ТАМ ГДЕ БЕСЫ...

ПРОЛОГ

   Есть разные города на свете. Большие и маленькие, столичные и провинциальные, и у каждого, даже у самого крохотного поселка, есть всегда что-то свое уникальное, будто растворенное в самом его воздухе, витающее над ним, как незримый ангел или, возможно даже бес. Но именно этот уникальный дух, это тонкое, почти неощутимое наполнение его всегда можно уловить именно в первые часы твоего знакомства с этим местом, надо только знать что ищешь. Потом ты привыкнешь, ощущения притупятся, растворятся в тебе, и тонкая эта колоритная атмосфера городских улиц станет уже не так заметна. Но от того не исчезнет, не перестанет управлять тобой. Исподволь незримо заставляя тебя думать чуть иначе, смотреть вокруг и видеть уже совсем по-другому. И по-другому понимать весь этот окружающий тебя мир городских улиц и темных подворотен.
   И даже не от людей или от места зависит то, как этот незримый дух, белый шум места и времени, станет управлять твоими действиями. Он, кажется, родившись вместе с самим городом, впитал в себя все, что породили души его обитателей. И доброе и злое, и хорошее и плохое, и вечные дожди или сухой зной, и смутные подозрения, и страх, и радость и веселье, - жизни его жителей. И становится он вездесущим маревом, окутывающим все пространство этого людского места обитания, подчиняя себе людей, что вроде бы только что сами и породили его. И он уже с первых мгновений, с первых домов построенных в городе, приправляет жизнь каждого живущего под его покровительством той тайной и непреодолимой силой, что сопровождает теперь судьбу каждого.
   Даже покинув этот город, его бывшие обитатели унесут частичку этого духа с собой по жизни, по тем местам, что становятся для них родными уже потом. Но и там этот дух руководит ими, иногда как ангел хранитель, оберегая их, иногда как дамоклов меч, нависая над их судьбами постоянно угрожая и напоминая кто они есть. И люди живут в своих каменных джунглях, не подозревая даже, под каким соусом уже приготовлена их жизнь, отдаваясь на волю случая и наивно веря, что только они властны над своим будущим.

ПИТЕР

   Питер, мрачный дождливый образ вечно холодной северной Венеции, утопающей на протяжении всего своего существования, но так и не утонувший. Мертвый город. Он притягивает своей вечной, печальной судьбой гибнущего каменного памятника всем своим обитателям. Но притягательная сила его улиц - жуткая, в ней нет и толики добра, только холод и запретная страсть познания чего-то злого глубоко запрятанного в душе каждого из людей. И пропитанная тайной любовью к крупицам зла, неизменно растворенным в крови каждого человеческого существа, атмосфера его дворов и переулков, постепенно возрождается и в людях живущих в нем. Только в этом городе, ты нащупываешь в себе то нечто, вдруг отчаянно рвущееся наружу, стремясь захватить всю твою сущность и подчинить себе.
   Дух этого города жесток, он не прощает ошибок и постоянно искушает тебя подчиниться его тяжелой жестокой воле, подталкивающей тебя своим суицидальным желанием, погрузится в его пустой мир наркотических видений и образов, пока еще бессмысленно блуждающих в подсознании, но уже взбудораженных внешним зовом и рвущихся наружу. И силы эти, заставляют попробовать окунуться не в окружающий  тебя мир, а заглянуть внутрь себя, попытаться понять, вытащить наружу темную твою сущность из собственной души. Они подталкивают тебя к познанию… К извечному стремлению, заложенному в каждом человеке. Но требуют познания именно зла. Животного твоего начала, темного ангела, живущего пока глубоко в душе.
   Дух Питера силен, он подчиняет тебя сразу, если ты хочешь подчиниться, но не отпускает потом никогда.

  Я очень часто ездил последнее время между Москвой и Питером, и с каждым разом все больше и больше ощущал эту вроде бы совершенно несущественную разницу между этими городами. Различия эти, почти мистическим образом окутывали меня, и я сам уже не замечая этого внешнего давления жил совершенно разной жизнью, будто не город менял, а самого себя…
   Многие сравнивают эти два вечных города соперника, Москву и Питер. Но в них нет ничего похожего. Даже в этом призрачном духе, каждый город выглядит на удивление по-разному. Москва мягче, она жестче в жизни, но и насколько же мягче к душам. Из нее можно выйти живым, бросить все, отказаться, отбросить надежды, откупится от нее. Питер держит не человека в тебе, он откапывает зверя, глубоко запрятанное в душе чудовище. И либо оно подчиняет тебя себе, либо ты одолеваешь его, но всю жизнь потом смутно жалеешь, что не отдался этому первому порыву, не рискнул спуститься в самый низ, испробовать все, познать и понять себя и мир в одно мгновение… Разом.
   Но для того чтобы начать познавать такое, надо упасть, и упасть так глубоко, чтобы потом невозможно было подняться, и только там, на дне, ты поймешь, насколько глуп ты был, жаждая проникнуть в тайну безумия собственного демона вырвавшегося теперь наружу. И ты узнаешь его, узнаешь и себя, но никогда уже не сможешь подняться с колен…
   Наверное, потому эта история могла произойти только в Питере, только в этом Темном Ангеле городов. Только здесь…

   Наверное самый большой соблазн для любого человека заключается в желании проникнуть в тайны самого себя, откапать в себе то, что никогда никто другой не знал и не знает о себе, выудить крохотную частичку бога в себе и препарировать ее на собственное утешение, и мертвую ее выкинуть на помойку, поняв, что ты есть такое раз и навсегда. Но в итоге проделавшему сей путь до конца придется отказаться от себя…
   Только соблазн, искушение вернуться обратно, останется в тебе навечно, и зависть каждый раз будет подниматься в тебе, как только ты встретишь того несчастного, что уже на дне, уже спустился туда, откуда никогда не вернется. И жалось и брезгливость, тут же смешаются с ней в душе, но зависть останется все ровно сильнее. Ему не жить, ему осталось, быть может, день, два, неделя, но ты чувствуешь что ему и не надо больше. Зло проникло в него, подчинило его себе, и выжала из него все соки разом, лишив смысла жизни, и дав ему ответы на все вопросы. Не все такие кто встретится тебе на пути, с изможденными лицами и пустыми глазами, но ты узнаешь их сразу, стоит только взглянуть.

   Я не сумел пересилить себя. Но сумел остаться жить среди людей, с вечным зовом, поющим в душе, тянущим туда, на дно, где темно, душно, и влажный воздух пропитан запахами улицы в таком концентрированном своем состоянии, что дышать становится невозможно. Запах бьет в ноздри, будто расплющивая их, забивая собой легкие и пропитывая мозг как губку. Там страшно, но страх там опьяняет, и отпускает все грехи. Как священник, дает тебе индульгенцию на все, ибо там уже нет бога…
Только Бесы…

Бар

   Я покажу вам ту жизнь, которая могла быть родной историей для каждого из вас, ибо она и есть жизнь настоящая, от которой не спрячешься, не убежишь, не закроешься за каменными стенами домов, чтобы не видеть, не слышать, и не верить в ее существование. Она есть. Она могла бы быть и моей. И возможно я даже жалею что это не моя история, слишком много я знаю соблазнов, что стоят дороже покоя, дороже старости и маразматической дряхлости ожидающей меня в будущем. Жуткая история "героев нашего времени". Героев, не потому что они сотворили что-то героическое, а потому что просто жили честнее многих, зная, что творят зло, не могли уже не делать этого… не сумели пересилить то сладкое очарование зла, поселенное в них белыми ночами Петербурга, зимней слякотью его улиц, темными дворами и подворотнями на которых они выросли. Духом города, от которого не скрыться и не уйти… Они такие же, как мы, возможно даже лучше нас, потому что честно шли по пути уготованной им судьбы и получили больше радостей жизни, больше счастья и красоты чем любой из нас проживший свои дни до старости.
   Я не призываю жить как они. Это судьба, это злая судьба, это беда и несчастие. Просто посмотрите на мир такой, какой он есть. А не на глянцевую его копию из дорогого журнала…

   Эту историю поведал мне мой старый друг, с которым мы долгое время проводили в веселье, еще в юности. Сейчас он работал барменом, в одном из многочисленных ночных клубов Питера, расплодившихся последнее время по всему городу как грибы после дождя. Казалось бы, откуда столько клиентов наберется для всех, но все они преуспевали, и наверно приносили приличный доход своим владельцам. Однако когда заходил туда я, по непонятному стечению обстоятельств там всегда было пусто. Но даже не в этом дело, подобные заведения вообще не привлекали меня, ни в Москве, ни в Питере, а в этот клуб я заходил разве что просто повидаться с другом, поговорить и выпить за стойкой. И делал это непременно, как только оказывался в этом городе. Не так уж и плохо, если учесть что долгое время он старательно собирал всевозможные житейские истории, что при его профессии просто невозможно не делать, особенно когда наполовину пьяненький клиент ищет кому бы излить душу, и остается ему только подливать выпивку до его полного обалдения… Вот и получалось, что ему рассказывали свои жизни за вечер по десятку раз, а он передавал их мне, выбирая самые интересные. Но на сей раз, история оказалась на самом деле занимательной, особенно если учесть что десять минут назад я прочитал в газете о смерти всех тех, о ком в ней будет поведано.

***

   В баре было тихо, и Ник, автоматически смахивая полотенцем крошки со стойки, и скучающе разглядывал пустой темный зал.
- Мало сегодня народу. Наверное, больше никого и не будет.
- И часто так?
- Да не особенно. Клиентов хватает.
- Что новенького?
- Новенькое есть, как же это без новенького. - Ник усмехнулся и победоносно глянул на меня. - История тяжелая. Но ты такие любишь.
- Да я хорошие тоже люблю, вот только мало их…
- Ну, ничего, тут ведь дело еще вот в чем… знакомый мой приходил, я с ним в школе еще учился, вот он и рассказал. Напился вдрызг. Еле лепетал под конец… - Он еще раз устало махнул полотенцем.
- Я его не знаю?
- Да нет, эта та школа, когда я еще на Лиговке жил… Так вот, ты МК читал сегодняшний?
- Нет. - Соврал я, ожидая продолжения.
- На, полюбуйся. - Ник покопался под стойкой и вытащил смятую газеты, чертыхнулся, расправил ее, потом перелистал пару листов, и положил на стойку, ткнув пальцем в статью с серией фотографий. Фотографии были качественные, цветные. На них была какая-то шикарная комната, скорее всего гостиничный номер, и несколько мертвых тел, на залитом кровью полу. Пришлось приглядеться, чтобы понять, что это было двое молодых людей в хороших костюмах, и девушка, крашеная блондинка с дорогим мелированием. Вьющиеся волосы ее прилипли к полу, наполовину сделавшись бардовыми от крови. Двое других лежали ничком, подобрав под себя руки. Все трое были убиты. В статье говорилось, что это разборка местных наркоманов, что-то там они не поделили. В комнате нашли героин и оружие. Два пистолета были дорогие, иностранного производства, а один обыкновенный ПМ, к тому же старый, с недавно спиленным номером и без отпечатков, как сообщалось в статье.
- Ну и что? - На это Ник обиделся и забрал газету обратно.
- Что, что. Я с этими тремя в школе учился. Вот что. А Алик Сёмин, что заходил недавно, так вообще дружил. И в институте в одном, и потом тоже…
- Ладно. Заинтриговал. Слушаю.
- Ты заказывать что-нибудь будешь? - Спросил Ник. Выпивать как-то не хотелось, но иначе из него ничего не вытянешь, Ник всегда старался приносить прибыль своему заведению, даже за счет друзей.
- Ну дай что-нибудь…
- Ведь опять пить не будешь.
- Тогда не давай.
- Как это не давай, а как же бизнес? - Ник налил какую-то янтарную жидкость в стакан, и бросил в нее два кубика льда. Бутылка так быстро промелькнула перед глазами, что заметить этикетку не удалось. - Что это?
- Ты же пить не будешь, так зачем знать?
- А вдруг от твоих откровений захочется напиться?
- Ты? Напиться? Не смешите мои тапочки! Виски это, виски. Хорошее, кстати, не то дерьмо что у тебя дома в баре стоит.
- У меня то оно стоит, а ты за свое столько дерешь…
- Ну ладно, ладно, ты давай, слушай лучше. - Он опять вынул газету и положил фотографиями кверху, показывая на них пальцем.
- Вот этот Леха Сирин. Умница… - Ник замолчали и со вздохом добавил. - Был… хороший парень, стихи писал. Хорошие стихи. Еще в школе. Потом в институте даже напечатал сборник. Я стихи на дух не переношу, а его читал. Это Дина Маркова, я в нее влюблен был. Красивая ведьма, пела изумительно. На гитаре играла… Ни одной вечеринки не припомню, где бы она ни пела. А как пела… А это вот, Инин Владимир, Влад. Хорошие все ребята были.  Ведь и не подумал бы никогда,  чтобы с ними могло произойти что-нибудь подобное, с кем угодно, но не с ними… Влад Мехмат окончил с красным дипломом. Потом исчез куда-то, и теперь вот это… Как только он исчез у меня и с остальными контакт прервался. Ничего так и не знал. Лет пять уже, наверное. - Ник задумался. - Да, именно пять лет…

Врата
ПЕРСТЕНЬ

   Перстень. Красивая безделушка с крупным, инкрустированным мелкими рубинами, мальтийским крестом. История этого перстня на его руке была давняя, возможно для него все началось именно с него. Алексею тогда было лет пятнадцать, не больше. Он, как и все в его возрасте, стремился как-нибудь выделиться, найти себя, но ничего так чтобы сразу понять, "вот это мое",  не обнаруживалось, и он все еще был в поисках.
   Однажды в витрине открытого всего несколько дней назад бутика, он увидел этот самый перстень. Там было множество дорогих стильных безделушек, но именно этот перстень привлек тогда его внимание так сильно, как только может привлечь человека вещь совершенно бесполезная, но в точности определяющая себя с первого взгляда как "его". Она уже была его, только еще не знала это. Она была создана для него.
   Денег у него не было, тем более тех, что она стоила. И Алексей, понимал, что в ближайшее время он нигде никакими честными способами этих денег не заработает. Но отказаться от этого перстня для него было равнозначно самоубийству. И он решился. Ему еще не было шестнадцати, он был неподсуден, и сам это прекрасно понимал. О колонии для несовершеннолетних он тогда как-то не подумал. И ночью, как в гангстерских боевиках, разбив витрину обыкновенным молотком с покрытой рыжими потеками деревянной ручкой, не обращая внимания на осыпавшееся на него сверху стекло, смахнул все вещи, что были выставлены напоказ в витрине, в карман. В магазине завыла сирена, замигали огни, но он уже улепетывал в подворотню…
   С тех пор перстень этот был всегда с ним. Это была первая и последняя вещь, что он украл. И должно было пройти очень много времени, чтобы он понял, насколько сильно повлияла на него та ночная прогулка. Со страхом и вожделением он шел тогда на улицу, нервы были на пределе, он боялся, боялся самого страха, боялся потерять этот перстень, еще не его, недоступный ему за витриной дорогого магазина. Наверное, этот перстень повлиял на всю его жизнь, прошел с ним рядом с памятью о том поступке, с памятью о страхе и желании заполучить тогда почти священную для него вещь.

***

   Прошло еще лет пять, и только тогда он окончательно решился поменять свою жизнь на что-то совершенно иное, ему еще не известное, но так заманчиво тянувшее в свои объятия все прошедшие годы…
   Его звали Алексей Сирин. И однажды, сидя у себя дома в потертом кожаном кресле и щурясь от дыма сигареты, зажатой между пальцами, скучая от бессонницы, он вдруг постарался вспомнить, всех кого он знал в жизни. Кого еще помнил. Он был тогда прилично пьян, и жизненные неурядицы заставили его окунуться в грустные ностальгические воспоминания.
   Неизвестно что тогда заставило его старательно перебирать в памяти лица всех тех, кого он встречал в жизни. Но именно это побудило его в дальнейшем изменить свою жизнь раз и навсегда…
   А тогда он просто попытался вспомнить, что знал о них. Что с ними стало за последние годы? Какие судьбы ждали их после их мимолетного соприкосновения на его пути? Живы ли? Счастливы? Зачем ему было это нужно? Зачем было бередить старые воспоминания, стараясь откопать свои мелкие глупости, ошибки, неудачи? Что же они в состоянии ему дать? Урок? Наверное, нет. Он попросту вспоминал людей, их жизни и судьбы, потерянную молодость, в которую ворвалась эта, очередная катастрофа, развалившая страну, погубившая навсегда уверенность в будущем и само это будущее, разметав всех по углам, сломав судьбы, надругавшись и выбросившей на произвол жестокой жизни, десятки, таких как он сам. Поколение. Целое поколение. И в горести и в радости, они могли бы жить иначе. Они все родились в одни годы, мечтали часто об одном и том же, строили планы на будущее, любили, верили, жили, будто не было завтрашнего дня, будто никогда не наступит утро… Поколение детей разом сменившееся поколением стариков. Последнее поколение, которое верило искренне, что может быть на земле счастье, что может быть радость и красота.
    Детство. Одно на всех. Почти одинаковое. Для всех. Короткие штанишки, городские подворотни, шпана, подвалы, Цоевские песни на стареньких магнитофонах Электроника.
   Они были "свои". Те, кто останутся в его памяти. И в чьей памяти сумеет и он занять хоть крохотный уголок.
   Память подарила нам способность окружить себя родными лицами из прошлой жизни. Картинами, выцветшими фотографиями уже неизменного, вечного. Откуда вдруг взялась эта необходимость воспоминаний? Может потому что с этих дней уже никогда будет его жизнь похожа на ту прежнюю. И старые воспоминания прервутся,  как целлулоидная лента кинопленки, как и человеческая память, фиксирующая прошлое, и какой-то нерадивый кинооператор, матерясь на выкрики из зала в его адрес, заправит другой фильм не в состоянии исправить повреждение. И начнется новая картина, новая жизнь, непохожая на все что он знал в предыдущей. Память о старой пленке  сохраниться, но поблекнет, заглушиться в новом ярком мареве событий, лиц, ярких приключений. Но все ровно, сколько бы ни была хороша его сегодняшняя жизнь, любой всегда с ностальгией вспоминает то потерянное во времени свое прошлое. Когда, может, был несчастен, но это была Его жизнь. Прошлое. Неизменное. Вечное…

   Сигарета, в руке догорела до фильтра, и теперь сквозь табачный запах от нее начал распространяться неприятный, едкий запах. Он замял ее в пепельнице. Поднялся и в полумраке гостиной, не включая свет, начал копаться в книжном шкафу в поиске старых фотографий. Наконец нашел альбом, вернулся в кресло, зажег торшер, нависающий над головой, и принялся с аккуратностью филателиста разбирающего свои лучшие марки, переворачивать выцветшие страницы. Ему вдруг показалось, что он листает не старую пыльную папку с наклеенными в ней фотографиями, а сами жизни этих людей переносятся сейчас из стороны в сторону то, открываясь, то, закрываясь снова. Стало страшно, уж больно многих уже не было… Судьбы. Какие разные судьбы.

    …Этот пропал без вести на чеченской войне. Этот умер от ножевого ранения. Истек кровью, в старом центре в какой-то подворотне, говорят, кричал, звал на помощь, но никто даже не вышел, только показывали пальцами из окон. Этот сейчас уехал в маленький городок под Москвой, всегда искал покой, кажется, теперь нашел. Этот делает карьеру, старательно, целенаправленно, спит по два часа в сутки, и как-то даже с гордостью об этом рассказывает. Хорошо. У него хоть есть цель, хотя и пустая…
   …Опять погиб, никто не знает, как. Одного старого его знакомого приглашали в морг опознать тело, от него все и узнал. Эту не помнит даже… Совсем. Вот красавица, и тогда была, и сейчас бы осталась, но, наверно, чересчур хотела легкой жизни. Ее убил сутенер на Тверской. Прямо на улице просто толкнул под грузовик. Водителя посадили, а сутенер сбежал… Даже сумасшедший дом приютил одного из его старых знакомых. Почему и каким таким страшным делом тому подвинуло рассудок тоже неизвестно…
   …Вот тоже яркий был человек. Казалось, всегда она была счастлива, или старалась такой казаться, но вот видимо не выдержало маленькое сердечко такой нагрузки. Самоубийство… Точнее его попытка. Неудачная. Чудом, переломав все на свете осталась жива, спрыгнув с десятого этажа. Говорят из-за любви. Теперь парализована. Под вечной капельницей…
   Неужели всем суждено было такое пройти, поколение за поколением естественного отбора, жестокости, грубости, и животной жажды жизни. Что же вас всегда так рвет на самое страшное, на то, что калечит вас, ломает и убивает…

   И вот тогда мир для него вдруг неожиданным образом, разом, поделился на две половинки. Свои и чужие. Своими для него стали те, кого он долгие годы уже не видел даже, но почему-то помнил их, только потому, что знал когда-то. Тогда они оказались своими. И чужие, огромное неизвестное ему человечество, груды копошащихся в своих жизнях людей. Чужих, неинтересных, непонятных кусочков живой плоти, не годных ни на что другое, как только чтобы служить фоном для его жизни и жизни своих. Страшное чудовищное откровение, в которое он поверил, наконец, пуще всех жутких ужасов,
 которые ему, оказалось, суждено пережить, сломало его. Заставило безмерно поверить. Всей душой поверить в это. Свои и чужие. Прошлое, что он прожил как во сне, с ними, и будущее вдруг ставшее чем-то ярким и нечеловечески реальным. А настоящее, - только яркое горение искрящегося бетфордового шнура, что однажды, наконец, дойдет до связки динамита. И тогда все… Только память и ничего впереди. Только прошлое, и те, кого ты знал, кого считал своими. Все остальное ничто. Важно только это. Только это. Это…

   Он тогда даже глупо усмехнулся, подумав что, немного завидует тем, кто ушел уже, кому не осталось места на земле. Яркие короткие жизни, и красивые смерти. Начало и конец, а в промежутке, что-то, что называем мы жизнью. Но какой разной она бывает для нас, хотя живем мы вроде бы рядом, бок о бок. Растем в одной среде, учимся одному и тому же, слушаем одни песни. Даже опыт часто получаем до ужаса похожий, на одинаковых поступках и ошибках. Разные судьбы, разные жизни. Но есть свои и есть чужие. И только одна жизнь, чтобы понять, что иных законов не придумано. И не будет никогда придумано. А те, что есть - обман, иллюзия. Пресловутая догма созданная, чтобы одни, - свои, правили другими, - чужими. Он встал и теперь трезво стал размышлять, а есть ли вообще способ вынырнуть из его болота тихой смирной жизни? Есть ли хоть шанс изменить судьбу? Что ему нужно от жизни? Яркие мгновения? Красота? Осмысленность существования?
   Он не любил гнусности этого мира, не любил грубость, жестокость цинизм, проступавший на каждом углу. Он многое не любил, но вот что ему искренне хотелось? И не найдя ответа он опять обратился к книжной полке, наугад достав книгу как загадывая желание решил попробовать методом ассоциаций попытаться найти в себе то что сможет натолкнуть его на решение. Он открыл книгу и прочел первую же строчку.

…И сколько в аду дивных людей! И разве стыдно тебе будет очутиться в их обществе?
Смотри своей судьбе в лицо, сторонись зла, но коли не сможешь его
избежать - сноси ожидающую тебя расплату как мужчина.
                (Николло Макиавелли)

   Он захлопнул ее. Вот оно. Жизнь коротка, многого не успеть, но как много на свете вещей, которых никогда не узнать, если вечно пытаться жить по правилам. Только те, кто однажды отринули все законы общества, сумели взглянуть на него со стороны и взять то, что им было нужно. Найти свою мечту, найти цель в жизни, найти путь. Он чувствовал, что просто очень многого хочет от жизни, чтобы попытаться выделить из всего этого вороха желаний и фантазий что-то одно, а значит, он просто не имел одного единственного, главного желания, - цели в жизни.

   Так все и началось. Из простой скуки, и желания, наконец, понять, что же он хочет. А вся эта ностальгия, воспоминания, брошенное поколение, было не чем иным как поводом, чтобы, наконец, решиться. Теперь эта философия "своих и чужих" вылилась в способ видения мира, в религию, веру и фанатизм. Свои - он, и те, кого он знает и кому верит, и чужие - все остальные. Пытаться найти себя в этом мире теперь оказалось не так уж и сложно. Он и они. И противостояние всему, что он так ненавидит в этом мире. Дело жизни, дело в которое можно было верить, за которое можно умереть. Дело, ни в какие рамки, не укладывающиеся для разума любого раба системы, раба общественных устоев и закона. Благими намерениями… Но он то в него верил. Потому что знал, что лучше он будет злом, чем кто-либо другой…

   Перстень будто в ответ на его немой вопрос тогда сверкнул гроздью рубинов, будто крохотные капли крови, случайно попав на потемневшее серебро, забликовали. Он как живое существо отреагировал на его решение, сросшись теперь с пальцем намертво, навечно, проникнув в душу хозяина, став с ним единым целым. И хозяин впервые за долгие годы почувствовал то же чувство что испытал когда разбивал ту витрину. Сладкое чувство страха, и непреодолимое желание добиться своей цели.
   Наверное, он пожалеет, наверняка он будет бесконечно жалеть о том, что решил сменить свою спокойную мирную жизнь на то неопределенное новое неизвестное будущее. "Неизвестное" - вот ключевое слово, мы все всегда страшимся всего неизвестности, но жизнь всегда предоставляет нам два выбора, либо сделать что-то, либо остаться в мире и покое, навек остановившись. Пожалуй, так или иначе он все ровно бы что-то решил изменить, последние годы он только и ждал любого случая чтобы, ухватившись за него и изменить свою жизнь. Но ничего не происходило. И он продолжал ждать, и вот в этот день почему-то потянувшись за старыми фотографиями, он решился…

Круг первый
АЛЕКСЕЙ

   Прошел год. Он был уже далеко от своего прежнего дома. Жил своей новой жизнью. Радовался тому, что сумел пересилить себя тогда. Он и вправду стал другим человеком. Он теперь всегда спал очень крепким безмятежным сном. Без снов и кошмаров. Но вот однажды…

   …Бесконечное, серое поле пожухлой травы сливалось на горизонте с таким же серым небом, и только где-то много выше, почти над головой чернело большой вогнутой чашей звездное небо. Так бывает только, когда смотришь из глубокого колодца, или проходя старые шлюзы. Он шел, ничего не видя вокруг, и будто просыпаясь на ходу,  только начинал оглядываться по сторонам, удивляясь окружающему его, нереальному миру. Синевато серое пространство, от края до края заполнившее все вокруг. Поле, с легким ветерком, мирно покачивающим волнами переливающиеся травы. Небо с далекими звездами, яркими настолько, что их света хватало, чтобы видеть как в хорошую лунную ночь, но самой луны не было. Он поискал ее глазами, но не нашел. И вдруг где-то на грани сознания, не слухом даже, инстинктом, услышал глухое прерывистое дыхание. Оно усиливалось и, наконец, начало оглушать его. И в то же мгновение над травами пронеслась далекая тень. И он побежал, спотыкаясь, путаясь в траве от страха, нахлынувшего на него всей своей удушающей массой. То и дело оглядываясь и видя только черную размазанную тень огромной собаки, черного поджарого пса, и его светящиеся как у кошки в темноте глаза. В ушах, уже заглушив все звуки, стоял непрерывный хрип и стон тяжелого дыхания, сердце стучало, как кузнечный молот, с перебоями, заходясь от страха. Он бежал не в силах не оглядываться, и смотрел, каждую секунду выворачивая шею на преследователя. Пес нагонял его, черный дог, огромный с приглаженными ветром к голове ушами, пустыми дьявольскими глазами и распахнутой пастью, где блестели белые клыки. Он в ужасе, в нечеловеческой панике несся, что есть мочи  дальше, уже понимая, что не уйдет, и вот окончательно запутавшись в траве, он рухнул на землю. Пес в ту же секунду прыгнул и оказался над ним. В то мгновенье он каким-то уголком сознания восхитился звериной грацией этого животного. Но весь остальной его разум заходился в агонии ожидания смерти. Над ним стояла сама смерть. Огромная собака с огненными глазами, распахнутой пастью, и клыками готовыми впиться в горло. Как в замедленной съемке, плавным движением она подняла голову к небу и протяжно завыла. И над степью пронесся полный неземной муки звук…

   И он проснулся, весь в холодном поту, со стоящим перед глазами образом этого пса с горящими в ночи глазами. Его высунутый язык судорожно подрагивал от напряжения прошлой погони, и как на морозе, изо рта вырывался пар с каждым вдохом. Судорожно вцепясь обеими руками в лицо и начал натирать его что есть силы. Рывком вскочил с кровати. Потом, споткнувшись о свалившееся на пол одеяло, ринулся в ванную, где долго держал голову под холодной водой и выбрался оттуда, уже замерзая, не выключив воду, побрел обратно. Сел на кровать, не чувствуя как холодные струйки сбегают по телу. Ему впервые за последний десяток лет приснился кошмар. Яркий, невероятно реальный, заставивший поверить в его абсолютное вживание в тот странный сон. Он до сих пор, не пришел в себя после него. Пропуская через внутренний взор, в бесконечном хороводе, эту страшную черную голову с оскаленными клыками, старался отогнать его, убрать, забыть. И образы того сна, с затуханием, вместе с успокаивающимися ударами сердца, нехотя стали исчезать. Давно уже перестав быть таким пугливым, пережив уже очень много из того, что не каждому дано было просто узнать, что в мире оно есть, сейчас он был в невероятном шоке от обыкновенного ночного кошмара. И этот факт испугал его протрезвевшее ото сна сознание. Теперь начав чуть лучше соображать он, завернувшись в простынь, вышел на кухню. Налил себе воды, выпил, налил еще, и стоя освещаемый только лампой из открытого холодильника и держа в руках холодный покрывшийся тут же мелкими капельками сконденсировавшейся влаги стакан, тяжело перевел дух. Кошмар. Только страшный кошмар. Он просто очень давно не видел снов… А может это было предупреждение? Какое то чутье, выработанное за долгое время его профессией, дает о себе знать таким странным образом? Предупреждением? С его работой пренебрегать собственной интуицией нельзя. Он быстро оделся, покидал в дорожную сумку вещи, что смог собрать, документы, деньги. И повинуясь инстинктам, вместо двери выбрался через окно на карниз и, проявляя чудеса ловкости, сумел добраться по нему до окна лестничной клетки другого подъезда. Окно оказалось открыто, и он уже приготовивший перчатку, чтобы его разбить, спокойно приоткрыв его, забрался внутрь. И теперь тихо мирно спустился вниз как добропорядочный гражданин, вышел на улицу, аккуратно огляделся, и направился прямиком в соседний дом, поднялся на чердак потом на крышу, и удобно устроившись на сумке с вещами, закурил, наблюдая за светлым окном своей квартиры. В конце концов, ему сейчас было важно знать стоит ли доверять таким проявлениям его подсознания.
   Курить пришлось долго, в конце концов, он забросал все пространство вокруг себя окурками настолько, что пришлось сменить место. Он перебрался чуть в сторону, но занятия своего бросать не собирался, в конечном счете, до рассвета тихо из города все ровно не выбраться. Постепенно окна в его доме стали загораться, видимо было уже около пяти утра и первые пташки, страдающие от бессонницы, повылазили из своих пастелей. Пара голубей сделали вираж над ним и сели неподалеку. Он, заглядевшись на птиц, не заметил, как к его подъезду подъехала черная машина, а когда увидел, уже не мог определить, вышел ли кто из нее или нет, теперь надо было ждать. Он порылся в сумке, достав старый армейский бинокль, и стал вглядываться в свои окна. И вот оно долгожданное событие, его внутренний голос его не обманул. Дверь сквозь окна была не видна, зато обе комнаты просматривались идеально. Пара здоровенных, коротко стриженых молодцов, профессионально резкими движениями обшарили квартиру, в руках постоянно маячили, поблескивая недвусмысленные предметы из вороненой стали. Пожалуй, на сей раз, никто не собирался с ним просто говорить. Эти ребята  пришли вполне с определенной целью. Интересно кому же он так перешел дорогу? А главное не в правилах его круга было сразу убирать человека, не предупредив хотя бы. Обычно приглашали поговорить, найти компромисс. В крайнем случае, сообщали, что ты кому-то что-то сделал не так, и надо бы извиниться и вернуть деньги. Все мирно чинно, как у людей. А тут вдруг за ним явились такие отмороженные. Странно. Он долго еще думал, что бы все это могло значить, пока засовывая в сумку бинокль, спускался по лестнице. Перед дверью из подъезда он остановился, и рукавом стерев пыль со стекла, постарался рассмотреть, как те будут спускаться. Приглядевшись к машине, оказалось, что в ней не было водителя. И произнеся сакраментальную фразу.
- Ну, это вы ребята зря. Быстрым шагом подошел к машине. Там даже из замка зажигания торчали ключи, и работал двигатель. Сел за руль, и секунду поразмыслив, а не лучше ли подождать их на заднем сидении, а потом пушку к затылку и поговорить задушевно о жизни, о нравах, о том кому понадобилось его убирать, все же поехал, тихо выезжая из двора. Это только  в кино оба, обязательно сядут на передние сиденья, в жизни, если один решит посидеть сзади, Алексей получит пулю раньше, чем те оба окажутся в машине. В зеркало заднего вида, прежде чем свернуть на улицу, заметил эту парочку, которые в растерянности остановились на так скоротечно опустевшем месте, где только что была их машина. Надо же даже не заметили, как он выехал. Ребята, наверное, так опешили, что не в состоянии были даже просто оглядеться поаккуратнее.
   Он выехал на дорогу, прибавил скорость, достав пачку Кемел, поискал там хоть одну завалящую сигаретку, но все было выкурено на крыше. Смяв пачку, он выбросил ее из окна. Надо бросать курить. Раньше он вообще не курил, так что надо бы вернуться в свое прежнее состояние. Спокойная жизнь, неспешная, пустая… Он вздохнул и подумал что, теперь будет легче бросить курить, чем отойти от всего этого целым и невредимым. Он медленно крутил баранку, не зная даже, куда едет, просто колесил по городу, стараясь забраться подальше от квартиры. И размышлял, кому же это было так надо от него избавиться? Врагов хоть отбавляй, но ни одного способного нанять эту шпану, чтобы его прикончить. И куда бы ему сейчас податься. Машину бы поскорее сменить… И через мгновение он уже несся по шоссе в гараж к Максу. Уж у него с машиной можно распрощаться в два счета. Когда-то он имел с ним дело, пригоняя ему случайные авто,  вроде как он был его самым старым другом из его новой жизни. Спит правда наверняка, но ничего разбудим. Придерживая руль одной рукой, он достал телефон и стал набирать номер. Ждать пришлось минуты три, и когда он был уже готов отключиться, в трубке что-то захрипело, зашипело и из нее повалилось куча слов и словосочетаний, о которых он, пожалуй, даже толком и не знал, что те означают. Наконец, поток ругани прекратился, и на другом конце тяжело задышали.
-Я тебя разбудил?
-Какого… А-а это ты. А как ты сам думаешь?
-Думаю, что спать долго иногда вредно для здоровья, вот я сегодня проснулся в три часа ночи, и в результате не валяюсь у себя дома с дыркой в голове.
-Ты это о чем?
-К тебе можно?
-Заходи.
-Я заеду, машина будет твоя.
-Значит в гараже через…
-Минут десять, я уже в пути.
-Я не успею…
-Все. - Он отключился. Так первое дело сделано, о его связях с Максом никто не знал, он вообще взял в привычку не знакомить своих знакомых друг с другом, прекрасное правило, если занимаешься таким делом как он. На сей раз, оно ему пригодилось куда кстати. Подъехав к гаражу, он  выключил двигатель и стал ждать. Через минут пять появился заспанный Макс, махнул рукой и еще пару минут возился с замком. И вот гараж распахнулся, он въехал, аккуратно проследовал по узкому проходу и, развернувшись, поставил машину на свободное место над очередной ямой. И выйдя из машины не здороваясь, спросил. - Дело, я смотрю, процветает? Весь подвал заполнен. Сколько тут машин? Десять? Пятнадцать?
-Пошли в дом. - Макс хмуро исподлобья глянул на него, и ничего не говоря, пошел обратно.
-В дом так в дом. Лови. - Он кинул связку ключей от машины ему в спину. Но тот, ловко развернувшись, все-таки ее поймал. Долго запирая гараж, в полусонном состоянии, Макс так и не сказал больше ни слова. И только оказавшись в квартире, Алексей, наконец, понял почему. Повсюду присутствовали обильные остатки вчерашнего веселья, стол со скомканной скатертью, пустые бутылки, заваленная посудой мойка. Он оглядел все вышеперечисленное и спросил тупо смотрящего в стену друга.
-Давно закончили?
-Часа, в три ночи. Как раз…
-Понятно.
-Пошли на кухню я хоть кофе выпью. - Хозяин грузно повалился на стул и обхватил голову руками, в полной апатии. Пришлось приготовить кофе гостю. Макс с жадностью, обжигаясь, выпил две чашки и видимо чуть отошел. Оживился и взглянул на гостя мутным, но довольно осмысленным взглядом. - За машину даю пять штук. Алексей поморщился, и попробовал кофе. - Сразу о деле, узнаю старичка… А потом, что это так дорого?
-А сам не заметил? Вольво, новая, черный цвет делали либо на заказ, либо сами красили и хорошо красили, я за нее могу все пятнадцать срубить.
-Ну, хорошо, что правду сказал. Тогда поспеши избавиться, на ней, возможно, кто-то из братков ездит.
-А зачем мне тебя обманывать? Такие кадры под рукой держать надо. - Он отхлебнул добрых полчашки и продолжил. А насчет стрелков, так мне по барабану, машинка через два дня будет на другом конце страны.
-Значит, с этим разобрались?
-Да. Деньги завтра через банк, как машину вывезут.
-Значит забеспокоился?
-Забеспокоюсь я, когда ты мне все расскажешь. А сейчас пока, так, опасаюсь.
-Ладно. - И он кратко рассказал о событиях этой ночи, собственно скрывать то было нечего, он сам пока ничего не знал, а две головы всегда лучше одной, даже собственной.
Макс почмокал губами, допивая остатки кофе, и глядя в стол, усмехнулся, дернув головой. - Значит, машину из-под самого носа увел? Взбесил ты наверно кого-то. И этих ребят тоже, не задобрил.
-Тем лучше, от злости у них руки дрожать начнут, авось в сведущую нашу встречу промахнуться.
-Это верно. Хотя может статься, сначала просто попинают ногами, а уж потом пустят пулю в голову, как велено.
-Ничего, опять же, "если враг тебя не убили сразу он в твоих руках".
-С чего бы это. - Макс хмуро поглядел на него.
-Восточная мудрость.
-Ну, если так, то да конечно, правда, тут не восток и не запад, так, черте что.
-Ладно, хватил лясы точить. Давай подумаем, что бы все это значило?
-А черт его знает, ты сам должен знать своих врагов лучше меня. Кто-то тебя очень не любит. И не уважает, раз такую шпану прислал, что угрохать не смогли. Когда на серьезное дело приглашают таких вот барсучков, значит, кто-то из крутых тебя заказал, а не из воров. Последние тебя бы грохнули не так, во-первых, ты бы точно лежал бы дома, с пулей в башке, а не бегал бы по крышам. А во вторых не почувствовал бы ничего, это я тебе гарантирую. И работал бы кто-нибудь из ментов приблудных или профи из ветеранов. Так что враг твой не в законе.
-Так беспредел же… Какие законы?
-Это ты так решил. А старичков еще достаточно, и все они в силе…

   На Руси, не любят богатство, не уважают деньги, купцы отродясь старались ничем не выделяться, ходили бедно одетыми, деньгами не швырялись, вот когда уж совсем богатели тогда отрывались по полной, но даже таких, быстро урезонивали. И власть таких не любила, доила что есть мочи, просто деньги отбирала. Казнила. Только став государственным человеком, купец мог позволить себе распоряжаться своими деньгами как хотел. Власть всегда враждовала с деньгами. Дворянство никогда не подавало руки купечеству, брезговали черным сословием. И проблема заложена еще в древние времена. Власть считала, что может просто отобрать деньги, а деньги, что всегда в состоянии купить любую власть. И так в постоянной борьбе и постоянной уверенности в том, что права именно одна его сторона, и жило государство. А вечной нищете народа, богатство вообще считалось грехом, без оправдания. Хорошо жить можно, но очень хорошо, когда можно поплевывать на всех вокруг - никогда. Таким быстро вспарывали животы лихие люди, не из злобы или зависти, просто вроде так было правильно, как в Европе сжигали  связками ведьм, так у нас резали зазевавшихся купцов, что осмелились раз погреметь золотом перед другими. Даже помещиков так не ненавидели, они, вроде, были дворяне, царем поставлены, ставленником бога на земле, да и образованы были лучше. Для крестьянина помещик, и вправду заслуживал власть или деньги, потому как знает все, а купец что, вроде такой же мужик. Говорят, раб ставший господином, всегда страшней господина. Так что надувать всякую шваль на мерседесах, он считал практически, своим долгом. Надуть дурака, - отомстить за умного. Своей исторической миссией что ли…

   Они еще долго говорили, пытаясь найти, хотя бы намеки на то кто бы это мог быть, но ни к чему определенному так и не пришли.
- Как решать будешь, когда нейдешь? И если найдешь.
-А что решать, новостроек много, фундаментов новых тоже полно, вот и пристроить надо, заказчика этого.
-Грубый ты оказывается. Ну ладно, ты прав, кем бы он ни был, а если без базара толкового стрелков к незнакомому человеку подсылает, то и завалить можно.
-Вообще-то разобраться бы сначала, вдруг я их не так понял, может они только поговорить зашли… - Макс расхохотался, не заметив иронии в голосе, и еле сдерживаясь, произнес. - Эка тебя пробило, разберешься, и поговоришь, как привезут, им тогда все одно в фундамент дорога. А теперь все, я и так с похмелья, и спать хочу. - И опять стал самим собой, старым сонным замученным человеком. Встал с кресла и, показав на шкаф, сказал: Белье там, разложишь диван, спи тут. И удалился в спальню.

   На утро пока Алексей все еще спал, дед куда-то позвонил, а сам уехал заниматься машиной. И часам к десяти утра, в дверь позвонили. Алексей только что вышел из душа и готовил себе кофе и, поспешив налить вторую чашку, поспешил к двери, ожидая, что за ней окажется  дед Максим. Но там бы другой…
- Леха?! Ты? Сирин?- На лестничной клетке стоял, улыбаясь во весь рот его старый школьный, а потом и студенческий приятель Владимир Инин. - Какими судьбами?
- Тихо, тихо, ты черт здоровый… - Стараясь уберечь чашку кофе, от неизбежного разливания на гостя, пока Влад его обнимал и на радостях хлопал по плечам, разглядывая как диковинную картинку.
- Как тесен мир. Аж, диву даешься. Значит, Макса как я понимаю, ты знаешь хорошо?... - они вошли в квартиру, и пока Влад раздевался, Алексей успел приготовить две яичницы.
- Как видишь.
- И насколько хорошо ты его знаешь? - Уже несколько серьезнее спросил Влад.
- Лет пять с ним дела имел, так что достаточно хорошо.
- Понятно. - Влад сел за стол, и смотря на его поверхность, чему-то улыбался про себя. Затем, достал откуда-то сзади из-под мешковатого свитера, пистолет с навинченным на дульный срез глушителем. И звучно положил его на стол. - А ведь он тебя сдал… - Последовала минутная пауза.
- Кому?
- Вот верный вопрос. Да есть тут один. Бизнесмен. Человек хороший, да вот не любит, когда его на всеобщее посмешище выставляют. Он человек ранимый, обидчивый, три класса образования… Семь лет лагерей. И купленная докторская степень. Для утирания носов тем, кто нехорошо поглядывает на его питекантроповые глазки. Узнаешь портрет?
- Нет. - Алексей стоял посреди кухни, держа в одной руке сковородку, а в другой полотенце. -  Не припомню.
- Хорошо же у тебя дело поставлено, клиентов своих не упомнишь всех. Кто его на аферах поймал, и две фирмы, оформленные на подставных хозяев, разорил, накрыв все эти махинации с кредитами? Шантажист хренов…
- Мали ли…
- Совсем обнаглел. - Влад откинулся на спинку стула и сунул руки в карманы. - И вот звонят мне с утра, сначала одни, заказ принимать, а потом и дедушка наш, с детальной информацией, кто, где и как. И что прикажешь мне теперь делать?…
- Убрать заказчика… - Не задумываясь ни на секунду, выпалил Алексей. Влад задорно рассмеялся. - Кто к нам с мечём прейдет тот от меча и погибнет… - Эх, не привык я бесплатно работу выполнять, а ведь придется. С тебя минимум еще чашка кофе и еще одна яичница. Дедушку нашего ждать до-о-олго придется…

   Они не виделись пять лет, пять долгих лет жили в каком-то своем мире, варились в собственных жизнях, но как-то неуловимо оба нашли каждый по-своему выход в это грязный мир. Они уже не раз пожалели, что решили пойти таким путем, но возврата отсюда не было. В отличие от большинства остальных у них был выбор пойти по другой дороге, но жизнь диктовала другие условия игры, в это время нельзя было жить иначе. Либо есть самому, либо быть съеденным. Иначе жизнь премудрого пескаря в вечном болоте и пустота в памяти и в душе.

Круг второй
Голод

   Однажды я услышал одно странное объяснение того, из-за чего человек так легко иногда идет на самые страшные преступления: Один изможденного вида парень с расцвеченными  в зеленый цвет космами на голове, объяснил: "Мало жизни, хочется чего-то большего…".
   Мало жизни…
   Нам всем мало жизни, не хочется верить, что кроме вот этого всего, что есть вокруг, больше ничего нет, и не будет. "Хлеба и зрелищ…" Но все просто, все познано, все скучно. И тогда человек непроизвольно начинает искать возможность найти это что-то большее. Для одних это кончается алкоголизмом, для других наркотиками, а некоторые обладающие большей фантазией умудряются выкачать из мир все…
Но им и тогда скучно…
   Им все еще мало жизни, и они начинают стремиться найти еще что-то, уже не замечая, что жизни у них в этих поисках становится все меньше и меньше. Они убивают себя, оправдываясь тем, что "жизни" и так "мало" так что ж ее жалеть…
   Жизнь игра… И это очень верное замечание, вот только мы все играем в разные игры. Одни по детской привычке все еще гоняют машинки, другие переставляют солдатиков, строят домики один круче другого, но есть и те, что не желают довольствоваться малым и начинают играть с самым дорогим на свете, - жизнью, своей и окружающих.
  Это очень странное ощущение, будто живешь в постоянном ожидании чуда. И кажется что вот оно уже за очередным поворотом жизни, но он проходит, а за ним все то же самое, пустое никчемное, бессмысленное бытие. И тогда ты опять погружаешься в очередной самообман, ожидая, когда за следующим поворотом все измениться, все снова станет ярким, с сочными цветами, множеством красок, счастливыми мгновениями…
   Вера в будущее заставляет надеяться, что будущее это будет счастливым. А как только исчезает надежда наученные горьким опытом разочарования, человек начинает терять веру и в будущее. И тогда и будущее становиться ненужно. Есть только настоящее. Есть только сегодня. Сейчас. Жизнь - игра, а когда играешь с жизнью, надежда на будущее всегда должна быть.
   Каждый приходит к этому сам, и всегда очень тяжело, пережив массу трагедий, иногда пролив чужую кровь, иногда и свою.

***
 
- Что это? - Дина заглянула на кухню и теперь смотрела, как Влад, достав аккуратный кожаный пенал, расстегнул молнию, и вытащил оттуда из зажимов шприц, одноразовую иглу, и маленький сверток с белым порошком.
- Без этого нельзя. Нервы шалят, вот подлечусь, и все будет о.к. - Из соседней комнаты неслись звуки музыки, крики веселья, какие-то плохо различимые тосты.
- Героин?
- Беленький. Он родимый. Ты давай иди ко всем, я сейчас подойду.
- Тогда дай и мне. - Упрямо заявила она.
- Не сходи с ума, это дрянь какой мало. Сядешь не соскочишь. - Почти автоматически выпалил он.
- Давай! - Она смотрела уже без веселых искорок, какие всегда были в ее глазах. С холодной решимостью, и… страхом.
- Мало тебе того, что уже было, еще и этого хочешь? - Влад расстегнул рукав у рубашки и начал медленно закатывать его до плеча. И все это время неотрывно, не мигая, смотрел на Дину. - Это грязь, это боль и ненависть, это рабство души. Нет в ней радости и счастья, они только иллюзия. Но без нее уже нельзя… - На столе уже была приготовлена закопченная ложка над крохотной спиртовкой. Рядом лежал маленький клочок фольги с белым порошком…

   Они учились в одном классе последние три года школы, и еще тогда, наверное, оба знали, что будут вместе. Невинная, почти детская любовь, наивная, в своей красоте и радости. Но прошли годы, жизнь раскидала их. Случайно, не специально, он бросил и тот вуз и перешел в другой, а она осталась в прежнем. Некоторое время они не встречались, и постепенно жизненные неурядицы закрутили обоих, заставив на годы, погрузится в тяжелые будничные проблемы. Они ушли из поля зрения друг друга. А когда все вновь наладилось, ни Дина, ни Влад не знали, куда бросила судьба другого.
   Прошло очень много времени, прежде чем они встретили друг друга снова. Так же случайно и нелепо, как и расстались. Влад заехал повидать родных и, оказавшись в Питере встретил своего старого знакомого, и тот пригласил его на день рождения друга, который в свою очередь пригласил ее. Они увидели друг друга, вспомнили все, и одновременно поняли, что расстаться уже не смогут. Все было просто, буднично и скучно, совсем не так как хотелось бы им обоим, но это было именно так.
   Жизни у обоих к тому времени были уже очень разные. По разному тяжелые, по разному грубые. Она танцевала в клубе. Нет, не стриптиз, но тоже очень близко к этому. Мечта петь на сцене кончилась вот так. А надежды, что она, оказавшись так близко к сцене, и что однажды все же выйдет на нее совсем в другом амплуа, постепенно растворялись в рутине. Она не пела. Только изредка для друзей. А он зарабатывал каким-то еще более грубым способом. Она так толком еще и не знала как.
   У каждого в прошлом было уже по нескольку тяжелых и страшных историй, вспоминать которые не хотелось, и они уважали прошлое друг друга, и старались не касаться его. Будто те пять лет, что они не знали друг друга, просто исчезли. Но когда живешь вместе, нельзя не видеть все то, что привнесло в их настоящее их прошлое. Они старались не замечать этого, но, непроизвольно проникая все глубже, в секреты друг друга, делились ими, и окончательно перенимали друг от друга все то, чем обладали сами…

- Ты хочешь, чтобы я сделала это сама?
- И не вздумай. - Она резко развернулась и вышла. Влад уже набрал раствор в тоненький инсулиновый шприц, "красную шапочку" и, затянув выше локтя жгут, держа один конец его зубами, только проводил ее глазами, вогнал в вену иглу. Через мгновение по телу прошла волна тепла. Словно раскаленный свинец влился вену, и растекся по всему телу. Разум раскрылся, стало легко и приятно. Он глубоко вдохнул, чувствуя целую гамму новых запахов, поднялся и вошел в комнату, где веселились его друзья. Он даже не заметил, что Дины не было.
   К вечеру она пришла. Бледная, с всклокоченными волосами, и лихорадочно блестевшими глазами. Он повернул ее к себе и, взяв лицо в ладони, посмотрел в эти глаза. Зрачки были маленькие как крохотные булавочные уколы. Она попыталась отвернуться, но он все уже увидел. Влад слабо ударил ее по щеке, как-то вяло, ненужно. Только волосы упали на лицо и закрыли глаза. Она левой рукой убрала их с лица и глупо улыбнулась.
- Что?
- Два кубика черного… - Она улыбнулась еще раз. - Мне так сказали…
- Дура. - Он вздохнул. - Это смерть, понимаешь? Еще и такую гадость.
- Теперь же мы вместе, нам надо быть вместе по настоящему. Я же тогда не пойму тебя…
- А теперь ты и себя понимать перестанешь… - Последнее он прокричал, и вышел в комнату к затихшим вдруг остальным.
- Все в порядке, гуляем дальше. Все в порядке… - Он поднял руки ладонями к столу и весело рассмеялся чьей-то шутке.
   Она так и не спала следующие две ночи. "Винт", "черный", сваренный где-то в подвале вручную, из кучи химических реактивов, действовал по особому, человек на нем мог несколько суток "летать", не было усталости, но не было и покоя. Он делал человека "быстрым". Синтетика: салутан, бензин, солярная кислота. К нему привыкают, раз в пять быстрее, чем к "белому", героину, "Медленному". И отходник у него такой, что лучше сразу ложиться и умирать. Хорошо еще проспишь трое суток, но до сна еще нужно дотерпеть…
   Потом она перешла на героин. Владу ничего не оставалось, как давать ей свой, чистый. По крайней мере, он знал, что он чистый. Нигде больше ни в Москве, ни в Питере чистого практически не осталось… Это он знал точно.
   Но после "винта" суточная доза у нее стала три кубика белого. К "Винту" она больше не возвращалась, но жить без дозы уже не могла.
   Потом он винил только себя в том, что случилось той ночью, но ничего поделать уже не мог. Грубо. Глупо. Это была его жизнь, его работа. Ни чем не лучше и не хуже других в нашем мире. К этой мысли он уже привык и больше не подвергал ее сомнению. Иначе все было бессмысленно. Все вообще.

Круг третий
Короли жизни.

   Что заставляет поступать нас так, а не иначе? Что руководит нашими поступками гораздо сильнее разума и воли? Стереотипы? Догмы? Правила? А что сильнее? Вполне возможно, что само окружение, общество, дрессирует нас быть такими, какими мы и становимся. Уча иногда очень правильным вещам, но показывая совсем другое. И смесь сладкой лжи и горьких истин перебраживает в наших душах в ту гремучую смесь, из которой мы и выходим в белый свет уже со своими правилами, своими догмами, своими истинами. Ох, как сильно они отличаются от тех, что нас так тщательно учили, но они на самом деле и есть они же самые, вот только увиденные нами через призму реальной жестокой жизни. Как страшно разочаровано становится общество, как оскорблено и рассержено, искренним взглядом на свое же нутро… И оно тут же объявляет, что мальчик что однажды заявит "что король-то голый", есть враг рода человеческого, зло и невежество толкнуло его на такое кощунство по отношению к уважаемому правителю. Надежде и защитнику государства и окрестных земель. Отцу родному… Но что поделать, если он действительно голый?

   Дорога начала подниматься, и пассажиров немного вжало в кресла перед подъемом. Было ранее утро, в такое время на дороге машин мало, и можно гнать, не заботясь о скорости. Скоро уже они должны были подъехать к набережной, там вдоль дороги начиналась вереница фонарей, к тому же почти уже город, и гнать, так как здесь не получится.
   На востоке начало алеть. В холодном утреннем воздухе, цвета были яркие сочные, хотелось смотреть только туда, забыв о дороге… Вдруг сзади кто-то мигнул фарами, раз, потом другой. Влад посмотрел в зеркало. Дорогой джип, с затемненными стеклами, ехал ровно за ними. И на пустой дороге, мигал, чтобы его пропустили. Они ехали сейчас под сто двадцать. Влад даже не сделал попытки притормозить или вильнуть в сторону. Тогда те в джипе стали гудеть. Сигнал был гулкий, тяжелый.
- Что ж он так воет то. Как бык, которому на яйца наступили.
- Может, свернем?
- Да ты что? С ума сошла? Дорога пустая, а я даже не по крайней левой еду, пусть перестроится и едет себе… - Но джип все гудел, и мигал фарами. Из окна высунулась рука вся в черных густых волосах и стала вальяжно помахивать, чтобы они отъехали. Но Влад никак на это не отреагировал. Тогда джип все же вильнул вправо и резко поравнялся с их девяткой. Окно поехало вниз и уже другая, но не менее волосатая рука вытянула по направлению к ним пистолет.
- Да ёж… Что он с ума сошел, совсем свихнулись все… - Влад вильнул, от неожиданности дернув в сторону руль. Рявкнул Дине. - Держи руль! - И полез на заднее сиденье, поднял его и вытащил калаш. Дина от неожиданности вцепилась в руль обеими руками, и с раскрытым ртом уставилась на оружие. - Ты что хочешь сделать? Откуда…
- Держи руль, я говорю... Совсем обнаглели уроды… - Влад высунулся из люка и, направив во все еще раскрытое окно, откуда так и не переставала целиться в них из пистолета, волосатая рука. Только из люка стало видно, что за темными стеклами сидели двое, и даже не глядя в сторону машины, о чем-то весело беседовали, смеясь. Правой рукой водитель держал руль, а другой целился в окно жигуленка.
    Все дальнейшее, произошло за каких-нибудь пару секунд. Водитель повернул свою раскормленную рожу в сторону целей, выражение у него и у его пассажира в одно мгновение сменилось на удивление, а потом и на страх, и в тоже мгновение Влад начал стрелять. Влад стрелял прямо в открытое окно. Как в замедленной съемке, гильзы отлетали в сторону, звонко  щелкая по крыше. Джип вильнул, чуть не ударившись в бок жигуленку, но провожаемый очередью свернул на обочину и, свалившись в кювет, покатился вниз в какое-то болото.
- Вот уроды, вот мразь, вот кретины! Совсем с ума посходили, неужели не ясно, что однажды на своих понтах пулю схлопотать можно. Ну, неужели непонятно, что их джип их приговор, мишени гребаные… - Влад долго матерился, пока укладывал калашник под заднее сиденье. Жигуль уже стоял у обочины, а за ними расцветал яркий гриб пламени от взорвавшегося бензобака.
- Все, поехали. - И как не в чем ни бывало, с тем же темпом он въехал на дорогу.
- Ты же их убил!
- Нельзя в людей целится. Нехорошо это.
- Но ты же… Откуда у тебя автомат? - Дина сидела бледная и, сжав кулачки, держала их у живота, уставившись в одну точку.
- От верблюда. Он в тебя целился.
- И что теперь будет? - Она махнула копной волос и резко повернула в его сторону голову.
- В том-то и дело что ничего. В том-то и дело. - Тихо и уже совершенно спокойно ответил Влад…

   На утро сообщили что был убит губернатор возвращавшийся из деловой поездки по региону… Покушение было организовано и спланировано скорее всего заранее, и следствие предполагает что это дело рук его политических противников… Ведется следствие…

Круг четвертый
Работа

   Мы забываем истины, в которые однажды уверовали. Мы не помним их долго. Прочитав библию раз, приняв истинность всех ее заповедей, закрыв книгу, забываем. Забываем все. Коротка память наша, не удержит она открытых истин более мгновения. Все что знаем, чем руководствуемся, ради чего живем, заталкиваем на задворки разума, пользуясь простыми инстинктами, моторными навыками, рефлексами. А в краткие мгновения размышлений отдаемся фантазиям о чудесном исполнении всех желаний. А как же муки наши духовные? Как же поиск цели жизни, смысла ее, ответа на какой-то важный, быть может, только нам вопрос? Находим близкую по определению классическую формулу, и радуемся, обретя покой, потому что нет больше поиска, нет мучений, ответ вот он на поверхности, его уже кто-то дал нам. И все в порядке, все прекрасно, мы живем, забыв вопрос и ответ, только где-то в памяти сидит мысль, что "знаю я уже на все ответ", и не нужно больше искать его. И опять все благополучно, до поры до времени, пока не найдется еще один вопрос, на который пока нет ответа. Хорошо было раньше, все просто верили. Религия давала на все ответы, ясные четкие, понятные. Мы наверно тогда были счастливее, чем теперь. Даже веря в наше время, не объяснишь всего святым промыслом высших сил, и ты опять ищешь ответы, мучая себя…
   Человек, если он когда-нибудь пытался понять жизнь, ее главные ориентиры, понимает, что главной ценностью является свобода. Но не общепринятая, ее можно легко потерять, отказаться от нее, не принять, в конце концов, а та, которую человек принимает сам, погрузив себя осознанно в море правил, часто далеких от общепринятых, но всегда соблюдаемых им неукоснительно. Создав их сам, объяснив для себя их истинность и необходимость, человек, отказывается от любых иных законов, созданных обществом, тем самым сам становиться свободным от мира, и все теперь только в его руках.
   Но придуманные правила иногда бывают, похожи на правила общества, а  иногда нет, и тогда в мир рождается человек, который способен сокрушить его, подчинив, себе и своим правилам. Но чаще такие люди просто живут вне мира, редко соприкасаясь с ним, иногда учат людей своему видению мира, иногда обретают сторонников, и тогда в человечество вливается новая волна, непонятная, часто жестокая и беспощадная к тем, кто их не понимает. И тогда опять общество вынуждено смириться и подчиниться новым правилам. Свободные люди, правят человеческими общностями, только потому, что стали однажды свободными. Эта почти эзотерическая не требующая абсолютных доказательств, истина и есть суть нашего смысла жизни. Стань свободным, и получишь право выбора, которого ни у кого другого, никогда, не было.

  Влад считал именно так. Держался за эту мысль, жил ею, стремился управлять своими действиями сообразно этой мысли. Но была еще и другая жизнь, та в которую его втянула жизнь. Та, что уже мало завесила от него самого. Его правила, его законы, уже ничего не значили в этой жизни. За ним еще признавались какие-то свободы, но только там и тогда когда это было выгодно для дела. Для его дела. И Дине в этой жизни места не оказалось.  То, что она была с ним уже довольно долго, заметили и другие. Те, кто не хотел, чтобы Влада хоть кто-то мог привязать. Он стал уязвим. Уязвим морально, уязвим для них, и для других. И это стало опасно. Но отказаться от нее он не мог. Уже не смог бы. И тогда он понял, что свобода может быть и злом…

   Утренний туман только-только начал рассеиваться, легкая дымка еще стелилась над землей, скрывая траву. Казалось вокруг все, и деревья и ограждение дороги выступали прямо из призрачного облака. Разметав легкую дымку дуновением воздуха, от открываемых дверей, образовался маленький остров открытой земли, на который из машины вышли двое. Молодой человек, и девушка.
   Не разговаривая, и даже не смотря друг на друга, они остановились у капота, вглядываясь в поворот дороги, скрывающий остальную ее часть за лесом. Молодой человек, коротко подняв руку к глазам, посмотрел на часы, и снова вернулся в прежнее положение полуприслонясь к машине. Девушка через некоторое время посмотрела на него и спросила. - Сколько? Он, не поворачиваясь, коротко ответил. - Уже пора.
   Они, снова замерев на месте, стали смотреть, на пустую дорогу. Через пару минут медленно, словно выплывая из-за деревьев, беззвучно выехала другая машина. Проехав чуть дальше и объехав ожидавших их, припарковалась у обочины и оттуда вышел еще один человек, и подошел к двум все так же стоявшим без движения, людям. Сквозь затемненные стекла подъехавшей только что машины виднелось еще пара сидящих в ней теней. Один водитель и один пассажир. Но они даже не шевельнулись. И все трое не обмолвясь ни словом, вошли в лес медленным прогулочным шагом. Через десяток метров оказалось, что девушка чуть приотстала, а двое других шли уже бок о бок. И тут, наконец, начался долгожданный разговор.
- С вами очень трудно связаться. - Тихим голосом сказал молодой человек.
- Не надо, не надо, я всегда на месте и если кому нужен, всегда меня можно найти, давай не увиливай от главной темы. Ты раскрылся. Раскрылся чужому человеку, не просто, не вхожему в организацию, но и близко не стоящему к ней. И ты не хочешь его убирать. - Лысеющий, маленький, замученный постоянной изжогой, он постоянно морщился и теперь, что бы он ни хотел сказать, все выходило, будто он страшно всем недоволен. Но на сей раз, это так и было.
- Так?
- Да. Так.
- Мы не можем позволить себе такую роскошь. Ты это понимаешь? - В ответ молодой человек промолчал.
- Понимаешь, понимаешь. Все ты понимаешь. Сам ты, может, от нас и скроешься. Один, да. Но с ней, с такой обузой, и это даже если она тебя будет во всем беспрекословно слушаться, и жить в машине, и ехать куда-то неделями, летать на частных самолетах, питаться в забегаловках. И это все годы. Ты не вытянешь обоих. Ты один из нас. Таких же, как ты пошлем на ликвидацию. Скрываться, конечно, легче, чем искать. Но с ней, будет в десятки раз труднее… - Он замолчал и махнул рукой на тропинку, проглядывавшую сквозь траву. - Давай сюда. - И они пошли уже ровнее, не пригибаясь под ветками и не перешагивая крупные стволы опрокинутых деревьев, что стало в округе чересчур много после недавнего урагана.
- Это ты тоже понимаешь. А теперь давай поговорим о том, зачем ты меня сюда позвал. Я так понимаю, ты нашел компромисс?
- Нет. Компромисса у меня нет. Скрываться я тоже не буду. Если вы попытаетесь нас убрать, я сам начну войну. А до этого чтобы избавиться от, как вы сказали, обузы. Убью ее.
- Так не лучше ли сделать это сейчас, и мы решим все вопросы.
- Та смерть начнет нашу войну, убив сам, я избавлю ее от мучений… если вы нас возьмете. Все ровно ее будет ждать смерть. А убив, я избавлюсь от всего связывающего меня, вы же сами знаете, убрать меня одного вам не под силу…
- Ну-ну-ну-ну-ну. Так уж и не под силу? Ты хорош, но ты выйдешь против всех разом. Может они и хуже, но их больше.
- Вы сумеете подчинить себе всех свободных киллеров? Во сколько же вам это станет? И потом когда они начнут погибать, половина откажется от контракта. Они не разведка какая-нибудь, они просто хорошие стрелки…  Наемники. Вам меня не достать.
- Ладно, предположим. Но она будет мертва, в любом случае. Чужой человек, осведомленный о нас, исчезнет, и если это не сделаешь ты, или я, на нее начнут охоту все кланы. И на нас. Не только на тебя, но и на нас! Понимаешь?
- Пока все в секрете. Об этом прецеденте знают только пять человек. Я, ты, твой шофер, охранник, и она.
- Неважно, убери меня, моих людей, все ровно вскоре все обнаружится. Ее никто не знает, но она будет долгое время с тобой. Ее возьмут либо свои, либо чужие. Одни чтобы обезопасить тебя от возможного контроля над тобой врагов, другие чтобы подчинить тебя.
- Значит, выхода нет?
- Выхода нет. Бежать бессмысленно. Только оттянешь свою кончину, убирать нас, тоже бессмысленно, скоро все обнаружится…
- А если убрать вас и сбежать?
- Мне этот вариант не нравится, хотя бы, потому что надо убирать меня. - Он усмехнулся. - Но все ровно, ты не сможешь скрываться вечно.
- Почему?
- Тебя будут искать. Застряв на одном кажущемся надежным месте, тебя быстро обнаружат, так что придется все время двигаться, переезжать. Это тоже только отсрочка.
- Но мы будем жить.
- Долго ли? В постоянном страхе, постоянно бежать?
- Я не могу ее убить.
- Ты же говорил, что сам сделаешь это, если вас припрут к стенке?
- Тогда мне будет уже все ровно. И нечего терять. Тогда я начну убивать всех вас, - это будет месть. И конец всему.
- Как романтично… Хорошо, что она тебя не слышит. Какой ты кровожадный, убью, убью, вас, их, меня, ее. Тише, спокойнее. Всегда можно найти выход.
- Жизнь такая. А выхода я пока не вижу.
- Ты решил встретиться со мной, чтобы как раз и найти выход. - Он посмотрел назад и улыбнулся шедшей позади девушке. Она натянуто ответила тем же. - Как же тебя пробрало. Лучший был. Пуля не брала, а вот что взяло. Прямо удивительно, никогда не знаешь, что тебя убьет. Ну, как говориться, кому суждено сгореть тот не утонет.
- Он еще раз оглянулся. - Я, думою идея есть. Хорошая идея… Как мне кажется. Но все зависит от нее.
- Предлагаешь вариант хуже смерти? Думаешь, есть то, от чего она откажется, предпочтя умереть?
- Есть, есть. Сам же знаешь, такого предостаточно. Но дело не в этом. Она должна стать одним из нас. Тогда будет жить. Молодая, здоровая, - не самый худший вариант. Но сможет ли Работать?
  Они некоторое время шли молча. Наверно все уже для себя решив, но думая сейчас только о ее решении. Смерть ее или смерти многих и многих от ее же руки, жизнь в обмен на жизни.
- Давай поворачивать, мы и так уже километра три отгрохали, по твоей чащобе. - И они повернули. Девушка остановилась, поджидая их. И все, поравнявшись, остановились.
- Хочешь жить? - Спросил молодой человек.
- Есть шанс? - С грустной улыбкой ответила она вопросом на вопрос.
- Есть. - Завернувшись потуже в пальто и отвернувшись, лысеющий коротышка медленно побрел обратно.
- Как?
- Придется делать то же что и я… Cможешь?
- Попробую…
- Ну, вот и ладно, вот и хорошо. - Тот, другой, что отошел от них уже шагов на десять, на мгновение обернулся, и видимо расслышав эти фразы, был явно доволен. Он вернул своего лучшего наемника, приобрел рекрута, которого наемник наверняка оттренирует лучше многих, хотя бы только ради того чтобы она выжила. К тому же  непокорный наемник теперь будет работать в паре, а это еще один залог верности. И главное умудрился в точности соблюсти все законы. Он явно нашел хороший выход…

   Когда вторая машина уехала, Влад подошел к Дине взял ее за руки и повернул к себе лицом. - А теперь дай мне слово что никогда и никто не узнает о наркоте. - Она кивнула.
- Все так плохо?
- Да. Вены на руках должны быть чистыми, коли куда угодно, но руки должны быть чистыми. В пах, в ноги. Иначе это будет приговор.
- А ребята?
- Какие?
- Которые все знают.
- Они догадываются, а не знают, а это совсем другое дело. Ладно, я их уберу.
- Не надо…
- Надо родная, надо…
- И Лешку?
- Нет. Лешка свой… Он наш и он все правильно понимает. Без этого нельзя. Нельзя тебе было тогда. Ведь сама же знаешь что нельзя…
- Но ты…
- А я дурак… Дурак был, дураком и помру…

Круг пятый
Высший пилотаж.

   Удивительно, но ни Алексей, ни Влад, ни тем более Дина так и не знали на кого все они столько времени работали. Первое время завеса таинственности была только на руку, в их среде вообще не принято задавать вопросы. Но шли годы, и информации так и не становилось больше. Дела, которые им доверяли, с каждым разом становились все сложнее и сложнее, а это говорило в первую очередь о том доверии, что им оказывал Хозяин. Тот самый плешивый коротышка. Это был единственный человек, что был посредником, получавшим заказы, и работавший с ними. И вот однажды Алексей встретился с ним лично, тому видимо сало скучно и захотелось поговорить с кем-то таким, кто бы понял его собственные проблемы, но вопросы стал задавать Алексей…

-Хотелось бы все-таки знать, на кого же я работаю? Гб?
-Ну, родной эка куда махнул… Ты это зря. Да разве ж это важно? А потом уже лет десять как у нас и мафии-то приличной нет. Вот раньше была мафия. А теперь все… кончилась вся…
-Это почему?
-Ну, как почему… Мафия это преступность, напрямую проникшая во власть. А теперь власть не может без преступности. Все наоборот получается. Ну, то есть может, конечно, но только потому, что она уже сама по себе и есть эта самая, что ни наесть организованная преступность. Я, если хочешь знать, несколько своих сугубо личных дел провернул, подписав на контракт тех же ГеБешников. Они дешевле берут, чем вы оглоеды… Так что это еще вопрос кто на кого работает… Теперь понимаешь? - Алексей вздохнул,  но промолчал. Удивлен он такому откровению не был, но что совершенно ясно, очень ему это все не нравилось. И возможно еще и поэтому от вопросов своих он не отступился.
-И все-таки, я пять лет занимаюсь этим делом. Мог бы сто раз уйти в тень. Но как-то все время откладываю, откладываю. Наверно привык уже. Привык… - Он запустил в волосы пятерню и, откинувшись на спинку кресла, пустым взглядом уставился в потолок. Потом вновь вернулся в нормальную позу и, посмотрев собеседнику в глаза, продолжил. - Но за все это время, за все пять лет, ни на толику не понял на кой все это надо? Какого черта? Теперь очень хорошо понимаю тех, кто работает только за деньги. Я ладно, я дурак, привык, не могу уже иначе. Знаю, что вернувшись к нормальной жизни, все ровно застрелюсь. Надо мной будто вечный меч висит, только решу жить как все, мгновенно суицидные мысли появляются. Да и тех, кто во имя своего бога на любую идиотскую смерть пойдет тоже можно понять, они в итоге они уверены, что свой рай получат. Верят они в это, а против веры доказательства не помогут. Но на кой черт это все заказчикам то нужно? - Он замолчал, будто все сказанное далось ему в страшном напряжении и, не ожидая ответа, отвернулся к окну.
- Если бы ты мне этот вопрос раньше задал я бы наверно и не ответил. Но теперь… - Сидевший напротив коротышка грустно вздохнул. - Зачем надо спрашиваешь? А ты попробуй представить мир как гигантскую игровую площадку, где миллиарды людей - фигуры, одни сильнее, другие слабее, и кто-то хочет двигать ими всеми.
- Банальное стремление к абсолютной власти?
- Не совсем. Я не знаю как тебе объяснить… В начале истории войны велись за пищу, потом за женщин, за рабов, наконец наступил момент когда важным стало золото, пастбища, и вскоре сама территория тебе подконтрольная. Долгое время такие перемены в ценностях шли медленно, теперь все пошло быстрее. Первая мировая все еще велась за территорию, за объединение земель, за обладание выгодными территориями, местами расположения полезных ископаемых. Вторая мировая уже была войной идеологий. Цель было подчинить большую часть мира своей идее, коммунизму ли или национал-социализму ли, неважно. Главное, политически преобразовать побежденных. Заставить их думать как ты. Жить как ты. И последующие войны велись за влияние на ту или иную территорию, на ее население, на ее политику, на экономику. За нефть, в конце концов. Чем дальше, тем более важным влиянием стало считаться влияние именно на экономику. СССР, в свое время проиграла холодную войну именно экономически. Эта была практически бескровная война, но в результате потеря влияния на огромные территории восточной Европы, в Азии, развал страны, и экономический крах, но главное не в этом, главное, что цивилизация, а Россия была целой цивилизацией, полностью подчинилась западным нормам. А значит, стала частью общего западного мира. Не мне судить хорошо это или плохо, всем вроде кажется что хорошо. Но главное это полное изменение менталитета страны на победивший. Была война менталитетов, экономик. Чистая бескровная. Но с огромными результатами.
- Я, кажется, понимаю, к чему ты клонишь. Но наша война далеко не бескровная…
- Не спеши. Эти войны не привели ни к чему. Ну, проиграла Россия экономически, ну потеряла свои высокие идеи о коммунизме. И в результате гигантский взлет в развитии, и буквально через мгновение, по историческим масштабам, страна вновь стала одна из великих держав мира, куда ни посмотри, а на пользу пошло это виртуальное сражение. СССР была большим и страшным зверем, не державой… А стала именно страной. Понимаешь, все эти мирные попытки победить врага ни к чему не приводят. Все эти голубые каски, миротворцы, заявления о протестах, наталкиваясь на простого смертника с автоматом превращаются в ничто. Это были эксперименты в новой форме ведения войны. В результате, мирных войн не бывает, подчинить себе территорию, государство, невозможно никакими другими средствами, кроме военных. Но с атомным оружием глобальные войны невозможны, иначе начнется так ожидаемый конец света. Тогда надо придумать что-нибудь еще…
- И мы и есть это что-нибудь еще…
- Ну вот, ты сам все понял…
- Нет. Нет, черт возьми, я ни черта не понял. Какой толк?…
- А толк в том, чтобы управлять чужими государствами как тебе угодно. Власть. Обыкновенная власть. И не нужно завоевывать ее, не нужно, чтобы солдаты твоей победоносной армии топтали ее земли. Она и так твоя. Ее правительство тебя боится, не народ, напугать нацию невозможно, это только заставит ее сплотиться в борьбе против тебя. А вот правителя убедить в том что ты можешь его свергнуть в одно мгновение, руками его же народа… Терактами ли на территории, при этом полностью дискредитирую способность его защитить свой народ, прямой угрозой семье, натравливанием на него врагов, экономическими блокадами, жестокостью, грубостью, жизнью в страхе, и в конце концов скатыванию целого государства в анархию… Контролем всей исходящей информации. Пропагандой. Понимаешь? Но не в одном этом дело. Тут все гораздо тоньше, Мир стал маленьким и любое событие разноситься по всему шарику за секунды. Весь мир видит пример.
- "Напугать нацию невозможно, она только лучше сплотиться против угрозы"- Зачем-то повторил себе под нос Алексей.
- Да это я сказал, и повторю еще раз. Только вот, врага ведь получается тоже можно назначить, и добиваться своих целей чужими руками и чужой ответственностью…
- Значит чаще всего заказчики оказываются в стороне?…
- Да-да-да, только больше никогда не произноси этого вслух даже намеком, понял? Это очень тонкая игра за влияние. За власть, за деньги, за выгоду. За нефть. За общий менталитет в мире. Чужих мнений не должно быть. И не особенно важно то, что все считают, что лучшим взглядом на мир считается западный образ мыслей. Прогресс подарил ему право сильного. Этот образ мыслей и создал цивилизацию, которая оказалась способна диктовать всем свою волю, любыми способами. А значит и наиболее жизнеспособными…
- А вдруг он не верен, вдруг это тупиковый путь развития?
- Может быть, но весь животный мир миллионами лет развивается по этому пути. Эволюция лучше революций. От простого к сложному, сильный ест слабых, потому что от сильного пойдет более здоровое потомство. А эволюция разума точно такая же… Человек стал сильнее льва не потому что отрастил более длинные клыки, а потому что взял в руки палку. С точки зрения льва, это подло, не честно, и низко. Но человек победил, став на иную ступень развития. Природа диктует правила поведения и нам. Мы стали уже давно не просто отдельными человеками, а скоплением муравейников, каждый из которых проповедует свои доктрины поведения, морали, законов, ценностей, и какой из этих муравейников окажется сильнее, тот и выживет. Просто сейчас наступил момент нового шага, попытки устранить слабейших. Исламский мир погряз в своих предрассудках, не ведущих никуда. Вот его и подставляют, а кто лучше всех с ним справится, самый глупый, самый и самоуверенный. Ну, как же, его обидели. И через час какое-нибудь ближневосточное государство перестает существовать. Оружие опять действует, опять идет война. Экономически ослабляется самый сильный, конфликт затягивается отводя агрессию варваров в сторону… Но война получается такая где непонятно кто же враг! А кто друг. Кто кому помогает, кто с кем, и против кого. Только на поверхности идут простые примитивные игры, где большинству все понятно, и даже те, кто хоть чуть сомневается, вскоре не могут поверить в то, что откопанная ими правда может быть правдой. Уж слишком все оказывается запутанным. И даже, иногда очевидные вещи, кажутся сложнейшей игрой. Но главное в том, что народу то достаточно простых ответов, а их ему предоставить очень просто… О-о-очень просто. И заставить, таким образом, в нужном направлении действовать под нажимом общественного мнения правительства еще проще. - Он замолчал на некоторое время. - Вот так то. А, в конце концов, всего лишь война, обман, ложь, и бесконечные игры политиков на человеческих костях. И даже если принять во внимание что человечество только простейший биологический организм космических масштабов, пытающееся обеспечить себе выживание как вида, как жизни среди космоса, прогрессирует таким страшным способом, все ровно, противно. Все что мы делаем это малая кровь, но кровь. Не мы собой правим, и не правители, что нас заказывают, громкое слово, но уж очень верное, - Эволюция. - Он опять замолчал, и теперь молчал долго, глядя перед собой грустным немигающим взглядом, что-то неслышно прошептал, и резким движением ринулся к стоявшим на столике бутылке виски и стаканам. Налил, выпил залпом, снова налил, и долго грея в ладонях стакан замер. А Алексей сидящий напротив, задумчиво смотрел в стену, не шевелясь, он уже не хотел задавать вопросы, поняв, что слишком большой темы только что коснулся. Страшной и огромной. Не поверил даже сначала, но он многое видел в последнее время, чтобы не поверить в это. Все сходилось. Наконец-то все сходилось. Правильно, так и должно быть. Но как все-таки все это оказалось сложнее, чем казалось. Каким бессмысленным все было раньше, каким грубым и глупым виделось все творимое в мире. Раньше все казалось простой книгой, где ты по названию на обложке уже для себя решил, что же в ней написано. Но вот ее для тебя открыли, и как все стало невероятно по-другому, сложно, запутанно и самое грязное, жестокое вдруг предстало в чистом ярком свете. Не переставая быть жестоким, оно вдруг приобрело нереальные очертания, вписываясь в гигантский сюжет, задуманный каким-то страшным автором, и поставленный жутким режиссером на сцене жизни, и ты в одно мгновение стал вместо участника спектакля зрителем, который вдруг охватил всю сцену, всех актеров, задумку автора и творческий результат работы режиссера…
   Он был поражен, до глубины души.  Почувствовал что, получив ответ, ему стало только тяжелее. Теперь он уже не сможет уйти. Никогда.
- Ну что? Рад, что тебе ответили?
- Откуда ты все это… - Он закашлялся.
- Да тоже однажды вопросы задавал. Сначала мне никто не ответил, а потом… Тоже понял, что теперь если постараюсь уйти в отставку, меня тут же уйдут... Так что считай, я тебе смертный приговор подписал. Хочешь, набей мне морду, заслужил. Вроде как подставил тебя.
- Да нет… не буду… Значит теперь навсегда?
- А как же. Мы тут все навсегда. Кто выше, кто ниже. Но все, и навсегда. Мы ведь не на кого не работаем. Вроде как продукт эволюции. Нейроны мозга человечества связались в странную цепочку, что породили целую систему в мире, из людей вроде бы никак не причастных ни к политике, ни к правительствам, а все ровно оказавшиеся в нужном месте в нужное время. И все они были обречены стать у этого гигантского организма, новым своеобразным видом всемировых лейкоцитов, которые заживляют невидимые простым глазом ранки на теле гигантского организма человечества. Ты извини, я когда выпью, многословным становлюсь, это скоро пройдет.
- Да. Но нанимают-то нас люди.
- А они тоже своего рода нервные клетки, кто-то там их дергает за ниточки, и они вынуждены в своих играх использовать нас. Нет общего центра, нет общего руководства, не с кем воевать. Уйдем мы, придут другие, может даже хуже. Вопрос спроса и предложения. Миру понадобились такие как мы, мы появились. Помнишь, в Москве вдруг ни с того ни с сего, появились орды скинхедов? Просто ситуация оказалась очень подходящей для образования подобного молодежного объединения. Общество само породило их. "Идеи, которые овладевают массами, становятся непреодолимой силой." Карл Маркс. В обществе появилась национальная неприязнь к черным с Кавказа, и тут же появились они. Кто-то может никогда бы и вслух этого не сказал, Но потребность в выходе общего эмоционального накала вырвалась в толпы беснующихся бритоголовых. Так кто виноват в том, что они появились? Молодежь? Кавказцы, заполонившие столицу? Нацисты? Законы природы. Само общество. Никогда никакими законами не изменить Эволюционные процессы. Сами люди в своем гигантском муравейнике регулируют все жизненные процессы его. Человечество теперь уже огромная амеба, живая гигантская клетка. Она старается выжить, старается эволюционировать на планетке под названием Земля. Любой ценой, как и всегда, поступает животный мир. Все что делаем мы, выгодно ей, все, что, в конце концов, получается, нужно для ее выживания. Дабы она жила, развивалась, выбралась в космос… - Он глотнул еще спиртного, и поморщившись, продолжил. - Сейчас появилась угроза ее развитию, не способные к дальнейшему развитию органы, и она их легко устраняет, при помощи нас с тобой. Чем тебе не доказательство разумности этого организма? Глобальной разумности?
- Разумность муравейника, при разумности всех его членов?
- Понял. Хорошо. А почему бы и нет? Амеба, муравейник, какая, в сущности, разница? Человечество стало огромным разумным существом. Разумным! Само по себе! А что ему какие-то его микроскопические частички, одно другое, тысяча, миллион, миллиард. Главное выживание целого, его развитие и прогресс. Возможно, для людей это тоже неплохо. Но быть несогласным уже попросту невозможно. Тебя никто не будет слушать, а когда станут, то это либо нужно самой амебе, либо, будучи уличенным ей в чем-то опасном для нее, тебя уничтожат. Тоже своего рода государственная диктатура, только глобально масштаба. Как и в обществе, как и всегда впрочем. Так что никто ничего не замечает. И идея, главное, не такая уж и плохая, выживание и прогресс человечества! Но черт возьми, быть лапкой муравья из гигантского разумного муравейника! - Он, боясь раздавить в напряжении стакан, расплескав виски, быстро поставил его на столик и сжал ладони в кулаки. - Возможно, я не прав, возможно, это все только предположения, бред, сумасшествие, но как похоже на правду. Как, похоже… Особенно после того как узнаешь правду о том чему служишь…

   Возможно, с гигантской амебой он далековато загнул, но Алексею стало страшно уже оттого, что все в мире получалось таким сложным и запутанным, и на самом деле чудилась какая-то мистическая рука сверхьсущества, управляющая всем этим движением на земле. Но, скорее всего все было опять сложнее и запутаннее чем кажется сначала. Он вздохнул, пытаясь больше ни о чем не думать. Очень многое уже застряло в голове из такого чего бы и не хотелось знать вовсе. Но информация получена, она-то, как раз верна, и теперь с ней жить. А значит пытаться, наконец, вписаться в эту новую формулу жизни. Где ты обрел свое место уже навсегда, если и не по своей воле, так потому только что не дадут уйти уже никогда. А он то мечтал когда-нибудь вернуться в свою старую спокойную…

   -Знаешь, а может ну его на фиг, весь этот твой суперзаговор, и махнем завтра, в баню, как раньше, помнишь? - Встрепенулся Алексей, улыбнулся уголком рта, смахнул небрежным жестом выступивший от напряжения пот, видимо расслабился, и в глазах его появились прежние, веселые искорки.
-И то верно. Что ж теперь поделаешь…
-А насчет этой твоей Амебы…
-Это точно, бред, считай, свихнулся, я. Вот только, с нашей теперешней информированностью, и не в такое поверишь. Уж больно все на какое-то глобальное управление похоже, и ведь главное центра никакого нет. Все только со стороны видно, на общую картину как взглянешь, волосы на голове встают от ужаса, просто явно проступает целенаправленное движение в определенном направлении… Хотя ладно, чушь все это. Шизофрения…
-А может не Амеба, а некое сверъхсущество?
-Может быть, может быть. Все может быть… - Он посерьезнел, и собеседник уже жалел, что подкинул ему такую идею. - Ты ведь тоже все простым себе представлял, когда сюда шел? А? И как узнал, что получилось? Наверно за каждой из правд в этом мире стоит своя, огромная правда, скрытая от всех, до поры до времени. Но, познав ее легче не становиться. Во многом знании много печали. Страшно. А представь того, кто знает еще больше…
-Таких еще меньше, чем нас.
-Не скажи, нами играют не всегда только те, кто заказывают эти гигантские игры со странами, политиками. Иногда приходят и те, кто играет с этими игроками. Например, мне тоже не самый глупый человек во все это посвятил, и он наверняка знал что-то еще, да вот только решил рассказать эту крохотную частичку. Может и прав.
-Когда-нибудь расскажет и остальное.
-Нет. Его убили.
-Давно?
-Я и погасил, в Палестине, в прошлом году. Очень большие люди его заказали, не мог отказаться.
-Ну ты и…
-Не кричи. Он знал все с самого начала. Даже, кажется, сам как-то устроил, чтобы это сделал я. Очень большая игра идет, очень большая. Ты даже не представляешь насколько. Тут не то что люди, - ничто, тут полчеловечества ничего не значит. Только выживание вида. Теперь понимаешь, почему мне кажется, что нет такой единой силы в человеческом облике, кто всем управляет. Какая то стихия, нечеловеческая, огромная… Все, хватит, а то опять на свою паранойю выйду. Знаешь, вот тебе совет на будущее. Не бойся быть параноиком. Лучше ошибиться в предвидении несуществующей опасности, чем пропустить реальную. А в нашей с тобой работе эта заповедь важней других. - Он зевнул. - Ну, все, пора спать, завтра вылетим в твою Тмутаракань, отдыхать будем. В бане. И никакая атомная война нас с тобой оттуда не вытащит. И прихвати этих твоих… - Он поднялся, забрав со стола бутылку, и пошатываясь, вышел в соседнюю комнату, оставив Алексея одного, наедине с невеселыми мыслями. Все ответы, наконец, были получены. Но легче не стало. Стало теперь только очень страшно, от того в какую гигантскую воронку его засосало. Какие силы играют его жизнью, и как легче было бы ощущать себя маленьким человечком, ничего не знающим, ничего не понимающим, копошащимся в своей жизни, в своем тихом городке. А теперь. Правда? Да кому она нужна. Не зная всего этого, он бы, наверное, даже наемником бы прожил жизнь без этого страшного груза  в душе. Но, получив знание, ради чего все это делается, сейчас стал окончательно частью огромной машины, из которой уже не выбраться, и никакой свободой теперь и не пахнет. Он шестеренка системы, о тайнах которой узнал. И крутиться ему пока не погибнет, или она не найдет лучшего. И получалось что нужно теперь быть лучшим, иначе… И жить придется в этом подобии постоянной войны с миром, со всеми… Со всеми людьми, за жизнь этой чертовой амебы. За то чтобы она жила, развивалась и прогрессировала. На трупах сородичей, на костях тебе подобных. Сознательно стать рабом огромного непонятного тебе организма. А иначе нельзя. Цель выше всех иных целей, как бы она не была тебе противна, но она и в самом деле единственно важная. Выживание человечества. Но для отдельных людей, такие как они, будут всегда злом, абсолютным, вечным злом. И придется их убивать, и придется жить вне их морали, вне их законов. Как раньше вроде бы, но уже не шевельнется в душе даже крупинка совести, жалости. Он убивал, потому что в него стреляли, и всегда ненавидел тех, кто убивал невинных. Но теперь… Приняв великую цель, невозможно больше не верить что эта цель не оправдывает средства. Да они люди, но ты служишь больше не им, ты даже чувствуешь себя уже не человеком. А скорее частью этой амебы человечества. Ты инопланетянин, защищающий свой вид од посягательств мелких микроорганизмов, которые населяют тело твоего родного народа. Лечишь, его, защищаешь его… Теперь он понял зачем тому была нужна эта философия великого разумного существа образовавшегося из человеческого общества. Иначе, наверное, и нельзя так легко рвать на куски взрывами тысячи людей. Он ведь террорист, самый настоящий, как бы он не скрывал свое прошлое, все ровно все и так понятно, и связи эти его, и частые встречи с известными лицами по сводкам "кого ищет интерпол". И то, что он последнее время стал наемником, ничего не доказывает, разве что просто захотел чуть подкопить практического опыта, а вместе с тем и преемника подготовить… Преемника, его, то есть! Он не удивился такой догадке, но и особенно не стал ее отбрасывать. А иначе, зачем он так его за собой таскает? Хороших стрелков у него и так достаточно.
   Вот только насчет паранойи он прав, теперь всегда будет о ней вспоминать. Иначе уже не сможет жить. Подозрение, опасность, и страх. Вот и вся его будущая жизнь. Как все было, так и осталась. И зачем ему было все узнавать. Видимо, правы были те, кто говорит, что вопросы лучше вообще не задавать, как бы они тебя не мучили. Узнаешь правду, получишь головную боль, но это еще ничего, если от мыслей, а если от пули? А не узнаешь, и голова цела, и на душе спокойно. Он повертел в руках так и не выпитую первую порцию виски, и все-таки решил на ночь как снотворное проглотить содержимое стакана. И чувствуя, как приятное тепло разлилось по желудку, отправился спать.

   Найти оправдание тому, что ты делаешь всегда очень легко. Особенно когда целью своих действий провозглашать благо для всех. Благо для одного человека, благо для десяти, тысячи, сотне тысяч… Тогда непроизвольно напрашивается вопрос, а что тогда значит для тебя жизнь одного из этих десяти, ста, тысячи? Ведь все вроде бы делается именно ради него! Но тут вступает в игру закон больших чисел. И ради спасения двух, жизнь третьего уже ничего не значит. Не то, что благополучие его - вся его жизнь… Мы спасли из ста девяносто человек! Это огромный процент! Это победа! Но где эти десять?...

Круг шестой
Последнее дело.

- Завтра будет серьезное дело. Будь в форме, ладно? - Влад подошел к ней вплотную, приподнял за подбородок, и взглянул в глаза. - Что-то ты бледная сегодня.
- Да нет ничего, я в порядке. Завтра я буду в норме.
- Хорошо. - Он еще раз посмотрел ей в глаза, и будто хотел, что-то спросить, но передумал и, повернувшись, подхватил со стула пиджак.
   Дина, скрестив руки на груди, отошла к окну, и чуть отодвинув штору, выглянула на улицу. Там шел мокрый снег. Холодный мерзкий ветер гонял промерзлые капли то ли воды то ли снега, по крыше соседнего дома. И полупрозрачной кашей эта жижа стекала к водосточным трубам.
- С тобой все же что-то не так. - Влад стоял в дверях некоторое время, ожидая ответа. Но она молчала.
- Доза нужна? - Она резко повернулась в его строну, мотнула головой, и резко ответила. - Я не принимаю уже второй месяц. - Он непонимающе скривил брови, но потом, видимо, сообразив, заулыбался, и тихо сказал. - Молодчина. - Потом помолчал и добавил. - Это правда?
- Да. Переломалась, когда ты уезжал. Помнишь?
- Молодчина. Умница моя, не сорвись, умоляю… - Он хотел, наверное, подойти и обнять ее, но что-то его остановило. Во взгляде, в холодном спокойствии, с каким она почти без движения стояла у окна. Он еще раз посмотрел на нее, и ничего больше не сказав, вышел.
  Дина, сделала несколько шагов в сторону, глядя  в пол и прикусив губу, потом перевела взгляд на зеркало напротив, увидела там себя, и некоторое время разглядывала грустно улыбаясь. Хлопнула входная дверь. Она вздрогнула, зажмурила глаза. Потом, взглянув в зеркало и следя как там, отразились текущие по ее щекам темные дорожки от туши, и одними губами прошептала, тихо, почти шепотом, - У меня будет ребенок…

   Темная сторона жизни всегда кажется такой захватывающей, яркой, наполненной приключениями и запоминающимися событиями. Но только со стороны. Может еще во взгляде художника преобразившего и мифологизирующего грязную действительность. За внешней блистающей притягательной стороной зла всегда стоит и зло для носителей его. Не прямое, иногда даже незаметное окружающим, но всегда очень яростно сжигающее их изнутри. Иные, даже не понимая, что творят зло, привыкнув к набору правил выдуманных ими, либо заученных от "учителей", принимают такое положение вещей как должное, но и тогда некий общемировой закон всегда вершит свое правосудие. Наверное поэтому человечество однажды заметив такое странное и нелогичное вроде бы стечение обстоятельств, выдумали себе бога… И высшую справедливость вручили в его руки. Может, они были и правы?
   Все наши потуги обмануть судьбу, просчитать свою жизнь до последнего шажочка, распределить ее по дням по часам, почему-то всегда однажды рассыпаются в прах… Наверное кто-то там наверху таким образом шутит с нами. Кто знает, какие игры предпочитают боги? Но мы все ровно планируем, рассчитываем все и вся, пытаясь обмануть неизбежность. Таков уж человек. Он наивен в своей уверенности что никогда и ничего не сможет его своротить с выбранной им самим дороги, если он сумеет предугадать и просчитать все на свете… Возможно ему даже удастся просчитать все, найти все ответы на все вопросы, но разве не будет и тогда над ним довлеть обыкновенная случайность? "Человеческий фактор"? Ошибка, либо такое невероятное стечение обстоятельство, что впору им быть придуманными кем-нибудь с огромным избытком фантазии, чем существовать в действительности?
   Мы живем в огромном океане неизведанного нами ожидания нашего же будущего. Того чего еще нет, и главное что никак и никогда нельзя предсказать и просчитать. А значит, оно правит нашим настоящим, формирует его, подчиняясь нашему же прошлому.
   Прошлое управляет будущим, но настоящее формирует именно будущее. Вот такая странная загогулина причин и следствий получается…
   И будущее, иногда предсказывая нам свои следующие ходы, невероятным, нереальным набором намеков, крохотных совпадений, случайностей, управляя нашей судьбой. Иногда нам надо лишь попробовать отыскать их в действительности, правильно интерпретировать их, и тогда возможно мы сможем сыграть с богом в свою игру, уже заранее зная его ходы… Но и тогда мы будем только пытаться просчитать все до чего сумеем дотянуться… А его величество случай снова окажется полноправным хозяином нашей судьбы…

- Интересно, зачем это все нужно хозяину?
- Много хочешь знать…
- Не больше чем знаешь ты.
- Ладно, ладно… Подумай сам, как можно управлять людьми такого ранга если иметь на руках их счета в зарубежных банках? Они там далеко не за идею сидят. Они деньги коллекционируют. А что бывает, если коллекционера лишить его коллекции?... Вот то-то…
- А не высоко ли Хозяин замахнулся?
- Посмотрим… Наше дело маленькое. Взять, да передать… Если грохнут кого, то его а не нас…
- А вдруг и нас тоже… захотят?
- Исполнителей? Вряд ли. Так аккуратнее надо быть. А с крючка горбуна нашему брату все ровно не соскочить…
- Какого горбуна?
- Да есть тут один. Умелец. В морге местном работает, так ему с половины городских разборок бесхозные трупы сбагривают. И никто никогда их не находит. Специалист. Говорят, он их варит, а скелеты потом в анатомички как после бомжей продет, а мясо собакам. У кладбища такая стая прижилась, что кажется, он им уже пол города скормил.
- Откуда ты все это знаешь-то?
- Эх… Лучше бы не знал в самом деле… - Алексей, сильно затянулся, и положил сигарету в пепельницу оставив ее дымиться.
- Значит так. Курьер должен оказаться в здании администрации в одиннадцать вечера…
- А до этого?
- До этого, он под усиленной охраной будет лететь в самолете, потом прямо из аэропорта в сопровождении двух джипов охраны и с милицейским эскортом доберется до здания. Один он окажется только в лифте, да и то на минуту. Все остальное время он под усиленным наблюдением. К нему можно подобраться только в момент, когда он будет в лифте. Это единственный шанс.
- Минуты мало будет… Да и как нам-то туда попасть?
- Не спеши. Я две недели копал как его достать. Здание администрации тоже не проходной двор, к тому же даже если мы сумеем туда попасть, мы получим кучу ненужных свидетелей и видеозапись наших физиономий. И вот получается, что сработать надо будет очень тихо… И вот что я накопал. В подвал можно проникнуть через секции коммуникативных ходов. Недавно прокладывали новые линии оптико-волоконных кабелей связи, так решили их вместе с остальными коммуникациями по новым трубам прогнать. Пришлось повозиться, пока я проект не нашел. Секретности у таких вещей нет, но все ровно отыскать было сложно. Значит так. Ходы ведут очень удобным маршрутом, и развязка и них идет через метрополитен. Понимаешь?... -Алексей поднял голову от кипы бумаг с планами, что в беспорядке валялись на полу, и посмотрел на Влада очень внимательно. Но тот молчал, ожидая продолжения.
- В одиннадцать часов вечера будет не так многолюдно на станциях, так что в туннели придется идти часов за пять, в час пик. Останется только перемахнуть через ограждения, пока вокруг толпа народу. Тут единственный риск. Глупый и примитивный, но иначе никак нельзя. Главное, умудриться не привлечь внимания, а так все просто, перемахнуть через ограждение в метр высотой и все дела. Там вход в коммуникации будет через три сотни метров. Тишина покой, никаких камер наблюдения. Далее по ходам до подвала, а оттуда в шахту лифта. Дина будет на улице следить за тем, чтобы мы не прозевали клиента. А когда он оказывается в лифте, стопорим механизм между этажами. Тех, кто окажется в лифте, усыпляем газом, и все дела. Обратный отход по старому маршруту.
- Возвращаемся через метро?
- Придется. Если повезет, можно будет открыть один выход на поверхность, через вентиляцию. Будет темно, так что это как запасной вариант. В общем-то, ничего особенного, все как всегда, просто работаем без трупов.
- А будет ли время на отход после шума в лифте?
- А вот это уже наша забота, чтобы шума никакого не было. Сам посуди. Охрана доставила его до места назначения. Он уже в двух шагах от цели, и вдруг ломается лифт. Его там уже никто не пасет. Охрана в холле здания дожидается его возвращения. Все будут просто ждать ремонтника, ну может, позвонят ему на сотовый. Но там извините, он может и не работать. Шум поднимется только когда обнаружиться что в кабине лифта все без сознания.
- Лихо. И сколько нам за это дело хозяин отвалит?
- Тридцать кусков каждому… Но учти. Следующий раз все считаешь сам!
- Без проблем. Вот только зачем такие сложности?
- Его будут охранять, и охранять очень и очень хорошо, а главное профессионально. Без какого-нибудь нестандартного хода, курьера будет просто не взять…
- Все-таки сложновато…
- У меня нет диплома по стибриванию чемодана с банковскими кодами клиентов. Я чаще совсем по-другому профилю работаю…
- Ну ладно, ладно, просто как-то в канализацию лезть не хочется.
- А в канализацию тебя никто лезть и не заставит. Метро это тебе не канализация…
   Возможно, в реальности все это дело могло бы выглядеть очень даже простым, гораздо проще и безопаснее, чем то что им приходилось делать раньше. Алексей всегда умел найти лучший вариант действий, и практически всегда его планы выполнялись безукоризненно. Оттого в их тандеме с Владом, никогда не было проколов. За все время их совместной работы никто из них не был ранен, и ни одно дело не закончилось провалом. Возможно так же из-за этого у обоих возросла потребность в адреналине, который они получали от риска, и с каждым успешным делом все больше им больше ощущая его нехватку. То чем они занимались, стало их судьбой. Образом жизни, и то удовольствие что давала победа, было смыслом ее. Но победы стали рутиной, а образ жизни работой. Хотелось чего-то большего. Но ничего выше тех эмоций, что они получали от работы, они не знали. Да и искать больше было нечего. Казалось, было испробовано все. Наверное, поэтому у обоих появилось обыкновенное человеческое желание остановиться на том, что уже было данностью в их жизни. Не рисковать, просто делать то, что умеют…
   Но человеческая жизнь не игрушка, в ней нет только черного и белого, есть тысячи оттенков, перемешанных в наших душах самым удивительным образом. И святой однажды не может не стать на мгновение бесом, и бесы часто сами того не осознавая, творят добро… Все перемешано, все переплетено, и нет у людей даже надежды разобраться в этом месиве душ самим. Наверное, это и правильно. Иначе человек бы был совсем другим.

   Вся первая часть плана удалась на удивление гладко. И Алексей и Влад добрались от туннеля метро до подвала здания администрации и шахты лифта за отведенные на это пол часа. Единственной неприятностью было то, что контролировать оба лифта было невозможно, между ними была перегородка не указанная в плане, и они разделились, один остался в первой шахте, а второй обошел подвал с другой стороны и точно так же пробрался к другому лифту. Теперь оставалось только ждать. Ждать сигнала с улицы. Там в очень удачно расположенном для наблюдения месте находился ресторанчик, в котором сидела за столиком у витрины Дина и медленно раздражала официантов, что заказывала только кофе, при том сидела уже час и, судя по всему уходить не собиралась.
   Они перестраховались. Устроившись на месте за час до назначенного срока. Владу было как-то не по себе, да и Алексей нервничал на подобном рутинном по их понятии деле, что с ним не случалось вот уже как года четыре. Он верил своей интуиции, и были случаи в его жизни, когда именно она спасала его от смерти. Сейчас все было достаточно спокойно, но предчувствие чего-то неприятного не отступало. У Влада же были на то иные причины, он никак не мог забыть тот разговор с Диной прошлым вечером. Что-то было тогда недосказано, что-то как ему почудилось очень важное, и он нервничал еще и оттого что гадал что же это могло быть такое… Но дело есть дело. И они просто ждали. Вентиляционные шахты были подготовлены для быстрого отхода, и пыльные сетки на них срезаны, а чтобы они не привлекли внимания даже поле обнаружения курьера без чемодана, их легко было вернуть на прежнее место после отхода. Все как всегда, все по почти уже ставшему привычным, плану.
   Лифт ездил туда сюда, ненадолго оставаясь на первом этаже. Прямо перед глазами Алексея тогда останавливалась решетка, что была под потолком лифта, и через нее можно было увидеть пассажиров. За двадцать минут до предполагаемого срока, Он натянул противогаз, и шепотом через переговорник предложил тоже сделать и Владу. Тот хмыкнул и, судя по звуку в наушнике, принялся натягивать маску. И в тот же момент в наушнике послышался звук ударявшейся о блюдце чашки. Он уже привык слышать его. За все время сидения в шахте лифта в наушнике он повторялся раз сто, не меньше. Он укоризненно заметил в микрофон чтобы Дина лучше смотрела на дорогу чем накачивала себя кофеином. Но на сей раз, ответа не получил. Алексей переспросил, и услышал несколько взволнованный голос, сообщавший, что все в порядке. А за ним послышался звук льющейся воды и плеск.
- Ты где, что случилось?
- В туалете… Меня тошнит. Извини, нехорошо что-то стало, я все потом объясню, ладно?… - Алексей даже задохнулся от удивления.
- Осталось всего пара минут. Ты, что свихнулась совсем. Быстро к столику, если пропустим курьера… - И так оно и случилось. Пытаясь разобрать, что за звуки шли из наушника, он не заметил, как лифт принял в себя двух человек, один из которых был молодым человеком в дорогом костюме и с дипломатом, прикрепленным к руке наручником с длинной цепью. Только случайно брошенный взгляд чрез решетку вентиляции спас положение. Алексей рыком дернулся к стене, где был закреплен прерыватель, который был попросту выключателем подачи тока на мотор, и рванул на себя, дождавшись пока кабина не оказалась между вторым и третьим этажами. Кабина остановилась. Остановилась там, где добраться до нее очень проблематично. Но все же остановилась. Передав Владу вернуться к первой шахте, и приготовиться принять дипломат, Алексей полез вверх, прямо по арматурным секциям на стене, держась за канаты. Если бы сейчас вдруг включилось электричество или какой-нибудь аварийный генератор его бы размазало между этажами поехавшим лифтом. Через десять секунд он оказался прямо перед вентиляционным решетками кабины. Курьер оказался парнем веселым и тем более в компании, судя по всему, с девушкой очень привлекательной, начал легко заигрывать. Говоря что-то о том, что это, наверное, судьба им вдовеем оказаться в такой романтической ситуации. Девушка непроизвольно подняла глаза выше, заметив движение, и расширившимися от удивления глазами уставилась на мелькнувшее за сеткой чудовище, в черной маске. Закричать она не успела, одновременно с тем как она увидела тень за стекой в кабинку начал поступать усыпляющий газ. Глаза ее подернулись поволокой и два тела плавно пустились на пол.
   Следующее было делом техники. На крыше кабинки был люк, и открыть его снаружи было делом пары секунд. Но для того чтобы перекусить цепь, связывающую руку курьера и чемодан пришлось самому влезть внутрь. И это заняло еще тридцать секунд. А снаружи уже кто-то пытался докричаться до запертых, как им казалось, в лифте пассажиров. Все происходило слишком быстро и слишком неожиданно.
   Алексей глянул вниз и увидел, как там уже дожидается его Влад. Он скинул ему дипломат и стал спускаться обратно. Через вентиляционные решетки они покидали шахты уже под крики, несущиеся снаружи, о том, чтобы немедленно открыли лифт. Охрана оказалась не такая уж и бестолковая…

   Еще через пол часа, решив больше не рисковать, они поднялись по вентиляционной шахте метрополитена и, перекусив теми же кусачками что и цепь на руке курьера, замок, выбрались на поверхность. Дело было почти сделано, но чувство тревоги оставалось. Несмотря на некоторую заминку, все было сделано почти идеально. Никакого намека на преследование не было. Оставалось только передать дипломат кому надо и тогда уже ничто не свяжет их с этим переполохом в здании администрации.
   Они приехали в гостиничный номер, где им была назначена встреча, там уже ждала Дина, бледная и с потухшими глазами.
- Что грустишь? - Нарочито вежливо спросил Алексей. - Не переживай с каждым бывает, но впредь прошу никогда не прокалываться так. Эти десять минут работы стоят жизни. - Она вяло махнула рукой и что-то, тихо ответив, отвернулась. Алексей пожал плечами и кинул дипломат на стол. Влад несколько обеспокоено подсел к ней, и запустив пальцы в ее волосы спросил чуть слышно. - Ну что случилось, не надо так сердится все же просто замечательно… - Дина встала и резко рванула к двери в ванную…
 - Ничего не понимаю… - Влад обескуражено развел руками и, хлопая глазами, вопросительно поглядел на Алексея…
  Через секунду входная дверь их номера с гротом распахнулась, и в нее влетело сразу пятеро вооруженных людей…

Круг седьмой - Дно
ГОРБУН

   Послышался шум удаляющегося грузовика, скрипнула дверь и из медленно  расширяющегося проема в ангар ворвался ослепительный свет, отраженный от тысяч белых кафельных плиток. Затем на мгновение потух заслоненный темной фигурой, и исчез вовсе.
   За спиной горбуна болтались ржавые железные крюки на стальных тросах. Куски проволоки, торчащие на местах сгибов сплетенных в тугой жгут стальных нитей, впивались в кожаный фартук, оставляя на нем глубокие царапины. Было холодно, и горбун прибавил шаг. Сегодня будет много работы…

   Он раскрутил крюк над головой и бросил его в самую гущу тел. В темноте послышались стоны, видимо, кто-то еще был жив. Горбун дернул пару раз за трос, проверяя, как тот зацепился и, закинув его на плечо, стал тащить. Первым делом надо вытащить самых дальних, а то их потом в этой грязи на дне ямы, можно и не найти. Первое тело сползло с кучи других и упало на бетонный пол подвала. Горбун подошел, сматывая трос на руку, поверх специально для этих целей намотанных на руку тряпок, выдернул крюк, вонзившийся между ребер трупа, и умелым движением вогнал его под подбородок, как рыболовный крючок, чтобы тот вышел изо рта. Передние зубы вывернуло из челюсти, и в скудном свете неоновых ламп что-то блеснуло. Горбун наклонился и запустил пальцы в рот, поковырялся там, оттягивая щеку, затем достал пассатижи и стал выламывать золотые коронки.  Сунул маленькие золотые комочки в карман на кожаном фартуке, и потянул тело к висевшим гирляндам цепей у противоположной стены. Закрепил там трос на одной из цепей, и нажал на кнопку включения конвейера. Ряд цепей дрогнул и первая, с привязанным к ней тросом начала подтягиваться вверх, наматываясь на барабан под потолком и поднимая тело. Когда оно зависло над полом в метре, стала видна неестественно вывернутая явно сломанная рука с блеснувшим на пальце перстнем, горбун хмыкнул, глянув на него и отпустив кнопку, пошел снимать. Перстень сидел как влитой, будто сросся с пальцем. Тогда горбун все так же спокойно теми же кусачками попросту откусил палец и легко снял перстень и, сунув его в тот же карман, отправился за следующим телом, на ходу снимая с плеча крюк…

***

   Опережая положенное время, мы все стремились успеть жить. Познать побольше, увидеть и прочувствовать все, будто больше не было времени, будто больше ничего не успеть. И жили быстро, искали правду, искали ответы на тысячи вопросов, как младенцы смотрели на мир широко открытыми глазами, яркими святыми, почти ангельскими личиками заглядывая в зловонные ямы душных помоек улиц, и таких же помоек человеческих душ облаченных в обыкновенные вроде бы тела обитателей города. И искали, искали, искали, пытаясь всего лишь понять мир, в котором живем. И находили все новые и новые способы познания его. Открывая целые науки, целые океаны знаний, углубляясь, все дальше и дальше в истины которые, открываясь, сами, тут же порождали все новые и новые загадки еще более важные и еще более желанные в своей таинственности. И познав, казалось бы, уже все, заново оказывались в положении несчастных только начавших свой путь.
   Чудилось уже вот он ответ, вот она разгадка, вот то, что ты так хотел понять, но двери раскрываются, а за ними новые двери…
   Путь познания тернист, тяжел и бессмысленен, так как цель его недостижима. Знать все нельзя, а значит, цель есть только сам путь, тяжелый и неблагодарный. Но каждый выбирает себе тот путь познания, что близок именно ему. Говорят: "жизнь комедия для того, кто думает, и трагедия для того, кто чувствует". Познавая истину можно разгадать загадки мира тебя окружающего, а познавая самого себя, только погрузиться в себя, все глубже и глубже, и не найдя дна, растворится в тысячах загадок уже просто недоступных ни разуму, ни чувствам, потому как познавать разумом такое бессмысленно, а эмоциями, смертельно опасно.
   Человек слаб и не сможет перенести тяжесть осознания открывшейся ему истины. Но не сможет остановиться, окутанный дурманом иллюзии блаженства полного познания всего на свете. Иллюзии, которая, разрушившись как наркотический угар, окунет тебя в тот же сумрачный будничный мир с его же бездарными законами и рутиной простых правил, простых истин и простых законов. И тогда захочется тебе и в этом сером мире, сделать все так же как ты видел там в глубине. И тогда мир закрутится, завертится вокруг тебя, включая тысячи новых неразгаданных законов своих, и вынесет тебя на берег жизни выжатым как лимон, но сумевшим окунуться в мир той реальности, которая на мгновение для тебя перестала быть таковой и слилась с мечтой…

ЭПИЛОГ

   Ник закончил. Помолчал немного, еще раз махнул по столешнице полотенцем и, забросив его на плечо, уперся о стойку руками и, наклонившись вперед, грозным голосом заявил.
- Все. Бар закрывается, и так двадцать минут лишних из-за тебя проработали.
- Подвезешь?
- А как же. Как всегда. Как история? Жизненная. Настоящая.
- Такое нельзя выпускать.
- Это почему?
- Зарубят.
- Так у нас же цензуры нет!
- А не те зарубят. Бессмысленно это, вот что. Все и так всем понятно.
- Понятно, понятно… Это реальные жизни реальных людей.
- И что? - Ник, нахмурился, поджал губы, и отвернулся к полкам, взял самую яркую бутылку, повертел зачем-то в руках, и снова поставил на место. - Ладно, давай я свет погашу, запру все, и поедем… Давай тогда уж к тебе сразу, твое пойло допьем!
- Своего захватить не хочешь?
- А здесь нет ничего моего…
- Ну да конечно, я и забыл. Босс все видит. Босс все знает… - Ник, вздохнул и стянул с верхней полки бутылку текилы, и сунул мне в руки. - На, подавись.
- Не правильно говоришь. Надо, "на, потравись"… Этой дрянью только лошадей травить. Знаешь же, что не люблю.
- Ничего на халяву все выпьешь.
- Эх? женится тебе надо, тогда термин "халява" приобретет для тебя совсем иное значение.
- Это какое же?
- Женишься, поймешь.
- Мозги не компостируй, ладно!
- Ладно.

Exeunt…
(Выходят…)


   Там где живут бесы, это не место и не время, это есть наши души, и то, что порождает в них безумие, выворачивающее человека наизнанку, превращая его в беса, в порождения ада, порождение зла и хаоса…
   Там где живут бесы, живем и мы. Мы и есть эти бесы. И наш мир есть родина бесов, ибо она породила их на своей земле. Их всегда много, они всегда похожи на нас, мы отчасти даже понимаем их действия, оправдываем и жалеем их, находя в них частицы себя самих, не подозревая даже, что сами можем оказаться на их месте. Не веря, что нас от них отделяет всего один крохотный шажочек, сделав который мы очень легко окажемся по ту сторону…
   Мы есть то что мы делаем, что мы думаем, на что решаемся… И в каждом из нас поровну разделено то что мы так емко зовем абстрактными символами: злом и добром. И неважно чего больше, важно как мы ими распорядимся…