Корейская лапша фунчеза

посвящается мЫшке с глАзами.

(26.02.02. 12:35)

Если ты думаешь, что я пошла сегодня на работу, - ошибаешься. Никакого желания. Хочу Востока в жизни. Полного востока. Полный ****ец уже есть, а вот Востока нет. Хотя, за сравнительно небольшие деньги в корейской лавке ты можешь купить себе немного восточной еды, пару палочек, бамбуковую миску, принести всё это домой, включить желтособранный комп и почувствовать себя созерцательно мудрым восточным человеком, невозмутимо взирающим на незыблемые основы бытия. Ты можешь спокойно, как для чайной церемонии, разложить на полу все свои жизненные приоритеты, оценить их, поменять местами, отложить ненужные и остаться недвижимым над ними. Ты можешь брать их по одному в руки, долго смотреть на каждый из них, пытаться представить его в гармонии с остальными, окружающим миром, с самим собой. Восток всегда многопланов. На Востоке не ценятся предельно ясные фразы, когда говоришь о жизни или об её окончании. Помнишь?
«Лепестки иероглифа на моём столе»


Лепестки иероглифа легли на стол бедного восточного писателя, под руками которого был лишь кусок шелка, кисть и тушь. И во всей мастерской ничего кроме шелка, кистей и глиняных баночек с краской. На фарфоровые у него не было денег. И он не понимал, зачем его научили писать иероглифы. Когда он был маленьким и задавал этот вопрос своим родителям, с большим трудом сводившим концы с концами, - те отвечали, что это умение он выбрал себе сам, когда вытянул фигурку писца. Оставалось только смириться и каждый день, поблагодарив восходящее Солнце приниматься за работу.

Шелк.
Кисти.
Тушь.
Руки.

На столе глиняный сосуд с водой.
В сосуде сакуры цветущей ветвь.
Розовые лепестки о Солнце шепчут.

Глаза.
Печальные.
Ресницы.
Солёный чай из глаз.

На коричневом стебле
Пробивается зелёный лист
Поймал росинку новый странник.

Взгляд.
Сосредоточен.
Мысль.
Образ.

Сакура печалится на его столе
Пьёт горькую воду
Молчит.

Лепестки осыпались. Упали на стол. Поплыли по поверхности чернил. Умирает цветение вечного символа. Не останется ничего. Только пожухлые лепестки на столе.
Эх, бедный писатель, что жизнь твоя? Чего стоят все твои иероглифы и образы? Тлен. Всю жизнь отдать воспеванию тлена. И это твоя дорога к вечности? Лепестки иероглифа на твоём столе?
Ради чего?
Сесть у реки и подождать, пока труп твоего врага не проплывёт мимо. Как это мудро. Да простит мне Конфуций столь вольный пересказ своих великих мыслей. А как быть, если самый главный враг – ты сам? Чей труп высматривать? Вот поэтому-то и не постичь нам восточных мудрецов. Мы можем взять их фолианты, свитки, книги, подержать в руках, с благоговейным трепетом раскрыть, развернуть, сдуть пыль, - и поставить на место. Нестабильной славянской душе, рожденной себе же на погибель, чужды все эти непреложные истины восточного мира.

Понимание даётся лишь отчасти. И не преодолеть нам тонкого стекла, за которым работает бедный писатель. Да пребудут с ним сакура, тлен и вечность.

На кухне убогой
В бамбуковой миске
Меня ожидает фунчёза.
:)