ДУБ

Костёр тушили по-пионерски. Три жёлтых струи, а следом и слегка припозднившаяся ещё одна, с четырёх сторон обрушились на пламя. Естественно, потушить мало что удалось.

Закончив, Сергиенко, помогая бёдрами, подтянул сползшие было джинсы, застегнулся и, подхватив ведёрко, направился к речке. Зачерпнув воды и подойдя к костру, он плесканул в самый центр. Огонь зашипел по-змеиному, изошёл дымом, но не сдался. Тогда Сергиенко стал давить недотушенное ногой, но костёр по-прежнему огрызался ярко-оранжевыми языками.

- Серёж, не надо, ботинки испортишь.
- Серый, давай сюда. – Румянцев выхватил у него из рук ведро и, набрав полное, целенаправленно облил догорающие головешки.

Огонь был сломлен. От былого величия пламени остались лишь тлеющие угольки. Сергеев взял лопату и присыпал их сверху землёй.

- Ну, вот и ладненько, - отряхивая ладони, с удовлетворением произнёс он.

Стали собираться домой.

Вещи распределили так: Сергеев взял плед и скатерть; Румянцев – спиннинг, пойманную рыбу; Сергиенко – лопату, топорик и ведро; а Бецу доверили нести сложенный в пакет мусор. Бец, видимо посчитавший, что его ноша недостаточно серьёзна, робко взялся за черенок лопаты, предлагая помочь, но Сергиенко лишь отмахнулся:
- Ладно, Макс, я донесу. Не тяжело.

- Н-да, рыболовы из нас, конечно, неважные, - произнёс Румянцев, оглядывая полиэтиленовый пакет с четырьмя средних размеров окуньками.
- Так ведь, Кирь, на одну удочку ж…
- Тем более, не ради ж рыбалки мы сюда пришли…
- Да, посидеть, поговорить, вспомнить наши годы институтские…
- И потом, - перебил Сергеев Сергиенко, - четыре окунька – это не так уж и плохо. Как раз – нам на четверых. Сейчас домой придём, да как на сковородочке их пожарим… ммммммм… объедение! Я в детстве, знаешь как, карасей наловишь, потом почистишь их, в муке обваляешь, да на сковородочке, на маслице подсолнечном, да с лучком, до золотистой корочки…
- У меня аж слюнки потекли, - Румянцев деланно выпустил слюну. – Ладно, рыболовы, пора в путь-дорогу. Дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идём… Все готовы? Макс, ты готов? Тогда тронули.

Шли ровной шеренгой, лишь Бец слегка отставал; шли молча; дали слово живой природе: не замолкая ни на долю секунды, стрекотали кузнечики, переговаривались между собой птицы. Солнце ещё не взошло, но уже было светло. В низинах по земле стелился туман.

У входа в лес дорога заметно сужалась, и шеренга перестроилась в колонну; во главе шёл Румянцев, далее – Сергеев, Бец и Сергиенко.

Первым молчание прервал Румянцев.

- Я вот думаю, повстречайся нам сейчас кабан, или волк, или, того хуже, медведь, что бы мы делали? – замедлив шаг и обернувшись, спросил он.

Бец инстинктивно прижался теснее к шедшему впереди Сергееву.

- Да ладно, Макс, не бойся, - рассмеялся Румянцев.
- Они тебя сами, Макс, боятся.
- Да, даже в лесу зверьё уж не чувствует себя хозяевами.
- Тем более, мы все дымом пропахли, а они это дело не любят.
- А коли медведь встретится, то нужно притвориться мёртвым, - сказал Сергеев, - и он тебя не тронет. Это я ещё в детстве читал.

Опять все замолчали. Слушали успокаивающее, умиротворяющее щебетание птиц. От росы у всех промокли ноги, и всем не терпелось поскорее добраться до дома, поэтому шли быстро.

Внезапно Сергеев остановился. Так внезапно, что Бец, не среагировав, натолкнулся на него и едва не упал.

- В чём дело? Что остановились? – недоумённо спросил Румянцев.
- Дуб, - коротко ответил Сергеев.
- Чего?
- Дуб, - повторил Сергеев и направился к стоящему неподалёку дереву.
- Серый, ты чего?
- Дуб, - не поворачивая головы, в очередной раз произнёс Сергеев.
- Ты чё, Серый, с ума, что ль, сошёл?
- Дуб.
- Ну чего ты заладил: дуб, дуб… Вон – дуб. Вон – берёза. А вон – орешник. Опоздаем на электричку… Пошли! – скомандовал Румянцев.
- Да погодите вы! – Сергеев обошёл дерево вокруг, погладил бугристую кору дуба. – Оно. Точно оно. Оно! Оно! То самое!
- Чего годить-то? Чего ты дубов раньше не видел?
- Ничего ты не понимаешь, Кирилл. Это не простой дуб.
- А какой? Золотой?
- Помню,  - Сергеев мечтательно поднял глаза вверх, - было мне лет десять тогда. Летом это было. Гостил я как обычно в деревне у бабушки. Лето выдалось жаркое. Ниже 30 температура, помню, и не опускалась. А в деревне у нас, сами знаете, не пруд, а болото какое-то, не искупаешься. Хорошо было в выходные, когда родители приезжали. Мы тогда на речку ездили. А одних-то нас не отпускали. И вот, помню, как-то, я, брат мой – старший – и одна девочка, его ровесница, Настей её звали, решили тайком от бабушек-дедушек улизнуть из дома. Нестерпимо уж жарко было в тот день, солнце нещадно палило. И вот, сели мы, значит, на электричку, проехали одну остановочку, дошли до реки и, даже искупаться не успели, как подул сильный ветер, разразилась гроза. Мы со всех ног побежали обратно, да только разве успеешь… Успели мы вот только до сюда добежать. Гром гремит, молнии сверкают, ливень поливает – страшно! Настя тогда предложила спрятаться под этим дубом. То ли она знала, что в дубы молнии редко ударяют, то ли просто, может, интуитивно. Стоим мы под деревом, крона у него густая – ни капли на нас не попадает. Только мы и так уже все мокрые были. Я весь продрог. Настя обняла меня, прижала к себе, чтобы согреть и – вдруг! я даже не понял, что произошло – поцеловала. Прямо в губы! Представляете? Это был мой первый поцелуй! Сначала я ничего не почувствовал, а потом… ну, вы сами знаете как это… Скоро и дождь кончился. Вернулись мы домой. Досталось нам, конечно. Ну, мне-то не очень сильно, я всё-таки вроде как младшенький, а вот брату с Настей – да, сильно. Правда, отец потом, как узнал, и меня ремнём отлупил. Но тот день я надолго запомнил, как один из лучших дней в моей жизни. Теперь-то вы понимаете, что заставило меня здесь остановиться.
- Дааа… Красивая история, - через паузу выдавил из себя Румянцев. – Как-нибудь я вам и про свой первый поцелуй расскажу. Ну, нам пора…
- Вот он, мой красавец, - не слушая его, продолжал говорить Сергеев, обнимая ствол дуба. – Большой какой! И не обхватишь! И это ещё не предел. Бывают и такие, что мы и вчетвером с трудом сумеем обхватить. Так что, этот, - он похлопал по дереву, - ещё маленький. Глядишь, может, ещё и вырастет. Наши внуки да правнуки будут лазать по нему: дубы-то они и лет до триста могут дожить, а то и больше! Дуб, вообще, - дерево уникальное…
- Серый, мы на электричку так с твоим дубом опоздаем…
- …Дуб – он символ мудрости. Раньше, в старину, его плоды в пищу употребляли, чтобы ума поднабраться. А из веток веники для бани делали. Мой дед,  он ни берёзовые, ни какие другие веники не признавал – только дубовые! А в русской литературе сколько про него написано! Помните у Пушкина? «У Лукоморья дуб зелёный…» А у Толстого? Не помните? Ну, в «Войне и мире»… Ну, в школе же учили… Неужели не помните? Эх вы… - разочарованно махнул рукой Сергеев. – На краю дороги стоял дуб. Вероятно, в десять раз старше берёз, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой берёзы. Это был…
- …Это был огромный, в два обхвата дуб, с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками, - робко подхватил Бец.
- Таак…
- …С огромными своими неуклюже, несимметрично-растопыренными корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися берёзами…
- Молодец, Макс!
- …Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца…
- Здорово! Круто!
- …«Весна, и любовь, и счастие! – как будто говорил этот дуб. – И как не надоест вам всё один и тот же глупый, бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастья…

Заканчивали чуть ли ни хором:
- …Вон смотрите, сидят задавленные мёртвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков. Как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
- Фууу… Здорово!
- Молодчина, Макс!
- Вот уж не ожидал! – похлопал его по плечу Румянцев.

Бец смущённо заулыбался.

- Эх, хорошо здесь, – отметил Сергиенко, - жить здесь можно даже. Избушку где-нибудь рядом построить и жить. – Он втянул носом воздух. – Благодать! Не, я здесь остаюсь.
- Оставайся. А нам пора. Пошли, ребята, - Румянцев сделал призывающий жест рукой.
- Да я пошутил…
- Давай, иди вперёд. Макс, готов? Серёг? Пошли. Серёг!

Сергеев остался стоять.

- Серёг, ты чего?

Сергеев не шелохнулся. Внезапно он побледнел, присел на корточки и взялся за сердце.

- Серый, что с тобой? Тебе плохо?

Изо рта у него пошла пена.

- Серый, да что с тобой? – Все не на шутку испугались.
- Ребята, - прохрипел Сергеев, - ребята, я… умираю…
- Что ты такое говоришь?!
- Я умираю… - Сергеев схватился рукой за ствол дуба и дал дуба.