Белый бег

Белым бегом, стелясь, по равнинам и пригоркам, словно поземка, вытянувшись в одну тугую струну и не отвлекаясь на мелькавшие то тут, то там столбики сусликов и семейки зайцев, хрипя и пуская слюну он бежал уже второй день. Свет менялся тьмой, лапы бились о мелкие камни и резались о былинки ковыля, но он бежал, влекомый не запахом, не предчувствием, но тугим ощущением опасности, возникшей два дня назад. Это тягучее, липкое и безумное чувство давало ему сил и толкало все дальше и дальше.

Чувство пришло ниоткуда. Еще минуту назад он рвал очередной кусок мяса, и неожиданно почувствовал, что надо бежать. Бежать, скорее, дальше, сломя голову и не разбирая дороги, подальше от этого места, где вот-вот начнется что-то страшное, яркое и невообразимое, что сможет дать только смерть. Это уже было, было не раз и не только с ним. Его гены, его природная память знала, что надо бежать. Пока есть силы, надо стремиться подальше от того страшного места, где тебя настигнет предчувствие.

Его предки были мудры - они всегда прислушивались к природе и знали, что от беды есть одно спасение - бег, безрассудный, спорый, белый бег. Только так можно спастись. Только так можно пережить. Только так можно выжить. Его предкам это удавалось три раза. На четвертый, когда он уже подрос и был сильным, а они - слабыми, только он смог уцелеть. Предки остались там, за чертой, потерявшись и скрасив бег.

А он бежал... Белый бег был единственным его спасением и оружием. Белый бег... Белый... как цвет беды. Белый, как цвет злобы, которая сейчас рождалась в том месте, откуда он бежал. Она была белая - это он знал точно, хотя ни разу ее не видел. И бежал. Так было надо...

Человек остановился и оглянулся назад. Там, откуда он пришел, поднимался белый гриб. Пятый на его памяти. После первого предки ушли в лес, после второго - научились бегать, после третьего их лапы подарили им белый бег, после четвертого - он сам побежал. Пятый гриб означал жизнь. Жизнь, которую он снова выбежал. До следующего бега, до следующего белого ужаса.

Человек переступил лапами, оставляя на высохшей траве кровяные следы и понуро побрел дальше, оставляя на ветках клочки шерсти и помахивая хвостом.