Царевич елисей

Мы повстречались на беду
У заколоченной эстрады…
Тарам-та-там, тарам-та-тадам….
Дождь капал мелкий и противный. Я с полчаса уже бродила по парку, испытывая при этом мрачное мазохистское удовольствие. Не то чтобы я не люблю дождь, но дожди ведь бывают разные! К примеру, я обожаю теплые летние ливни - с мгновенно потемневшего неба на тебя обрушивается звенящий водопад, по асфальту бегут ручьи, зонтики не спасают, а ты стоишь мокрая с головы до ног, и все равно хохочешь. Или ночные грозы - вот где мощь, вот где сила! Люблю, знаете ли, буйство стихий. Жалко только, электричество зря пропадает, и мама моя все в доме выключает и, пардон, в туалет забивается - там, дескать, темно и не страшно. Иногда по паре часов так сидят с котами, мама книжку при свечке читает, коты спят на коврике у ее ног…
Осенью тоже случаются приятные дожди - ты дома, никуда идти не надо, за окном спокойный, чуть нахмурившийся день, такой же спокойный дождь, идет себе сдержанно, с достоинством, никуда не торопится. У тебя душещипательное кино по телевизору и полкило зефиру под рукой. Вот это я понимаю. Но сегодня! Дома делать было нечего, на работу мне запретили являться под страхом смертной казни - мол, чтобы хорошо работать, нужно иногда и отдыхать. В общем, жить стало скучно, составить мне компанию на променаде никто не мог - Вики не было в городе, Леня в своей живодерской лаборатории резал крыс и поросяток, а телефон Артема указывал на то, что его хозяин торчит в Интернете и покидать его не собирается, даже ради меня. Бормоча про себя страшные ругательства из фильма про пиратов, я натянула свитер, куртку и отправилась на поиски приключений. Разумеется, одна. Но все приключения либо улетели на зиму на юг, либо сидели дома. Мои непутевые ноги как раз принесли меня в парк, абсолютно пустынный в такую погоду, когда начался этот нудный дождь. Но повернуть сейчас домой означало бы сдаться на милость природы, поддаться обстоятельствам, а я терпеть не могу сдаваться.  И поэтому я продолжала терпеливо кружить по дорожкам, попинывая мокрые желтые листья. Мелкие капли падали на лицо, щекоча кожу. Хотелось думать о грустном и возвышенном, но в голове крутилась песня про художника, которого не научили рисовать ничего, кроме дождя, да и ту я толком не помнила.
 Интересно, как называются такие художники? Дождь - это вода, а вода - это аква. Аквенист? С другой стороны, дождь - это совсем особая вода, а по-французски дождь - la pluie, стало быть - плюист?! Нет, это уж совсем что-то неудобоваримое получается, подумала я со вздохом. У кого бы спросить?
Я подняла голову и остолбенела. В одинокой беседке расположился с мольбертом весьма примечательный тип. Одет был тип в вишневого цвета бархатную блузу, на шее не без щегольства повязан пышный бант, а на голове что бы вы думали? Правильно, берет! Удивляюсь, почему перьев не было… Верно говорит старинная мудрость - думай перед тем, как желать, может ведь и исполниться. Из-под берета на мольберт смотрело симпатичное мужественное лицо. Тип смахивал на партнера Джины Дэвис в фильме «Долгий поцелуй на ночь», обаятельный такой был террорист.
Я подошла поближе, нерешительно кашлянула и задала глупый вопрос:
- Э-э… Прошу прощения, а вы случаем не художник?
Тип вздрогнул и с неудовольствием посмотрел на меня.
- Я, случаем, бульдозерист. А чего вам надо? - неприветливо спросил он.
Я совсем засмущалась и еле слышно пропищала:
- А вы не знаете, как называются художники, которые рисуют дождь? Я с полчаса над этим размышляю, но так ни к чему и не пришла.
- Это потому, что идете вы не в ту сторону, - многозначительно сказал тип, и повел темной бровью куда-то налево, явно с намеком.
Я гордо помолчала, соображая, что бы ему такое выдать, нахалу, и, наконец, придумала:
- А парк, между прочим, общественный. Куда хочу, туда и гуляю!
- Вот и гуляйте где-нибудь подальше, милая! - тип, кажется, начал терять терпение. - Слушайте, вы уже промокли, и, держу пари, замерзли. Давайте я вам денег дам, и вы пойдете чай пить с пирожными, а?
Видимо, на все готов, чтобы от меня отделаться, поняла я. У него тут секретная встреча! С бандитскими элементами. Нет, не встреча, а «стрелка», нынче это так называется. Сейчас они подъедут на здоровенном черном джипе, будут говорить свои серьезные пацанские разговоры, а потом могут и пристрелить, если что не так. А может, он наемный убивец, а заказанный клиент каждое утро в этом парке бегает, пытается здоровье сберечь, бедняжка! А я, само собой, нежеланный свидетель. У меня даже дух захватило от таких перспектив. Не ходите, дети, по утрам гулять…
- И много дадите? - охрипшим от волнения голосом вопросила я. Тип поджал губы, всем своим видом показывая, что он и не сомневался в моем корыстолюбии, полез за пазуху и извлек из потертого портмоне две сотенных бумажки.
- Вот, этого достаточно, чтобы выпить чаю?
Я все еще не знала, оскорбиться мне и вызвать милицию или же плюнуть на приличия, накупить в «Васильке» пирожных и стать соучастницей преступления. А может, обозвать его жмотом и потребовать побольше? Не успела я додумать эту захватывающую мысль, как сзади послышался шум. Из-за поворота дорожки показался одинокий бегун. Тип тоже среагировал на топот и снова полез за пазуху. ”Щас стрельнет!” - вихрем пронеслось в моей голове, и я героически закрыла неизвестного мне спортсмена своим девичьим телом, то есть стремительно бросилась к типу на грудь и впилась в его губы тем самым долгим поцелуем. Он автоматически принял меня в свои объятия, но не удержался на ногах, и мы в обнимку покатились по удивительно чистому дощатому полу. Следом рухнул мольберт. Уже падая, я успела краем глаза заметить лихо тормозящий у нашей беседки джип и изумленное лицо водителя.
Мой тип уже и не пытался освободиться, понял, наверное, что все его старания выполнить заказ пропали даром, и только обреченно пыхтел подо мной, полузадушенно хрипя: ”Сумасшедшая баба… Откуда только взялась… Все испортила…” А я, то ли по инерции, то ли от радости, что сумела предотвратить кровавую расправу, продолжала механически чмокать его в щечки и в губки, лихорадочно соображая, как же быть с братвой, прикатившей на нежданно угаданном джипе. Хлопнула дверца машины, и холодный как сосулька женский голос протянул:
- Так.… Это, значит, и есть романтическое свидание?
Я осторожно подняла голову. В метре от моей головы начинались суперстройные ноги, твердо стоящие на высоких каблуках модных облегающих сапог. Взгляд мой поднимался все выше, а ноги никак не кончались. Наконец, показалась короткая юбка, а затем и все остальное. Обладательницей модной обувки оказалась ослепительная блондинка чудесных пропорций, яростный взгляд которой встретился со смущенным моим. До меня как-то сразу дошло, что я натворила со своим дурацким воображением, а блондинка продолжала испепелять Ромео-неудачника и меня небесной синевы глазами. Под этим божественным взором очень остро чувствовались все мои лишние килограммы, и воронье гнездо на голове, и затрапезные джинсы. Посмотрев на умирающего лебедя, покорно лежащего подо мною, я встала на ноги, подняла товарища по несчастью и зачем-то принялась его отряхивать.
- Это не то, что вы думаете!
- А я ничего не думаю. Я просто уезжаю! Мерси за представленье! - и мечта фотографов развернулась и впрямь села в машину, которая завелась и тронулась с места, быстро набирая скорость. Моя невинная жертва на неверных подгибающихся ногах подалась в ее сторону, рухнула на колени и со стоном простерла руки в направлении удаляющегося джипа.
Бегун, которого я так опрометчиво бросилась спасать, не без удовольствия пронаблюдал эту идиотскую сцену, подтянул штаны с вытянутыми коленками и, хмыкнув, продолжил свой путь. Мы с лже-художником остались вдвоем. Он зловеще посмотрел на меня и плотоядно  потер руки.
- А теперь потрудитесь объяснить, зачем вы на меня набросились?
А что я могла объяснить? Как могла, изложила свои фантазии, покаялась, пообещала посыпать голову пеплом и только после этого спросила,  что же было на самом деле. Как я уже поняла, мой Ромео отличался нестандартным видением жизни и решил обставить первое свидание не в деловой обстановке, а в атмосфере романтического флера Он меня не ругал, не пытался задушить, даже дурой не назвал,  а я ведь ему только что жизнь испортила!
Я вздохнула и от отчаяния предложила:
- Может, пойдем чаю выпьем? Заодно и обсудим, как вашему горю помочь.
Он посмотрел на меня с ужасом, как на чумную, и выдохнул:
- Я лучше яду выпью! Или вас напою - хоть какая-то польза для человечества.
Надо было как-то выправлять положение. Но как?

На следующий день шеф вызвал меня к себе и, разложив передо мной три анкеты, сказал:
- Вот они, долгожданные кандидаты. Одного можешь забрать в свой отдел. Выбирай.
Я взяла одну из анкет в руки и почувствовала себя немного странно. С цветной фотографии на меня, улыбаясь, смотрела давешняя блондинка, Голубева Евгения Сергеевна, двадцати лет отроду. Это была судьба, и она посылала мне в руки редкостный шанс замолить грехи.
- Вот эта. Она нам подходит.
Шеф кивнул.
- В два часа придет на личное собеседование. Действуй.
Отдел независимого прогнозирования не гадал на кофейной гуще и не резал телятам глотки, дабы читать грядущее в разлившейся по белым камням свежей крови. Кофе мы пили исключительно растворимый, а вышеупомянутую скотинку предпочитали в виде телячьей колбасы. Область приложения талантов отдела, как, впрочем, и всей нашей шарашки, была необычайно обширна. Мы занимались всем и для всех. Так сказать, бюро добрых, хорошо оплачиваемых и, мягко выражаясь, нестандартных услуг. Если говорить кратко, задача “провидцев”, как нас величали в конторе, сводилась в просчете всех вероятных вариантов развития событий и выборе одного единственно верного. А уж как мы этого достигали, никого не интересовало. Один мужик из серьезной фирмы так и сказал, пусть, дескать, ваши аналитики хоть карты раскидывают, но выдадут мне план развития конкурентов на три года вперед с учетом экономической нестабильности нашего государства. Иногда и вправду раскидываем картишки, тоже помогает. На голой интуиции, без всяких предпосылок, работать бывает сложно. Вон у меня вчера какая ерунда получилась. Угадала детали - джип, спортсмен этот, встреча, а в результате - пшик…
Под моим началом состояли четыре человека. То есть, три, поскольку Люсинда Великолепная, она же Людмила Каримовна Бесконечная, два месяца тому назад углядела в хрустальном шаре представительного господина средних лет, загорелого и не говорящего по-русски, и буквально через два дня встретила на набережной своего суженого бразильца. Вы представляете? Живой бразильянец в сибирских снегах! На конгресс социологов приехал и увел у меня ценного сотрудника. Он по-нашему ни бум-бум, она по-португальски ни бэ, ни мэ, однако любовь с первого взгляда, скоропостижная свадьба, жуткая попойка и отъезд на родину супруга в маниоковый рай. А у меня брешь в штате, и головная боль кадровым агентствам, с которыми мы сотрудничаем, поскольку требования к кандидатам у нас несколько… э-э-э… специфические. И вот, значит, пополнение прибыло. Хотя радоваться рановато - у бедных претендентов столько испытаний впереди, что им не позавидуешь. Вот и посмотрим, чего стоит гневливая и ослепительная Женечка Голубева.
Женя стояла перед уютным особнячком, выкрашенным в нежные кремовые тона, и ужасно волновалась. Она пришла на собеседование задолго до назначенного времени и теперь пыталась успокоиться, глубоко дыша и вспоминая разные забавные мелочи, но вспоминалось только вчерашняя катастрофа, в которую превратилось ее первое настоящее свидание. По крайней мере, она очень хотела, чтобы оно стало настоящим. Ей также хотелось произвести впечатление, поэтому она вымолила у брата машину, а у его жены - кожаный пиджак и модные сапожки. Сегодня она тоже приоделась с ее плеча - деловых костюмов у нее пока не водилось. На невеликую сумму, которую присылали ей родители, особенно не разгуляешься, и возможность работать и получать свои деньги много для нее значила.
Без десяти два она набралась таки храбрости и толкнула красивую деревянную дверь. Улыбчивая девушка-секретарь проверила ее бумаги, сделала звонок и отправила ее наверх. Табличку с названием отдела, в который ее отправили, она нашла в конце ухоженного коридора на втором этаже и аккуратно постучала. Дверь распахнулась, и совершенно неожиданно на Женю обрушился водопад звуков - стрекотал факс, по телевизору передавали новости, мелодично звенел телефон. Молодой человек, открывший дверь, кивнул ей, не прекращая говорить по телефону, и махнул куда-то в сторону окна. Женя поздоровалась сразу со всеми находившимися в комнате людьми, и назвалась. Молодая брюнетка, чуть старше ее самой, подняла голову от бумаг, которые она держала в руках, и с явным интересом уставилась на нее темными, изящно накрашенными глазами.
- Вы, значит, и есть Голубева Евгения Сергеевна?
Женя кивнула. Что-то в  брюнеткином голосе показалось ее знакомым, но вспомнить, что именно, она не смогла.
- А меня зовут Еленой. В кадровом агентстве вы заполнили несколько тестов, так вот, на основании результатов можно говорить о том, что, возможно, вы нам подходите, - продолжая говорить, она выудила из ящика стола синюю коробочку, и Женя с изумлением увидела колоду больших, размером почти с ладонь, старинных карт. Ее собеседница ловко перетасовала карты, хитрым образом разложила перед собой, чуть тряхнула короткими черными кудряшками, и предложила:
- Выбирайте одну!
Женя оторвала глаза от комбинации на столе и наткнулась на серьезный, пристальный  взгляд Елены. “Ведьма, да и только!” - подумала про себя озадаченная девушка, но, видимо, смирившись с тем, что попала в сумасшедший дом, провела рукой над темными рубашками с вытершимся золотым узором. Вдруг одна из карт словно отозвалась теплом. Ее оторопевшая Женя и вытащила. На картинке была изображена восседающая на троне женщина в богатых одеждах. Елена взяла королеву из ее рук и неожиданно громко сказала:
- Селянка! Хочешь большой и чистой любви?
- Кто ж ее не хочет? – по инерции ответила Женя.
- Тогда не ходи вечером на сеновал. А пока возьми эти бумаги, внимательно прочти, сделай анализ. И скажи, кому из этих мужчин ты бы отдала предпочтение и почему. На работу завтра к десяти. Твой стол у окна. Вадик введет тебя в курс дела, если какие-то вопросы возникнут - тоже к нему, или ко мне. Испытательный срок - неделя. Да, и познакомься с коллегами!
Вадиком оказался человек, открывший ей дверь. Полная пожилая женщина в пушистой вязаной кофте звалась Верой Ильиничной, а красавец с пронзительными зелеными глазами, прилипший к компьютеру, был ни много, ни мало Елисеем. Женя села в удобное вертящееся кресло, разложила на пустом столе бумаги и слегка удивилась - перед ней лежали самые настоящие досье на пятерых молодых и, судя по фотографиям, привлекательных мужчин. В подробностях - от того, какой кофе они пьют по утрам, до ежедневных трат в соседнем магазинчике. Что и говорить, увлекательная ее нашла работа… Женя почувствовала, что ее волнение куда-то делось, а на смену ему пришел неподдельный интерес. Она погрузилась в чтение, время от времени бросая любопытствующие взгляды на начальницу…
После работы она шагала к остановке, зажав под мышкой папку с бумагами. В голове гудело с непривычки работать в такой неспокойной обстановке.
Сбоку раздался мягкий шорох шин. Женя оглянулась. Рядом с ней тихо катилась сверкающая лаком черная машина. Назвать ее легковой язык не поворачивался. Машина притормозила, аккуратно щелкнула дверца, и на мостовую ступил начищенный мужской штиблет штучной работы. Кроме штиблет, на водителе был темный костюм, яркая синяя рубашка и изумительный желтый галстук. С симпатичного худощавого лица весело смотрели знакомые серые глаза.
- Здравствуйте, Женя!
- Здравствуйте, Валерий Викторович, - механически ответила она, и тут до нее дошло! Да ведь его физиономию она полдня разглядывала! Это лицо с классическими твердыми чертами отлично получалось на фотографиях, которые лежали в ее папке. Женя просто увидела мысленным взором, как на белых листах бумаги проявляются строчки последних данных: “18 сентября объект, в силу своей склонности к авантюризму, попытался войти в контакт с сотрудником-стажером, ведущим его дело. Поступило предложение этого сотрудника на работу не брать как неблагонадежного”. Женя встряхнула головой, избавляясь от наваждения.
- Вас подвезти?
Чем грозит сесть в машину к человеку, склонному к авантюризму? Ничем опасным - или наоборот? А как он вообще узнал, кто она такая?
- Ну же, Женечка. не упрямьтесь. Проедемся, поговорим, поужинаем. Ведь от вас, как я понимаю, некоторым образом зависит моя судьба? А Леночка даже не узнает, если вы ей сами не расскажете.
Эта фраза была ошибкой. ”Не ходи вечером на сеновал!” Господи, да как же она узнала?
- Боюсь, она уже знает, Валерий Викторович. Еще днем меня насчет вас предупредила. Так что я лучше троллейбусом, а с ужином придется обождать. А то меня дома кузнец ждет, - Женя хихикнула.
- Какой кузнец? - не понял тот, но его собеседница уже упорхнула, свернув к многолюдной, шумной остановке у спорткомплекса.

*  *  *  *  *

За окном совсем стемнело, и я включила настольную лампу. Все уже разошлись, всех дома кто-то ждал. Веру Ильиничну - многочисленные внуки, и не подозревавшие, чем на самом деле она занимается. Вадика - очередная большеглазая девушка. Елисея - навороченное чудовище, на апгрейды которого он тратил большую часть своей зарплаты. Меня после скоропостижного развода не ждал никто, и я могла пропадать на работе хоть неделями. Вика все еще гостила у родителей, и мне даже словом перемолвиться было не с кем. Хорошо бы слопать чего-нибудь, подумалось мне, но в холодильнике еще ничего не народилось (это обычно происходило по утрам, когда мои сотрудники распаковывали принесенные из дому аппетитные свертки), и я со вздохом уткнулась в монитор. Если честно, по работе делать было уже нечего, и я болтала с невидимыми собеседниками в чате. Последнее время вечерами я плотно сидела в чатах, наших и столичных, русских и зарубежных. Может, одиночество заело?
И вот как раз когда я самозабвенно врала, какая я рыжекудрая красавица и хорошая хозяйка, дверь вдруг осторожно приоткрылась, и на пороге появился Елисей, которого я раз и навсегда окрестила для себя Адонисом. В руках у него был шуршащий пакет.
- Забыл чего?
- Подумал, что ты тут, наверно, с голоду помираешь, и сбегал в “Белград” за буреками. Тебе с мясом или с грибами?
О! Может, он и о пирожных позаботился?
- Ладно, вот тебе оба, - улыбнулся он, ставя чайник. - А пирожные ты какие больше любишь, с кремом или суфле?
Я потеряла дар речи.
Чайник еще не закипел, а мы уже впились зубами в ароматное слоеное тесто. После торта я совсем размякла и размечталась - вот бы по утрам такие завтраки в постель получать! Очнулась оттого, что Елисей стоял надо мною и, устремив на меня взгляд своих прекрасных удлиненных глаз, строго спрашивал:
- Елена, а ты уверена, что стоит неопытной девочке доверять такое запутанное дело? Если подозрения клиента не беспочвенны, можем пожалеть. Ведь один из них - убийца…
Я пожала плечами. Вадик ввел ее в суть дела, служба безопасности ее проверила и перепроверила, данные у нее отличные, задание несложное. А опыт? Наберется опыта, научится, втянется, в конце концов. Наша работа страшно затягивает, знаете ли. Другое дело, что когда контора только начинала свою деятельность, и состояла чуть не из пяти человек, а разделения на службы еще и в помине не было, моими действиями руководил один очень хороший, очень умный человек, которого больше нет. В немалой степени, наверное, и из-за моей тогдашней неопытности, хотя это задание мы довели до конца. После этого дела нашей шарашки резко пошли в гору, возникли специализированные отделы, благородные задания, связанные с риском, вроде бы отошли в ведение “коммандос”, куда меня, само собой, не взяли, и я тоже встала у кормила власти. Свой нынешний персонал я подбирала сама, по человечку. Добрая бабушка Вера Ильинична проявила чудеса хитрости и изворотливости, спасая меня, растерявшуюся вчерашнюю студентку, еще в той моей первой переделке. Вадима я вывезла в наши снега из Питера, причем вывезла в буквальном смысле слова - в багажнике, пряча от нехороших дядек, которые гонялись за ним по колыбели русской революции с пистолетами (страшно не люблю пистолеты, делаюсь при их виде нервная и злая), и грозились талантливого Вадика  сначала искалечить, а потом убить. Люсинда нашлась по объявлению (всякая там будничная ворожба, привороты, отвороты, сглазы-выглазы), да так и осталась в отделе вместе со своим хрустальным шаром, черным котом и нечеловеческой интуицией. Раскрасавец Елисей еще в бытность свою студентом матфака писал необыкновенные программы, которые требовали довольно много исходных данных, но прогноз всегда сходился процентов на 97-98. Не упускать же такое счастье! В принципе, оперативная работа была нашим с Вадимом крестом, но на деле бегать приходилось всем. И пока - удачно для здоровья. Поэтому я и пожимала плечами. А что говорить?
- Елисей, - сказала я. - У тебя глаза прозрачные как вода на закате в южных морях и такие зеленые, словно неведомый художник выбирал для них самые нежные, самые чистые краски. Таких глаз нет ни у кого в мире, Елисей!
Он мужественно выслушал мои комплименты.
- Все ясно, - сказал он. - Твоей первой и наверняка несчастной любовью был кто-то зеленоглазый.
- И единственной, Елисей, и единственной! Ты же видишь - горю на работе, у меня даже ужин без отрыва от производства.
Он печально погладил меня по голове.
- И где он теперь?
- Да здесь же, в этом самом городе. Живет себе через речку и горя не знает. В студенческом хоре поет, Карузо!
- Почему в студенческом?
- Потому что младше меня был. Да еще и учится по два года на каждом курсе…
- А муж твой что же?
- Я замужем-то была три месяца. Сказка, вспышка, фейерверк! А потом он уехал далеко-далеко! И я за ним не поехала.
- Почему?
- А что бы я в этом «далеке» делала? У него там - интересная работа, друзья еще со студенчества, такие же зацикленные на работе, а мне оставалось сидеть дома и заниматься хозяйством, потому что учиться в другой город он меня не пускал. И вот он лопает на завтрак бутерброды с арахисовым маслом, а я в это время - картошечку с селедочкой на ужин.
Елисей помолчал.
- И не скучно одной? И днем, и вечером, и ночью? - внезапно его лицо оказалось совсем близко…
И тут я его поцеловала…
Утром меня разбудил телефонный звонок. Я схватила трубку и бросила взгляд на часы - не такое уж раннее утро, почти восемь. Прикрыв трубку рукой, я шепнула Елисею:
- Это Вадик. Требует меня на работу, говорит, что-то стряслось. Грозится и тебе позвонить!
- Скажи ему, чтоб не трудился зря, - он рывком выбрался из-под одеяла и отправился в ванную в чем мать родила.
Когда я передала Вадику его слова, тот опешил.
- Погоди, он что - там у тебя? Вы что - вместе там? Врешь, поди!
Я многозначительно хмыкнула и положила трубку. Потом откинулась на подушку и позволила себе понежиться еще пару минут, но благостное ощущение прикосновения желанного мужского тела пропало. На смену ему пришло другое - ледяное ощущение того, что только что кануло в небытие что-то очень для меня важное. Что-то я уже потеряла, а что - еще не знаю сама. Так бывает иногда, когда вдруг встретишь в привычном автобусе кого-то, от кого всю дорогу по какой-то причине не можешь оторвать глаз. Но заговорить не решаешься, этот человек выходит, а ты целый вечер живешь с горьким чувством неведомой потери.
Когда мы вдвоем вошли в отдел, я с удовлетворением отметила выражение крайнего изумления на лице Вадима - видимо, он мне не до конца поверил.
- Нет, ну надо же! Правда, а я думал - врет начальство!
- Почему? - Елисей протянул к нему руки и выразительно пошевелил пальцами.
- Вы ж не живые люди, а святые угодники оба!
- Ладно, - оборвала я его гладкие речи. - В чем дело?
Вадик сразу стал серьезным.
- Стажерка наша пропала, но перед этим успела прислать бедственную телеграмму: “Если меня не будет утром, ищите. Это точно один из них”. И все.
Наткнувшись на укоризненный взгляд Елисея, я выдавила:
- Какую к черту телеграмму?
- Да на пейджер сбросила! В два ночи. Я тут же помчался к ней, дежурил до шести, дома она не ночевала, в квартире порядок. На вокзале никого похожего не видели, зато в аэропорту один мой парень, который щелкает все любопытное, видел как мужик садился в самолет на Москву с мертвецки пьяной бабой. Я как на фотку глянул, сразу тебе позвонил. Смотри сама.
На фотографии несомненно была Женечка, но в несколько странном виде. Мертвецки пьяная - это, пожалуй, слабо сказано. Мало того, на ней был черный кудрявый парик, синее балахонистое платье - гордость моего гардероба, и мужской плащ. От сопровождающего мужика осталось мощное плечо в кожаном пиджаке и часть лица под нелепым углом.
- Слушай, а она на тебя похожа, когда не блондинка, - с удивлением воскликнул Елисей, заглядывая мне через плечо.
Коротко взвыв, я с размаху села в жалобно заскрипевшее кресло. Вот они, ненавидимые мною подводные камни! Слишком все было хорошо, слишком спокойно, и вот кому-то такое положение вещей показалось неправильным, и он решил устроить нам веселую жизнь.
Обхватив голову руками, я попыталась собраться с мыслями, но думать могла только о Елисее. Проклятие! Нет, дорогая, потехе - час, и он закончился, клянусь моей треуголкой! Как всегда, пираты моего детства помогли. Предположим, я так поразила Женино воображение, что она, напившись с горя, нацепила парик, сделала соответствующий макияж, предварительно похитив мое платье, а поскольку представители нынешнего привилегированного класса довольно часто делают мне неприличные предложения, видимо, пленившись моими черными кудрями, то и вышеозначенный кожаный мужик перед Женей не устоял и увлек ее за собою в столицу нашей Родины, не дожидаясь, пока она протрезвеет и опомнится. А потом выяснится, что он миллионер и испанский гранд. Великолепно! Можно снимать мыльную оперу с детективным сюжетом, и все домохозяйки будут наши, но в качестве рабочей версии это не годится.
Ладно, сказал же человек - это один из них. Хорошо, что мы имеем? Мы имеем пятерых молодых, на первый взгляд вполне благополучных мужиков (хотя, прошу прощения за мой французский, это еще вопрос - кто кого сейчас имеет) и поначалу очень скромное задание. А также подозрения параноидальной английской старухи, и серьезные проблемы одной соседской конторы. Итак, одна крупная итальянская фирма решила, что центр Восточной Сибири жизненно необходим для развития их непростого бизнеса, и если они откроют здесь полноценный филиал, деньги можно будет лопатой грести. Бог с ней, с лопатой, но набор персонала на руководящие должности заказали нашей конторе,  мы нашли пять кандидатур согласно требованиям и теперь выбирали наиболее оптимальные варианты. Ребята из Наблюдения предоставили в наше распоряжение кучу разнообразных сведений о жизни “наблюдаемых”, порой полученных не особенно тактичными путями, а уж мы смотрели, кто лучше подойдет, и что из всего этого получится. И все бы ничего, да как раз перед Женечкой некая эксцентричная пожилая леди с берегов туманного Альбиона, которой нас рекомендовали какие-то бывшие клиенты, обратилась с просьбой найти и по возможности покарать виновного в смерти ее единственной внучки и наследницы. Ей объяснили, что покарать своими силами вряд ли получится, а вот найти можно, но где и кого искать? Оказалось, что внучка, особа крайне любвеобильная, была найдена мертвой в дешевом отеле на окраине одной европейской столицы, будучи к тому же на четвертом месяце беременности. Причина смерти - перебрала снотворного и еще какой-то дряни. Полиция решила, что девушка, узнав о своем положении, отчаялась и прибегла к такому печальному выходу, но бабушка клялась и божилась, что на Бетти это непохоже, в любом случае она не бросила бы на произвол судьбы ни внучку, ни ее ребенка, а стало быть, таким манером заметал следы отец будущего младенца. И пока мы пытались сообразить, а причем же тут наш город, из факса, покряхтывая, выползли на белый свет фотографии наших пяти голубчиков вместе с Бетти. Тут в воздух понеслись первые неуверенные проклятия в адрес Службы наблюдения. Проверили - и действительно, все пятеро на момент инцидента находились в Европе. Каравай, каравай, кого хочешь выбирай!
А вечером того же дня к начальству примчался разгневанный до бешенства директор одной из расположенных по соседству, в дорогом доме из стекла и металла, фирм. К его конкурентам ушла очень важная информация, и те перехватили нескольких серьезных заказчиков. Он некоторое время рвал и метал, а потом захотел узнать, кто его кинул и пришел к нам. Через полчаса всей Службе наблюдения непрерывно икалось, потому что один из “великолепной пятерки” работал в этой фирме, у второго там трудилась родная сестра, у третьего - подружка, четвертый зарабатывал на хлеб у тех самых конкурентов, а пятый просто был редким пронырой и всегда знал, что и где делается.
Сначала у меня возникли стойкие подозрения, что на дворе первое апреля, и кто-то нам голову морочит, милый такой розыгрыш, а потом я призадумалась - что делать-то? Наши мужики могут оказаться бандюгами и убивцами все как один, а могут быть чисты аки ангелы. Ни одного прямого доказательства, но все вокруг них крутится. И вообще, пора это дело профессионалам отдавать, поскольку убийства вне нашей компетенции, нам и надо-то было просчитать варианты развития итальянской фирмы на нашем рынке. А перед этим я отдала материалы Женечке Голубевой, чтоб она их просмотрела зоркими молодыми глазами, вдруг что-нибудь да заметит, нестыковочку какую или еще что. А теперь вот Женечку украли, да еще зачем-то переодели в меня.
- Не улетели они, - вдруг сказала я, неожиданно для себя самой. - Не улетели. Здесь они где-то, рядышком. Что-то тут не вяжется, ребятки.
- Почему ты так думаешь? - вскинулся Елисей. - Мне кажется, что они нас шантажировать собираются, потому и взяли Женю. Так что лучше посидеть тихо и подождать.
- Да? - медленно сказала я. - Да? Ну что ж, может ты и прав. Поеду-ка я кое-что узнаю. Вадик, держи меня в курсе, если новости появятся.
- Съездить с тобой? - спросил Елисей.
- Нет, я, если честно, немножко по другому делу, просто мне кажется, что… - не договорив, я хлопнула дверью. Если совсем честно, одной мне лучше думалось.
В аэропорту мои подозрения подтвердились. Фотограф Вадика не устоял перед моими выдающимися внешними данными, и, будучи прижат в темном углу, рассказал более или менее правдивую версию. Да, некоторое время шаталась по залу пьяная молодая баба, крича, что ей срочно надо в Москву, а потом вернулся мужик, с которым она и пришла, и увел ее. Этот же мужик заказал ему фотографию и велел всем говорить, что они сели на самолет в Москву. А если что не так, то можно и по морде получить. Но видимо я оказалась страшнее того мужика, раз уж он все выложил. И к тому же не знал, что бывают газовые пистолеты как две капли воды похожие на настоящие. Уехала я довольная. Значит, она еще здесь. Не вполне понимая, что я делаю, я вернулась на работу. В голове билась и зудела какая-то непонятная мысль, но поймать и обдумать ее никак не получалось.
Елисея не было, Вадик нервно пил кофе. В ответ на мой молчаливый вопрос он помотал головой.
- Никто не звонил.
Ребята из третьего отдела, которым я официально передала дело, попросили обойтись без самодеятельности и ничего без них не предпринимать. Мы с Вадиком покивали, и налили по второй. Делать нам, впервые за полгода, было нечего. Сначала мы долго молчали. На душе было скверно. Наконец Вадик поднялся и потянулся за курткой.
- Покатаюсь, - коротко бросил он и направился к двери.
- Не очень-то увлекайся, - пробурчала я ему в спину. - Если что, так мне тебя будет не хватать. Хорошо хоть, Вера в отпуске с сегодняшнего дня. Не геройствуй.
Вадик развернулся.
- А с Елисеем у тебя как, серьезно?
- Понятия не имею, - честно сказала я.
- Тоже смотри, не геройствуй. А то знаю я тебя.
- А я на дачу поеду. Сто лет там не была. Хоть порядок наведу.
Дача мне досталась от бывшего мужа, как, впрочем, квартира и машина. Уезжая, Лешка благородно оставил мне все. Я тогда просто не знала, куда деваться от благодарности и этого его благородства. Квартиру я немедленно поменяла на другую, не такую большую, зато в центре, машина ностальгических чувств у меня не вызывала, к тому же превосходно работала, и я ее оставила, а вот с дачей воспоминаний было связано в избытке, но расстаться с ней все равно не смогла. Крепкий бревенчатый домик с солнечной верандой, вольно растущие сосны, грядка с укропом… Раньше здесь был рыбацкий поселок, но постепенно он стал дачным, рыбаки куда-то перебрались, а Ангара осталась. И Байкал в десяти километрах.
Оставив машину перед символической загородкой из трех дощечек с перекладиной, я  переползла через заборчик во двор, и на сердце немедленно потеплело. Здесь мне всегда легко дышалось, а если и грустилось, то очень уж светло и недолго.
На участке и в доме было тихо и пусто. В нашем поселке в сентябре и по воскресным-то дням народу бывало не много, а уж в будний, да еще в начале недели, вообще никого. Не визжали пилы, не вопили дети, не гоготали приложившиеся к огненной воде отцы семейств. Прибирать мне было особенно нечего, и, прихватив мобильник, я отправилась на променад. Конечно, прогулка с сотовым телефоном в кармане - это лишь иллюзия одиночества, но такая уж мне выпала доля, мало ли что может приключиться. Ходить пешком я любила всегда, и потому не особенно удивилась, сообразив, что любуюсь красотами природы уже два часа, а меня все так никто и не беспокоит. И только стоило мне об этом подумать, как в кармане тоненько запищало. Я подпрыгнула на месте от неожиданности. Звонил Елисей.
- Ты где сейчас?
- Гуляю. Наслаждаюсь видами. Золотая осень и все такое.
- Ну-ну. Она отдыхает, а ее все ищут. У тебя рейс через четыре часа! Срочно собирайся и дуй в контору!
- Куда рейс? - туповато спросила я.
- В Москву! Все дороги только туда и ведут. У наших клиентов там неприятности, шеф решил, что раз ты сейчас свободна, то тебе с ними и разбираться. Впрочем, ладно, не надо в контору, поезжай домой, я тебе все материалы туда доставлю и в аэропорт отвезу. Ну, пока!
Некоторое время я стояла, предаваясь размышлениям, признаком чего у меня всегда служила причудливо выпяченная верхняя губа и вздернутые брови. Забавная, должно быть, получалась физиономия. Спрашивается, чего меня искать, если у меня сотик в кармане? Потом набрала номер шефа, на что приятный дамский голос сообщил, что попытки мои напрасны, и жизнь не удалась, поскольку абонент вне досягаемости. Следующий звонок снова заставил меня подскочить. Очень тихо, очень спокойно Вадик спросил:
- Елена, это ты?
- Ясное дело, я. А что?
- Как ты меня назвала тогда в Питере, когда я рассказывал тебе свою историю, давясь котлетами за твой счет?
- Зюзюка ты был, зюзюка и остался, Вадик. Котлеты, кстати, были в луковом соусе. А что, с памятью плохо стало?
- Да нет, просто проверяю, у кого сейчас твой телефончик. А то, может, тебя уже того…
- Вадик, ты рехнулся! - решительно сказала я. - Ты что, смерти моей хочешь?
- Погоди, это я всегда успею. Где ты была в два ночи?
- Полагаю, в своей постели. Тебе нужен свидетель?
- Елисей был с тобой, так?
Я вздохнула. Он мне не верит, что ли?
- Номер 123-345 тебе ни о чем не говорит?
- Ты не хуже меня знаешь, что это номер, по которому в данный момент названиваешь!
- А еще с этого номера Женя звонила мне на пейджер. Ночью. Когда он лежал у тебя в сумочке или где там еще...
Еще со студенческой скамьи у моего организма сохранилась отвратительная привычка - при чувстве острого страха к горлу поднимается молниеносная волна с тошнотворным сладковатым привкусом. Продолжается это безобразие одну-две секунды, но натерпеться успеваешь по самые уши. Я глубоко вздохнула, задержала дыхание и резко выдохнула.
- Ты читал ”Гамлета”, дружок?
- Прогнило что-то в Датском королевстве?
- Вот именно. Значит так. Слушай сюда… - и я кратко пересказала ему разговор с Елисеем и свои мысли по этому поводу. - Сейчас я якобы улечу, а ты удостоверишься, что он уехал, заберешь меня и за ним. Там посмотрим.
- А командировка?
- Да нет никакой командировке, просто ему нужно, чтобы я была подальше отсюда!
Елисей ждал меня в машине у подъезда. Мы поднялись, и я быстро собрала небольшую спортивную сумку, положив туда кое-какие вещи для отвода зеленых глаз.
- Немного берешь на две-то недели, - заметил Елисей.
- Не хватит - новое куплю, - равнодушно сообщила я. - Ты же мне сам конверт от начальства вручил.
Он подошел ближе, взял мое лицо в свои ладони и обеспокоенно заглянул в глаза.
- Что я сделал не так? Ты какая-то не такая с самого утра.
- А ты бы был в порядке, если б твоего стажера похитили? - вывернулась я.
Вместо ответа он легонько коснулся поцелуем моих губ. И теплая солнечная радость, словно не было этого страшного прозрения, смыла с моего сердца горечь предательства. Я уткнулась носом в его шею, вдыхая легкий аромат гладкой кожи, сомкнула руки у него на спине, и бесконечная нежность захлестнула все мое существо. Нежность, нежность, упоение нежностью, ничего, кроме нежности… Мир перестал существовать. Откуда-то издалека доносился божественный тенор Андреа Бочелли.
- До самолета еще два с половиной часа, - охрипшим от волнения голосом сказала я.
Он кивнул.
Когда народ позвали на посадку, я уже пришла в себя и лихорадочно соображала, как же мне вывернуться и остаться. Елисей ласково, но твердо увлекал меня по пути остальных пассажиров. Наконец он остановился, последний раз обнял меня и вдруг сказал:
- Слушай, если здесь не будет ничего срочного, я приеду к тебе, хорошо?
Я молча покивала, подхватила сумку и пошла к выходу на поле. У дверей я обернулась - он смотрел мне вслед.
Я уже подбиралась к трапу, когда запищал мобильный, и голос Вадика сообщил:
- Он вышел из здания, идет к парковке.
Расталкивая пассажиров, извиняясь на ходу, я побежала назад, бросила свое задыхающееся тело на переднее сидение в машине Вадика, и мы бросились в погоню. Пока Вадик вел машину, он честно пытался зажмурить правый глаз, потому что я на ходу переодевалась, благодаря Бога за то, что он придумал тонированные стекла. Перспектива разбиться пугала меня больше, нежели демонстрация моих прелестей, поэтому пришлось злым шепотом попросить Вадика не баловаться, на что он, тоже шепотом, ответил, что он жмурится не ради сохранения моей чести, а чтобы выжить, поскольку даже ангел может отвлечься, глядя, как любимый начальник натягивает чулки прямо у него перед носом. Я благоразумно промолчала, а ведь могла бы поинтересоваться, где же у него в таком случае расположен нос.
Погоня привела нас к корейскому ресторану, где мой самый красивый бывший сотрудник решил пообедать. До чего же я люблю рестораны со стеклянными передними стенами, через которые все видно! К тому же, отправив меня подальше, он, видимо, решил, что теперь бояться некого, и послал осторожность к черту. И вот он там что-то такое экзотическое заказывал, а мы стояли у окна в магазине напротив и глотали слюнки. Играть в сыщика мне приходилось не в первый раз, и чувствовала я себя всегда в этой роли не очень уютно. Тут к Елисею за стол подсел какой-то незнакомый мне мужик с портфельчиком. Ничего заказывать не стал, выпил сок, и ушел. Уходя, оставил портфель, с которым пришел, забрав папку Елисея. Елисей, не суетясь, закончил ужин, прихватил портфельчик и откланялся.
О как! Получается, одному моему знакомому математику только что выдали зарплату! Я почувствовала, что медленно закипаю. Стало быть, он просто носит на сторону ту информацию, доступ к которой получает в стенах нашей конторы, а тут такое неудачное стечение обстоятельств, все на него навалилось - итальянцы, мстительная английская старуха, кинутый директор, что примчался к нам за помощью. А я-то было решила, что против нас копает какая-то группировка, которой мы могли, и очень просто, дорогу перейти. Так вот зачем такой дикий спектакль с переодеванием и похищением Жени! Элементарно отвлек внимание от себя, вот и все. Следовательно, собирается сбегать - хотел же он найти меня в Москве.
- Вадечка, солнышко, будь лапочкой, проследи, куда он сейчас, а мне срочно надо в контору!
В конторе опасения подтвердились. Лежавшие за семью замками документы, не то, чтобы повышенной секретности, но весьма важные для многих наших клиентов, к которым я имела доступ как руководитель отдела, но которые даже моим сотрудникам выдавались под бдительным оком Службы безопасности, явно кто-то брал и, скорее всего, копировал. Получается, что у него ключи (или отмычки) от кучи отделов.
- Ты будешь смеяться, но Елисей только что отъехал от железнодорожного вокзала, - смеющимся голосом сообщил мне Вадик. - Камера хранения под номером 38Е. По моему, он детективов обчитался. Кто в наше время хранит деньги в камере хранения?
- Может, он прямой потомок некоего Александра Корейко? - предположила я, идя по коридору к кабинету шефа.  - Следуй за ним.
Как я и подозревала, Тимофеич был на месте. Телефоны, разумеется, отключены, полный кабинет народу, совещание в разгаре. Кроме начальника Службы безопасности и третьего отдела, там присутствовали руководители охранных городских агентств и еще какие-то мужики серьезного вида. Возможно, обсуждали что-то срочное. Но мне Тимофеич был еще нужнее.
Я постояла на пороге, давая всем присутствующим возможность оценить решительное выражение моего красивого лица, и двинулась прямо к шефу. У того брови поползли вверх. За три года работы под его началом я впервые позволила себе вот так ворваться в его кабинет, да еще во время важной встречи. Не могли ж они просто собраться там, чтобы без помех потусоваться, правда?
- Здравствуйте, господа, - царственно кивнула я. Мужики, все как один, дружно кивнули в ответ. Расчет оказался верен - на растрепанную девицу в узких джинсиках можно и не обратить внимание, но великолепная леди в строгом платье от английского портного поражает воображение, и ей можно простить все. - Николай Тимофеевич, не могли бы вы уделить мне немного внимания? Присутствие господ Медведкова и Личановского тоже желательно.
- Танечка, будьте любезны, угостите наших гостей пока чаем, - не растерялся шеф. Красавица Танечка, его личный секретарь, очаровательно улыбнулась и направила стопы к укромному шкафчику, где хранились разные священные предметы, потребные для чаепития.
- Ну, обосновывай, - жестковато сказал Тимофеич, когда мы оказались у Медведкова.
Я, так коротко, как могла, изложила ситуацию.
- Елена, что за самоуправство? - вскинулся Личановский. - Мало вам стажерки? Что значит Ноготков ведет Пестерева? Нужно было сразу же известить мою Службу и не высовываться. Это опасно!
- Лучше объясните, почему нам вообще приходится выполнять вашу работу, - не осталась в долгу я. - И вообще, Ноготкову я могу доверять абсолютно, проверено уже. А насчет всех остальных не уверена. Такое ощущение, что контору придется серьезно перетряхнуть, Николай Тимофеевич. Пестерев, конечно, редкий умница, но у нас все не дураки. Может, и еще кто додумался до интересных способов поправить свое материальное положение. Я извещу вас, когда мы выясним, куда Пестерев направляется.
И уже выходя, я обернулась и посмотрела Личановскому в глаза. Тот молча кипел как чайник на плите.
- Простите мою несдержанность, Костя. Просто нервы на взводе со всей этой грязной историей, - и послала ему самую нежную из имеющихся в арсенале улыбок. - Вы же знаете, вам я не могу не верить…
И закрыла дверь.
У себя я спешно содрала с себя эти дорогие и элегантные тряпки, натянула верные джинсы, походные ботинки, неприметную мягкую куртку. Сунула в карман телефон и помчалась к припаркованной неподалеку машине.
- Все, Вадечка, наши все знают. Говори, куда ехать.
- По-моему, он к тебе на дачу едет, по крайней мере, в том же направлении - с сомнением сказал невидимый Вадик.  - Мне почему-то кажется, что он едет туда, где Женю держат. Должны же быть у него помощники, ребята, так сказать, на подхвате. Тормозит, вышел из машины, идет в лес. Я за ним.
- Вадька, дурень, не смей! - закричала я. Вдруг в неотключенной  трубке раздался шум, крик Вадима, потом все заглохло. Сжав зубы и грубо выругавшись, я рванула вперед. Моя мама до сих пор не подозревает, что я такие слова знаю.
В голове билась жуткая для меня, никогда не отличавшейся кровожадностью, мысль: ”Если Вадька… Если он Вадьку… Я сама его пристрелю”.
Пустая машина была благоразумно выведена на маленький проселочек, я ее чуть не пропустила. Никаких следов Вадика не наблюдалось, и я просто поехала дальше, на всякий случай отключив телефон. Мало ли что придет на ум начальству - а так нет меня, и все.
Уже совсем стемнело. За полтора часа я прошерстила три попутных поселка, но ничего не нашла. Да и что я искала? Скорее, ехала, подчиняясь внутреннему компасу, который никогда не подводил меня в критических ситуациях и напрочь отсутствовал, если все было тихо-мирно.
Четвертая деревня была моя, то есть дача там была моя. Повинуясь все тому же неведомому чувству, я подогнала машину к своему участку, завела ее внутрь, зашла в дом и осмотрела имевшийся у меня в хозяйстве арсенал. На роль оружия неплохо подходил молоток, небольшой топорик и самодельный нож, оставшийся на память об одном Лешкином приятеле-умельце. Как человек относительно цивилизованный, я предпочла нож. Сунув его в карман, я вышла на улицу. В другом кармане приятной тяжестью лежал мой мобильник.
Свой околоток я обошла очень быстро. Нигде не было света, не стояли машины. Это, конечно, еще ни о чем не говорило, бандиты, не знаю уж, сколько их там (один точно - который Женю по аэропорту таскал), могли прикатить на самокатах и сидеть при лучинушке, но я упрямо шла дальше. Как магнитом тянуло. 
Завидев мало-мальски освещенное окно, я подкрадывалась к нему на цыпочках и осторожно заглядывала, рискуя оказаться не вовремя. Я ушла уже довольно от своего дома, когда навстречу мне, под одинокий фонарь вынырнули два мужика, тащившие третьего. Тихонько как мышка я юркнула в спасительную тень, но чужой заборчик оказался не крепче моего собственного и предательски заскрипел. Мужики сразу же остановились и закрутили головами. Я забилась в угол между гаражом и забором и притаилась, стараясь не дышать. Те успокоились и свернули в закоулок, в котором я еще не была. Третьим был едва живой Вадик. Выждав минут пять, я пустилась за ними, прижимаясь ко всем заборам, почти стелясь по пожухшей траве.
У самого дома я запнулась о валявшийся там неизвестно почему кирпич и беззвучно выругалась. Секунду подумала и прихватила кирпич с собой. Прильнув к освещенному окну, я увидела Женю, привязанную к стулу. Без парика, в измятом платье, с отсутствующим лицом. Мужик лет сорока пяти, крепкий, носатый, меланхолично жевал сосиску, глядя в угол, где лежал, не шевелясь, Вадик. Второй, помоложе, смахивающий на мерзкого хорька из одной малоизвестной компьютерной игры, рассматривал в зеркальце свою помятую физиономию. Видимо, результат осмотра его не удовлетворил, он вскочил, подбежал к неподвижному Вадику и пнул его куда-то под ребра. Я мысленно пообещала раскроить ему его прыщавый лоб и стала придумывать, что же делать дальше. Вдруг меня как плетью обожгло. Ведь если Вадик здесь, значит, и Елисей тоже должен быть здесь. А если он сейчас стоит у меня за спиной и нехорошо улыбается? Очень медленно я обернулась. Сзади никого не было. Я почувствовала, как подмышки мгновенно взмокли, и тут меня отпустило.
Через открытую форточку послышался голос Хорька:
- Что-то этот твой копается. Он не свалит с деньгами?
- Не бойся, не свалит. Я этого пацана с детства знаю. В одном дворе жили.
Я неслышно отошла от окна и припустила по закоулку. Неужели Елисей, такой интеллигентный, такой ласковый, жил в одном доме с недоуголовниками? И где его искать? Вдруг что-то негромко стукнуло. Я аж присела, но звук больше не повторялся, и я пошла мимо чертова фонаря к дороге. Ведь если есть машина, она должна ездить по дороге, разве нет?
От дороги меня отделял небольшой лесок. Сквозь осинки в мою сторону неторопливо шел человек. Притаившись за какой-то корягой, я решила, что пора вызывать помощь, но сунув руку в карман, обнаружила, что трубки нет! Во-первых, стало понятно, что такое стукнулось около фонаря, во-вторых, стало ясно, что на помощь надеяться не приходится. Стало быть, нужно обходиться своими силами. Взяв на всякий случай в руку ножик, я стала ждать, когда он поравняется со мной. Я не собиралась его убивать, я этого не умею, да и не моя это работа, но где гарантия, что беззащитной мне повезет больше? Господи, думала я, что хочешь отдам, только бы это был не Елисей!
Под его ногами шуршали листья, он подходил все ближе, пока не поравнялся со мной.
Меня как током ударило. Я опустила нож. Он. А я до последней минуты надеялась, что ошибаюсь. Наверное, первый раз в жизни я прокляла свою звериную интуицию.
Вот так. Очень все просто. Нет никакой банды, и никто не копает под нашу контору. Просто один не в меру талантливый молодой человек сообразил, что информация, время от времени проходящая через его руки - вещь действительно бесценная, и ни к чему вкалывать на чужого дядю, если можно извернуться и заработать раз и на всю жизнь. Но что должно случиться с человеком, какие страсти должны иссушать его душу, чтобы он стал способен переступить через других? Какая черта отделяет ясноглазого, полного нежности мужчину от подлеца и убийцы? Жажда денег, жажда власти? Почему я не додумалась использовать фирму таким образом, почему этого не сделал Вадик, лежащий в углу тяжелой избитой кучей? По щекам потекли горячие злые слезы. И я, кажется, потеряла способность соображать, поскольку вышла из-за дерева и негромко сказала:
- Эй!
Он, напружиненный как кошка, одним прыжком оказался рядом со мной, сбил меня на землю и вдруг увидел мое лицо.
- Ты!
Клянусь, таких круглых глаз я никогда не видела.
- Ты же должна быть в Москве? Что ты тут делаешь?
- Елисей, - сказала я. - Елисей, что ты тут делаешь?
Внезапно он понял, что я все знаю, и нахмурился.
- Ну и  что теперь собираешься делать?
- Что ты собираешься теперь делать? - грустно улыбнулась я. - Я хотела укокошить тебя, пока ты не слинял, раз ребят еще нет. Но я не знала, что это ты… Можешь прирезать меня, у меня все равно не получится. Если б это был не ты…
Он нежно провел рукой по моей щеке, скользнул к шее, затем покачал головой.
- Глупая девочка, ну что ты такое говоришь. Поднимайся, пошли в дом.
- А там ты меня привяжешь к стулу как Женю или приложишь пару раз как Вадика? А что с нами будет потом? И вообще, зачем тебе все это? - почти выкрикнула я.
У Елисея аж щека дернулась.
- Ничего с ними не будет. Утром я уеду, и они могут быть свободны. Убивать их никто не собирался. А что касается Вадика, то кто знал, что он полезет в драку, вместо того, чтобы благоразумно делать, что скажут. А зачем - ты и сама, наверное, догадалась. Очень большие деньги. Там с ними так можно будет развернуться. А ты..
Я отшатнулась.
- Что я? Зачем ты со мной-то спал? Какая тебе от этого польза, ведь и так у тебя все неплохо шло? Неужели тебе так нужно причинять боль, без этого не можешь? Или алиби зарабатывал?
Он молча смотрел на меня, потом сказал с горечью:
- Я не хотел делать тебе больно, я хотел любить тебя. Сразу это понял, еще когда в первый раз увидел, тогда, на набережной летом. Ты была в прозрачном и зеленом, ветер раздувал платье, юбка рвалась у тебя из рук, а ты смеялась. Сначала не решался сказать тебе про это, потом ты замуж вышла, потом уже просто не мог, вряд ли тебе бы эта афера понравилась. Так и скрывал. А вчера не смог, не выдержал - как подумал, что больше не увижу тебя никогда. Поедешь со мной?
Подумать только, сколько времени мы потеряли! Мне с полгода пришлось приучать себя к мысли, что Елисею мои прелести по барабану, и вообще неприлично пялиться на собственного подчиненного. А ведь когда он подошел ко мне на набережной, и наш общий приятель сказал: ” Познакомься, Алиса, это пудинг. Пудинг, это, как ты понял, Алиса, то есть Леночка. Леночка, пудинг зовут Елисеем, и он закончил матфак”, я решила, что это начало нового романа. Вместо этого пригрела змея. А как поет, просто стихами заговорил!
- Поехать с тобой?
Третий раз в моей жизни мужчина просит меня уехать с ним. Надо же. Пользуюсь определенной популярностью. И всегда что-то заставляет меня отказаться. В первый раз я не могла бросить университет, во второй пустота будущей жизни перевесила привязанность к мужу. Согласиться в третий означает переступить через собственную совесть. Но кое-что узнать я должна. Запинаясь, я осмелилась спросить:
- Почему ты убил Бетти?
Он вздрогнул как от удара. Но ответил.
- Шлюха и шантажистка была эта Бетти. Я ей случайно лишнего сказал когда-то давным-давно, так она за кончик ниточки уцепилась и много чего выкопала, чего ей бы знать не следовало. А скандалы мне ни к чему. Вот и пришлось избавляться. Заплатил одному типу, он все и сделал. Ребенок был не мой.
- А как ты догадалась?
- А никак. Наудачу спросила, ты и попался.
- Видишь, как на духу перед тобой. Что скажешь? - Елисей вымученно усмехнулся.
- Уходи, Елисей. И чем быстрее ты уйдешь, тем здоровее будешь.
- Ты что, бить меня собираешься? - не понял он. - Не справишься ведь.
- Не я. Просто через минут пять-шесть здесь будут ребята из ”коммандос”. Удобная, знаешь ли, штука сотовый телефон. И если не хочешь с ними встретиться, уходи. Денег на первое время тебе хватит, обойдешься без добавки. Ты, конечно, можешь поиграть в заложников, но знаешь ведь, чем это обычно кончается. Поэтому уходи, пока я отпускаю тебя.
Время тянулось бесконечно долго, пока он смотрел мне в глаза. Потом осторожно прикоснулся пальцем к моим губам и мягко улыбнулся.
- Хорошо, - сказал он. - Раз ты так говоришь, значит, так и надо.
И ушел. Не особенно торопясь, пошел через лесок к машине. “Поверил. Поверил. Поверил. “ - стучало в висках. От нечаянно навалившегося облегчения я сползла по стволу на землю и сидела так минуты две, жадно дыша холодным ночным воздухом.
Но расслабляться еще было рано. Еще оставались два мужика в доме и надежда на то, что чемоданчик с деньгами уже в конторе. Аккуратно, абсолютно беззвучно я прокралась к тому проклятому дому и снова притаилась у окна. Бандиты смотрели маленький телевизор. И тут мне сумасшедше повезло. Одному, тому, что был постарше и покрепче, приспичило ”до ветру”, о чем он и оповестил второго. Я немедленно заняла стратегически выгодную позицию за сортиром, который, слава богу, стоял далеко от дома. Мой кирпич был на месте. Сначала я имела сомнительное удовольствие прослушать, как он там кряхтит, шуршит и пускает газы, но затем настал мой звездный час! Не успела дверь сортирчика скрипнуть, как я со всей дури долбанула его кирпичом по голове. Не издав ни звука, он мягко рухнул мне под ноги. Пощупав пульс, я убедилась, что бандит живехонек. Пришлось спутать ему конечности куском провода. Впрочем, даже если бы я несколько переусердствовала, совесть меня бы не мучила.
Со вторым, с Хорьком, было еще проще. Прихватив свой кирпич, я прокралась к окну и запустила в него камнем. Бандит попался молодой, толком необученный, и к разбитому окну кинулся. И получил в лоб моим немудреным оружием. Что бы я делала, если б он отреагировал не так, как я ожидала, я не знаю. Вероятно, рассталась с немалой частью своей красоты, а может, и здоровья. Ворвавшись в дом через все то же окно, я первым делом связала мерзавца, а вторым хорошенько пнула пару раз по бесчувственной морде за Вадика. После этого я разрезала узлы на Жене и Вадике, втаскивала в дом первую свою жертву, выясняла, все ли цело у моих ребят, и только потом догадалась взять со стола (!) лежащий на самом виду мобильник и вызвать подмогу. Какое счастье, что Елисей наплевал на своих подручных и не только сдал их, но еще и не предупредил о том, что планы изменились!
Оказалось, что Вадику сломали два ребра, и я с наслаждением еще разик врезала Хорьку по скуле ботинком и тоже, кажется, сломала ее. Ничуть не жалею.
Теперь, когда все кончилось, и мы могли просто сидеть на затоптанном полу, привалившись друг к другу, и ждать, я наконец-то спросила Женю:
- Ты что, так меня и не узнала?
Она скосила на меня глаза и слабо улыбнулась.
- Ты Иван Федорович Крузенштерн, человек и не совсем?
Я набрала полную грудь воздуха и храбро сказала:
- Это я тогда испортила тебе свидание. Воображение разыгралось. Но он честно тебя ждал.
Женя всполошилась:
- Господи, Олежка, наверное, весь телефон оборвал! Ну ничего, завтра я ему позвоню.
- Сегодня, - уточнила я. - Сегодня позвонишь. Кстати, еще не передумала работать у нас?

*  *  *  *  *

В конторе мне сказали, что я могу отдохнуть пару недель. Я приехала домой, набрала полную ванну горячей воды, бросила туда целую горсть мыльных шариков, вылила полбутылки душистого геля, сбросила грязную одежду прямо на сверкающий испанской плиткой пол, залезла в воду и разревелась. Так и сидела в хлопьях пены в своей распрекрасной ванне, и ревела, размазывая по лицу дорогую диоровскую тушь. Спустя два часа я нашла в себе силы завершить омовение, надела махровый халат и поплелась на кухню, чтобы что-нибудь съесть. Говорят, возвышенные натуры в период душевных волнений не могут взять в рот ни крошки, чахнут и худеют, но я к ним, видимо, не отношусь. Есть мне хотелось всегда, даже с перепою. Соорудив пару гигантских бутербродов с маслом, сыром и копченой колбасой (плевать я хотела сегодня на калории!), я уселась перед телевизором, поставила “Королеву Марго” на языке оригинала, и принялась мрачно поедать свои бутерброды, запивая их вермутом, разбавленным водкой. Очень хотелось надраться. На душе было все поганей и поганей. В области сердца ныла невидимая миру заноза. Когда зазвонил телефон, я уже была готова швырнуть в него любимым бокалом из подаренного Викой на новоселье набора, но подумала и не стала. Телефон все звонил. Покачиваясь, я выбралась из кресла и взяла трубку.
- Слушаю, - сказала я. В трубке молчали.
- Тебя ищут, - устало проговорила я. - Глупо звонить.
- Я уже лечу туда, где не найдут. Просто не знал, что тебе сказать.
- Да уже все сказал, по-моему.
- Кстати, как ты догадалась, где именно меня искать?
- Я не догадывалась. У меня там дача, чтоб ты знал. Приехала и пошла прогуляться. Ну и…
Он еще немножечко помолчал, потом выдохнул:
- Я только хотел знать, ты… Ты не будешь меня всю жизнь ненавидеть?
- Не буду,  - почти ласково сказала я. - За что мне тебя ненавидеть? За целый день счастья и осознание того нехитрого факта, что чудес на свете не бывает?
- Тогда, может быть, когда-нибудь, если мы встретимся, мы сможем попробовать еще раз? - с детской надеждой сказал он.
- Может, и сможем, может, и сможем… - протянула я, понимая, что лгу, чувствуя, как в глазах снова набухают дурацкие слезы.
- Вот еще что - поставь сейчас ту мелодию, под которую мы у тебя вечером танцевали, и подумай обо мне, хорошо?
- Хорошо, - прошептала я.
- До свидания…
- До свидания…
И уже в мертвую трубку, в рвущие душу гудки, беззвучно, одними губами: “Не попадайся, ради Бога, не попадайся!”
Я лежала в темноте, уставясь сухими уже глазами в потолок спальни, и повторяла за Брендой Ли:
- All alone am I, all alone am I, - и думала о нем. Потом заснула.
* * * * *
На следующий день я сидела на Викиной кухне и топила свое горе в чашке чая “Липтон”. Выговорившись, я посмотрела в ее бездонные, как у Рафаэлевской Мадонны, глаза.
-  Надо же, Елисей. А я-то все гадала, почему у тебя ничего нет с этим красавчиком. Ты же всегда любила таких брюнетов с прозрачными глазами! А вообще паршиво получилось…
- Надоела мне эта паскудная работа, - наконец-то решилась я. - Мне двадцать четыре года, три последних я убила на эту контору. Уйду я. Пусть теперь Вадик помучается.
- Ага, уйдешь, и что? Пирожками будешь торговать?
Я оживилась:
- Слушай, а это мысль! Возьму кредит, открою ресторан, заведу шеф-повара…
- Обязательно мужика, - добавила моя понятливая подруга. - С пузом вместо визитной карточки.
- Да! Решено - ресторан какой-нибудь национальной кухни! Например, итальянской?
- Нет, с итальянской кухней ты на пармезанах всяких только разоришься, лучше немецкая. Капуста и свиные ножки.
Я задумалась. Действительно, а почему бы и нет?