Чудные истории

         история первая

Ну разве не чудно? Свои - своего утопили? И за что? Судьба, говорят, у него такая...
Приехали, значит, в стойбище из города  артисты. Лето - праздник, оленина на мангале жарится,  в казане - уха (щука - муксун - налим - карась) кипит, привозная водка льется рекой. Народу понаехало со всех поселков - тьма. По реке прибывали и прибывали обласы - с рыбой, пушниной, грибами, ягодой. Торговля шла бойкая. Артистам городским пришлось, правда, худо. Москиты замучили. А в конце - еще и ханты наподдали тумаков.
Когда концерт закончился и водку всю выпили, товар распродали, - ханты сели в обласы  и разъехались вверх-вниз по Оби. А один облас, едва отплыл от берега, выронил своего перебравшего пассажира. Выпавший стал бултыхаться, мычать и  идти на дно. Ханты в обласе сидели и молча смотрели как кончается их сородич.
Артисты, уже собравшие аппаратуру и дожидающиеся катера, чтобы вернуться в город,  чрезвычайно подивились бессердечности аборигенов, не желающих лезть в холодную воду - спасать товарища. Сбросив концертные рубахи, лихие городские парни сиганули в реку и достали утопленника. Откачали его и с радостью сигналили наблюдавшим за ними  пассажирам обласа.
Облас вскоре пристал к берегу, и из него, навстречу артистам, вышли  коренастые узкоглазые парни, только на лицах их были написаны гнев и злость.  Ничего не объясняя, они окружили городских  и хорошенько их вздули. Артисты, утирая  кровь, с отчаянием восклицали:
- За что, гады?
Ханты,  не говоря ни слова, сели в облас и отплыли на середину реки.
Там они подняли на руки сладко спящего товарища и...  бросили его  снова в воду.
- Э!! Мы в милицию на вас заявим! -  орали с берега артисты, ничего не понимая в действиях аборигенов. И действительно заявили. Так, мол, и так. И нас избили, и своего утопили.
На что в милиции им терпеливо ответствовали:
- Ничего поделать нельзя. Это местная традиция. Ханты считают: раз ты упал в реку, значит у тебя такая судьба. И против судьбы идти нельзя. А вы хотели вмешаться. Нарушить их законы. Сломаны ребра? Зубы выбиты? Вы еще хорошо отделались.
Вот так-то!


           история вторая

Ну разве не чудно? Свои - своего подчистую облапошили! Да как же так? А, мол, за то что предал море!
В Сочи с кругосветки вернулся   Роман. Он решил завершить путь моряка и перейти на должность водолаза-глубоководника. Пора остепениться. Жениться, детей наплодить. А главное - дом построить. А на дом у Романа за многие годы  накопилось с лихвой. Крохотная сочинская малосемейка упакована ( под потолок) первоклассной японской аппаратурой: видаки, телевизоры, кинокамеры. В тайничке ( в стене) - золотишко. Только по традиции морской выход на землю надо обмыть - с бывшими коллегами, что остаются на судне.
За день до отхода корабля ( научно-исследовательского судна, с российскими и зарубежными учеными на борту, направляющегося  к тихоокеанским островам) маленькая квартирка Романа набилась веселыми моряками и гудела, по черному, до восхода солнца. А на заре Роман вырубился - на каких-то полчаса. И вскочил, - чтобы достойно, как положено  бывалому  моряку, провести ребят в дальний путь. Качало, с перепоя, как на палубе во время  шторма. Сунув голову под ледяную воду, моряк стал   приходить в себя. Осмотрелся.
Палуба была пуста. Упаси бог! Уж не смело ли всех моряков ураганным шквалом разгульной  ночи  куда-то  за борт - в пучину неведомых стихий? Кругом - ни одной живой души.
- Э!! Где все? - слабо окликнул товарищей Роман. Ему ответствовало эхо пустой малосемейки. Роман не поверил своим глазам: в квартире его не было ничего: ни аппаратуры, ни мебели. Даже люстры - и той не оказалось под потолком.
- Что за чертовщина? - удивился Роман и сел на пол. Стал думать: куда подевались ребята? Куда исчезла аппаратура, мебель, люстра?
Думал-думал. И тут его как будто что-то обожгло - возле сердца. Он заглянул в тайничок в стенке... Пусто... Десять лет  ходок. Не слезая, как говорится, с кормы... Три кораблекрушения...  Было дело -  тонул, и не раз. А теперь... Вот это кораблекрушение, е-мое... Сел на мель - бей баклуши.
Заявлять в милицию? На кого? На своих? С кем десять лет - бок о бок, рассветы и закаты. Бризы и муссоны. Трубка - по кругу. Портовые оргии с солью на губах. Кабацкие драки - до полусмерти. А главное море - общее, одно на всех. Это их море. Романа - и его команды...
На  следующий день бывший  моряк Роман подал заявление в сочинский порт - на должность водолаза глубоководника. А в милицию он так и не заявил.
Вот так-то...


           история третья

Разве не чудно? Наша студентка вдруг обрядилась в их паранджу? И разгуливает в таком виде по городу. И чего ради? Видите ли - ей мама посоветовала.
Гулечка как скрипачка не отличалась особым дарованием. Пилит себе исправно партии Чайковского и Моцарта в училищном оркестре - и ладно. Уроки не пропускает. Стипендию получает. Может быть даже и в консерваторию поступит.  Гаммы и этюды Паганини играет технично, чисто. Но  без блеска и души. Поэтому  до Ванессы Мэй ей - ох, как далеко... К тому же мама, когда приезжает к дочке  в столицу из маленького районного городка, все время твердит:
- Не вздумай по окончании училища домой возвращаться. Сама знаешь, в нашей глуши женихов для хороших девушек нет. Рабочие да торгаши - где уж тут мужа культурного сыскать. Выходи замуж здесь, в столице. Вон сколько студентов-иностранцев. Хватай первого попавшегося. Главное - выехать за границу. А там уж развернешься. Хуже,  чем в России, нигде житья  нет. Везде люди живут богато. Только мы, русские,  живем в нищете да по уши в грязи.
Все уши прожужжала. Выходи замуж да выходи - за иностранца. И Гулечка вышла - за турка. Съездила в Турцию. Вернулась - в парандже. В училище - шок. По коридору, выкрашенному в казарменно-зеленый цвет, плывет, вдруг, карнавально-цветной куль в развевающихся шелках. Лица не видно. Только разрез для глаз. А из под шелков - скрипочка выглядывает. Что за чучело? И чучело здоровается.
- Привет, девчонки. Это же я - Гульнар.
Студентки окружили Гулю и расспрашивают - как прошел медовый месяц. Гуля хвастается, что была в Турции. И что ее муж - троюродный брат двоюродного племянника турецкого шаха.  Что муж подарил ей дубленку и... сундучок с презервативами. И какими! Гулька вынула из сумочки парочку - с смешными рисунками и приторно-сладковатым запахом. На вопрос - знает ли Гулька что-нибудь по-турецки, та честно призналась, что не знает ни слова. Да и муж ее - едва-едва понимает по-русски. Но это не мешает молодым жарко ссорится, так как муж-турок умудряется уже направо налево изменять Гульнар с дешевыми проститутками. Но это не главное. Гульнар решила, что еще пару раз съездит в Турцию, наладит торговые связи и будет богатеть. А мужа бросит.
И вскоре, на летних каникулах, Гульнар   снова уехала в Турцию. Да и пропала. К первому сентября ее место в оркестре сиротливо пустовало. И к первому октября. Связались через деканат с мамой. Телефонная связь с районным городком налажена из рук вон плохо. В трубке - сквозь треск и чью-то перебранку - прорывались рыдания мамаши, рассказавшей, что  любимая доченька Гульнар исчезла. Вот уже четвертый месяц от нее ни слуху - ни духу. Письма в Турцию посланы. Телеграммы - с десяток - ушли. И все  остались без ответа. Что делать - мамаша не знает.
Прошел год. От Гульнар - ни строчки... Мама продает квартиру  и едет в Турцию. Искать - в колыхающемся океане  паранджей - свою пропавшую дочь-скрипачку. Вначале она обратилась по  адресу, где должен был проживать законный муж. Муж отыскался без проблем. Он, сияя лучезарной улыбкой, встретил тещу на пороге, но в дом не пригласил. Из-за спины выглядывали пять жен в парандже, сверкая злыми ревнивыми взглядами. Мамаше почему-то подумалось, что все они - бывшие скрипачки, альтистки, флейтистки российских музыкальных училищ. Муж сказал  теще, что жена Гульнар была очень скандальной и строптивой. Поэтому он ее продал своему другу. И дал какой-то адрес. Долго плутая по улочкам и вглядываясь в   плывущие потоки пестрых коконов, несчастная мама, сбив ноги и едва не падая от усталости, нашла  заветный адрес.
Сердитый турок - толстый и кривоногий, долго не мог понять, что от него хотят. И только благодаря шестой жене, наверное, бывшей русской гобоистке, что-то шепнувшей ему на ухо, он наконец выкрикнул - практически без акцента - отборное русское ругательство. А бывшая гобоистка протянула несчастной мамаше записку с новым адресом, куда, по всей видимости, в очередной раз продали строптивую скрипачку.
Таких записок получила в течение месяца искательница пропавшей кровинки что-то около тридцати. И на тридцатой - цепочка перепродаж прервалась. Тридцатый - лысый, корявый турок лет семидесяти - не помнил, не знал  ни кому продал, ни кого продал. Он показывал на пальцах цифру десять, из чего следовало, что все десять жен были проданы оптом какому-то сутенеру. Но склероз мешал вспомнить - какому именно.
Мамаша сдалась. Она села прямо на мостовую и, обжигаемая беспощадным турецким солнцем, заплакала. Завыла.
- Э!! И зачем я тебя, доченька, продала турецким извергам? Лучше бы ты у меня на огороде картошку копала и горя не знала. Зачем на скрипке проклятой сызмальства день и ночь пилила? Лучше бы помидоры консервировала да на спицах вязала. Вышла бы замуж за рабочего с ремстанка и родила мне пятерых внучат. Э...
Помог найти и выкупить из подпольного гарема скрипачку Гульнар один русский   торгаш. Он уже третий год ищет - в Турции, Сирии, Иране - свою пропавшую дочь Ираиду. Проникнувшись сочувствием к горемычной мамаше, не пожалел всех своих сбережений - и выкупил чужую дочь. А вдруг  кто-то однажды поможет найти и вернуть ему   его собственную?
Вот так-то...