в этот день - как своих, так и чужих.
И они ее взяли, практически подобрали с пола как выброшенное яблоко, ибо в те дни она больше никому не была нужна, ибо все позабыли о плотских благах, которые она может нести в себе, а что еще можно сделать с властью - никто не знал. Кроме пламеневцев.
 Охватившее народ неистовство через пару недель успокоилось само собой, и настала пора действовать. Постепенно, опираясь, где на имевшиеся знания, а где на веления Души, на что-то внезапно открывшееся свыше, они принялись творить тот мир, который уже давно хранился лишь в сокровищнице глубин наших Сердец. И вот - свершилось!
Дальше мелькнул тот мир, о котором столь часто мечтали друзья, бороться за который они не раз клялись, взявшись за руки, и, образовав живую цепь. Здесь было и общинное братство и вера в пришествие Града Господнего. Были и поиски древней Прародины и нахождение мистических Корней и сакральные города-звезды и освященный таинством преображения материи труд. Были здесь три брата, каждый из которых идет своим путем, и вместе с тем приходят они к одному и тому же.
А там, куда западает Солнце тем временем зачернело царство одного весьма страшного субъекта, и все обитающие там народы упали на колени перед ним, превратились в скопище обтянутых кожей автоматов с печатью на лбу. Страшная империя росла и росла, пожирала все новые страны и народы, но так и не смогла нарушить невидимую, но неприступную стену, окружившую Святую Русь. И, увидев бесполезность своих усилий по овладению Центром Мира, выл в бессильной ярости черный князь, обдавая ядовитой слюной все вокруг. Зря лязгал он злыми зубами - лишь поломал себе клык.
И обрел Андрей свою Небесную Катюшу, слившись с ней воедино по ту сторону тварного мира.
А на Севере вспыхнула восьмиконечная звезда Золотого Града. Она росла и росла, и стала огромной, и вобрала в себя Великую Русь, Святую Землю. И не стало границы между Небом и сияющей Землей...
И приидет Царствие Твое на Зимли яко же на Небеси.
Аминь.
Эпилог
Мечта прервалась грубым звонком в дверь. Бывший Пламенев открыл. На пороге стоял совершенно бесцветный человечек, и вручал какую-то повестку.
- Распишитесь вот здесь, - пробормотал он.
Черный расписался, и дверь почти автоматически закрылась.
“О чем это я вспоминал?” - подумал он, “Ах, да...”
Все мечты так и остались мечтами, погрузившись в Андреевы сны, да так и оставшись там. Встречи с друзьями происходили все реже, водки на них было все больше. Как-то автоматически, почти формально продолжали заверять друг друга в вере в Победу, но искренность в словах таяла подобно апрельскому снегу. Никаких радикальных шагов никто так и не смог придумать, а если кто и предлагал, то ему неприменно находилось пара сотен возражений и причин, согласно которым подобный проект не приведет ни к чему хорошему. Постепенно все договорились, что Революция неприменно случится, но когда-нибудь в далеком будущем и как-то сама собой.
Потом большая часть соратников потихоньку переженилось и стало доказывать, что “идеи - это хорошо, но сначала надо создать семью, а поэтому основная на данный момент задача - материальное обеспечение своего семейства”. Кто-то стал алкоголиком, а кто-то - наркоманом, те уже не оправдывались, а просто потихоньку хныкали, утверждая о своем тотальном поражении и полном торжестве врага. Один из соратников не выдержав всего этого, выпорхнул на волю из окна шестнадцатого этажа, и последним его криком было: “Вижу ангела!”
Иногда они все-таки еще встречались, даже что-то обсуждали, например историю Советского периода и причины гибели СССР. Однако все было тухло и вяло, а потом и окончательно заглохло.
Недавно Пламенев, в последний раз, звонил Сашке, и в ответ на просьбу позвать его к телефону Скобелевская жена произнесла целую речь о том, что “пора браться за ум и перестать валять дурака”. А сам Саша, по ее словам, в это время находился на очередной своей работе дабы “добыть для семьи кусок хлеба”.
Андрей тоже женился. Девчонку звали Катя, и даже внешне она чуть-чуть походила на ту, неземную Катюшу. Полгода прожили более-менее, ибо она надеялась на то, что Пламенев “возьмется за ум и с помощью своего прекрасного образования сможет иметь огромные деньги”. Но потом, когда надежды рухнули, началась активная пилка по бытовым вопросам и заявления тещи о полной неспособности Пламенева “содержать семью” и о его “шизанутости”, по поводу которой зятя неприменно следует показать психиатру или даже сдать в лечебницу. Катерина часто закатывала скандалы и несколько раз даже оставляла Андрея ночевать в подъезде, закрыв дверь его родного дома на крепкую щеколду. “Эрзац-Катюша” - так прозвал ее Андрей. Так и было на самом деле. Именно недостижимость для него Катюши Небесной и заставила Пламенева искать ее земной заменитель. “Лучше было этого не делать”, - говорил он сам себе. У “любимой” вскоре начались полноценные истерические припадки с битьем посуды, порчей и так давно не ремонтированной внутренней отделки квартиры, даже с набрасыванием на мужа яростно растопыренными двухвершковыми ногтями. И тогда он просто послал ее подальше. “Никакие эрзацы мне не нужны!” - раз и навсегда решил он.
После вышвыривания “заменителя”, время в Пламеневской квартире как будто остановилось. Ни одни часы в его доме не ходили, предметы постепенно обрастали толстым слоем пыли, а зеркальный “двойник” Андрея все больше и больше походил на того, кого по телевидению называют “асоциальным элементом”. Тогда же он устроился работать сторожем в один из полузаброшенных военных складов, ибо хранившиеся на нем боеприпасы уже никого и ни от кого не могли защитить.
Тем временем от великой земли, именуемой когда-то Русью, осталось лишь два десятка городков. В них старательно добывали разные полезные и не очень ископаемые, плавили кое-какие металлы. Все добытое там шло в центр новой империи, который располагался, разумеется, далеко на закате. Шло это богатство именно через его город, который, благодаря этому, существовал вполне безбедно и даже стал столицей этого странного унтергосударства. На остальном пространстве хоронили опасные отходы “мирового жизненного стандарта”. Еще там жили полуодичавшие племена, о которых почти никто ничего не знал, ибо показывать их по телевизору было делом абсолютно бесприбыльным. Ходили слухи, что одни из племен иногда нанимаются за копейки на самые грязные и тяжелые работы в эти добывающие города, а другие, наоборот, разбойничают и вызывают страх у мирных обитателей. Таких клеймили как террористов и экстремистов во всевозможных ток-шоу, и передачах “Новости”, на них рисовали карикатуры, и, очевидно для борьбы с ними над Городом в сторону Востока иногда с ревом пролетали эскадрильи бомбардировщиков...
Впрочем, слово “Русь” все-таки сохранилось. Под этим именем недавно открылся парк. Там были пластиковые чучела героев русских народных сказок и избушка, в которой жил профессиональный “русский”, в обязанности которого входило иногда появляться на крыльце, пить водку и играть на гармошке. Эту работу предлагали когда-то Пламеневу, но он отказался - слишком хлопотно. Открытие парка приурочили к дню окончательного вступления в империю.
Пламенев прочел повестку. Там значилось:
Гражданину Пламеневу. На основании положения 2433\729 -У, Вам предлагается явиться в районную администрацию для постановки электронного налобного блока экспресс-идентификации личности. В случае неисполнения, согласно статье 13 п.6 АК, Вы лишаетесь права на владении, распоряжение и пользование всеми видами собственности (в т.ч. и личной). Распространяется на территориальные пределы действия законов Мирового Сообщества.
Коротко, но ясно. Не дашь поставить печать на лоб - у тебя смогут отобрать и штаны, и все законно. Но странного ничего нет - к этому все и шло.
Андрей вздохнул и принялся набивать рюкзак бутылями с напалмом, который он прихватил с места работы. Его он использовал как начинку для знаменитого “Коктейля Молотова”. Тщательно экипировавшись, и захватив на всякий случай давно припасенный пистолет с одним патроном, он двинулся в путь. И с этого момента стал Черным.
Впереди блеснула вода. А вот и он, мост. Железнодорожный мост через реку, пронизывающую их город. Вниз по течению - море, вверх - большое озеро, сообщающееся с великими русскими реками.
Со стороны моря блеснули огоньки. Шел большой теплоход, везущий в глубину некогда русских, а теперь ничейных земель радиоактивные отходы западного образа жизни. Теперь там около 90% электроэнергии - атомная, и каждый прием теплой ванны гражданином Полуночного Царства оборачивается для мира несколькими миллиардными грамма смертоносных отходов. Все вместе - получается слишком много, тем более, что нежиться в “Джаккузи” они привыкли по несколько раз в день.
Теплоход проходил под мостом. На его бортах зловеще светились эмблемы из трех треугольников - символы радиационной опасности. Наконец под мостом появилась рубка судна. Черный замахнулся, и бросил первую бутыль. Она расцвела внизу алым восхитительным цветком. Вторая бутыль угодила в топливный бак транспорта, который расцвел прекрасным синем пламенем.
Очевидно, растерявшись, рулевой резко переложил руль вправо и громада транспорта всей массой впечаталась в опору моста. Раздался страшный скрежет, и тело посудины лопнуло как надутый презерватив. Из его чрева посыпался опасный груз.
Теперь Город и вся округа будут заражены. Те, кто усиленно трепещет за свою жизнь, неизбежно, в страшной панике, удерет отсюда - как крысы с тонущего корабля. Это будет уже завтра - и толпы давящих друг друга беженцев и битком набитые поезда и пароходы, за бортами которых будут висеть гроздья особо отчаянных жизнелюбцев. И будут ни на кого не действующие призывы сохранять спокойствие, и палаточные лагеря “экологических беженцев” в странах Заката, и всевозможные международные комиссии и подкомиссии. Не исключено, что большую часть этих самых жизнелюбцев просто перестреляют на границе Европы или отправят в наспех восстановленные лагеря смерти с “дезинфекцией” - куда несчастному Закату столько человеческого материала, что еще ему с ним делать? Если каждому выдавать по тарелке баланды и по сухарю в день - и то разоришься.
 Но те, кто забыл о своем теле, кто не ищет Счастья в пределах тесной земной конуры… Те, конечно, соберутся здесь, и никакая «молчащая смерть» не принесет им никакого вреда. А есть ли она, эта самая «тихая смерть», которой не видно и не слышно? Может, это на самом деле очищающий апокалиптический Пламень, который смоет с Человечества его грехи?
Пламенев выполнил свой долг - место для Золотого Града лежало расчищенным. Враги сюда не сунутся - испугаются, к тому же по их меркам на этих зараженных землях уже никто и никогда не сможет жить. Во всех их документах место это будет необитаемым - вроде Антарктиды, или пустыни Сахара. Что-либо проверить невозможно: ни один агент сюда не пойдет, а любая электроника быстро выйдет из строя. “Территория не пригодная для жизни”!
 Но они ошиблись - именно здесь и сохранится Жизнь Истинная. До самого Конца. Здесь - Последняя Русь.
За борт тонущего парохода, отчаянно визжа, катились матросы. Тем временем находившиеся на борту личности в камуфляже открыли отчаянный обреченный огонь. В пустоту. Во тьму. Наугад.
Андрей созерцал зрелище. Что ни говори, не всякому такое доступно. Его грудь распирала лихая, совершенно неземная радость и все тело распирало от чувства выполнения Потустороннего Долга. Что-то тяжелое ударило в грудь Пламеневу и обожгло его тело. То была шальная, как будто совершенно случайная пуля.
У Андрея закружилась голова. Последний раз он окинул взглядом результат своего труда, как кузнец, которому до бесконечности жаль расставаться с недавно выкованным плугом, в который он вложил значительную часть своей души - но ничего не поделаешь, надо. “Недурно вышло!” - подумал он и удовлетворенно рухнул на холодный стальной настил.
Небесная Катюша, крепко обняв Андрея, ласково несла его туда, где нет смерти...

 ТОВАРИЩ ХАЛЬГЕН
 
 2002 год.