Бреня

...Бреня пришёл с бутылкой «Сармата».
- Ты что, охуел? – возмутился друг, неверно привставая из-за стола.
«Черниговское» было давно допито. На краю стола громоздилась батарея пустотелых пластиковых бутылок, грозя от любого неточного движения обрушиться на пол.
- Шпак, я на нулях... – флегматично молвил Бреня и завалися в угол на стул.
Бреня был хроническим неудачником. Вот уже который год он бился, как муха об стекло, пытаясь вырваться в открытое небо большого бизнеса. Он стремился сорвать куш на рекламе, полагаясь на свой эстетический вкус и зачаточное художественное образование. Жил Бреня в огромной квартире, населённой призрачными родственниками. В его комнате всегда царил мрак. Из углов мерцали в мутном свете пустые бутылки. Денег у Брени никогда не было. Точнее, он работал и зарабатывал, размалёвывая какие-то ужасные холлы. Но всю зарплату Бреня благородно, как истинный русский интеллигент, пропивал с друзьями, а то, что чудом уцелевало, приносил полоумным родственникам. Папа у Брени был сумасшедший. Он изобретал машину времени. Это было настолько неоригинально, что даже не мешало ему где-то работать инженером и получать немыслимые копейки. Каждое утро папа в бешенстве завтракал чашкой кофе и уносился на работу, размахивая тощим портфелем. Когда приходил домой, запирался в гостиной, включал одновременно телевизор, радио и точильный станок. Через несколько минут по чёрному коридору расползалась гадкая канифольная вонь. Папа мастерил. Гостиная, которую он безраздельно оккупировал, была заставлена старыми телевизорами с бельмами мёртвых экранов. По углам возвышались штабелями плоские, кострубатые и древние видеомагнитофоны с автомобильными тумблерами. Ковёр усыпали зеленоватые платы, микросхемы, топорщили проволочные усики транзисторы. Стол покрывали уже более современные элементы – микрочипы, развороченные жёсткие диски и прочая высокотехническая дребедень. Неистово коптил паяльник, папа, скрючившись, в одной растянутой майке, отставив тощие локти, злобно вытачивал на станке какую-то деталь из плексигласа и быстро себе что-то бормотал. Седые усы покрывались белёсой и пышной пластиковой позёмкой. Под распахнутым настежь окном прогуливались молодые люди, заседали на веранде кафе и разбрасывали по клумбе белые картонные стакнчики. Для папы всего этого просто не существовало. Изредка он косил огромным чёрным глазом в бессонных обводках в сторону телевизора, или шевелил ухом в направлении радио, когда доносилось нечто, способное завладеть его вниманием хоть на мгновение. Суть его изобретения заключалась в том, что если бы данный момент можно было бы ввести в базу данных сверхмощной вычислительной машины, то на основе этой информации можно было бы с предельной чёткостью вычислить прошлое и будущее. Папа не был романтиком, Уэлса считал чепухой и научную фантастику – вздором. Это придавало ненужную убедительность его безумию.
На кухне курила бренина мама. Пепел она сбрасывала на подоконник. Летний ветерок сметал его и развеивал над столиками кафе. Она небрежно перелистывала томик Рембо. С папой они уже давно развелись и связывала их только роковая жилплощадь.
В ванной чёрт-те что делала сестра, здоровая смуглая девка двадцати двух лет. Она собиралась куда-то идти гулять. Наверняка, «наводила марафет», как выражался папа, в который раз безуспешно пытающийся дорваться до санузла.
Брат Брени принимал гостей. Это были меланхоличные молодые люди с длинными жирными волосами и в кожаных штанах.
Соседка, шустрая старушка, шмыгала из кухни обратно в комнату бабушки. Они там затевали какие-то стариковские шалости.
А сам Бреня заседал в гостях у друга своего детства на кухне с отслоившимися промасленными обоями.
- Серж, я давно хотел тебе почитать мои стихи. – Бреня качнулся и разлил единственную бутылку по стаканам.
- Ты чё, стихи пишешь? Давно пора, давай читай. – сказал Серж и отпил сразу пол-стакана.
Бреня хлебнул, скуксился, посмотрел на стакан и сообщил:
- Серж, это хорошо, что денег не хватило. У меня сейчас такое ощущение появилось, как будто я валенок проглотил.
- Вечно ты умеешь всё опошлить... – заметил Серж и выцедил остатки пива из пустой бутылки. – Ну так что там со стихами?
Бреня с иронией понаблюдал за товарищем.
- А вот Пельмень бы сейчас сказал: «Выверни наизнанку и вылижи».
- Пельмень тут ни при чём. Это моё выражение, он только повторял. Ты собирался читать стихи... – с напускным нетерпением добавил Серж и устремился к закипающему чайнику.
- Понимаешь, это несколько в духе Бодлера... – невнятно пробормотал из угла Бреня и вдохновение покинуло его. – Серж, я тебе как-нибудь распечатку принесу. А сейчас мой валенок просится наружу... Чай будем пить?
 Но Серж и без того запаривал уже какие-то пыльные сморщенные листья в разнокалиберных чашках без ручек. Серж был человеком без определённых занятий, называл себя поэтом и жил непонятно на какие шиши. На обоях были невнятно намалёваны мелом какие-то ведьмины кольца. За окнами томилась жаркая летняя ночь.
- Это что, мята? – поинтересовался чаем Бреня и тут же забыл о нём.
Серж настолько хорошо знал своего друга, что не стал отвечать на
пустой вопрос. Он просто подошёл к магнитофону, нахально восседующему на старом холодильнике «Днепр», и включил какую-то муть. Жарко было невозможно. Бреня встал и вышел на балкон. Впереди так же безрадостно и успокоительно буднично торчали соседние многоэтажки. Внизу, вальяжно переваливаясь, прохаживался в супермаркет бородатый человек. «Без сюжета» - подумал Бреня. «Жизнь без сюжета. Если жизнь не имеет никакой сюжетной линии, никакого развития событий, то зачем же оно так популярно в литературе?» Тошнота от этих мыслей обнаглела и расползлась по организму туда, куда обычно не добиралась. Например, в лёгкие. Бреня почувствовал, что ему не хватает воздуха – от того, что он вдыхает, мутит. Он вернулся в кухню и хлебнул спасительного чаю. Стало легче. Серж, он же «Шпак», сидел молчаливо, как будто чего-то ожидая. Напряжённо подёргивал он ногой в такт музыке.
- Глеб, - это Бреню так зовут, - Глеб, мне кажется, пора прошвырнуться. Поднимай жопу свою тощую и пошли на улицу.
- Тем более, пить уже больше не хочется. – добавил Бреня и отпил чаю.
- Пить, - посмотрел на него Серж, - не хочется, потому что денег нет. Это предохранительная реакция организма. Психологический приём. Запрещённый, мать его. Где мои резиновые тапочки?

Друзья, миновав в тучном мареве вахтёра, выплыли из парадного. По
свежеполитым клумбам полз пар. По бульвару двигались с пляжа пахнущие водорослями люди.
- Пошли, что ли, искупаемся? – предложил Серж.
Бреня косо и невидимо для Сержа пожал плечом, но Серж уже принял
решение. Они пересекли пыльный и вытоптанный бульвар, по берегам которого в кучах пожелтевших от жары листьев догнивали свой час пенисионеры советской автопромышленности. Томатные «Москвичи-412», оранжевые «ИЖи», кальсонного цвета «Запорожцы» и «Жигули» разных моделей и окрасок. Они, словно навеки умиротворившись, замерли в тихих гаванях обочин широких улиц.
В расплавившейся от жара воде канала маслянисто сверкали огни большого ресторана с казино. Лихо и бесшумно подкатила белая «Альфа Ромео», блестя перламутром лаковых поверхностей. Бреня сглотнул слюну, за что не замедлил вынести себе порицание. Чавкая резиновыми вьетнамками, топал рядом циник и злодей Шпак, он же Серж. Бреня только ждал, когда он отпустит пошлость в отношении романтической картины, прямо как из итальянского кино, которая разворачивалась на их глазах под зеркальным лоно ресторана. С досадой не столько за себя, сколько за друга, Бреня отметил, что девка, высаживающаяся из «тачки», так пьяна, что заплетается в своих длинных ногах.
- Вот ****ь, – незамедлил воспользоваться казусом Серж. – у неё сегодня вояж. Интересно, какой это по счёту ресторан, и в каком она наконец распластается на кафеле туалета, захлёбываясь в блевотине? Похоже, что эта малопривлекательная сцена разыграется уже здесь. Но ночь длинна...
Бреня промолчал. Его и так, и без этих кровавых подробностей основательно подташнивало. Слава Богу, Серж задумался о чём-то своём и шёл дальше в тугом молчании. Вскоре ноги их начали увязать в песке, перемешанном с узловатыми сухими корешками. Из зарослей верб доносились звуки пьянки, метались оранжевые языки костра.
Бреня стянул потные шорты и майку. Вода в реке была тёплая, густая и несвежая. Поплескавшись у берега, друзья вылезли и, не одеваясь, пошли дальше вдоль воды. Облегчения купание не принесло. Тапочки Сержа чавкали пуще прежнего, набравшись жёлтой пенистой воды. Бреня отметил мимоходом, что его больше не тошнит. «Вот тебе и природа... Надо всегда ей доверять» - не успел подумать он, как снова дико захотелось пива. «Вот же ж зараза...» Тут же ему представилось, что Серж тоже испытывает подобное желание, и виски бренины заныли от нехороших предчувствий. Так и есть. Серж замедлил шаг и сказал:
- Придётся кому-то звонить. Нет, я так не могу. Сейчас соберём пару человек, займём бабла и завалимся в «Гидропарк». Кому звонить будем?
- Шпак, я не поеду с вами. – Бреня решительно наклонил голову. – Снова будет фиг знает что... Пельмень начнёт цеплять девок, ты получишь как всегда в рыло, а меня вы запихаете в такси, и я опять нихрена не буду помнить по пьяни.
- Зато у Юрика (Юрик – это «Пельмень») всегда бабки есть. – неуверенно возразил Серж.
- Ты ему уже три моих зарплаты должен. – отрезвил приятеля Бреня.
- Знаешь что, нихрена ему не сделается. – обозлился вдруг Серж. – он прекрасно знает, что нифига я ему не верну.
- Знал бы – не одалживал бы. – резонно заметил Бреня и зевнул. Этот спор возобновлялся каждый раз и шёл по обычному, заведённому сценарию.
- Слушай, ты не знаешь, а он мне тоже кое-чем обязан. – горделиво и загадочно выкладывал Серж свой козырь. – Таким, что деньги тут ни при чём.
- Но пользоваться этим так нагло – тоже недостойно!
- А что достойно? – расхачевался вдруг Серж и замахал перед брениным носом руками. – Людей наебывать достойно? Я же знаю, откуда у Пельменя берутся деньги.
- Серж, это не твои деньги. И это его дело, как он их добывает.
- Я бы с ним сейчас наверняка дел бы не имел. – не сдавался Серж. – Если бы я его не знал с детства, фиг бы я эту рожу об одолжениях просил. Да и он бы со мной срать не сел, если бы не прошлые дела.
- Фу, вот я не люблю, когда поднимают такие базары. Если ты такой гордый и честный – не общайся с ним. А если не можешь не общаться, то не говори о нём гадости за глаза...
- ...Ему я могу всё это в глаза сказать, что, между прочим, неоднократно повторяется по пьяни.
- Что-то я не помню такого. – засомневался Бреня.
- Ха! Ещё бы – когда мы доходим до такого состояния, ты, Глебушка, косо лежишь поперёк такси и пугаешь шофёра бурной икотой.
- Всё равно. Если ты дружишь с ним и одалживаешься – тогда не гадь ему в душу. – не уступал Бреня.
На что Серж взял у него телефонную карту и перебежал через бульвар звонить по телефону. «Вот так всегда.» - думал одинокий Бреня, стоя под фонарём: «Всё разговоры – пустое дело. Что делать-то? Не сраться же с Сержем из-за этой скотины Юрика.»
Серж примчался, загадочно улыбаясь. Он всегда бегал звонить, никогда не ходил. Эта детская привычка объяснялась тем, что у него никогда не было телефона. Одно время ему дали попользоваться мобильным, так он всё равно отбегал в сторону, если надо было поговорить. Так вот. Затем они вдвоём направились к кинотеатру, гда была забита стрелка с Пельменем.
Минут через десять лихо затормозил чёрный «Крайслер», и друзья один за другим залезли в его ватные недра. Юрик был не один, а как всегда – с неприятной женщиной. Женщина не представилась и вела себя похабно, что тоже не делало её привлекательнее. Сам Пельмень восседал за рулём – как обычно, в лёгком, как осенний кленовый лист, летнем плаще. В салоне во всю работал кондиционер, веяло промозглым холодом и богатыми сигаретами «Давыдофф». Юрий был молчалив и озабочен. Несмотря на довольно-таки солидный возраст и крутой имидж, он не забывал старых друзей. Как только его звали гулять, он бросал все дела и окунался с головой в юношеский беспредел. Он был лет на десять старше своей компании, занимался продюссерской деятельностью и уже давно, буквально с конца перестройки, плотно стоял на ногах. Он знал, что друзья его за это презирали и тайком завидовали ему. Но в накладе не оставался. Иначе кто бы ещё мог так оценить его великодушие и размах, как не они?
- Бреня! – нарушил кожанную тишину Юрик. – Ты видел, что себе Крысаковский для офиса заказал?
- Нет, Пельмень, я сейчас с Крысаком разошёлся по-доброму.
- Он дал Захарченко десять штук гринов и сказал: сделай мне бюст.
- Захар всегда был холуём. – криво ухмыльнулся сползший с пологого сидения Бреня. – Я не сомневаюсь, что он перед этим сам за Крысаком до тех пор ползал, пока тот не сдался.
- Нет. Ошибаешься, братец. Крысаковский сам на все пять этажей, в каждом пролёте бюст поставить решил. Там раньше Марксы-Энгельсы стояли, теперь от них штурпаки такие мраморные остались. Вот на них и будут торчать: внизу пан президент, ети его, на втором – Шевченко, Тарас Григорович который, на третьем – ещё какой-то хер, не помню, то ли Хмельницкий, то ли Грушевский, а на пятом вот самый большой – пан Крысаковский, благодетель и засранец носатый, мать его в три ****ы...
- Фу, Юрик, как ты ругаешься! – всунулась баба. – А ещё такой культурный, продюссер, спонсор...
- Ляля, рот закрой и слушай, что умные люди говорят. – осадил пассию Юрик. – От наших знаменитых халтуртрегеров такого не услышишь. Давайте, братцы, мне любо ваше мнение!
- Ну во-первых, - пошёл размазывать Бреня, - Весь задаток в десять тысяч у Захара только на материалы уйдёт. Я так полагаю, что он не из гипса этих шишек лепить собрался. Во-вторых, Крысаковский больше ему не даст...
- ...В-третьих – вставился Серж, - попал наш Микеланжело по самую вонищу...
- Вот! – поднял палец Юра. – Слушай, Ляля, золотые слова! Слушай и запоминай, а потом Захару так и скажи, что он – лох из семейства лоховых. А теперь, братцы, будем думать, как нам заказ перехватить и бюсты эти к ****ям заячим из головы у Крысака вытряхнуть. Портреты надо ему сбагрить. Ты, Глебушка, валяй завтра же за красками и холстами, я тебя фотами снабжу. И только так, братцы, только так...
...Не раз Пельмень товарищей выручал. Благодаря массивным и латентным связям он умел
вымантачить заказы для них, и почти всегда ему это удавалось.
- Теперь, Ляля, - продолжил Юра, обращаясь к ребятам: - Ляля у нас шпион, она пойдёт к Крысаку и его браткам и как бы невзначай прочистит на этот предмет мозги. А там уже и я подрулю с готовым продуктом.
- ...А урод Захар пусть камни грызёт. – добавил Серж. – Всё равно, найдёт потом куда своих гетьманов сбагрить. В накладе не останется, а время пройдёт – ещё спасибо скажет, что подкрутили его мы.
- Золотые слова...
Тут надо сказать, что особой радости и эйфории Бреня не испытывал. Он смотрел в окно, где проплывали над ночной водой тускло освещённые опоры мостов над каналом. Пельмень катался по кольцу. Он всегда любил обсуждать дела в машине и на ходу. Бреня ёрзал на мягком, чрезмерно отлогом сидении американского гиперболоида. Раньше у Юрия был были джипы. На последнем – полуспортивном японском «Форестере» Юрик доконал свой остеохандроз до полного радикулита. Полгода его отмачивали в бассейнах, морили в саунах и мяли в массажных салонах всевозможных фитнесс-центров, пока он снова не встал на ноги. С тех пор вот он и предпочитал мягкие и сверхкомфортабельные автомобили. Самым пиком был громадный «Ситроен» с фантастической гидропневматикой. Но Юрик его быстро раздолбал на вулканических выбоинах родного города – Юра их просто не чувствовал, не давая возможности подвеске избежать ударов. А от мягких, как суфле, сидений у Пельменя «чуть не атрофировалась задница». Выходя из машины, он её не чувствовал так же, как гидропневматической подвеской – выбоины. Пришедший в негодность чудо-автомобиль, «вольтожопер», как называл его Юра, завезли в Житомир, где он пылится в гараже у дяди, ожидая умельцев, способных поднять на ноги запутанную и изнеженную французкую технику. А ещё до этого в «Ситроене» свихнулся говорящий компьютер. Наверное, тоже от невидимой миру тряски. Он доводил Юрия до мигрени и галлюцинаций, призывая периодически то наполнить бак, то пристегнуть ремни, то погасить пожар в моторном отсеке. Юра громко ругался с машиной такими матюками, от которых компьютер окончательно и бесповоротно «завял» и больше не подавал признаков жизни. К сожалению, вместе с этим он перестал подавать топливо, измерять скорость и однажды даже врезал хозяину подушкой безопасности по носу, отчего нос у Юрия теперь слегка смотрит вправо, несмотря на многочисленные операции. Вобщем, намучился Юрий. С тех принял одну важную жизненную истину – никогда не доводить идиотизм до экстрема. Сразу купил «скромный «Крайслер» и пока на этом успокоился.
Брене всё это было по херу. Пределом его мечтаний была подержанная «шестёрка» с двойными фарами. Причём, мечта эта к нему вернулась после долгих жизненных перепетий из самого детства. Как тогда эта машина ему казалась верхом шика, так теперь он уразумел пределы своих возможностей и потребностей. Но и до этого ему ещё было бесконечно далеко... «Вот как жизнь приводит к общему знаменателю все наши сокровенные мечты» - меланхолично думал Бреня, ёжась от кондиционера и от одиночества. Особенно неприкаянно чувствовал он себя в обществе таких дам, как эта Ляля. Начинало казаться, что нет ни любви, ни нежности, ни захватывающей сердце радости, а есть только вот такие ляли, и сам Господь Бог – такая же прокуренная ляля, и мир создан по её образу и разумению. От этой мысли становилось настолько тошно, мёрзло и душно, что жить как бы уже и не надо было. Или – смириться с этими всеми лялями и забыть себя, забыть любовь и забыть мечту. Что уже давным-давно успешно проделал с собой Юрик. Попадая в мир Пельменя, Бреня чувствовал себя высохшим каштановым листом, который только по случайной прихоти непонятно какого рока приютился на коже дивана почтенного автомобиля, только чудом его ещё не выдуло в окно, и нахождение в этом бессмысленном комфорте – и есть весь смысл брениной жизни. Высший предел его предназначения.
Тем не менее, закончив говорить о делах, Пельмень замолк и вырулил на прямую. Машина понеслась в Гидропарк.

...Юрик был неотразим. Под плащём у него красовалась какая-то обтягивающая тёмно-синяя майка из очень тонкой и гладкой материи. На её фоне выгодно оттенялся золотой кулон в виде крошечной Эйфелевой башни. Штанишки посвёркивали мириадами искорок, а туфли остроносые были подбиты косым ковбойским каблучком. Это давало Юрику фору на несколько сантиметров, но всё равно Ляля императивно возвышалась над ним, как пресловутая башня из города грёз. Два растянутых плебея сопровождали эту блистающую пару – Бреня и Шпак. Хотя оба более гармонично вписывались в жлобскую обстановку Гидропарка. Кругом грохотали дискотеки и дрыгались, уносясь во тьму и набегая, цветные огни. Воздух носил слои табачного дыма, запах пива и пота гуляющих. Пахло изнурительным, бесконечным праздником, где давно утерян повод и смысл. Это уже думал Бреня. Молча группа прошла под аркой в любимый ресторан Юрика. Там его уже хорошо знали. Как только Пельмень заступил под навес, танцующие инстинктивно замерли и оркестр ударил «Белый теплоход». Юра ублаготворённо разошёлся в жабьей улыбке и велел подскочившему официанту принести три «Балтики» и одну пятидесятиграммовую плюс два стакана томатного сока. Гостей обслужили. Официант убёг, позвякивая щедрыми чаевыми. Юра квакнул, заглушив музыку, и опрокинул пятьдесят грамм в душу. Затем, жутко скривившись, выдул стакан сока. И оглушительно пукнул. Ляля поморщилась и низким голосом заквохтала. Юрик игриво, как мальчик, посмотрел по сторонам и пукнул ещё раз, уже специально. Бреня, не удержавшись, смущённо улыбнулся и спрятал лицо в стакане с пивом. Шпак как ни в чём ни бывало смотрел на Пельменя отвлечённым взглядом и думал про него какие-то гадости. Пельмень вдруг встал, как будто спохватившись, подбежал, выворачивая бумажник, к оркестру, добивающему «Белый теплоход», насовал им там каких-то денег и музыканты грянули «Трёх мушкетёров». Юрик, вытягивая вперёд, как шпагу, стойку от микрофона, принялся прокуренным голосом громко петь. Получалось у него лихо и совсем неплохо. Ублажённая публика хлопала в ладоши – завсегдатаи ценили Пельменя, а новички тащились от весёлого и богатого мужичка.
Когда Юрик вновь подсел к друзьям, майка на нём почернела от пота. Бреня сбегал за пивом и водкой с помидорной кровью. Официант взял у Юрика денег и побежал к эстраде, почтительно остставляя задницу. Серж одобрительно кивнул головой, когда по ресторану пронзительно взвыли первые аккорды «Я хочу быть с тобой». Юра в ответ самодовольно хмыкнул и развёл ручки. Затем, как-то ловко подхватив Лялю, унёсся на танцплощадку. Серж боком и не сразу обратился к какой-то девчёнке, и они оба тоже ушли танцевать. Бреня остался один за столом глушить пиво и следить за лялиной сумкой. Потом оркестр заиграл что-то модное, и сквозь толпу танцующих Бреня различил красную морду Пельменя, вытанцовавающего, чем Бог горазд. Бреню стало тошнить по второму кругу. На этот раз серьёзно. Он, покачиваясь, встал, подхватил лялину сумку, чтоб её никто не стырил, и стремительно направился к выходу. За первыми же кустами он заставил себя сблевать. Когда спазм отпустил, в голову ворвалась невиданная лёгкость с фальшивым головокружением. На дорожке, под фонарём, он увидел в компании трёх подвыпивших чмырей свою сестру. Она легкомысленно и слегка напряжённо смеялась, и Бреня почуял, что общество этих ребят ему не нравится. Драться не хотелось, тем более, это было глупо. Компания приближалась. Бреня разогнулся и встал с женской (с позволения сказать – с лялиной) сумкой под мышкой.
- Глеб? – несколько обескураженно удивилась сестра, чуть сильнее нужного отшатнувшись назад. – Это брат мой... – добавила она.
Бреня понял, что она пьяная.
- Всё в порядке? – спросил он её, стараясь не смотреть на сопровождающих лиц.
- Да-а...
- Как домой добираться будешь? – спросил Бреня, работая на автопилоте.
- Всё будет в чистом виде, братан. – авторитетно заявил один из эскорта.
- Смотрите мне... – Бреня сурово поглядел тому в глаза и ощутил, что никакие они не пьяные, а ещё лучше – они обкуренные.
- Че смотреть. – ответил уже другой гнусным фальцетом. – Мы пацаны авторитетные, халяву не хаваем. Не сцы в калошу, братан...
Бреня прижимал локтем сумку. Мягкая и тонкая кожа позволяла ощущать там наличие
твёрдого и тяжеловатого предмета. «Это должна быть пушка» - быстро уяснил Бреня и, хамски улыбнувшись, отпустил компанию гулять дальше. От его пьяного взгляда не укрылось, что сестра как-то беспомощно оглянулась. Бреня отступил вглубь кустов и судорожно расстегнул сумочку. Так и есть. Пистолет, даже не газовый, а вполне реальный такой дамский «браунинг». Бреня проверил предохранитель, обойму и, плотно сжимая пушечку, вышел на дорогу.
- Танька! – крикнул он вслед едва виднеющейся группе. – Сказать что-то надо!
- Что?! – почти с надеждой выкрикнула сестра.
- Иди сюда, это очень важно. – Бреня держал вспотевший металлическим, кислым потом кулак чуть за спиной.
После недолгого торга сестру отпустили. Она, заплетаясь, подбежала к брату. Пацаны тоже
медленно двинулись следом...
- Давай сюда, дура! – шипел Бреня, хватая сестру за руку и втаскивая под навес «родного» ресторана.
От сердца маленько отлегло. За столиком возвышался пунцовый Юрик. Остальных не было
видно.
- Что такое, что случилось, где ты был? – командным голосом накинулся на Бреню Пельмень.
- А где остальные? – поинтересвался Бреня.
- Тебя ищут. – Юра посмотрел на сестру. – Кто это?
- Сестра, Танька. Слыш, Юрик, сваливать надо...
- Это зачем так вдруг, тыць-грыць и в санки?
- Смотри. Мне херово стало, я взял лялькину сумку и вышел. Вот – сестру встретил. Тут её хмыри какие-то пасут. Обкуренные.
Юрик потянул ноздрёй воздух:
- Хм. И ты, детка, напыхалась дури?
- Пельмень, она взрослый чеовек, пусть что хочет, то и делает, я не об этом сейчас. Эти чуваки...
Бреня не договорил. Все три жлоба тёрлись у входа, высматривая Таньку.
- Три хмыря-богатыря. – заявил Юрик и протянул пухлую ручку за сумкой.
- Вот. – передал ему Бреня пистолет.
Юра неодобрительно отнёсся к инициативе. Затем, пухло оттянув пояс, упрятал там
пушечку. Всё это произошло очень быстро. Каким-то гипнотическим жестом подозвал официанта и спросил у него что-то на ухо, глянув в сторону танькиных пацанов. Официант, пригибая уши, умчался к ним и о чём-то с ними стал договариваться. Вышел откуда-то мент. Парни нетвёрдо развернулись и потащились на выход. Юра самодовольно расплылся в ободряющей улыбке. «Со мной, мол, не пропадёшь». Сестра сидела и, наполовину отсутствуя, допивала бренино пиво. Бреню бил озноб. Он основательно «перебздел». Он не мог не думать о том, что ещё придётся выйти отсюда и по местами плохо освещённым аллеям тащиться к машине. Вскоре вернулись Ляля и Серж, которые совсем не искали Бреню, а танцевали, как тётя и племянник, вполне довольные друг другом. Их ввели, так сказать, в курс событий. Остаток вечера прошёл скомканно. Юра, хоть и крепился, а всё же больше не хулиганил и не валял дурака. Ещё было заказано блюдо креветок, которых почти всех съела бренина сестра.
Вскоре оркестр перестал играть. Музыканты буднично и устало прятали утомлённые инструменты в чёрные кофры. Народ потянулся к выходу.
- Ну, пора и честь знать, - ни к селу ни к городу заявил Юрик, поднимая компанию с насиженных мест.
Не торопясь они вышли на аллею. Вокруг было непривычно тихо и спокойно. В летней
листве млела зарождающаяся утренняя прохлада. Друзья вышли на мост и направились к поблёскивающей вдалеке машине. На мосту тоже не было движения воздуха. Глухая жара, слегка ослабев за ночь, уверенно ждала своего утреннего часа, чтобы навалиться с новой силой на город.
И тут их окликнули. Там было человек шесть. Этих самых хмырей-богатырей, шастающих поперёк аллей в поисках приключений. Где-то колотила круглосуточная дискотека. На воде лежала белая луна.
- Спокойно. – сказал своим Юра и лицо его непонятно отвисло. – Я с ними поговорю. Идите к машине.
Никто не двинулся. Потом опытная Ляля подхватила Таньку и повела её, не оглядываясь, к
«Крайслеру».
- О чём с ними говорить? – начал было Бреня. – Это тебе не твоя братва причёсанная...
- Я не в пробирке родился. – беззлобно огрызнулся Пельмень и едва заметно поправил штаны.
Вся небольшая фигурка его подалась вперёд. Глаза остекленели. Бреня заметил, что ушки у
Юры маленькие, как у бультерьера. Серж простовато мял кулаки. Это был человек, которому не надо было думать, он действовал по причине. «Братаны» вразвалочку двинулись на мост. Намётанный глаз Пельменя быстро выделил главного. Когда группа подошла достаточно близко, метров на десять, Юра выкрикнул командно-ментовским голосом: «Кто тут за пахана?!». Перекачанный парень, пониже других, огляделся и открыл было рот, как Пельмень твёрдо, не сходя с места, выхватил пистолет и выстрелил в него. Пуля влипла в грудную клетку, парень остановился и закатил глаза. Не давая другим опомниться, Юра, набычившись, продолжил с промежутками стрелять в полутруп, не давая ему упасть. Компания распалась на отдельные, перепуганные фигурки, которые, повинуясь стадному инстинкту сыпанули с моста в воду. Мёртвый стукло квакнулся на мостовую. Чёрная майка вздулась на спине мокрым пузырём. Тень под трупом стала расти и превратилась в лужу. Бреня посмотрел на Юру. Тот с железным, смертельно утомлённым лицом и прозрачными глазами, присел, размахнулся, крякнул и зашвырнул пистолет в воду канала. Там, где маслом было разлито отражение Луны, тяжело булькнула чёрная точка, рассыпав золотистые брызги. Юра, пригибаясь, как будто руки его стали весить около тонны, вытер их носовым платком и пошёл к машине. Бреня, оглядываясь на нелепую кучу под фонарём, поспешил за ним.
Домой ехали молча. Говорить было не о чем.

Дома всё было как обычно. Бреня погремел ключами в тёмной передней, затащил полусонную сестру и посадил её на кухне. Поставил чайник. Газовая плита уютно загудела, сыпанули тараканы. В комнате отца ревел телевизор и верещал приёмник, оставленный на коротких волнах. Это значило, что батя лёг наконец спать. Бреня подошёл к окну. Распахнутые его двойные створки с облезшей многослойной краской вселяли веру в вечный покой. Под фонарями прогуливались редкие парочки. Окна бассейна напротив светились сырым, жёлтым светом, напоминая о спортивно-банных таинствах. Всё было как обычно. Бреня зашёл в ванную и плеснул в лицо холодной воды. В зеркале на него смотрел бледный, небритый человек с собачьими глазами. Взгляд этих глаз Брене показался незнакомым. Что вообще произошло в мире?

«Жизнь не имеет сюжета. Почему же его навязывает нам  художественная литература?»