Рождественская сказка

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ СКАЗКА

Я летаю, потому что на это есть спрос.
Дэвид Копперфильд

И Дэвид взлетел, оттолкнувшись от воздуха руками. Он восторженно смотрел перед собой, его глаза были широко открыты – он сделал это. Он победил. Упиваясь мгновением, смотря на мир удивлённо и торжествующе, как заново родившийся, он повернулся в воздухе: миллионы у его ног не отрываясь следили за этим полётом влажными глазами, теребя руки от волнения. И миллиарды, которые могли не видеть, но всё равно были внизу, на земле. Миллиарды, которые убили свою мечту, потому что не верили в жалкие человеческие силы... Он был выше их всех, потому что единственным во всей вселенной смертным человеком, оторвавшимся от земли, был он.
И уже коснувшись ногами опоры, невидящими глазами смотря поверх людских голов, полубог, получеловек, он был с нами. Он любил нас и может быть где-то в глубине души верил в нас – ведь и сам когда-то был таким же. Когда-то бесконечно ходил по земле, опустив в землю угрюмый взгляд чёрных восточных глаз, горбатый нос, когда-то был несчастен. Но может ли быть несчастным человек, который летал?..
Аня качала головой и говорила, плача: “Нет, Дэвид, нет, почему не я?”, когда Бэмби, сцепив пальцы на его шее, была у него на руках, когда они вместе летели ввысь, как весенние птицы, и их счастье заставляло девочку вытирать слёзы и улыбаться. Она вспоминала свой сон, полёт в Лапландию, под облаками, где прохладный и нежный ветер, откуда видно полземли, и горизонт уходит сам за себя...
Под ней проплывала бескрайняя заснеженная пустыня, голые берёзовые рощи, цепи тёмно-синих озёр, покрытых прозрачной плёнкой тонкого льда. Воздух свежий и морозный, и она летит, как птица, к самому красивому озеру, на берегу которого густой вечнозелёный лес, полный добрых живых деревьев, где всё хочет радости, как она. Дэвид ждёт её в лесу, она знает, потому что чувствует его присутствие, даже когда не может найти его, обойдя весь лес и уйдя дальше от прекрасного озера, заблудившись в огромной снежной пустыне. Он всё равно там, пусть даже вместо озёр появится неприветливая чёрная земля и в небе закаркают стаи ворон – и она бежит через овраги по чёрному песку вдоль неподвижной реки – в тёмную непроходимую чащу... Ей нужно взлететь. Она прыгает вверх и, теряя контроль, несётся так высоко, что становится страшно и сердце бьётся в груди всё сильней, она набирает скорость и падает вниз, хватаясь руками за пустоту, не чувствуя больше Дэвида-волшебника рядом, летит прямо на лес с огромной высоты, разбивается об него и весь сон разбивается вместе с ней.
Как долететь опять до волшебного озера? Приснится ли ещё раз? Ну уж нет, чёрта с два!
Аня положила на подушку другую щёку и почувствовала влагу своих слёз. Ах, как всё плохо! Удивительно плохо. Она, конечно, накручивает себя, понятное дело, но всё равно всё плохо. Чтобы появилось счастье, у человека должны исполняться самые заветные желания, а это что же?
Опять не высплюсь, буду некрасивая! Не могу спать. А спать 5 часов осталось... Нужно быстрее закрывать глаза, лежать тихо и засыпать... Засыпать... Никому я не нужна. Вот зачем я живу? Родилась – и живу... Но если это никому не нужно, зачем же жить? Она представила себе, как мама найдёт её, сбросившуюся с балкона на асфальт, и опять заплакала. Пока нужно подождать, пока не стоит сбрасываться с балкона. Может быть, с возрастом всё образуется. Но всё выглядит так безысходно!..
Она перевернулась на спину и смотрела в потолок бессонными глазами. Как всё было бы просто решить, всего лишь расправив крылья и полетев... навстречу счастью... Уж слишком долго ждать. 15 лет взаимонепонимания со всем миром, сплошное страдание – без причины, без начала и без конца. И непонятно, почему страдаешь, непонятно, от чего, но ничего не можешь с собой сделать. И где здесь правда, а где ложь, что правильно, что нет... Потребность в самореализации и самоутверждении, жажда сделать что-то, но нечего. Согласна, когда думаешь, что надо, хотя точно не знаешь, и вроде бы не согласна, но уже по-настоящему. Хочешь естественности, а видишь, что играешь, и лицо по-клоунски раскрашено во все цвета радуги. А таланта нет. Боишься задеть первый ряд на каждом третьем шаге. Настолько невыносимо!
“Какая я глупая и никчёмная, – думала Аня. – Я ничего не понимаю. Может быть, я просто особенная? Может, я органически не могу быть эгоисткой? Нет, нет, все дети так думают, что они особенные. Неужели я ребёнок? Я не хочу, не хочу! Унизительно, так унизительно быть ребёнком.
Но ведь Дэвид особенный? Он же летал! Что, если он тоже чувствовал себя особенным в детстве? Но не испугался, не отступил, не убил в себе эту величайшую мечту – летать. И победил всех, весь этот – весь этот гадкий мир! Вопреки всему! И я не должна убивать мечту. Не должна прогибаться под грязную реальность. Если очень хочешь чего-то, то обязательно, во что бы то ни стало добьёшься! Нельзя сдаваться. Каждый должен, обязан найти своё счастье... Найти...”
Засыпая, она всё же встала и подошла к окну, отдёрнула белый тюль.
Шестой этаж, ночные огни, темно... Она потянулась и распахнула окно, нагнулась к подоконнику – холодный зимний ветер налетел на неё, развевая волосы, пронизывая холодом сквозь ночную рубашку и прогоняя сонливость. Её потянуло вниз, земля запрыгала перед глазами, ветер шумел в ушах... Аня отпрянула, закрыла окно и села на кровать, кутаясь в одеяло. Страшно. Но её тянуло к окну опять, чтобы выпрыгнуть в пустоту и – полететь... Холод обострил бы её чувства, принося наслаждение, воздух ласкал бы её свободно дышащее тело, стремительно уносящееся к облакам. Аня уткнула лицо в ладони и замерла, сидя на кровати в куче скомканного одеяла. Уже почти 3 часа ночи. Пора спать, а то опять эта мука с утра...
А вместо этого она забралась на кровать, встала и скинула одеяло. Сейчас или никогда. Она должна полететь! Аня молитвенно сложила руки и подняла глаза к потолку.
–Боже, – шептала она, – если ты есть, Господи, помоги мне. Ты же знаешь, как мне плохо, ты же должен всё видеть. Ты прости, что я сомневаюсь, но помоги мне, и я уверую в тебя, буду верить всю, всю жизнь!
Она на секунду задумалась, не врёт ли она себе самой, загадывая на всю жизнь. Ведь через какие-нибудь 10 лет она будет жизнерадостной и счастливой, уверенной в себе и самодостаточной. По крайней мере, так она мечтала. И через 10 лет она и думать забудет о каких-то глупостях типа полётов по ночам.
“Ой! Я запуталась! – испуганно прошептала Аня. – Я же должна полететь! Иначе никогда не будет счастья...” Стоя на кровати, она опять жарко зашептала:
–Помоги мне, Господи, помоги мне разобраться!.. А если не хочешь – не хочешь? Тогда я всё сделаю сама! Я – сильная! Как Дэвид!
Она собрала всю волю в кулак. Она сжала ладони вместе, закрыла глаза, но тут же открыла и начала скидывать с себя на одеяло бельё, освобождаясь от тяжёлых, гнусных, заземлённых условностей. Обнажившись, она расправила руки, как крылья, и прыгнула.
Прислушалась. Шорох в родительской комнате заставил её броситься в постель, сгребая бельё, накрыться до подбородка одеялом и замереть. Сердце громко стучало, было страшно, как если бы её застали за чем-то постыдным и недостойным.
“Только бы не вошли, – снова молилась она, – только бы не вошли. Пожалуйста...”
Шум затих. Где-то за окном по улице проехал автобус, и со стены на потолок пробежала блёклая полоска света. Аня долго ещё лежала в постели неподвижно и робко, глядя сквозь темноту в никуда.
“Я слишком много молюсь, – думала она. – Так я стану монашкой или одной из тех грязных бабушек, крестящихся дрожащей рукой. Или ещё хуже – юродивой, ущербной. Всё, всё я делаю не так, как нужно. Всё наоборот. Вместо того, чтобы быть великолепной и красивой, я стану юродивой”.
Она представила себе высокую черноволосую девушку в самом расцвете с голубыми приторными глазами, вздёрнувшую уголки губ в многозначительной улыбке и грациозно отставившую в сторону ногу в маленькой туфельке. Это – я. И она даже не замечала, что у неё нос с горбинкой, похожий на клювик воробья, а у черноволосой девушки – задорно вздёрнутый, и что нету у этой девушки аниной родинки на щеке, и волосы её пышнее. И вообще странная эта девушка была больше похожа на модель из прошломесячного журнала, которая запомнилась девочке Ане своей женственностью и красотой. Аня вроде и понимала, что она не такая, но верила, что такой должна стать. Нужно только немножко подождать...
И тут же она расплакалась, потому что не было сил ждать. Совсем не осталось сил.
Уже болела голова и почему-то поясница, и уставшие глаза... Ручные часы, брошенные вечером на стол, двойным пищанием сообщили о наступлении четвёртого часа ночи. Спать. Спать, спать, спать – спокойной ночи. Спокойной ночи всем. Это же самоубийство – так мало спать. Начинаешь засыпать на уроке, получать двойки. Скатываешься вниз, в общем. Вниз и вниз.
“А вот если бы я выспалась? – спросила себя Аня. – Была бы утром весёлая, бодрая. Пришла бы в школу, отучилась бы, пришла домой. Дома обед и уроки. Или не домой, а, скажем, гулять. Гулять с этими дебилами – а потом домой, обедать, делать уроки. И так уже 9 лет. И весь день опять страдать от одиночества, если это одиночество, от чего я страдаю, а вечером опять плакать. Боже мой...”
Она лежала в темноте, и впереди не было света. Никакой перспективы. Никакого счастья.
“Да у меня уже истерика! – испугалась Аня. – Ешё бы! В четвёртом часу ночи! Уже скоро рассвет. Нужно спать”, – она накрылась одеялом с головой и свернулась клубочком, но тут же в ярости откинула одеяло себе в ноги и села. К чёрту. Всё к чёрту. Свою жизнь когда-то нужно менять. Она не собирается всю жизнь страдать чёрт знает от чего. Нужно немедленно действовать. Она тряхнула головой, сгоняя сон, встала и принялась одеваться, бросая быстрые взгляды на тёмное окно. Чтобы достать колготки, она включила ночник. И прислушалась. Родители спали.
Она достала из ящика кошелёк и проверила, там ли сторублёвая бумажка... Там. Вышла из комнаты, предварительно выключив ночную лампу и наспех заправив постель. Пришлось долго зашнуровывать ботинки, и она боялась, что папа, который спит чутко, проснётся и выйдет. Что она ему скажет? Что у неё ночная истерика, она переутомилась, что ей нужно стакан воды с валерьянкой и срочно в постель? Ну уж нет. Не теперь, когда она готова начать новую жизнь.
Аня надела куртку, завязала шарф и взяла на руки кота, прибывшего её провожать.
–Пока, котя, – сказала она ему, тыкаясь носом в длинную шерсть. Кот оттолкнулся задней лапой от её маленькой девичьей груди и мяукнул, стараясь спрыгнуть вниз.
–Ты уж не скучай, – говорила ему Аня. – Не знаю, вернусь ли, нет... Как получится.
К горлу опять подкатил комок, она прижала кота к щеке и зажмурила глаза.
В родительской комнате кто-то шаркнул тапком по ковру, кот дёрнул лапой Аню за ухо. Она быстро отодрала кота от своего шерстяного шарфа, схватила шапку и стала отпирать дверной замок. В комнате зажёгся свет. Кот смотрел ей вслед, когда она надавила на ручку, выпрыгнула наружу и, закрыв дверь, немного громче, чем нужно, кинулась вниз по лестнице.
“Только бы папа не побежал за мной. Ему ничего не стоит меня поймать”.
Скоро она была на улице и сразу свернула за угол дома, чтобы не попасть в зону видимости из окна, а потом прочь, в глубину улиц, оставляя за спиной торец дома. Теперь-то её уже не поймаешь.
Аня огляделась. Ночной город выглядел мрачно и враждебно, кое-где на тротуарах двигались серые тени. Вокруг же было так тихо, что девочка слышала своё волнующееся сердце. Она в первый раз вышла из дома так поздно, и теперь не знала, что делать. И куда идти? Метро, кажется, уже закрыто, и Аня не знала, когда откроется. Ничего страшного, можно, наверное, доехать на автобусе, вот только куда? Долго на холоде не продержишься, второпях Аня оделась легко. В центр? Страшно ехать в центр. Слишком светло и людно даже ночью, да и мало ли что там может быть, с чем она ещё даже не знакома.
И вот Аня оказалась на малознакомой улице, где почти никогда не была. Она дошла до пустой автобусной остановки и села на не очень чистую скамейку, на которой лежали два прилипших жёлтых газетных обрывка, дрожащие на ледяном ветру. И стала ждать чего-нибудь...
Минут через 10 она вышла из-под крыши остановки, чтобы согреться, и посмотрела на тёмное ночное небо. Долго ещё ждать рассвета... Небо падало на неё, или она летела вверх? Аня развела руки в перчатках и старалась смотреть только в самую высокую точку бескрайнего неба и никуда больше. Трудно было всё время стоять с поднятыми руками и с запрокинутой головой, но ей было так хорошо, и казалось, что она летит к звёздам.
“Интересно, на какой высоте мне станет душно?” – подумала девочка.
На улице показался длинный троллейбус, лязгающий металлическими рогами на стыках проводов, Аня поспешно опустила руки и подошла к краю тротуара. Куда-то ведь он должен её привезти. Когда троллейбус стал тормозить при виде одинокой ночной путешественницы, она краем глаза заметила мужчину в кожаной куртке, издалека бегущего по направлению к остановке.
“Вдруг это папа? – встрепенулась Аня. – Он похож на папу. Быстрее же!” Она взбежала по ступенькам в тёплый полутёмный троллейбус и, взявшись за поручень, взволнованно следила сквозь стекло за бегущим мужчиной. Троллейбус тронулся, заставив её переставить ноги, и только тогда Аня успокоилась и прыгнула на сиденье у окошка, под негоревшую лампу.
Ну вот и всё. Это новая жизнь. Новая жизнь, уютный ночной троллейбус, который везёт её в никуда или идёт на восток, и она, съёжившаяся, спрятавшая пальцы в рукава куртки, опустившая уши у шапки и прижавшаяся этой шапкой к заиндевевшему стеклу... а за стеклом тёмный безлюдный город. Они с троллейбусом едут в никуда.
Девочка представила себе усталого печального водителя в сером свитере, с сигаретой в левой руке, ведущего свою машину по длинной ночной улице, и вдруг Одиночество тихонько тронуло её за руку. Аня съёжилась ещё больше, а Одиночество не спешило уходить, село напротив, в тень, и тоже смотрело в окно своими широкими глазами. Аня закрыла глаза и покачала головой. Она была одна одинёшенька во всей огромной вселенной, и только слёзы были её друзьями и спутниками. А порванное сиденье тихо дрожало не в такт её пульсу, как если бы ему было всё равно.
Она стала засыпать, и сон ей снился странный, ей было не по себе, она, кажется, куда-то стремительно летела, может быть, её кто-то нёс, но спиной вперёд, и она почти совсем ничего не видела. Сердце билось томительно и часто...
–Девочка, – кто-то хриплый сказал ей на ухо, и она проснулась. Это был какой-то ужасный пьяный небритый старик. Наверное, лет 60-и, неопрятен и противен. Уродлив и отвратителен. Грязно-красная шапочка гребешком на затылке и жидкие сальные волосы на лбу...
–Куда едешь? – спросил он, грузно садясь рядом. – Не поздно ли тебе ехать? Смотри-ка, как поздно.
Аня отвернулась.
–Случилось у тебя чего? Случилось, а? – продолжал близко хрипеть старик, кладя ей руку на плечо. – Может, потерялась? Так я тебе помогу домой вернуться. Хочешь, помогу?
Аня пыталась скинуть его поглаживающую руку, но рука оказалась по-тупому упрямой и ужасно тяжёлой. Ане стоило труда держать себя в руках, чтобы не начать бояться.
Послать его. Грубо и мерзко, но от всей души. Главное – побольше злобы, настоящей злобы в голосе, и уверенности. Представь себе, что сделаешь с ним что-то ужасное, если не отстанет, что ему самому будет хуже. Ну, будь же смелей! Она решительно обернулась к старику – и зажмурилась. Невыносимый перегар, как из драконьей пасти, обжёг ей ноздри. Его лицо было похоже на морду дикого кабана, щетина на шее – на стальные шипы, поры на носу как кратеры. Несчастная и маленькая, в секунду лишившаяся смелости, Аня закрыла перчаткой лицо.
–Да не бойся, не бойся меня так! – прокуренно захохотал старик. – Я добрый парень, плохого не сделаю.
–Мужик, не лапай девчонку. Чего ты к ней пристал, – послышался чей-то голос сверху. Это был парень лет 18-и с пивной бутылкой в левой руке, в стёганой фиолетовой куртке, казавшейся в сумеречном троллейбусном свете синеватой, в широких потрёпанных джинсах и вязаной шапке Killer Loop.
–Не лезь, молокосос, – предупредил его старик. – Никогда не лезь не в своё дело. И я девчонку не лапаю, а разговариваю с ней просто, понял? Давай, давай отсюда.
Парень нагнулся, держась рукой за поручень, и обратился к Ане:
–Помочь тебе?
Троллейбус качнул их, некстати затормозив, и повёз дальше, выпуская в салон волны приглушённого ноющего звука. Аня закивала, покусывая от волнения губу, и начала жалеть, что не лежит дома в постели. Парень вздохнул и с досадой посмотрел в окно, как бы жалея сразу обо всём, что мог не успеть в жизни.
–Пошли, мужик, пошли, выпьем с тобой. Бросай девчонку, что ты в самом деле.
–Ты, бля, иди, я два раза не привык повторять, – угрожал пьяный старик, поворачиваясь всем корпусом. – Молоко ещё на губах не обсохло, со мной-то пить. Ты сам-то куда бля едешь?
–Я? – парень повертел в руках свою бутылку, почесал колючий подбородок и сказал правду: – К девушке еду.
–Вот и вали к своей бабе, давай, пацан, не трогай нас. Мы с девочкой немножко поговорим и всё. Одиноко ей, не видишь? – он опять стал гладить анино плечо, и она залепетала:
–Не надо, пожалуйста, перестаньте, у меня ничего не случилось, не надо...
Парень взял старика за руку, оттягивая его назад и подсовывая под нос пиво.
–Ну ты чё, мужик, чё ты, пива не хочешь? Пошли, пошли, бросай её, ей давно домой надо.
Страшный старик развернулся, выбил бутылку на пол и толкнул парня лапой в лицо, тот отскочил в сторону, поправляя шапку.
–Ты что, с-сука, о...ел, да? Ты о...ел мою шапку трогать? – спрашивал он с нарастающей злобой. Старик приподнялся, чтобы ударить ещё раз, и Аня быстро перелезла через переднее сиденье, с визгом оттолкнув его жирную тушу, и побежала к дальней двери. Старик пошёл было за ней, но парень в вязаной шапке преградил ему дорогу. Троллейбус затормозил у остановки, старик наступил на покатившуюся бутылку и повалился вперёд, хватаясь за сиденья, чтобы удержаться, парень отпрыгнул и сильно ударил его в ухо. Дверь открылась; прыгая на асфальт, Аня одновременно услышала хриплый гортанный крик бешенства и ещё громкие злые слова:
–Давай вали домой отсюда! Быстро, слышишь, ты?
Оказавшись на людной и светлой улице, Аня бегом бросилась прочь, к ярким вывескам и музыке, туда, где побольше людей и света, где можно спастись от этого старого убийцы, у которого за поясом наверняка огромный зазубренный нож... Она остановилась на углу, около мусорной урны, вокруг которой валялись окурки, чтобы отдышаться. Лёгкие болели от холодного воздуха, который она глотала на бегу, а ноги дрожали от страха. Как ей было плохо и одиноко! На всей Земле не было никого несчастнее её.
Она не знала, где она. Она не знала, куда идти и что делать. Крик старика и слова незнакомого парня не шли у неё из головы. Растеряна и несчастна...
Через пару минут Аня пришла в себя и огляделась. Как видно, она долго спала и троллейбус успел увезти её в незнакомую часть города. Она и хотела уехать куда-нибудь подальше, но предпочла бы знать, куда именно – но ничего страшного, чтобы вернуться, нужно всего лишь сесть на тот же троллейбус, идущий в обратную сторону, хотя это и потребует от неё определённого мужества. А пока надо осмотреться. Всё-таки, какая бы она не была, это её новая жизнь – и надо смело идти по ней вперёд.
Она стояла на углу бара, свет которого и привёл её сюда. И девочка подумала, что должна войти.
Войти одной, в ночной бар?! А впрочем, почему бы и нет. Борясь с робостью, она всё же вошла и на миг замерла у двери. Бар дохнул на неё изнутри тёплым воздухом, пропитанным запахом острых закусок и терпким ароматом сигарет. Приглушённый людской говор, звон рюмок и звяканье столовых приборов о тарелки на фоне медленной музыки – бар приглашал её. Отдохни. Аня быстро, касаясь плечом стены, прошла в угол, под лампу в зелёном абажуре, и села за столик, сняв шапку и перчатки. Минуту она просто сидела, почти не смотря по сторонам, и спрашивала себя, что ей здесь надо? Она боялась, она чувствовала себя чужой и ненужной в обществе всех этих взрослых циничных мужчин и женщин, пьющих вино и дымящих сигаретами. Это они получают здесь удовольствие. А она – всего-навсего маленькая девочка, хотя тоже умеет пить и курить, но не так. Они всё же делают это по-другому, по-взрослому... Сколько же ей ещё чувствовать себя ребёнком?
Официанты всё время проходили мимо неё.
“Деньги пахнут, – подумала Аня. – У меня нет денег – вот ко мне и не подходят. Впрочем, почему же? У меня есть 100 рублей. Интересно, достаточно ли пахнут 100 рублей, чтобы привлечь официанта? Уж лучше бы не привлекали”.
Официант сию секунду появился.
–Вам что-нибудь нужно, мадам? – спросил он, глядя на Аню с вопросом и с некоторым даже сочувствием.
–Мне? Нет... Да! Кофе, пожалуйста.
–Кофе. Чёрный? Со сливками? Каппучино?
–Чёрный.
–Хорошо. Это всё?
–Всё.
–Сию секунду, мадам, – официант улыбнулся и ушёл.
Аня заказала кофе, потому что боялась не выдержать, заснуть. Всё-таки впереди, возможно, вся ночь.
“А хватит ли у меня денег на кофе? – думала она. – В этих барах всё бывает так дорого. Не может быть, чтобы ста рублей не хватило на чашку кофе”.
Аня сняла шарф, повесила на спинку соседнего стула и стала разглядывать своих соседей. Первые соседи оказались молодой, наверно, супружеской парой. Аня засмотрелась.
Она пила, не отрывая от него задумчивых глаз, не касаясь бокала мизинцем. Он щурился, выпуская голубоватый сигарный дым, уплывавший к синему абажуру, и тоже смотрел на неё, и этот взгляд, и этот прищур, и вязкое красное вино в бокале, и дым, поднимающийся вверх, вдруг сказали Ане так много.
...Что они хозяева жизни. Они могут менять её каждый день и ничего не бояться. Не бояться пьяных стариков с ножами или ребят с бутылками, ночных улиц и шумливых прокуренных баров... Это же глупо. Вдруг представила их где-то далеко, где вокруг снег, снежинки летят и кружатся. Он надевает перчатки и поправляет воротник от ветра, он смотрит на огромную белоснежную равнину, убегающую, как широкая дорога, вдаль, разбивающую горизонт, свет, темноту и не останавливающуюся нигде, смотрит спокойно и долго, без страха, со скрытой силой в спокойных движениях, большей, чем сила немощных человеческих мышц, силой, способной противостоять великому потоку всей жизни. И она с ним, рядом, без шапки, гордая и прекрасная, с глазами цвета далёких звёзд, навечно юная эльфийская царица с волшебным жезлом из струнной музыки и света, не оставляющая следов на снегу. Они едины в этом взгляде, обращённом к их таинственной судьбе, никогда не разгаданной, никем не предрешённой.
Аня отвела взгляд. Всё воображаю... Однако она боялась повернуться опять, как будто всё неожиданно могло оказаться правдой...
Незнакомка была такой, какой могла бы быть сама Аня: уверенной в себе, да и во всех, красивой и независимой. А незнакомец мог бы стать мужчиной её мечты. Они – это тот чужой ей мир, к которому она и стремится, ради которого, борясь со страхом, убежала из дома. Это мир других понятий и других действий, когда твоя жизнь и жизнь вообще становятся едины, когда ты воспринимаешь их как две стороны одного и того же... Не как у неё – вражда между всем миром и её жизнью. Всё же какая это глупость, но где же выход?
Ане показалось добрым знаком, что она встретила этих двух людей именно сейчас. Могут ли они научить её чему-то? Могут ли помочь?..
Официант принёс ей кофе на блюдце, она поблагодарила и стала пить. Кофе было меньше, чем ей хотелось – а она, как-никак, собиралась продержаться всю ночь. Аня краем глаза заметила, как та самая незнакомка за соседним столиком встала и ушла (наверное, в уборную), а её спутник слегка повернулся на стуле и стал с смотреть на Аню, без улыбки, вообще без выражения, расслабившись, думая о чём-то через сигарный дым. Девочке захотелось выдержать этот взгляд, она тоже повернулась и с вызовом посмотрела в его глаза. Глаза молодого мужчины как-то по-особенному улыбнулись, он положил сигару в пепельницу и опять стал смотреть на Аню, не изучая, даже не рассматривая.
“Что ему нужно?” – подумала Аня, но он уже отвернулся, отпил из своего бокала и стал рассеянно рассматривать рекламный плакат на противоположной стене.
“Почему у меня абажур зелёный, а у них голубой? – задумалась Аня. – Интересно, сколько времени. Я же забыла часы на столе. И как там папа? Он наверняка заметил, что я ушла. Ещё бы! Я же так хлопнула дверью, да и если уж он зажёг свет, то обязательно зайдёт в мою комнату и проверит, как мне спится. Наверное, они там сошли с ума”.
Аня потупила глаза и постаралась придать своему лицу скорбное, но суровое выражение.
“Я знала, что это может быть очень болезненно. Всегда трудно начать новую жизнь”.
Она отпила своего кофе и замерла с чашкой в руке, когда к ней подсела очаровательная соседка-незнакомка, только что вернувшаяся. Как раз на тот стул, где висел одиноко анин шарф.
–Привет, – сказала она. – Я Эна.
Если бы за столик сел сам Архангел Гавриил, только что спустившись с небес, это бы не произвело на Аню и половины впечатления. А дело состояло всего лишь в том, что теперь они сидели вдвоём под зелёным абажуром: испуганная девочка и эльфийская царица.
Лицо Эны было очень красиво. У неё были выразительные карие глаза с длинными ресницами, аккуратный нос с маленькой горбинкой, придававшей её лицу особенный шарм, и немного печальные и молчаливые губы, загадочные и тем более привлекательные. Густые русые волосы с маленькой рыжинкой, уложенные иголками дикобраза и подкрашенные белым на концах. И Аня ещё раньше рассмотрела её высокую и идеально пропорциональную фигуру. Невольно Аня мысленно себя оглядела: свою осанку, всё, вплоть до положения рук и ног – и пришла в отчаяние. Ей никогда не стать такой же.
–А как тебя зовут? – спросила Эна, не дожидаясь продолжения разговора, которого бы не последовало.
–Аня, – пропищала Аня, как мышка, косясь на мужчину за соседним столом, который отодвинул стул, подошёл и тоже подсел к ним.
–Вы с ней тёзки, – сообщил он.
–Эна – это странное имя, – не удержалась Аня и поспешно добавила:
–Но очень красивое.
–Я иностранка, – призналась Эна. – А это Пол. Знакомься.
–Вы здорово говорите по-русски, – удивилась Аня.
–Спасибо! Мы не помешали тебе, нет? – спросила Эна, доверительно заглядывая девочке в глаза.
–Нет, нет, что вы! – она вдруг так испугалась, что они уйдут. – Мне очень приятно.
Эна улыбнулась.
–Ты ждёшь кого-нибудь?
Сначала Аня кивнула, сама не понимая зачем, но потом подумала: что толку врать этим людям?
–Нет, – она пожала плечами. – Никого.
–Ты выглядишь расстроенной, – сказала Эна. – Ничего не случилось?
–Да так, – Аня махнула рукой, чтобы создать видимость равнодушия. – Какой-то старик пристал в троллейбусе.
–Старик пристал в троллейбусе, – сам для себя повторил за ней Пол и взглянул на Эну, которая, просчитав этот взгляд, не обернулась, чтобы избежать многозначительного невербального обмена мнениями.
–Надеюсь, всё хорошо кончилось? – с тревогой спросила она.
–Да, к счастью. За меня заступился какой-то парень.
–В вязаной шапке, фиолетовой куртке и с бутылкой пива?
Аня была удивлена не на шутку.
–Откуда вы знаете?
–Это только она знает, я не знаю, – сказал Пол.
Аня посмотрела на Эну, но та смотрела на своего спутника.
–Пол, ты, наверное, хочешь сказать, чтобы она обращалась “на ты”?
–Почему бы и нет?
–Но ведь я и сама так хочу! Ань, мы же не доценты экономической теории. Мне всего 24, и ты можешь говорить мне “ты”. А то я смущаюсь.
Аня просто кивнула.
–Да, я умею читать мысли, – хитро улыбнулась Эна. – Меня не просто провести. Понял, Пол? Тебе это тоже урок.
–Понял, Кошка, – Пол потушил сигару и стал искать глазами официанта, явно не слишком заинтересовавшись телепатическими способностями Эны.
–Действительно? А как вы это делаете? Как ты это делаешь? – Аня поправилась на слове “вы”.
–Секрет! Однако, Аня, ты храбрая. Даже я не решилась бы разгуливать под утро по городу. Мне кажется, это опасно.
–Но ты же здесь? – робко ответила девочка.
–Да, но я с Полом!
–Угу, – подал голос Пол, – я ведь специалист, в некотором роде, по старикам и троллейбусам.
Они немного посмеялись и немного помолчали. Аня решила, что пора задаться вопросом: что они здесь делают? Было такое странное ощущение, будто они намеренно помогают ей жить её новой жизнью.
Эна просто сидела рядом и, казалось, о чём-то задумалась. Она принадлежала к таким людям, которые могут просто сидеть рядом и не стараться привлечь к себе внимание, при этом ничуть не становясь незаметными, и ни неловкой паузы, ни чего-либо подобного не получается. А Пол сидел, вращал пепельницу на столе левой рукой, рассеянно поглядывая то в сторону Эны, то просто по сторонам, и вроде бы его не особенно интересовало, молчат ли вокруг, говорят ли, свободно себя чувствуют или неловко, и вообще его не интересовало в данный момент ничего, кроме эниных глаз и того, как нужно вращать пепельницу, дабы она при этом не дрожала.
Эна первая прервала молчание.
–Ты здесь живёшь?
–Да. Где-то здесь.
–Где-то? – рассмеялась Эна.
–Ну да. Здесь, – поправилась Аня.
–Мне здесь нравится, – сказала Эна. – В вашем городе, я имею в виду. Много света...
–А я не люблю! – вырвалось у Ани. – Не люблю этот город, и людей здесь не люблю. Мечтаю уехать отсюда. Здесь душно, тесно...
–Городской невроз, – веско сказал Пол, Эна обернулась и яростно выстрелила в него глазами.
–Может быть, и невроз. Но ведь не просто так? – не сдавалась Аня. – Это не город, а спрут! Здесь всё лживо, всё ненастоящее!
–Разве ложь сейчас не везде? – ответил Пол. – Мне кажется, что вся планета буквально излучает волны лживости.
–Не везде! – Аня не могла остановиться. – Есть вечные, объективные ценности, есть такие вещи, которые объединяют всех, даже если люди и не понимают этого... – она осеклась.
–Да, – кивнула Эна, не давая молчанию затянуться. – Ведь есть любовь?
Вот это было неожиданно. Одним простым словом великолепная Эна охватила всё самое лучшее во всём мире! Аня от радости потеряла дар речи.
–Ведь, может быть, и не в городе дело? – как-то смущённо спросила Эна. – Просто иногда бывает так, когда всё это надоело...
–Что – это? – не поняла Аня.
–Просто всё это. Знаешь, у меня тоже бывают такие моменты, когда кажется, что всё надоело. Когда хочется сделать всё как-то по-другому. И хочется побыть одной... Только любящий и любимый человек может помочь, когда плохо.
Эна смотрела Ане в глаза, будто читая её ответ на все свои слова.
–Я очень любила мою маму, когда была моложе. Сейчас мы с ней не так близки, и я сожалею об этом, но когда я была как ты, мы не чаяли друг в друге души. Она мне всегда очень помогала.
Подошёл официант, и Пол что-то заказывал ему, краем уха подслушивая Эну, но Аня слышала только её, и её голос начинал казаться родным и знакомым.
–Нужно только помочь человеку помочь тебе, нужно открыть ему душу. Вам будет легче понять друг друга, и тогда вы не будете одиноки.
Аня даже не думала спорить. Просто слушала.
–Кто-нибудь есть хочет? – осторожно спросил Пол, вклиниваясь в беседу, показывая ладонями знак тайм-аута.
–Я бы съела что-нибудь, – сказала Эна. – Только не очень тяжёлое. Ты как?
Аня знала, что это ей, но что ответить, не знала.
–Да, спасибо. Немножко.
–Отлично. Пол, милый, закажи и нам какого-нибудь винегрета, что ли, или салата. Не надо пиццы, селёдки, солянки... А то живёт будет болеть. И побольше сока, мне пить хочется страшно.
Аня тут же почувствовала, что это ей страшно хочется пить. С этими двумя было просто удивительно.
Как бы хотелось с ними поговорить по-настоящему! Если и можно с кем-то поговорить в этом городе, то только с ними. И, в конце концов, почему бы и нет? У Ани уже появлялось несколько раз ощущение, что они здесь появились специально для неё, как посланники Новой Жизни. В некотором смысле, они – почти её собственность. Было бы глупо бояться смотреть телевизор, тогда как он был сделан для того, чтобы его смотрели, так же и с ними – они здесь для неё, если это только не бред переутомившегося рассудка. Но, кажется, всё же не бред. Может, шалость судьбы, а может, их собственный расчёт, но они здесь для неё. И они ждут, пока она захочет заговорить сама.
Что ж, я готова!
–Я думаю... – неуверенно сказала Аня, и замолчала. Всё-таки тяжело решиться. Хотя что там, в конце концов! Она как будто играет против самой себя в какой-то по-странному реальной кукольной игре. Смелее! Главное – помнить: можно сказать всё, что захочешь.
–Как вы думаете, человек может летать?
Может, это и не самое удачное начало, но Аня решила перейти сразу к самому животрепещущему вопросу, минуя всякое предисловие.
–Летать? – переспросила Эна. – Я бы не отказалась, честное слово. Это когда поднимаешь руки, закрываешь глаза – и летишь?..
–Да! – кивнула девочка, восторженно глядя на Эну. В двух словах Эна сумела передать весь восторг в мире! Просто: и летишь!..
–Это было бы здорово, – улыбнулась Эна. – А ты, Пол, отказался бы?
–Нет, если на первых порах мне дадут инструктора. Только ведь это невозможно, девочки.
Он сказал это с таким безмерным сожалением, что на миг Аня поверила, что это правда, – но только на миг!
–Но ведь человек летал! – воскликнула она. Да! Это был её звёздный час! Теперь, рядом с этими людьми, она могла кричать как угодно громко и ничего не бояться, ограждённая ото всех напастей как бы непреодолимой стеной.
–Кто? – поинтересовался Пол. – Икар? Или разорившийся нью-йоркский брокер?
–Какой брокер? – ошарашенно посмотрела на него Аня. – Я имею в виду Дэвида Копперфильда! Он – летал.
Пол и Эна обернулись друг к другу и секунду безмолвно смотрели друг другу в глаза. Пол отвернулся первым.
–А, впрочем, почему бы и нет... Хотя это – шоу-бизнес.
–Шоу-бизнес? – Аня не могла его понять и начинала волноваться, почувствовав непонятой и себя.
–Но ведь есть вечное, святое, оно может проявляться во всём, в самом неожиданном случае! Ведь полёт – птицы ли, облака – это самое прекрасное, что известно человеку!
–Вероятно, – кивнул Пол, – а Дэвид – самый высокооплачиваемый шоумен в мире.
–Ну и что? Он получает деньги за свой талант! Почему он не должен этого делать? Почему богатство так уж мешает борьбе с ложью и несправедливостью?
–Каждый борется, как может, – поспешно пояснила она, почувствовав, что им не совсем понятна эта мысль. – Знаете, как в христианстве: спасись сам, и тысячи вокруг тебя спасутся. Так и Дэвид: он полетел, он открыл эту истину для себя – и тем самым помог всему человечеству.
–Я не понял, какую истину? – в отчаянии спросил Пол, в поисках поддержки оглядываясь на Эну.
–Лучше помолчи, – вздохнула Эна. – Ты сегодня не в духе рассуждать о высоких материях.
–Зато я могу предполагать, сколько стоит секунда полёта Дэвида Копперфильда и во что это обойдётся всему человечеству.
–Но ты же не будешь спорить, что полёт – это прекрасно? – спросила Эна с затаённой угрозой, которую услышал только Пол.
–Нет, конечно. Это просто олицетворение красоты, – согласился он не мешкая, но не замолчал, а опять обратился к Ане.
–Ты считаешь, что в мире слишком много зла, лжи и несправедливости? И что же нам делать? Летать? Да, это нестандартный выход: мы будем летать и всё зло исчезнет. Только ничего подобного. Подумай сама: ты хочешь летать, потому что ты будешь единственной. Ведь ты хочешь, Ань? И от осознания того, что в тебе воплотились мечты всего человечества, ты перестанешь так остро чувствовать царящую в мире несправедливость и может быть станешь счастлива. Я не против. Но тысячи от этого не спасутся.
Официант принёс салаты, белое вино, фрукты, виноград и много сока. Пол прервался, чтобы помочь разместить всё это на столе, и продолжал.
–Слишком трудная задача – изменить мир. Нужно сделать так, чтобы ты могла жить в этом мире. Я не говорю, что нужно подстраиваться под него, наоборот, нужно быть сильной, чтобы мир не мог тебя сломать.
–Так вся жизнь пройдёт в бесполезной, истощающей борьбе, – прошептала Аня.
–Но я говорю наоборот: не надо бороться! Нужно следить лишь за собой. Понимаешь, я могу сказать тебе точно: в этом мире можно жить. А это уже значит, что он не так уж плох. Конечно, в нём хватает всякой гадости, но всё же в нём можно жить. А Великие Ценности не нужно искать везде, где попадётся, на то они и ценности, что редки. Они не появляются по заказу.
–Значит, нужно бороться с самой собой, – возразила Аня. – Это безысходно. Я не приспособлена для этого...
–О Боже! – развела руками Эна, – но зачем бороться с самой собой? Это уж точно последнее, на что можно решиться.
–Каждый человек в итоге приспособлен только для самого себя. О какой же борьбе ты говоришь? –Перебил Эну Пол.
–Нельзя же жить только для себя! – удивилась Аня.
–Нельзя не жить для себя! Помни хотя бы то, что твоя жизнь – это только твоя жизнь, ты не можешь ей поделиться, ты не можешь украсть чужую. И ты либо живёшь для себя, либо не живёшь... вообще.
–По-ол, – позвала его Эна. – Извини, что я тебя перебиваю, но не мог бы ты принести из гардероба мою сумку? Она мне очень нужна.
–Я не знал, что ты оставляешь в гардеробе сумку.
Они улыбнулись друг другу.
–Сейчас принесу. Как быстро ты возвращаешь меня на грешную землю, – и Пол действительно ушёл.
Девушки немного посидели молча, а потом Эна тронула Аню за руку и сказала:
–Главное – не врать самой себе, а смотреть на мир трезво. Я, правда, не умею... Но наверное тогда с ним можно будет поладить.
И быстро добавила:
–Ой, извини, я забыла ему кое-что сказать. Я сейчас, ладно? – и Эна ушла, как раз чтобы встретить Пола на обратном пути.

Аня сонно смотрела вокруг, пытаясь проанализировать всё, что успела услышать. В голове, казалось, вдруг стало много больше вопросов, которые недовольно теребили мозг. Началась или не началась её новая жизнь? Кончатся ли глупые и никчёмные страдания? И что будет дальше?
Аня выпила сок, чтобы хоть немного прогнать сон, и стала есть салат. Сзади подошёл кто-то, она думала, что это Пол, но оказалось, не он. Это подошёл какой-то высокий парень, лет 20, носатый и в длинном пальто. Чувствуя себя до сих пор под защитой удивительных Пола и Эны, Аня решилась заговорить первой.
–Вам что-то нужно?
На секунду на его лице появилась растерянная улыбка, но потом он собрался с мыслями и сбивчиво заговорил:
–Ничего особенного. Дело в том, что я сегодня весь день настолько не в своей тарелке, и... просто я увидел вас, вы мне понравились и я решил подойти и спросить, не захотите ли вы скрасить мне одиночество?
–Каким образом? – спросила Аня. Этой ночью она была на удивление смела.
–Мы могли бы посидеть, выпить, просто поговорить. Понимаете, мне нужен кто-то...
–Посидеть, выпить... – Аня даже не знала, что ответить. – Знаете, вообще-то я не одна.
–А, они – парень и девушка – они с вами?
–Ну вообще-то они не со мной, – призналась Аня. – А что, вам так уж одиноко?
Парень присел на стул Пола, положил руки на стол, сплёл пальцы.
–Не знаю, можно ли измерить одиночество, – вздохнул он скорбно и сжал губы, – но сегодня мне действительно не по себе. Конечно, для вас я буду плохим собеседником, ведь девушки любят веселиться, так что стоит вам только намекнуть – и я уйду.
Анино сердце наполнила жалость. Что-то у них было общего: то же взаимонепонимание со всем миром, та же растерянность, та же нужда в помощи... И Аню влекло к нему.
–Подождите, постойте, не уходите, сказала она. – Не думайте, что девушки умеют только смеяться.
Аня вспомнила лицо Эны и лёгкую грусть, которая делала лишь прекраснее её глаза. Эна тоже умеет смеяться, глупо было бы сомневаться. И смеётся, наверняка, куда веселее всех на свете, но она уже знала о жизни что-то такое, что заставляло грустить одинокими холодными вечерами, и это таинственное знание добавило к озорному смеху её глаз толику печали.
–Вы уже заранее думаете, что я ущербная, что я не пойму того, что вы мне скажете. Глупо так думать. Ведь у меня тоже есть душа, и я могу понять вас, если захочу.
–А захотите ли? Да и не так-то это просто – понять чужую беду, – он отрицательно качнул головой.
А Аня не знала точно. А впрочем?..
Вот же она, новая жизнь! Могла ли она хотя бы мечтать о таком повороте событий, останься она на ночь в постели, пойди с утра в школу... Она влачила бы тоскливую и жалкую жизнь, может статься, ещё много-много лет... Родители бы ни за что не захотели её понять – это стена, не прошибёшь. Но здесь, перед рассветом, в ночном баре она нечаянно встретила удивительных Пола и Эну, которые были готовы понять её с полуслова. Она уже влюбилась в них обоих одинаково сильно, она чувствовала, что в ней осталась частичка их загадочной неведомой жизни, и она, казалось, уже знала лекарство от страдания. Она знала, как поладить с этим миром! А он, этот парень, ещё не знал, хотя и старше неё, и это не удивительно, потому что только Пол и Эна могли поведать этот простой секрет... Что это за секрет? Да не нужно это понимать, он должен сработать на подсознательном уровне, лишь бы было вдохновение.
Аня выпила ещё сока и решила, что нельзя упускать такой шанс. Она повернулась и кивнула:
–Я посижу с вами немного, всё равно Пола и Эны пока нет.
Парень был ей благодарен.
–Спасибо. Пойдём за мой столик?
–Что ж, пойдём...
Они поднялись и пошли, обходя подвыпивших, расслабившихся посетителей ночного заведения, направляясь к пустому столику почти на другом конце бара. Аня шла сзади. Что же будет дальше? – спрашивала она себя.
Что же будет дальше?

Эна нашла Пола за стойкой бара с фужером коньяка. Она подошла и положила ему руку на плечо.
–Здравствуй, я ждал тебя, – улыбнулся Пол.
–Пол, ты взял мою сумку?
–Да, милая. Вот если бы у тебя ещё действительно была сумка... Послушай, так ты уже окончательно стала телепаткой?
–Да нет, что ты. Просто она так сказала слово “парень”, что мне сразу вспомнился тот паренёк в фиолетовой куртке, ну помнишь, которого мы встретили сегодня? Вот я и спросила.
–И всё-таки факт прочтения мыслей имел место. Пожалуйста, когда ты всё же станешь телепаткой, скажи мне?
Она встала рядом и заказала мартини с соком и со льдом.
–Скажи мне что-нибудь, – попросил Пол. – Я же вижу, что ты недовольна.
–Я недовольна? – Эна постучала ногтями по псевдомраморному покрытию. – Да я просто в бешенстве!
–Вот это случается нечасто.
–Зачем ты стал читать ей лекцию про жизнь и смерть? КТО тебя просил?
–Да, да, извини, я и сам почувствовал.
–Что это ещё за брокеры, жизнь-для-себя, шоу-бизнесы? Ты никуда не годишься сегодня.
–Мне казалось, я избрал верный тон.
–Кажется – нужно креститься.
–Зачем?
–Это здешняя народная пословица. Не перебивай меня. Если ты решил потренироваться с ней в жарких застольных спорах, то это не делает тебе чести. И это твоё не самое лучшее выступление. Это же маленькая девочка! Ты помнишь себя в 15 лет?
–Помню. Я тебя не перебил?
–Ей нужно помочь излить её сомнения, дать выпить сока, поесть винограда, подержать за руку и – отвезти домой.
–Соком и виноградом, скажем, она обеспечена на всю оставшуюся ночь.
–Тебе как будто всё равно, – Эна в отчаянии опустила голову.
–Не вешай нос, оранжевоволосая, – Пол стал говорить тише, наклонившись к ней. – Знаешь, ведь всё, что я сказал ей – всё до последнего слова правда. Её жизнь – это её жизнь, и ты не изменишь её жизнь, накормив виноградом, понимаешь? От винограда живот болит.
–В любом случае, – настойчиво повторила Эна, – ей нечего здесь делать в 4 часа утра. Мне её жалко.
–Ну прости, – сдался Пол, прижимая её к себе и целуя в губы, которые она предоставила ему, оторвав от бокала с вином. – Теперь я буду говорить односложно и только по твоей команде. Но что же нам делать? У тебя есть план “Б”?
–Плана “Б” не нужно. Ты ещё не успел ничего испортить.
Она притянула его за воротник к себе и поцеловала взасос, отстранив опять через четверть минуты. – Только молчи.

Они вернулись к своему столику и увидели, что он пуст.
–Нету, – сказала Эна. Пол быстро обернулся и огляделся, как будто ожидал увидеть в углу террориста с автоматом.
–Не оглядывайся ты так, ради Бога, – раздражённо сказала Эна, обводя бар глазами. – Здесь тебе не Город Уличных Войн.
–Но разве здесь не пропадают девочки?
–Не вижу. Где она? Господи, что могло случиться?.. Может быть, убежала?
–Нашёл, – сказал Пол и повернул Эну за плечо. Эна посмотрела в ту же сторону и увидела Аню, машущую им рукой. Рядом сидел какой-то молодой человек, а на третьем стуле лежало его пальто.
Эна подошла к своему столику и села, чтобы подумать. Пол сел рядом и вполповорота стал равнодушно изучать незнакомца, сощурив левый глаз.
–Так-так... – пробормотала Эна, медленно постукивая ногтями по столу. – Вот и доигрались. Он мне не нравится.
–Можно стукнуть его мордой об стол и увезти девчонку домой, – предложил Пол.
–Совсем глупый! Но ничего лучше я придумать не могу.
–...но ведь и он меня может стукнуть мордой об стол, а так мы не договоримся... Прийдётся его измочалить до полной потери крови... Эн, перестань ты смотреть на него, как киллер через оптический прицел.
–Помолчи. Лучше придумай что-нибудь.
–Нечего думать, Эна. С самого начала я не мог понять твоей идеи, из неё ничего бы не получилось. Так что извини.
Эна в упор посмотрела на него и встала.
–Я сейчас.

А они очень хорошо сидели, болтали о том о сём, и Аня была рада, что отвлекает своего нового знакомого от его грустных мыслей. Беседа шла легко, потому что было столько тем для разговора, и по желанию можно было выбирать любую, и разговор не кончался. Её новый друг сказал, что чувствует себя одиноко среди людей и не понимает, зачем живёт, и она разоткровенничалась и призналась, что и у неё та же беда.
–Я думал, что это пройдёт с возрастом, когда был как ты, – говорил он. – Думал, что это, как говорят психологи, становление личности или что-то в этом роде. Но вот прошло почти 5 лет с тех пор, и я всё тот же.
“Вот почему его тянет ко мне, хотя между нами такая пропасть лет”, – думала Аня.
–Единственное, чем я иногда пытаюсь себя утешить – это то, что я, может быть, странный и не такой, как все. Может быть, из таких людей получаются великие художники, или святые, или ещё что. Не думаю, что что-нибудь получится из меня.
–Почему же нет? – спросила Аня. – Зачем ты так говоришь? Нельзя знать, что будет дальше!
–Это-то и пугает, – усмехнулся он. – Что, если там пустота?
Ане хотелось повторить ему что-нибудь из слов Пола и Эны, но не могла вспомнить ничего подходящего. “Как он похож на меня, – думала она. – Как было бы легче нам вместе. Мы могли бы помогать друг другу... Только вряд ли это возможно, всё таки он намного старше”.
–Смотри-ка, твои друзья ищут тебя, – показал парень.
Действительно, Пол смотрел в их сторону и что-то говорил Эне. Аня помахала им рукой.
–Что же, пойдёшь теперь к ним, – полуутвердительно спросил анин собеседник.
–Не знаю.
Его голос снова погрустнел, и Аня подумала, что подло бросать его теперь, хотя ей хотелось ещё послушать Пола с Эной, ещё посидеть с ними и попить вкусный сок. Собственно, она была готова сидеть с ними всю ночь... Но всё же это было бы подло.
–Знаешь, я могу остаться с тобой, если хочешь, – набравшись храбрости, сказала Аня.
Парень улыбнулся ей.
–Спасибо.
Через минуту Эна сама подошла к ним и оперлась на стол.
–Привет, – сказала она аниному другу, и звук её голоса на секунду как бы приглушил все другие звуки. – Вы здорово здесь устроились, – она улыбнулась. – Мы с Полом собрались прогуляться... Аня, ты... остаёшься?
“Нет” почти уже слетело у девочки с губ, но она вовремя напомнила себе о данном минуту назад обещании. Эна звала её с собой, и Аня хотела идти, но это было бы подло. И чья это, в конце концов, жизнь? Её или энина? Это её жизнь, Эна не может ей распоряжаться, если Аня не захочет, ведь так? Господи, какой бред, какой бред!..
–Я остаюсь, – тихо сказала Аня и посмотрела на своего друга. Он ответил ей понимающим взглядом.
–Ну что ж, – весело сказала Эна, – счастливо вам оставаться. Может, увидимся ещё как-нибудь.
Она дотронулась до аниного плеча, прощаясь, и пошла к выходу, где её встретил Пол.
–Мне не по себе, – прошептала Эна, когда Пол поддерживал ей пальто. – Мы проиграли...
–В том смысле, что не увезли её домой – да. Не расстраивайся, любимая моя. Как знать, может, она ещё полетает с Дэйвом Копперфильдом? А я, мне кажется, уж точно не буду летать никогда.
–Не бойся, уж я, невольница, тебя не брошу, – сказала Эна, прижимаясь к нему, чтобы он мог крепче обнять. – Пол, будем ползать вместе.

Аня осталась в баре. Ей стало печально и грустно, что Эна ушла. Зря, думала она. Зря. Молча они сидели за столом, и каждый старался думать о чём-нибудь своём, каждый раз попадая в одно и то же.
–Жалеешь? – спросил он.
–Да нет, что ты, – соврала Аня.
–Пойдём погуляем? – предложил он. Она согласилась.
–Пойдём.
Они вышли наружу через несколько минут после Пола и Эны и остановились на распутье.
–Куда? – спросила Аня.
–Вон там есть скверик, – предложил её друг, – мы могли бы пойти туда.
Они пошли.
–Ночью всё так странно, – сказал он. – Какие-то огни в темноте, люди как тени. И хочется спросить: а зачем? Зачем я здесь, зачем все они здесь?
Аня внимательно слушала и видела то, о чём он говорит, вокруг. Огни, ночь, людей... Скоро рассвет.
–Ночью стираются различия, – говорил он. – Ночью не важно, понимают тебя или нет, понимаешь ты, или нет... Не важно, сколько у кого друзей и врагов, и насколько ты в ладах с миром... Только ночью можно постараться понять себя. Вот почему я люблю гулять по ночам.
–А Луну не люблю, – вдруг ожесточённо сказал парень. – Она как светильник, в ней ни черта нет, какой-то глупый примитивный светильник.
–Знаешь, – сказала Аня, – мне кажется, что не нужно ориентироваться ни на что, кроме себя. Только ты – это важно. Ты живёшь для себя, ты подходишь только себе. Не нужно пытаться приспосабливаться к миру.
–Может быть, – пожал плечами он. – Нельзя же проводить всю жизнь в какой-то бесполезной борьбе? Это глупо.
Они гуляли по припорошенному снежком скверу и тихо беседовали. Над ними открытое небо, пересечённое чернеющим дымом, который плыл, задевая скрюченные ветки голых деревьев.
–Ты не замёрзла? – спросил он.
–Да, прохладно, – призналась Аня.
–У меня здесь квартира недалеко, может, пойдём, погреемся?
Какое совпадение, подумала Аня.
–Мы снимаем её вместе с другом. Но сегодня его нет.
“Нужно учиться доверять людям, – решила Аня. – нужно согласиться. К тому же и холодно, не торчать же здесь всю ночь...”

В квартире неубрано и тепло, в прихожей давно никто не чистил половик, и носатый парень извинялся за такой бардак.
–Это мой друг, да, он неряшлив до ужаса. Еврей, – он усмехнулся, – но настоящий друг.
–Хочешь чего-нибудь? В холодильнике что-то есть... Повесь куртку так, нету вешалки.
–Надо здесь проветрить. Чувствую, он не был здесь с неделю, а я думал, он только что уехал... Ничего, всё равно его не будет до четверга.
–Можно кофе? – робко подала голос Аня.
–Ну конечно! Только растворимого. А, нет, в зёрнах тоже присутствует, – кричал он из кухни.
–Можно и растворимого, не беспокойся, – сказала Аня, растерянно топчась в прихожей. Она немного смущалась этой ситуации, создавшейся так неожиданно.
–Нет, зачем же, я сварю тебе то, что повкуснее! Проходи в комнату, подожди, пока я управлюсь.
Аня зашла в комнату, села на старый бардовый диван рядом с обшарпанным журнальным столиком, на котором красовался старый PLAYBOY, открытый на странице с обнажённой пантерой афроамериканкой, изогнувшейся как будто в прыжке. Её натянутая коричневая кожа на мускулистом животе и округлых бёдрах блестела под вспышкой фотоаппарата, ослепительные зубы были оскалены в плотоядной улыбке, а от её пожирающего взгляда Ане стало жутковато, и она отсела подальше. На окне висели дешёвые занавески, и окно было давным давно не мыто. У противоположной стены стояла неряшливо застеленная широкая двуспальная кровать. Посреди всей этой невзрачности эффектно смотрелись большой и, видимо, дорогой телевизор, пульта к которому нигде не было видно, а также новый Pentium III на столе, заваленном обрывками белой бумаги и пустыми пачками Davidoff. В общем, убранство комнаты оказывало на Аню немного угнетающее действие, но, слава Богу, скоро появился и её приятель. Он принёс поднос с двумя чашками с чёрным кофе на блюдце вместе с ложками, сахарницей и маленьким кувшинчиком с холодным молоком, на подносе также стояла конфетница с печеньем и кусочками шоколада. Аня не ожидала такой цивилизованности в этом месте и смутилась.
–Не смотри так на всё это, – засмеялся он. – Мне самому не нравится, я привык жить покрасивее, но здесь-то мы не живём... Не обращай внимания, ладно?
Они стали пить кофе с печеньем и шоколадом, и Ане было приятно, она согревалась. Согревалась и стала понемножку засыпать, но крепкий кофе вернул её к жизни.
Что там родители? Полпятого утра, скоро рассветёт, а её всё нету... Они обзвонили всех её друзей и подруг, всех своих друзей и подруг, подняли на ноги весь дом и сходят с ума. Поймут ли они? Нет, точно, не поймут. Ну не могла она иначе! Она должна была как-то поменять свою несчастную, жалкую жизнь. Только бы не звонили в милицию. Опозорят на весь город... Если уже не опозорили.
Да, к половине пятого ей становилось тяжело держаться, но кофе спасал. А он всё больше веселел, быстро говорил и часто смеялся, и 2 раза Аня ловила на себе его странный взгляд. Как у негритянки в журнале. Каждый раз он опускал глаза, как будто становилось за что-то стыдно.
–А оказывается, в холодильнике есть ещё кое-что, – он подмигнул и убежал. – Я мигом.
И вправду быстро вернулся с новым подносом, а на подносе стояла закупоренная бутылка шампанского. С двумя фужерами на тонкой ножке.
–Нет-нет-нет, – подняла руки Аня, – я не пью.
–Да брось ты. Просто за знакомство.
–Но немножко. Совсем мало!
Пробка вылетела, как на празднике, и пахучее пузыристое шампанское полилось в бокалы. До самых краёв.
–Я всё не выпью.
–Здесь совсем мало, – улыбнулся он. – Поверь мне.
Он поднял свой бокал.
–С Рождеством тебя.
–Я неверующая (зачем я лгу?).
–Разве? Или это твои родители неверующие? Они не на рождественской службе сегодня?
–Нет. Они тоже неверующие.
–Ах, тоже. Ну что же, в этом есть свои плюсы. Верующий обуян страхом Божьим и полон надежды. Мы избавлены от одного и лишены другого. Я тоже ведь неверующий – на сегодня.
–Как это – на сегодня?
–А вот так. Давай выпьем. Давай поздравим друг друга с праздником, который отмечает не один миллион людей по всей Земле.
И они выпили. Он выпил за раз, а она не смогла, но всё же заставила себя выпить до дна. Он наблюдал за ней. И улыбался.
–Знаешь, почему сегодня мне выгоднее не верить в Бога?
–Почему?
Аня настороженно следила за тем, что происходит с её организмом. Хмель сейчас ударит в голову...
–Потому что если ты атеист, то всё вроде как относительно.
–Что относительно?
–Да всё относительно! Мораль, например.
–Я что-то не понимаю, о чём ты говоришь. А как же вечные, абсолютные ценности? Как же... любовь?
–Бог есть любовь. Не слышала? Всё относительно. Знаешь, давай-ка выпьем на брудершафт?
Аня не сразу ответила ему. Шампанское уже делало своё дело. Но он сказал: любовь относительна? Так он ставит под сомнение слова Эны? Здесь что-то не так... Нет, он сказал, что всё относительно для атеиста, а для верующего нет. То есть всё относительно Бога. А Бог относителен? А, интересно, Эна верующая?
–Что ты, я больше не буду! – наконец проснулась Аня. – Нет! Лучше уж поговорим о любви, я прошу!
–Аня, дорогая моя, ты выбрала самую затасканную тему! И к тому же отказываться пить на брудершафт – почти оскорбление.
Аня уже и не знала, соглашаться с ним или нет, и что так, а что не так, и перестала понимать, для чего, собственно, она вышла из дома в эту ночь и куда собирается прийти.
Они выпили. Неудобно и непривычно. И тут же Аня поняла, что пора домой, и давно, что заждались несчастные родители, потерявшие от страха голову, что здесь ей не место, в этой грязной квартире, наедине с чужим мужчиной... Он спаивал её. Ей не хотелось так думать, но это было, в конце концов, очевидно. Её бокал был полон в третий раз.
–Я больше не могу.
–Почему?
–Не могу. Мне пора. Меня ждут.
–Ах, ждут? – парень засмеялся. – Слушай, а зачем ты вообще вышла из дома?
–Я... Я хотела начать новую жизнь.
Зачем я ему сказала, дура?
–Так вот же и она, твоя новая жизнь! Бар, какой-то небритый иностранец с повадками старого вора и со смазливой девицей, я, в конце концов! Чего же ты убегаешь?
Вор со смазливой девицей! Аня разозлилась. Да как он смеет? Она не позволит ему обижать своих самых лучших друзей. Конечно, легко так говорить, убежав к себе домой и выпив шампанского! Попробовал бы ты сказать им это в лицо!
И в то же время она подумала: останусь! Нечего трусить. Не начинай, если не можешь кончить... К тому же хмель от шампанского быстро проходит.
–Ну что ж, давай выпьем.
–Так всё-таки выпьем?
–А для чего же, скажи на милость, ты всё это выставил?
Он улыбнулся, видя, что глаза у девочки стали хуже фокусироваться.
–Правильно. Мы начинаем схоже мыслить. С Новым тебя Тысячелетием.
–А разве оно наступило? – быстро спросила Аня, не отрывая напряжённого взгляда от бокала.
–Не важно. Всё равно год с тремя нулями – это гораздо круче, чем тысячелетие.
Полные фужеры переливчато зазвенели. Аня пила большими глотками, и дурманящий жгучий напиток ударил прямо в голову.
–Жаль, что сейчас не новогодняя ночь, – тихо сказал носатый парень, подсаживаясь ближе на бардовом диване.
–Почему? – спросила Аня, следя за его движениями.
–Сколько тебе лет? – ответил парень вопросом.
–Пятнадцать.
Она отодвинулась к валику у края.
–А знаешь, ты выглядишь постарше. И это здорово.
–В каком смысле? – взволнованно спросила Аня, не зная, как сказать ему, чтобы он отодвинулся.
–Ты хорошенькая... У тебя неплохие груди, у тебя совсем взрослые бёдра и стройные красивые ноги... Ты свежа и юна, и ты действительно возбуждаешь...
Аня испугалась и вскочила.
“Убирайся отсюда, беги!” – крикнула она сама себе, но отвратительный туман в голове мешал соединить мысль с действием.
–Иди ко мне, – прошептал он и протянул руки.
“Он хочет задушить меня”, – мелькнула у неё в голове паническая мысль. Аня взвизгнула и кинулась в коридор, но он вскочил на ноги, опрокинув столик с чашками и бокалами, и схватил её за запястье.
–Мама!!!
Звон разбитой посуды звучал у неё в ушах, и она уже летела на широкую кровать, куда её швырнула его сильная рука. Кровать прогнулась и подбросила её вверх, и тут же он упал на неё, придавив и мешая кричать и дышать, и стал впиваться губами ей в губы, в глаза, в шею, она дёргалась под ним и пыталась позвать на помощь, а он хрипло шептал:
–Я хочу тебя... Не сопротивляйся, будет больно...
Он крепко прижал её раскинутые руки, она в отчаянии вертела головой, плакала и беспомощно дёргала ногами.
–Пусти меня!.. Пусти!.. – просила она его, а он смотрел на неё страшными глазами убийцы, и безумно улыбался. Он кидал её на кровати, срывал с неё одежду, причиняя ей боль, а она не могла от него отбиться. И опять она лежала, как распятая, дрожа, почти без одежды, а он был сверху, над ней, страшный, как из фильма, с расцарапанной щекой, он схватил её, сжал её и...
“Позор, – пульсировала в голове у Ани последняя невыносимая мысль, – позор на всю жизнь”.
–Господи! – закричала она, рыдая, потому что знала, что это случится. Она напряглясь что есть сил и шептала одними губами, просила Господа умереть.
Он сжал зубы и замер, пожирая её жадными глазами. В них на одну секунду отобразились бесконечная мука и жестокая борьба.
–Я хочу тебя!! – заорал он, как полоумный, и впился пальцами ей в плечи, как будто хотел проткнуть их ногтями насквозь. Аня зажмурилась от страха и безудержно плакала. Некому спасти её. Она убежала от папы, доброго, сильного, любимого папы, и он не прийдёт. Она прогнала Пола, странного человека с необычными, притягивающими глазами, он тоже не сможет прийти к ней, и она одна, слабая, маленькая, беспомощная, один на один с жестоким миром. Глаза Эны всё так же смотрели на неё, печально и задумчиво, и ласково и тепло. Она обо всём догадывалась! Но здесь каждый сам за себя. Аня прогнала её.
И тут же он оттолкнулся от её тела и, оказавшись на ногах, с бешеным рёвом подбежал к окну и что есть силы всадил в стекло сжатый кулак. Острыми осколками стекло обрушилось вниз, зимний ветер коснулся аниной голой кожи, она закрыла глаза руками и завизжала. Он сжимал левой рукой правую, устремив взгляд на окровавленную кисть, из которой торчали два крупных осколка.
–Иди к чёрту! – заорал он на неё. – Беги отсюда! И пусть это сделает кто-нибудь другой, а я не могу.
Она непослушной дрожащей рукой стёрла слёзы и схватила свои тёмно-синие джинсы.
–Нет, иди к чёрту! Иди так! А не то я убью тебя! – крикнул парень и побежал прямо на неё. Аня вылетела, не помня себя, на лестничную клетку, побежала вверх, споткнулась о ступеньку и упала, а он выкидывал на пол её одежду. И захлопнул дверь. Сдерживая конвульсивные рыдания, Аня собрала одежду и заковыляла вниз, хромая на ушибленную ногу. Кое-как оделась на каком-то пролёте, посмотрела на посиневший палец средний палец на ноге, одела ботинки и выбежала на улицу.
Вокруг был страшный, чёрный, холодный город, бесконечный и вечный город. Железным обручем девочке сдавило грудь несчастье и одиночество.
–Мама, мама... – шептала Аня дрожащими губами. – Я бегу к тебе...
Быстрее в скверик, через скверик, на светлую улицу, где стоит, весь в огне, тот самый бар.
Всё тело болит, на правую ногу всё труднее наступать... Аня не могла сдержаться и рыдала в голос. Она или умрёт, или добежит до мамы. Больше некому спасти её...
Вот и троллейбусная остановка. Опять ни души. Но какой из них?! На жёлтой жестяной вывеске их три. Какой же номер? 23? нет... 13? или 47?
–Не помню, – выдохнула Аня. – Не помню!!! – закричала она что было сил, и голос сорвался. Она отвернулась и побежала обратно в скверик, и лёгкие разрывали рыдания. Она бежала и падала на лёд и снег, вставала и бежала дальше. Она добежала до мокрой деревянной скамейки и упала на неё, прижавшись к заледеневшему дереву лицом. Палец на правой ноге разгонял по телу пульсирующую боль, и такая же боль исходила из души. Сначала умрёт душа, потом умрёт и тело. А душа вознесётся на небо, к ангелам. Ко Христу на ёлку. Да-да, всё будет, как у Достоевского, он всё знал, он был гений. Прости меня, мама, за всё. Прости, папа. Я не смогла жить в этом мире. Я не приспособлена. Для каждого человека есть предел страданий, и для меня он наступил. Прощайте все. Я хочу умереть.
Он тихо подошёл и сел рядом.
–Что случилось? – послышался тревожный вопрос.
Аня подняла голову.
–Дэвид?
Она неуверенно улыбнулась.
–Дэвид... Это ты. Я так рада, что ты пришёл. Мне плохо, Дэвид. Мне так плохо. Никто не может мне помочь.
Он печально и задумчиво смотрел вдаль своими чёрными глазами, в такую невидимую даль, что было трудно себе представить. Наверное, туда, где жила сама надежда. Ветер, тот же могучий ветер, что гнал тучи по небу, развевал его чёрные волосы – как волны глубокого тёмного моря. А увидев луч надежды вдали, он опустил взгляд и посмотрел на Аню совсем по-другому. Как будто хотел сказать, чтобы она не отчаивалась. Что в этом мире всё же можно жить, можно познать радость и счастье. А Аня не знала, верить ему или не верить.
–Но я же волшебник, – сказал Дэвид. – Скажи, что ты хочешь больше всего.
–Я... Я хочу к маме, – робко сказала Аня, дуя на замёрзшие руки. – Но эти троллейбусы... Я никак не могу доехать.
А сердце её билось, полное страха и надежды, и она смотрела ему в глаза, моля Бога, чтобы он догадался.
–Троллейбусы... – улыбнулся Дэвид. – Я помогу тебе. Пойдём.
Они встали, и девочка мелкими шажками пошла к остановке, невидной за деревьями, опасаясь причинить боль своей ноге.
–Аня, – позвал её волшебник, и она остановилась.
–Сюда.
Он манил её.
И с замирающим сердцем она подошла к краю заснеженного обрыва, вмещавшего весь лунный свет и блестевшего везде вокруг, пока хватало глаз. Ветер бил её в спину, и она взяла Дэвида за руку. Волшебник встал на колено и поднял девочку на руки, она обхватила его за плечи, преодолевая робость, ещё не смея поверить...
Земля уходила из-под ног, и волшебные виды на мир в лунном свете открывались с высоты птичьего полёта. Слёзы текли из глаз, слёзы счастья. Она закрывалась одной рукой от ветра и смеялась, а другой чувствовала плечо Дэвида-волшебника, чьи руки так бережно и тепло держали её и несли вперёд и ввысь, выше самых высоких облаков, и всё дурное оставалось сзади и падало вниз, и занавеси из лунного света раздвигались, открывая дорогу в сказочный мир солнца, счастья и любви, и девочка была счастлива, ибо именно туда, всё быстрее и быстрее, они летели. Они летели и летний ветер в беспорядке сплетал их волосы.


2000