В том году

Весна в  том  году выдалась затяжная,  с поздним снегом и апрельскими морозами. Снег сыпал часто, обычно ночами, а днём, когда входило в силу молодое весеннее солнце,  таял,  и дороги лежали в лужах,  грязи и скопившемся за зиму мусоре,  при виде которого  одолевала  брезгливость.  Ни одна ночь не обходилась без заморозков,  и слякоть, крепко схваченная морозом, превращалась  в каток и в ранние,  ещё студеные часы на улицах города и минуты не проходило без крепкого словца, самопроизвольно вырывающегося у мужиков при падении или простом  поскальзывании.
Когда  было особенно тепло,  шел дождь и счастье,  если он был мелким,  моросящим.  Именно такой дождь шел в то памятное  для меня утро. Зонта я не взял,  - я не любил таскать с собой  зонт.  Он намокает  и  его  нужно  сушить,  а  в институте это не всегда уместно.  Поэтому я жался под козырьком подземного перехода  в ожидании электрички.  На одну я опоздал и до следующей оставалось десять минут. Вокруг было серо, - когда идет дождь, всегда серо, - и уныло.  Густо пропитавшийся влагой воздух свежим не казался и вдыхался тяжело,  с усилием.  Небо было в непроглядных  тучах,  и солнце не сквозило нигде.  Дымчатая поволока испарений виднелась четко. Новый день не сулил ничего хорошего.
Мимо меня постоянно шли люди,  и платформа, за пару минут до этого почти совершенно пустая,  заполняясь быстро, оживала, а люди всё прибывали и прибывали,  вливая в неё  новую  жизнь. Так было каждое утро,  и я к этому привык давно и мною владело безразличие ко всем этим людям,  чьи лица успеют примелькаться за день,  который ещё предстояло прожить. Когда чего-то ждешь, время тянется немилосердно медленно и поделать нельзя  ничего. Я ждал электричку...
     Она прошла совсем рядом,  и дождь,  продолжая капать, чудесным  образом пропал,  и весна наступила без предупреждения, сразу. Говорят,  так бывает нечасто и те, кто это говорит, правы, похоже, потому что со мной это случилось впервые. Конечно, бывало и раньше,  но чтобы так внезапно сразу ... никогда. То, что наступила весна, заметил лишь я один. Другим до неё не было дела - они летали ниже.
     Она прошла  настолько близко,  что я даже заметил на шее, чуть ниже подбородка, маленькую круглую родинку и обратил внимание на то, что родинка была к месту. Она была в яркой, оранжевой куртке,  и её короткие густые темные волосы лежали ровно и опрятно. Я не заметил, какие у неё были глаза, но решил, что зеленые и ошибся:  они были голубые. Когда подошла электричка, мы сели в разные,  но  соседние вагоны, так получилось. Я хотел перейти в её вагон,  но  она перешла в мой  раньше  и  села  на пустое,  - в вагоне было немноголюдно,  - сиденье,  по другую сторону от моего и разделенное от моего лишь узким проходом. В дороге она смотрела в окно,  закрывала глаза,  недолго  сидела так,  открывала их вновь,  оглядывала вагон равнодушным, ни на ком ( в том числе и на мне) не задерживающимся взглядом и  переводила его в окно,  на мелькающие просторы. Я попробовал читать книгу,  но не смог, - до меня не доходил смысл написанного,  - и, продолжая делать вид, что читаю,  я то и дало, но незаметно поглядывал на очаровательную незнакомку и чем  дальше, тем больше: я попался.
     До этого  дня  я её ни разу не видел и обстоятельство это казалось мне по меньшей мере странным:  жили-то мы в одном городе, уж коли она села в электричку с той же, что и я платформы и по всей видимости она каждое утро,  как  и  я,  ездила  в Москву на учебу...
Так почему  же я её до сих пор не видел? Может,  не замечал? Вряд ли. Такую трудно не заметить. Тогда почему? Не знаю. Если бы я знал,  почему, то бы не мучился в раздумьях.

     Электричка несла,  а  незнакомка не выходила,  и мы ехали вдвоем, если вообще возможно ехать в электричке вдвоем. Где ей выходить?  Раньше или позже меня? Если раньше, я узнаю, где, а если позже, что тогда?  Я не знал,  что будет тогда, я не хотел думать об этом.      Вышла она на той же остановке,  что и я, и я, не теряя её из виду, пошел следом, держась на расстояние, исключающем саму возможность возникновения каких-либо подозрений. Шла она быстро,  большинство девушек держать такой темп не любят. В подземном переходе через очень оживленную дорогу царила сутолока,  и я счёл возможным приблизиться к ней едва не в плотную, и, держась  в полуметре позади,  не мог глаз от неё оторвать. Коридор ветвился: можно было пойти налево, а можно направо - всё равно выйдешь на той же стороне улице.  Она свернула вправо и я следом тоже,  но вдруг, внезапно передумав,  она резко повернулась и, чуть не налетев на оторопевшего от неожиданности меня, пошла влево,  оставив меня ни с чем: я не мог после такого разворота, когда лицом к лицу столкнулся с нею, больше её преследовать,  не мог,  ибо не знал,  чего хочу и чего ждать от  этого преследования. А вдруг она учится в том же институте, что и я? - подумалось мне после,  когда незнакомка затерялась в  толпе. Но  потом я подумал,  что это допущение слишком хорошо,  чтобы походить на правду и не стал его развивать.
     Весь день я только и думал,что о ней: на лекциях, семинарах,  в обеденный перерыв между парами, по пути домой, наконец - за ужином,  уроками и перед сном. Ни о чём и ни о ком другом я думать не мог,  а ведь ещё вчера сгорал тоской по Гале, считал  часы до возможной встречи с ней... То было вчера, а сегодня я о Гале забыл, забыл крепко. На тоску не осталось и намёку - она сменилась лихорадочным  возбуждением,  горячим  желанием деятельности.  Я сильно надеялся на завтра,  на то,  что снова встречу МОЮ незнакомку,  МОЮ и ни чью более,  только МОЮ. Я её совсем  не  знал,  даже не знал,  как её зовут и мне хотелось, чтобы её звали Таней,  - слишком много дорогих сердцу воспоминаний у меня связано с этим именем, - и не знаю почему, но мне казалось,  что имя её - Света.  С этим именем  на  губах  я  и уснул, и снилось мне море.      На следующее утро я всё  делал  быстрее,  чем  обычно:  и завтракал, и одевался, и до платформы шел шагом более быстрым. Я хотел прийти пораньше - это увеличивало мои шансы. Я прождал её на сколько было возможно,  чтобы не опоздать в институт, но тщетно:  она  так и не появилась.  Больше ждать я не мог,  и я вскочил в сначала стремительно набегавшую, а теперь без движения стоящую электричку и задержался в тамбуре, у пока открытых дверей в надежде ещё увидеть её.  Как только электричка тронулась, надежда пропала, и я прошел в вагон.
     В вагоне было битком:  не то что сесть,  но и стоять спокойно не дадут. По мере приближения к Москве становилось хуже:

из вагона почти никто не выходил,  а заходили многие. Работало отопление, и окна были закрыты - парило страшно. И длился этот кошмар целых сорок пять минут.      Первая пара,  физика, прошла скучно. Не вникая в объяснения лектора,  я изредка что-то записывал, и часы лежали передо мной,  и я смотрел,  как бегут секунды,  быстро и одновременно медленно - так тоже бывает.
     После окончания пары я, не задерживаясь, вышел из аудитории и увидел её.  Она выходила из соседней.  Это означало, что она учится на первом курсе того же факультета,  что и  я.  То, что в соседней аудитории находился первый курс, я знал случайно,  - у меня там приятель учился. Она была не одна, - рядом с

ней гордо вышагивал длинный блондинистый парень,  - и я насторожился  и разозлился:  я не желал конкуренции.  Но парень знал своё место, - это было видно по тому, как он держался с нею, - и я успокоился и пошел за ними. Так я уэнал, в какой аудитории у неё занятие.  Потом я вычислил по расписанию, в какой группе она учится и, не откладывая, списал расписание её занятий; оно должно  мне  было  скоро понадобиться.  Пока мне везло и жаловаться на судьбу было грех и я не жаловался,  а просил о  том, чтобы удача не покидала меня и впредь,  особенно завтра...Решено: я заговорю с ней завтра.
     И снова утро,  сонное и на подъём тяжёлое, и снова я спешу,   и снова жду её, и она проходит мимо, а я молчу и сам себя ненавижу за трусость. В разных вагонах мы доезжаем  до  нужной нам  станции,  и ярко-оранжевая куртка служит мне ориентиром в толпе,  и она опять не одна: на этот раз с каким-то вьюношей в
очках и факирской шляпе.  Я иду своей дорогой, а они своей, но горе вьюноше, если наши дороги пересекутся.
     На закате недели, в субботу, я никуда не спешил поутру: в институт я ехал ко второй паре.  Неделя была четной и первой и четвертой пар у меня не было.  После третьей пары я  мог  смело ехать домой,  но я не поехал:  у  меня  были  другие  планы. По расписанию на  четвертой  паре  у неё была лаба по химии,  и я
поднялся на четвертый этаж,  где располагалась кафедра химии и убедился,  что  она (не кафедра,  конечно) там занята делом - растворы в пробирках мешает.  Лаба по химии - это всерьёз и на долго и по-своему опыту я знал,  что редко когда она оканчивается досрочно,  и на час я вполне мог рассчитывать,  и за этот час я провернул одно дело, которое отлагательств не терпело, а потом пошел на платформу и стал поджидать там её.
     У меня  были  плейер и пачка "Явы" и поначалу мне было нескучно и даже нехолодно,  хотя ветер, заметая за шиворот снежинки, дул  сильно и пронизывающе не переставая.  Потом у меня начали коченеть руки,  и карманы джинсовой куртки не помогали, и не  заставили  себя ждать ноги - холод добрался и до них.  В дополнение ко всему холодному аккумуляторы плейера  выдохлись, и лишь сигареты спасали маня.  Они согревали и успокаивали,  и тянул я штуку за штукой,  и ветер пытался задуть спички, но я, бросая ему вызов, прикуривал "по-морскому", в коробке, и ветер пуще прежнего злился и минуту от минуты крепчал и крепчал.  Он бил наотмаш снегом, и я поворачивался к нему спиной, а её всё не было,  и я терял терпение и находил его вновь, чтобы минуту другую спустя  потерять  снова,  и опять найти,  и опять потерять...
 Это был кошмар и конца ему было не видно, а когда стало смеркаться,  горизонт  пополз на меня и,  нависнув громадой неба, оборвался в темноте.  Я до крови обгрыз верхнюю  губу  и готов был кричать не своим голосом от отчаянья,  но лишь в сотый раз взглядывал на часы,  до одури затягивался сигаретой  и выдыхал дым в темноту ночи.
     Желтая фара электрички вспорола темноту.  Я последний раз бросил взгляд на часы.  Ждать больше смысла не имело. В заплеванном,  сквознячном тамбуре я закурил. В пачке, ещё утром полной, оставалось две сигареты.
     За субботу и воскресенье я переделал гору разных дел , но несделанных дел осталось больше. Дела несделанные я отложил до времен, называемых лучшими.  Лучшие времена наступают  всегда, но они не всегда наступают вовремя,  и если поезд запаздывает, знай: он с тем, кому сейчас хуже.
     На удивление самому себе,  все два дня я был холодно-спокоен. Так бывает,  когда после  долгих  мучительных  колебаний принимаешь вдруг окончательное и бесповоротное решение.  Да, я решился, действительно решился:  во вторник,  не смотря ни  на что, я подойду и заговорю с ней,  а там будь, что будет – ведь чему быть, тому не миновать точно.
     Ночью спокойствие отступало, и я предавался сладким, если не приторным, грезам. Мне не хватало тепла и лежа в постели, я представлял её,  и она лежала рядом со мной, и я чувствовал её тепло, её нежное дыхание,  проникновенную обнаженность её  тела, скрываемого темнотой и шторами одеяла.  Её присутствие меня волновало и я дрожал, как впервые. Я хотел её, и рука тянулась обнять и  прижать  её  ближе,  чтобы согреться и утолить голод сердца, но всякий раз рука натыкалась на воздух.  Воздуха  мне хватало. Воздухом сыт не будешь.
     От платформы электричек до института пятнадцать минут хода  шагом средним,  десять быстрым. Я знал, что она идет позади меня. Я остановился у коммерческой  палатки  купить  сигарет,- мне нужно  было  поменяться  местами.  Возле палатки стоял какой-то  испитый дед,- он смотрел, как я покупаю сигареты.
     - А я махорку курю,- радостно поведал мне дед. Я взглянул на него и отвернулся,- дед, похоже, не врал.
     Она ушла далеко вперед, и я с трудом догонял. В подземном переходе мне почти удалось это, но подземный переход - не лучшее место для знакомства.  Чтобы действовать наверняка, я повременил и вот...
     - Извините меня за вопрос, но вы вроде бы в К-ом живете?
     Она остановилась  и  уставилась на меня.  Удивление на её лице читалось без труда.
     - Да, а откуда вам известно?
     Я отвечал скоро.
     - Я  встречал вас в городе,  я тоже оттуда. - И дальше,  и быстрее.- А вы случайно не в МЭТИ учитесь?
     - В МЭТИ.
     - Какое совпадение,  я тоже там учусь.  Может,  у  нас  и группы совпадают? - я знал, что не совпадают.
     - Какая разница, мы ведь на разных курсах...
     - Всё равно интересно. В какой вы группе?
     - В первой.
     - Совпадения кончились. Я в пятой. Вас как зовут?
     - Аля.
     Меня как током ударило.
     - Галя?!
     - Нет, Аля. А вас?
     - Лёша.
     Редкое имя.  Везёт мне на редкие имена. Ту, другую, звали Луизой и Луизе очень нравилось своё имя.  Интересно:  Але нравится?
 Но с Луизой была ошибка.  С Алей ошибки быть не должно.

С Луизой было летом, а сейчас весна, но лето скоро. Луиза каждое лето   ездила в Америку и не любила Францию и французов.  В Америке я не был ни разу,  и я любил Францию и французов.  Я и Луиза были  бесконечно далеки друг от друга,  мы были сделаны из разного теста.  Но ведь Галя тоже из другого теста.  Да, из другого, из лучшего.  Так почему же ты желаешь другую?  Потому что нельзя слишком долго водить за нос,  желание пропадает.  И не боишься,  что и на этот раз будет также? Боюсь. Боюсь потерять надежду,  а всё остальное я давно растерял и посеял,  вот только будут ли всходы?
    - Хоть я и учусь на втором курсе,  а мог бы  уже  быть  на четвертом, - обозначил я разницу в возрасте.
     - А почему ты не на четвертом?
     - После  школы  год  проработал  радиомонтажником.  Потом поступил и ни дня не проучился.: ногу сломал и два месяца провалялся в постели.  Взял академический.  А теперь вот в группе на полтора-два года старше всех.  За старшего,  вроде.  Шутка, конечно.
     - Да...
     - Аль, а почему ты именно в этот институт поступила?
- Папа так захотел, - до смешного скромно потупившись, отвечала она.
     - А я с другом за компанию.
     - И не жалеешь?
     - Пока нет. А чего было делать? Не в армию же идти? Кстати, тебе рассчитанные лабы или лекции не нужны?
     - Нет, спасибо.
     - А не то я могу дать, у меня есть.
     - Да нет, не надо.
     Мы подошли к главному корпусу.
     - Мне в главный, - сказала Аля.
     - А  мне в библиотечный.  До завтра  тогда, - и я зашагал бодро. По дороге, навстречу и вслед друг дружке, шуршали машины.
 На душе у меня было буйно весело.
     "А ведь она не такая красивая,  как мне  казалось  сначала",- не в первый эа день раз подумал я.

     На ночь я снова грезил.  За прошедшие сутки грезы  успели

постареть: на коже лица проступили морщины - они бороздили лоб.

     О чем мне с ней говорить?  Заготовленные фразы  разошлись вчера за десять минут. Пригласить её куда-нибудь что-ли? В театр там или ещё куда?  Рано ещё,  откажет.  Так уж и  откажет?

Ладно, не знаю,  может и не откажет,  но всё равно лучше с недельку подождать. У неё очень красивое лицо, но в самой красоте этой есть  что-то некрасивое,  отталкивающее даже. Это походит на большую самовлюблюнность,  на  слабое  развитие  прочих чувств, на лёд похоже.  Ты не справедлив к ней,  она не такая: вспомни её смех и улыбку. А глаза? Да, о глазах я забыл, а забывать о  них так скоро не стоило.  По ним нельзя было читать, но в них можно было смотреть, чистоте воды поражаясь и заражаясь нешуточной страстью к их прекрасной обладательнице.
     Я стоял на платформе и думал не о погоде. Если Аля подойдет к электричке в то же время, что и вчера, это плюс мне, нет минус.  Аля подошла с маленьким опозданием и,  не заметив  (или  сделав вид,  что не заметила?) меня,  подошла к лотку с книгами и газетами и стала их разглядывать. Она была всё в той же оранжевой куртке.
     - Привет, -  подойдя, сказал я.
     - О, привет. А я тебя и не заметила, - это походило на радость.
     - Я там стоял, - неопределенно махнул я рукой.  Я тоже радовался.
     Потом, в электричке, она спросила:
     - А ты где живешь?
     - Рядом со станцией.  Знаешь, там два кирпичных дома стоят?
     - Знаю.
     - Вот в одном я и живу. Ну а ты где живешь?
     - У книжного.
     - Около площади?
     - Ну не около "Восхода" же...
     - Ты,  наверное, в шестнадцатой школе училась, коль живешь рядом?
     - Да.
     - Ну и как там теперь? Я ведь тоже её кончал.
     И мы обсудили учителей.
     - У  меня сестра на год старше тебя, - сказала Аля,- ты её, может, знаешь, она тоже в шестнадцатой школе училась.
     - Вряд ли.  Там много кто учился. Всех не упомнишь.- Я не знал фамилии Али и не мог помнить её сестру.
     На выходе  с  платформы  Алю поджидал вьюноша в шляпе.  С Алей он обменялся приветствием,  а меня  смерил  презрительным взглядом выцветших глаз. Аля нас не представила.
     Всю дорогу до института вьюноша много говорил,  я  же  не проронил и слова. Немее рыбы я повел себя неспроста: мои слова предназначались только для Али,  а не для всяких там встречных
поперечных.  И ещё: где есть двое, третьего быть не может... Я ощущал себя третьим.
     Следующий день был пустой до омерзения.  Алю я не видел и странное дело:  мне не хотелось её видеть.  Я был рад,  что не встретил её ни на платформе, ни в институте. Чувства мои пришли в беспорядок.  с одной стороны Аля мне нравилась,  с другой нет. Пока чаша весов находилась в равновесии, но каким оно было шатким!  Подуй ветер, и придет всё в движение, и кто знает, чья тогда возьмет?
   - У меня сегодня именины, - не сдержалась Аля.  Было восьмое апреля.
- Да?  А я и не знал. Прими мои поздравления. Другого ничего не имею.
    - Спасибо. Я и сама об этом только вчера узнала.
     - И от кого же?

     - От того, кто хотел отпраздновать.
     Я помолчал. Потом решился.
     - Аль, ты как, в эти выходные очень занята? Не то может в театр сходим?
- Нет,  в эти выходные я не могу, - и, чуть помедлив, - может потом как-нибудь?

     - Уроков много? -  подсказал я.
Да, -  ухватилась,  как  за бревно утопающий,  Аля, - деваться от них некуда.
     - Понимаю.  Сам  через это прошел.  На втором курсе легче будет.
     И дальше, около института.
     - Тебе куда? - спросил я.
     - В библиотечный. Тебе, вроде, тоже?
     - Нет, на этот раз мне в главный. Прощай тогда до завтра. Завтра ведь увидимся?
- Ну конечно.
 Алю я не видел неделю. Мне было всё равно, где она, что она, с кем она.  Я её не любил.