Год тигра окончание

                ГЛАВА  ДВАДЦАТАЯ


    В девятом часу утра Марков заехал за Вероникой и снова повёз её в суд. Нужно было посмотреть дело и условиться с судьей о дате судебного заседания.
   Разговор не клеился...  Марков думал о чём-то своём, а Вероника смотрела по сторонам, напевая про себя привязавшийся мотивчик. Неожиданно она обратила внимание на группу людей, сидевших на земле, перед зданием Обкома партии. Сначала её поразила одежда – ватные, стёганые чапаны, белые чалмы…  В Заракенте уже давно никто в таком виде не ходил. Разве, что седобородые старики? Подъехав ближе, она действительно разглядела стариков. 
   Возможно, они прибыли сюда из высокогорных кишлаков, где значительно холоднее, особенно по ночам? Но, сейчас, под прямыми лучами августовского солнца? Аксакалы, самые уважаемые люди, почему они здесь?
    - Виктор Николаевич, что здесь происходит?
    - А вы не знаете? Это сидячая забастовка. Они сидят по несколько часов в день, а потом уходят. Сегодня четвертый день, как они протестуют.
    - Да, но чего они требуют?
    - Вы не поверите. Это таджики, которые хотят быть таджиками.
    - Не поняла... Как это?
    - Вы и вправду не в курсе? - удивился Марков - Тогда слушайте. Когда советская власть стала наводить порядок в стране, то Туркестан поделили на несколько республик. Делили по карте, оказалось, по живому. При переписи
населения коренных таджиков, веками живших на своих землях, в большинстве случаев записывали узбеками. Вероятно, что и узбеков, оказавшихся на территории Таджикистана, искусно убедили, что они теперь таджики. Какая разница? Главное, все они дети Аллаха, единоверцы… А теперь таджикская оппозиция подстрекает своих стариков, чтобы их снова записали таджиками.
    - Я поняла. Оппозиция надеется, что ей удастся добиться передела земель? Но это же война! Кто через семьдесят лет пойдет на это?
    - Вот вы сами и ответили. Простые граждане об этом и не думают. Не в национальности дело. Здесь чисто клановые, родовые интересы. Узбекистан очень богат – золото, хлопок, газ, нефть, хорошо развитая промышленность...
Есть чем поживиться.
    - Почему вы сказали, что именно таджики хотят всё прибрать себе? Разве клановые интересы узбеков или иранцев, которых тоже много, не ведут к внутреннему противостоянию? Честно говоря, о претензиях нацменьшинств я ещё не слышала.
      - Вероника Максимовна, не ожидал от вас такой неосведомленности. О таких   вещах на улице не говорят. Пока здесь треть русскоязычного населения всё будет спокойно.
    - Так вы думаете…
    - Ничего я не думаю. В наших кругах открыто говорят, что в Средней Азии будут исламские государства. Исламские фундаменталисты подстрекают народ к неповиновению, настраивают молодежь против нынешних властей. Так что нам надо скорее разобраться с вашей квартирой, пока нас всех отсюда не попросили.
   - Трудно поверить. Жители Узбекистана гостеприимны и доброжелательны, особенно наши, заракентские. Сколько беженцев во время войны приютили, сколько детей от голодной смерти спасли... Не верю, что народ этого хочет.
    - А кто будет его спрашивать? Кто прорвется к власти, тот всё и решает. А мы с вами – пыль придорожная. Возьмите, к примеру, вашего соседа – самый  настоящий подонок. Он рвётся к власти и, упаси господи, прорвётся, если его не остановят...
   Оставив Веронику в комнатке машинистки, Марков забрал дело своих подзащитных у судьи, миловидной женщины с модной стрижкой и жгуче чёрными глазами, слегка подведенными сурьмой. Затем, вместе с Вероникой они устроились в маленькой кухоньке, где работники суда могли перекусить в
свободное время. Марков, вытащив из кейса пишущую машинку, стал быстро отстукивать замечания по уголовному делу, а Вероника начала внимательно изучать каждый листок своего дела, делая пометки в блокноте.
    - Виктор Николаевич, посмотрите, что здесь творится! – не выдержала она.
    -Ну – ну, я вас слушаю, - рассмеялся  Марков – говорите, что вы там откопали?
    - Первое, нумерация документов неоднократно исправлялась. Второе, пропали все свидетельские показания, которые я передала Суюпову. Здесь чёрт ногу сломит – всё перепутано! Джуманиязов с Суюповым здорово постарались...
    - А копии свидетельских показаний вы сохранили?
    - Копий не делала. Не могла предположить, что документы могут быть   уничтожены...
    - Да вы не расстраивайтесь. У вас же есть справка из партархива. Приведёте с собой двух свидетелей. Меня, правда, не будет, но я вам и не нужен. Суд в девять утра в следующую среду.


    Джафар вернулся  на работу в Райком партии в приподнятом настроении: «Если стану первым секретарём, то дяде Раджабу буду нужнее. Да и Максуд намекнул, что незачем тянуть время. Надо пофлиртовать со здешними малышками. Я быстро им языки развяжу».
    Реакция жены его не беспокоила, поскольку она сама помогла ему принять
это решение.
   Для начала он стал присматриваться к молодым сотрудницам разных отделов, заводил разговоры на отвлечённые темы, пытаясь узнать о первом секретаре нечто компрометирующее.
   Странные вопросы о частной жизни их босса насторожили сотрудниц, а упорство Джафара заставило одну из них доложить обо всем начальству. Джуманиязов даже не понял, когда над ним сгустились тучи.
    А тем временем, первый секретарь райкома партии Султанов пригласил к себе на беседу районного прокурора. После обычных слов приветствия и пожелания всех благ присутствующим и членам их семей, можно было поговорить о деле.
    - Дорогой Икром Арифович, вы помните сколько лет мы с вами сотрудничаем? Все проблемы решали по обоюдному согласию. Скажите мне честно, когда-нибудь к вам жалобы на меня поступали? - Султанов откинулся в кресле и испытующе посмотрел на прокурора.
    - Почему вы спрашиваете? Что-то произошло? Если бы ко мне пришла такая бумага, вы, Фархад Султанович, узнали бы первым. Объясните, в чём дело? Ваш обидчик будет иметь дело лично со мной.
    - Спасибо, дорогой. Я рад, что могу положиться на вас.  По настоятельной просьбе председателя областной комиссии партконтроля, Фазылова Максуда Раджабовича, в нашем райкоме партии начал работать Джуманиязов Джафар. Вам знакомо это имя?
   - Опять Джуманиязов? Как он всем надоел! Я давно был наслышан об его «подвигах». Непонятно, за какие заслуги Фазылов его вверх тащит?
   - Этого я не знаю, но мне известно, что он на моё место метит. Собирает на меня компромат.
   - Раньше у нас был на него материал, но надо подобрать что-нибудь посвежее. Впрочем, он многим пакостил. Своих соседей замучил уже. Пытается их квартиру себе прибрать. У меня есть их жалоба и результаты расследования помпрокурора Медведевой.
   - Я прошу вас представить мне что-то, что несовместимо с  работой в райкоме партии. Но сделайте так, чтобы и себя не подставлять. Пока время терпит, но моё терпение кончается.
   - Я пошлю кого-нибудь к его соседям. Они уже третий год судятся. Уж они всё про него скажут.
   - Он, действительно, имеет право на их квартиру?
   - Нет, конечно. Жилуправление с Горисполкомом продали ему две смежные квартиры, в одной из которых жила старушка. Эта старушка произвела родственный обмен с внуком. Вот Джуманиязов и взбесился, всем мозги «запудрил».
   - А кто ему помогает?
   - Официальный истец Горисполком, в лице своего юриста Ишанкулова Худойкула.
   - Икром Арифович, поговорите с этим юристом по-хорошему. Объясните, что будет лучше для всех, если он не станет помогать Джуманиязову. Я добро не забываю.

   В среду, в девять утра судья Каримова пригласила на разбор дела о родственных отношениях мать и сына Одинцовых с двумя свидетелями.
   Представителя от Горисполкома не было.
   Выслушав объяснения Одинцовой и свидетелей, на основании архивных данных, суд подтвердил наличие родственных связей между ныне умершей гражданкой Крашенинниковой Терезой Саввичной и Одинцовой Вероникой Максимовной. Почему в суд не явился юрист Ишанкулов было загадкой, так как о дате суда он был извещён заранее. Джуманиязов и Кукин не явились в суд, так как Ишанкулов не стал их оповещать, поскольку эта сторона дела их не касалась.
   Возмущенный Джуманиязов снова попытался подать апелляцию, но Ишанкулов посоветовал ему искать другого адвоката.
   Через две недели состоялось заседание Областного суда. Заключительный вердикт гласил: «Считать родственный обмен законным».
   На последнее заседание суда Ишанкулов тоже не явился.
   По окончании процесса, когда все стали расходиться, Виктор Николаевич задержал Веронику в зале суда:
   - Вероника Максимовна, запомните на всю жизнь – что бы у вас ни случилось, никогда не доводите дело до суда. Откупитесь от этой своры чем угодно.
   - Спасибо, Виктор Николаевич, что вытащили нас из этого дерьма и выиграли процесс.
   - Будет вам прибедняться. Это вы его выиграли, хотя вероятно, дала сбой какая-то из тайных пружин. За вас никто и рубля бы не поставил. Вспомните, как вас давили?

               
   Судебная эпопея закончилась. Вероника принимала поздравления, но радости не ощущала. Ей было жалко себя, уймы потерянного времени, своего сына, поставленного в дичайшие условия постоянной настороженности.
    Нелепая "война" с властями заставила её по-другому оценивать людей,  свои собственные действия, а также и отношения в семье.
    Сыновья давно выросли и в любой момент могли обзавестись своими семьями. С мужем общего языка она так и не нашла. Он сам оттолкнул её от себя своей грубостью и эгоизмом. Он всегда был для неё чужим, а она не хотела верить этому, рассчитывая, что всё переменится.
   Ему требовалась служанка, прачка, повариха, судомойка, официантка, подающая в строго определённое время завтрак, обед, ужин... Она же хотела быть женщиной, как и задумала её природа, оставаясь толковым инженером, всё понимающим другом, способным оказать реальную помощь тому, кто, как и она попал в беду.
    Думать о Левине Вероника не хотела, не думать - не могла. Слишком долго он был для неё единственным мужчиной, который поддерживал её, не ставил никаких условий, не навязывал своего мнения. Он стал для неё опорой, гранитной стеной, отскакивая от которой, словно мячик, она могла подниматься всё выше и выше, достигая невероятных высот. Только рядом с ним она ощущала себя Женщиной с большой буквы.  Любит ли он её? На этот вопрос ответить она не могла. Что же их связывает и что разделяет? Над этим стоило серьёзно подумать. Но позже, когда улягутся страсти, пройдут обиды...

    Левин тоже поражался тем переменам, которые в ней произошли.
    - Я удивляюсь тебе, - подвозя её вечером к дому, не удержался от вопроса Левин, - ты делаешь всё, что хочешь. Как тебе это удаётся? Что ты говоришь мужу, когда поздно возвращаешься?
    - Ты шутишь? Это так редко происходит, что человек, называющий себя моим мужем этого не замечает. Возможно, он даже мысли не допускает, что у меня может быть другой. Если он задаст мне прямой вопрос, получит прямой ответ.
    - Ты права, нам надо почаще встречаться. Я согласен.
    - На что ты согласен? Ты согласен оставить семью? Ты согласен дарить мне свою любовь иногда, по случаю? Я без тебя не могу и не хочу жить. С этим  ты тоже согласен? Останови машину, я выйду!
   - Что случилось? Я довезу тебя.
   - Ничего не случилось. Будь счастлив, Данечка!
   - Погоди, я обидел тебя?
   - Что ты! Я сама себя обидела. Я должна сама разобраться в себе. Я не прощаюсь...
    Вероника вышла из машины и, слегка покачиваясь на высоких каблучках, направилась в сторону своего дома. А Левин, так и не закрыв дверцы машины, долго смотрел ей вслед, пока слегка размытый силуэт не растворился в вечерней мгле.