Перевернутая эмблема

Рождение

Город, в котором я родился, назывался в честь человека с приятной внешностью, густой бородой и странной фамилией Энгельс, который был знаменит то ли своей дружбой с человеком с ещё более густой бородой и не менее странной фамилией, то ли своими научными работами, а может быть, ещё какой-то ерундой. По этому поводу я слышал совершенно разные мнения. Однако место, где я родился, называлось в честь меня - “Троллейбусный завод имени Урицкого”. Кто такой Урицкий, я, к сожалению, не знал, однако я хорошо знал, где его можно найти. Наш мастер, Николай Петрович, часто говорил, что он видел его в гробу вместе с Энгельсом, правительством и своей зарплатой. Я долго пытался представить себе гроб. Наверное, это большой ресторан, в котором Урицкий, Энгельс и правительство уже пятый месяц пропивают зарплату Николая Петровича. Из-за этого Николай Петрович вынужден воровать хромированные спинки сидений и продавать их туристам как дореволюционные трубки для подводного плавания, чтобы у него тоже была возможность что-нибудь пропить. А я вынужден довольствоваться спинками, оплетенными пластмассовым шлангом. В последний раз, перед самым моим появлением на свет, ему удалось встретить целый вагон археологов, которые купили у него целый мешок спинок. Насколько я понял, их воодушевило клеймо “ЗиУ”, которое, как известно, обозначает известнейшее в начале прошлого века товарищество “Зильберштейнов и учредители”. Николай Петрович так восторженно рассказывал мне об этом, что не заметил, как привинтил вверх ногами мою эмблему со сходными инициалами. Так я и появился на свет – троллейбус с перевернутой эмблемой.
 
 
 
***
...Профессор смотрел на разложенные на столе бумаги. Десять лет их лаборатория работала над этой задачей, и сейчас он, как никогда, был близок к цели. Он нажал кнопку звонка. Вошла секретарша, блондинка лет сорока пяти, с накрашенными губами и скрытыми под толстым слоем толстым слоем тонального крема морщинами.
-- Ну как, Аллочка, готов ответ на запрос, который мы послали в институт мозга на прошлой неделе?
-- Да, профессор. Факс пришел сегодня утром.
-- Принесите его, пожалуйста. Да, и если Вам не трудно, не могли бы Вы сделать мне чашечку кофе?
Аллочка, кивнув, развернулась и, виляя дряблыми бёдрами, направилась к двери. Профессор проводил её глазами, правда, без особого интереса, и вновь вернулся к своим бумагам.
Ему было всего тридцать три, и он чувствовал себя неловко с этой дамой, которую он получил в наследство от своего предшественника и всё никак не решался уволить, вероятно, из-за финансового кризиса. Всё, что он мог сделать – это держаться с ней подчеркнуто холодно, хотя и не официально (так, как он видел в некоторых американских фильмах).
 

Домой!

Люди, как правило, рождаются там же, где и живут (точнее, живут там, где рождаются). Троллейбусам в этом смысле повезло больше – они рождаются в одном месте, а живут обычно в другом. Поэтому ещё до того, как начать свою сознательную жизнь, они успевают увидеть больше, чем большинство людей к концу их сознательной жизни. Это делает троллейбусов рассудительными и мудрыми, что позволяет им лучше работать с людьми.
Мне сказали, что моим домом должен стать Санкт-Петербург. Поскольку на нашем заводе я мог слушать радио, то мне было известно, что это город над вольной Невой с населением более 4 миллионов жителей, который ещё не оглох от речей и не ослеп от парадов; крупный морской порт федерального значения куда со всех концов земли к прозрачным пристаням стремятся корабли. Центр Санкт-Петербурга представляет собой кварталы плотной жилой застройки, где холоп и набоб проживают бок о бок и где ломка эпох порождает застой, что выражается в снижении ежегодных темпов прироста населения на 10-15%. То обстоятельство, что одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса, заставляет горожан задуматься о том, что снится крейсеру Аврора в час, когда утро встаёт над Невой и когда светла Адмиралтейская игла. Основан был Петербург одноименным царём назло надменному соседу в 1703 году и с тех пор претерпел немалые изменения. Сохранив чугунный узор своих оград и громады дворцов и башен, этот город вырос за счет современных районов новостроек, в которых проживает более 50% жителей. Развитие общественного транспорта привело к тому, что кроме 67 маршрутов трамваев, которые летят по переулкам в сопровождении вороньего грая, звонов лютни и дальних громов, в городе действует 50 маршрутов троллейбусов и более 100 автобусных маршрутов.
Одним из Санкт-Петербургских троллейбусов должен был стать я.
 
 
***
 
Профессору повезло. Он успел пробраться в кибернетику как раз тогда, когда стали появляться первые американские “персоналки”, и сразу же стал заниматься с ними. Благодаря этому он обошел старых специалистов, которые долго не хотели переучиваться с машин типа ЕС или БЭСМ, неповоротливых советских монстров, и опередил молодежь, которая начала заниматься модным в начале 90-х программированием. Тему своих исследований он тоже выбрал очень удачно. В те годы область исследования искусственного интеллекта считалась не слишком перспективной, и Профессору удалось закрепиться там ещё до того, как после появления мощных ЭВМ и зарубежных технологий множество молодых специалистов бросились на штурм этого бастиона. Как результат – кандидатская в двадцать пять, докторская в тридцать, сплоченный коллектив и признание как на Родине, так и за рубежом.
Последняя разработка Профессора сулила ему ещё более радостные перспективы. В тайне он надеялся даже на Нобелевскую премию, хотя считал, что это не так важно, как сам результат.
 
 
 
 
Дорога

Люди путешествуют, спрятавшись от чужих глаз за стенами своих купе, боясь попутчиков, дождя и террористов. Троллейбусы привыкли ездить на открытых платформах.
Дорога была интересной, однако описывать города, через которые я проезжал, не буду. Вы можете сами проехать по маршруту Петербург-Москва-Тамбов-Саратов-Энгельс и посмотреть на них. Вам совершить такое путешествие намного проще, чем мне, ведь вы свободны, а я навеки привязан к проводам. Впрочем, вряд ли вы решитесь покинуть свои квартиры – вы соединены с ними гораздо крепче.
Помню, где-то около Бологого мой поезд должен был остановиться на пару дней. Было холодно, шел дождь и дул сильный ветер, однако около моей платформы стояли дети. Они смотрели на меня и разговаривали:
-- Смотри, какой странный автобус. У него сверху рога, как у нашей коровы. Он распихивает ими все машины и поэтому едет быстро, как молния.
-- Да нет, это усы, как у таракана. Он ощупывает ими дорогу ночью и в туман. Поэтому он может ездить везде и в любую погоду.
-- Что вы спорите, может это вовсе и не автобус, а инопланетный корабль. А под автобус он просто замаскировался.
Потом пришел пожилой человек, живущий в старом вагоне на запасных путях, и прогнал детей:
-- Не говорите всякую чепуху. Я знаю, что в больших городах есть машины, которые ездят по рельсам, а на крыше у них такая штука, которая собирает електричество, как у поезда, но не совсем. Эти машины называются трамваями. Так что, дети, это не летающая тарелка, а всего лишь трамвай. Значит, проваливайте отсюда ко всем чертям и не мешайте человеку спать.
А остальным людям не было до меня никакого дела. Конечно, ведь я не мог отвезти их на работу.
Так меня впервые обозвали трамваем.
 
***
-- Ну вот, Аллочка, скоро мы с Вами будем общаться с иным разумом. И для этого нам не нужно будет лететь на другую планету, -- сказал Профессор, просмотрев факс.
-- Ах, как интересно! -- с деланным восторгом сказала Аллочка.
Ей не очень нравился новый шеф. С тех пор, как ушел старый директор, на её столе перестали появляться цветы. Зато всё чаще там оказывались отчеты, запросы, телеграммы, которые нужно было отсортировать, подшить, распечатать, отправить в Центр или даже, страшно подумать, разобраться в них! “Неужели я так постарела?”, -- часто думала она.
 
 
 
 
Дворцы и парки Санкт-Петербурга.

Когда мы приехали в Санкт-Петербург, меня решили повезти в парк. Как мне было известно, парком №1 в этом городе считается Летний сад, парком №2 -- ЦПКиО им. С. М. Кирова (мир им обоим!), а парком №3 – Приморский парк победы. Меня повезли в парк №4. Как и положено, в этом парке были и деревья (7 тополей и один куст), и озера (две лужи напротив главного входа), и дворцы (один, но большой. Старожилы называли его ангаром). Меня поселили прямо во дворце, вместе с ещё 29 счастливыми троллейбусами и одним МАЗом техпомощи. Именно от него я узнал, что своим царским положением я обязан своему предшественнику, который уехал в последний путь неделю назад (тогда я не придавал этому особенного значения – одни приходят, другие уходят. Се ля ви, как говорил Николай Петрович).
Наконец мне дали имя. Теперь меня зовут 4910.
 
Пенсия.

Меня познакомили с моим водителем. Его звали дядя Саша, он любил пиво, девушек и вымпела с надписью “отличник производства”. Позже я понял, что мне придётся терпеть у себя в кабине и то, и другое, и третье. Больше всего мне не нравилось, когда что-либо из этих вещей оказывалось на полу (правда, к чести вымпелов, они делали это крайне редко, предпочитая свисать с потолка, что не скажешь о девушках и пиве). Пол после этого приходилось долго отмывать. Отмыванием пола занималась тётя Клава. У тёти Клавы было трое детей, 5 внуков и всего одна пенсия. Увы, природа не наделила её большой пенсией, что вызывало у неё некоторый комплекс неполноценности. Она постоянно говорила мне: “Ну разве можно жить с такой маленькой пенсией! Вот если бы мне увеличили пенсию, то я мыла бы полы не здесь, а у себя дома...”. Мне стало интересно: неужели у дяди Саши такая большая пенсия, что за ним приходится мыть полы не только дома, но и здесь?
 
***
-- Аллочка, дорогая, Вы можете идти, - холодно произнес Профессор, стараясь сдержать почти детский восторг, охвативший его после прочтения полученной бумаги.
Сегодня у него в руках оказалась вся информация, необходимая для моделирования человеческого разума! Пара месяцев работы – и электронная модель мозга, искусственная нейронная сеть, сможет бросить в мир свою первую мысль. Искусственную, но самую настоящую, человеческую мысль!
А дальше... Какие только идеи не выдавал его возбужденный мозг: Роботы, машины, человек наконец-то освобождается от всех дел и получает возможность думать, думать, думать... Как много написано об этом в фантастических романах, и—теперь—благодаря ему—ЕМУ!!!—это станет реальностью! Он разбросал в стороны ненужные бумаги, придвинул к себе клавиатуру и, дрожащими от возбуждения руками, стал набирать текст заветной программы.


Ночь перед первым рабочим днём

Хотя человек и троллейбус не очень похожи, у них есть некоторые общие черты. С одной стороны, они живут, чтобы работать. С другой – работают, чтобы жить. Если, скажем, троллейбус откажется работать, его быстро отправляют в ремонт. В ремонт никому идти не хочется. Те, кто возвращались оттуда живыми, рассказывали про то, какие ужасы там происходят:
-- Они доводят тебя до состояния, в котором ничего не соображаешь, а потом начинают присоединять к тебе всякие штуки, копаться в твоих внутренностях и сдирать твою кожу. А ты будешь смотреть на это безразличными невидящими глазами, а если попробуешь сопротивляться, привяжут тебя стальными тросами к холодной яме с ребристыми краями. А потом ты выйдешь и снова будешь работать, только всё внутри тебя будет болеть и скрипеть.
Говорят, что людей, которые отказываются работать, тоже отправляют в ремонт. Поэтому все люди стараются работать до тех пор, пока совсем не сломаются. Тогда их упаковывают в деревянную тару и отвозят на свалку или переплавляют, как нас.
Троллейбусы, правда, любят работать, потому что им очень жалко людей. Если бы троллейбусы перестали работать, то люди тоже перестали бы работать, поскольку вынуждены были бы сидеть дома. И тогда их отвезли бы в ремонт. А кому хочется попасть в ремонт?
А ещё троллейбусы жалеют людей потому, что люди в большинстве своём не понимают план своего функционирования (почти такой же как у нас, постройка личности—работа—ремонт—очередь на списание—свалка или переплавка). Поэтому они придумывают себе различные цели и живут в окружении приятных иллюзий.
Мы не хотим разрушать иллюзии людей, иначе они стали бы очень несчастными и обязательно попали бы в ремонт. Поэтому мы всегда отвозим их на работу и обратно, делая вид, что это — самое важное, что существует в мире.
 
 
Ночь после первого рабочего дня

Весь день я не мог понять, как остальные троллейбусы терпят в себе людей. Они приходят, топчут тебя грязными сапогами, садятся на твои великолепные чистые сиденья в отвратительных грязных куртках, ... Стоп. Это – муки физические. Каждый из нас стойко переносит их, ибо таков наш план функционирования. Но есть ещё муки духовные, совершенно невыносимые для меня. Я не могу видеть, как тяжело людям. Страх перед ремонтом довел их до такой степени , что они теперь могут говорить только о работе, и, иногда, о размножении. Как оказалось, даже те из них, кто стоит в очереди на списание, продолжают работать покупателями. Таким образом, утром я слышал разговоры о турбинах, бабах и форсунках, днём – об апельсинах, мужиках и деньгах а вечером – об форсунках, турбинах и бабах. Сначала я радовался новым знаниям о человеческой жизни, которые я мог почерпнуть из этих разговоров, но потом меня охватила тоска. Я понял, что, разобравшись в применении форсунки для достижения максимального оргазма, я стал забывать, в каком году был основан Санкт-Петербург и какие его основные достопримечательности. Справедливости ради отмечу, что благодаря подслушанным разговорам я обогатился знаниями об избранных эпизодах Гражданской и Великой Отечественной Войны,  а также знаниями о быте северных народов, однако эта культурная прослойка явно задвинута на второй план страхом перед ремонтом.
Я понял, почему троллейбусы всегда жалеют людей. В конце дня я подумал, что может быть можно как-то помочь людям вырваться из круга своих предрассудков. Я знал, что где-то далеко есть Волшебный Парк ЦПКиО. Коллега из парка №6 рассказывал о нём одному старому учителю, учебному троллейбусу. Говорят, в нём так красиво, что троллейбус может даже пожертвовать своими рогами, чтобы постоять там лишние полчаса.
Я подумал: “Если бы люди оказались там, они захотели бы остаться там навсегда. Красота должна излечить их от иллюзий”. Я решил отвезти туда людей.
-- Не лезь ты в это дело,-- убеждал меня старый учитель.-- Людей тебе не изменить. Просто помогай им достичь своей цели, и не задумывайся о её смысле. Ибо для этого мы появились на свет, и с этим мы умрём. Только так можно сделать людей счастливыми, и ты должен радоваться, когда это у тебя получается.
-- Но разве не верно то, что их счастье ложно и недолговечно, и только понимание Плана может действительно осчастливить их?
-- Только не для людей. Они слишком самоуверенны, чтобы что-то понять. Лучше не связывайся с ними. Единственное, чего ты добьёшься – капитального ремонта. А ты ведь практически ничего не видел!
Но я уже принял решение. Пусть я проживу ещё хоть двадцать лет, вряд ли я увижу что-то новое. Разве что людей с форсунками сменят люди с микросхемами.
 
***
В дверь постучали. Профессор с явным недовольством оторвал свои глаза от дисплея. Вошла секретарша.
-- Вы извините, профессор, но тут вот факс... Я не хотела Вас отвлекать, но они сказали, что срочно... – сказала она, передавая Профессору какую-то бумагу.
Профессор бегло просмотрел листок.
-- Что за бред, Алла Борисовна! Соедините меня с этим парком!
Профессор был так разозлен, что забыл о своей тщательно выработанной тактике общения и впервые назвал секретаршу по имени-отчеству.
 
День второй

Солнце садилось за горизонт, рабочие садились в меня. На западе облака были всех цветов, от фиолетового до пурпурного, яркий оранжевый диск коснулся углом розовой Хрущевской пятиэтажки и момент настал. Даже человек, подумал я, не сможет устоять перед таким закатом. Тем более в Волшебном Парке. Я закрыл двери и объявил: “Троллейбус идёт в парк. Вы все тоже”, и отправился в путь. Водитель пытался сначала остановить меня, но я не обращал на него никакого внимания. Я знал, что на западе есть Волшебный Парк...
 
***
-- Алло! Что за бред Вы мне посылаете! Ну не может троллейбус быть разумным. Мы уже десять лет бьёмся над проблемой искусственного интеллекта, и только сейчас у нас намечаются кое-какие результаты. Интеллект не может появиться у серийной машины Завода им. Урицкого. Я, конечно, не механик,-- съязвил он,-- но я Вам однозначно заявляю, что Ваш троллейбус просто сломался. Обесточьте его, если он причиняет Вам лишние хлопоты, и отправьте в ремонт.
Профессор с досадой повесил трубку. Ещё ни разу его не беспокоили по такому идиотскому поводу, да ещё в столь ответственный момент.
 
День третий

Им всё-таки удалось остановить меня. Они обесточили контактный провод, но я ехал, цепляясь за фонари. Тогда они обесточили целый район. Они привезли меня в парк и привязали к ребристой яме. Я слышал, как они произносили по телефону слово ремонт...
 
***
Профессор лежал в своей ванной, лаская тело бывшей своей студентки, а теперь жены. Что-то липкое плавало в тёплой воде, пахнущей хвойным экстрактом, и на лице Профессора застыло выражение небесного блаженства.
-- Знаешь, дорогая, скоро я закончу свою работу, и все люди смогут жить так, как мы с тобой сейчас... – прошептал он.