Любовь и насекомые

Я вылез в ухо. Выполз по изгибающемуся каналу, матово просвечивающему розовым. За мной полз ушной бог. Маленький, худенький, голый. Я оглядывался на ушного клубничным глазом, проклюнувшимся у меня на затылке. Ушной бог глупо мигал.

Лето жарится на сковородке, щерясь черным ртом.
В парке скамейка.
На скамейке пыль. В пыли написано: «Я вру». Рядом с надписью сижу я, резиново морща узкий лоб. По другую сторону, у буквы «Я» сидишь ты. На тебе шелковая косынка цвета сгнившего рассвета. В зубах у тебя яблочко. Ты трогаешь пальцем тельце ушного бога, который увязался за мной. Крохотный, белокурый он дрожит от холода, ведь на улице всего +35. А в ухе – всегда почти +37. Эти два градуса смертельны для ушного повелителя и он судорожно дергает ножками, превращаясь в белесое, как катаракта, желе. Ты щекочешь ногтем его стремительно холодеющее тело. Ушной бог синеет и застывает, как древесный клей. Ты хохочешь, рассыпая иголки смеха по барабанной перепонке дня.  Я закрываю уши досками, слишком звонко. Теперь, когда звуки ушли в землю, остался только цвет. Синий. Насыщенный, как облако чернил, выброшенное испуганным кальмаром. Я отсасываю немного синего из твоих глаз, потому что они вот-вот прольются. Ты растягиваешь губы, теплые, красивые полосы. Ты говоришь, что в губы нужно целовать. Ты боишься плакать, потому что синее зальет твою блузку. Белую и бумажную, как бумага и белиз.н.а. И выйдет такая вот штука, смотри, вот я ниже нарисовал:

«На рисовом поле полно воды. Шляпа похожа на волчок. Узкие черные щелки, мохнатые жуки ресниц. Желтоватый хлопок выше пояса. Желтоватая кожа – ниже. Впереди – рис. Сзади – маленький вьетнамский ебарь, проворно совокупляющийся с тобой. По воде, которой залита плантация, бегут азиатские водомерки».

И поэтому та подбираешь в ладонь то, что осталось в уголках глаз. Заворачиваешь в платочек и я вижу на нем буквы: кривоватую «О» и аккуратную «Н». О.Н. – это я. Такая же вышивка есть у меня на груди. + А, конечно. Мы обменялись, чтобы не перепутать.

Ты отпустила язык и он летит в шоколадном воздухе, застывая на более плотных слоях гейзерами взбитых сливок. Сливки чуть слышно потрескивают, воздушные пузырьки лопаются и белое застывает нотами. Воздух гудит, как туба и позвякивает литаврами.

Сыграй со мной еще раз в цвета и звуки. Пусть сегодня будут звуки. Возьми в темном шкафчике нового ушного бога и – давай, пускай внутрь, пусть обживает брошенный чертог.

Я выльюсь стекловидным телом, просочусь в замочную скважину зрачка, натыкаясь на осколки зрения. Позади будет сопеть глазной бог, гулкий, розовый, сладенький. Пока еще живой.

Если ты знаешь, о чем я, просто кивни. Но так, чтоб я услышал. И поцелуй же меня, наконец.   

Темно. Тихо. Насекомые.