Альджи
Посреди Варзобского озера всплывает чёрная подводная лодка. Я роняю на песок тёмную спелую ежевику, которую, весь исколовшись, нарвал мне Лёша Красиков, открываю рот и бью по плечу стоящую рядом Ольгу Шаныгину:
– Оля, ты видишь?
– Конечно, этот Рустамчик опять забрал надувной матрас и плывёт на нём к буйкам. Лучше ему не возвращаться.
– Да нет, я про лодку.
– Про лодку? Во-первых, Татьяна Ивановна нас на лодочную станцию не пустит, во-вторых, мне катамараны больше нравятся, в-третьих, в нашем парке Дружбы Народов всё это под боком.
Закрываю рот, тру глаза. Лодка исчезает. Захожу в воду, тёмную, полупрозрачную, и плыву куда глаза глядят. Справа появляется Лёшка.
– Наташка, пойдёшь в субботу к Витьке на крышу?
– Лёш, – отвечаю я вопросом на вопрос, – ты в подводные лодки веришь?
– В смысле? – не понимает он, а потом начинает рассказывать. – Ну, бывают там лодки подводные, чёрные такие, длинные, в море плавают. У меня брат служил в морфлоте, на подлодке не плавал, но сам их видел. А вообще, можно у Витька спросить. Тебя какая модель интересует?
– Та, что в центре озера всплывает среди бела дня.
– Хм. Знаешь, ты в прошлый раз, когда мы металлолом собирали, всем нам про инопланетян рассказывала, руки на лоб раскладывала. Я даже тогда в скафандре тебя увидел. Витька, правда, потом сказал, что я легко внушаемый, и мне кажется, что ты какая-то не такая, что-то в тебе не так.
– Что?
– Ну, фантазия… Ну я даже не знаю, как сказать.
– Буйная?
– Да, – выдыхает Лёшка.
– Ну извини, – и резко развернувшись, я плыву обратно к берегу.
– Наташ, слышится сзади. – Наташ, я не то хотел сказать. Ну прости.
«Буйная фантазия? Буйная фантазия! А если я закрываю глаза, а там другой мир. Я даже не знаю, как его описать. Там ведь вещи совсем другие. У нас на Земле таких нет. Я что, виновата? Инопланетяне. Он же не знает, что я не кто иная, как Принцесса сказок. Правда, в стране своей давно не была. Некода. Это Лёшка всё время звонит… Надо к Вите подойти, он умный».
Ольга, кучерявая русоволосая подружка моя, лежала на песке. На её светлой в родинках коже блестели капли воды. Я растянулась рядом и закрыла глаза.
– Представляешь, – начала она, – этот гад, Рустамчик, так и не приплыл.
– Я хочу на канал, – сказала я. – Там бухта Лаперуза и бухта Кука по мне скучают, а на камне Акелы уже сто лет никто не лежал.
– Могу помочь, – раздался где-то рядом скрипучий голос.
Поворачиваю голову и вижу карлика в чёрном пальто.
– Ой, – произношу я, а потом добавляю. – Ольга, ты видишь?
– Нет, она меня не видит, – ответил человечек, а Шаныгина опять начинает поносить Рустама.
– А кто вы?
– Я? Тебе будет трудно объяснить это. Я из твоего будущего. Я некое чувство, которого у тебя пока просто не может быть.
– Какое такое чувство? – недовольно спрашиваю я.
Но человечек игнорирует мой вопрос и спокойным голосом произносит.
– Так куда ты хотела?
– А?
Естественно, я уже забыла о бухте Кука и тем более о бухте Лаперуза.
– Ты хотела на камень Акелы, – напоминает он мне. – Это ты, что ли, Акела? – насмешливо продолжает карлик.
– Да.
– А Гаяшка – Маугли, Николаева – Багира, Шаныгина – Балу, Никифоренко – Каа. Зоопарк. Ха-ха. Да, милочка, у вас богатое воображение. А знаешь, какая из твоих фантазий насмешила сеня боле всего?
– Какая?
– Ха-ха-ха. Я тогда до коликов в животе смеялся.
– Ну какая? – спрашиваю я нетерпеливо.
– Самсунг и Чаучуча, – говорит он, маршируя на месте и прихлопывая в ладоши.
Я вспоминаю, как, смастерив жертвенник богу Самсунгу и богине Чаучуче в парке Дружбы Народов, сформировала я из своих одноклассниц группу жриц. Мы бродили строем по бордюрам, хлопали в ладоши и скандировали: «Самсунг, Самсунг! Чаучуча, Чаучуча!» Мальчишки пялили на нас глаза и крутили пальцами у висков.
– С тобой весело, – прдолжает карлик. – Наверное, мне повезло, что меня за тобой закрепили. Но, уже пора.
Человечек достаёт из кармана песочные часы и кивает головой:
– Точно пора.
– Стой, – кричу я. – Скажи, по крайней мере, как тебя зовут.
Карлик расплывается в улыбке:
– Альджи. До свидания, фройляйн.
За спиной Альджи темнеет небо и появляются звёзды, ветер развевает его седые волосы, а потом абсолютно всё исчезает.
Леса удочки запуталась в ивовых ветках какой-то российской деревни. Это меня забавляет, и я хохочу. Брат нервничает и называет меня «балдусей».
– Наташа, – шипит он. – Тише. Ты сейчас всю рыбу распугаешь.
– И русалок заодно, – говорю я. – Не умею я рыбу ловить и не люблю.
Невестка смотрит на меня недоумённо и бросает:
– А зачем тогда шла?
– Из любопытства. Ни разу рыбу не ловила, вот, решила попробовать. Глупое занятие, скажу я вам.
Невестка смотрит на меня совсем не понимающе, а брат пытается распутать лесу. Я с грустью смотрю на них и говорю:
– Пойду в сторонке посижу, дабы вам не мешать. Может, повезёт: ундину увижу.
– Ну, иди, –соглашается невестка.
А брат, освободив удочки, бормочет:
– Ну, вот, буду ловить двумя.
Над прудом тишина. В тёмной заколдованной воде отражаются волосы ив. Их зелёная серебристость пугает меня, и я задумчиво смотрю на гладь пруда, из которой уже торчит верхушка подводной лодки. Чувство, тёплое и знакомое, разливается по телу, я зажмуриваю глаза и слышу скрипучий голос.
– Удильщица из тебя никакая.
Я открываю глаза и вижу тёмную фигурку.
– Альджи!
– Можешь меня поздравить, я уже родился. Пару лет назад, – с этими словами он убивает комара, севшего ему на кончик носа. На голове у него цилиндр, а в петлице болотная лилия.
Я смотрю на него и вспоминаю Варзоб, Шаныгину, Рустама…
– Да, славное было время, – говорит Альджи, – и благодаря ему у меня с тобой работы по горло. А тут ты ещё взрослеть начала. Я некоторые мысли просто не могу читать не краснея.
Я потупливаю взгляд и лукаво улыбаюсь.
– Ладно, ладно, – продолжает он. – Всему своё время. В страну сказок ты не ходишь. Ещё три десятка фантазий захирели и отправились в пансионат. Но твои чувства… Иногда ты меня пугаешь. А знаешь, сколько я носовых платков перепортил? – Десятки. Да, жизнь.
Он задумчиво смотрит перед собой, а потом спохватывается, достаёт из кармана часы и говорит:
– Ну, мне пора. До свидания, фройляйн.
Снова звёзды, ветер, седые волосы и исчезновение. Я вздыхаю.
В интернет-кафе я никогда никого не замечаю. Сижу перед монитором и в окне поисковика набираю имя «Рубцов Виктор». Даются ссылки на каких-то журналистов и поэтов в летах, каких-то служащих и веб-дизайнеров. Ничего подходящего, а это бесит. Когда цепляешься за хвост прошлого, всегда раздражает, если этот самый хвост пытается исчезнуть в пространственно-временной пасти. Ну где же ты, Витька? Где-нибудь. Как-нибудь. Чего я прицепилась к воспоминанию о тебе, зачем ищу тебя везде. Дура. Но клянусь Самсунгом и Чаучучей, ты мне просто необходим. И я тебе. Я в это верю. Всё, баста. Домой.
На улице закуриваю пятую за день сигарету, застёгиваю поплотнее куртку и тащусь к Волге. Вода всегда успокаивет. Нервы шалят. Спится плохо, отчёты надвигаются. Люди вокруг – форменные дебилы. Ни одного здорового лица, а так какие-то масочки, маски и масищи. Последние особенно бесят. Ну чего ты её нацепил, а? Да, я к тебе обращаюсь. Молчишь. А отвечать-то нечего. Нечего. Ничего скоро от вас всех возьму и уйду.
Волга, рябая с рождения, грязная с недавних пор встретила меня ласково промозглым ветром. «Я тоже тебя люблю», – говорю я ей. А она молчит, а потом берёт и вздыхает: «Ху». Где-то так. А ещё она иногда произносит примерно следующее: «Ху, ха, хео». После того, как я в первый раз это услышала, захотелось выучить китайский, но потом времени не стало и желания тоже. Для себя я придумала примерный перевод этой загадочной фразы: «Как же вы мне надоели все с вашей жизнедеятельностью суетной». Думаю, что реки разговаривают на очень лаконичном языке. Утопиться, что ли?
– Не стоит, – скрипит кто-то рядом.
– Альджи? Альджи! Вот это сюрпрайз. Слушай, давай со мной пива попьём. Настроение дурацкое.
– Алкоголь горю не поможет.
– Вот и брат так говорит. Ты сегодня так же быстро. Фьюить, звёзды, ветер и т.д.
– Ты стала несносной.
– Ладно, прости. Плохо мне, понимаешь. Отвратительно. Пришла на берег реки поразмышлять о том, как жить дальше. А тут вот ты. Инетересно всё-таки, кто же ты на самом деле. В детстве все эти повяления-исчезновения веьсма мило смотрелись, а теперь… И имя у тебя какое-то странное – Альджи.
– Хорошо, настало время открыть тебе кое-что. Кто я, сказать не могу. Тебе нужно самой догадаться и решить, что со мной делать.
Я присвистнула:
– Вот это да, вот это свобода. Что же, поразмышляем. А сколько даётся времени?
– Вся жизнь.
– Здорово. А ты сегодня со мной надолго?
– Шестьдесят минут.
– С ума сойти можно. Вот это подарок. Может, всё-таки чего-нибудь попьём. Например, кофе.
Альджи впервые за встречу со мной улыбнулся и махнул белым платочком, выуженным из кармана брюк. Появился столик, уставленный чашками с кофе, сахарницей и даже молочником.
– Мило, – сказала я, а потом подумала, что веду себя по-хамски, но откуда я знаю, кто он. Сколько раз уже меня в жизни обманывали – с ума сойти можно.
Над Волгой летали чайки. Они путались в ветре, но продолжали двигаться. Вороны бродили по берегу и искали, чем поживиться. От горячего кофе мне стало уютно, мысли пришли в порядок, и минут через пятнадцать я пришла к определённому выводу: Альджи – это моя личная тоска по прошлому. Человечек побледнел и поперхнулся глотком тёмного напитка.
– Ты догадалась. Жду решения, – сказал он и как-то обречённо склонил голову.
Я расстрогалась, вздохнула и начала думать. Минут через десять моё решение озвучилось.
– Знаешь, Альджи, ты, конечно, славный малый, но я не очень-то хочу умирать в раннем возрасте в результате самоубийства. А теперь всё к этому и идёт. Кто знает, не встреть я тебя сегодня, мой хладный труп бросали бы из стороны в сторону бездушные волны.
– Нет, этого бы не произошло, я бы пришёл.
– Ах, ну да, понимаю, ты же связан с водой. Подлодка и всё такое. А если бы я с балкона выбрасывалась, откуда бы ты выплыл? Дождём бы на землю упал?
Альджи молчал.
– То-то же, – сказала я. – Ты питаешься моей грустью, моей болью. Тебе не стыдно? Ах, ну да тебя для этого и создали. Помнится, ты раньше за моими фантазиями следил ещё. Но ведь они больше с будущим связаны. Ах, ну да, они ведь на прошлом опыте как-то основываются. Чёрт! Чего с тобой делать? А? Я тут только что поняла, что лучше всего жить одним днём. Будет день – будет пища. Всё. Хочу так жить.
Альджи сгорбился и затрясся в безвучном плаче. Ну, знаете, не из железа же я. Чего бы такого придумать, чтобы всем было хорошо.
– Слушай, Альдж, ты ещё кем можешь быть?
Альджи поднял на меня заплаканные глаза и заикаясь начал перечислять:
– Смотритель в пансионате фантазий, но там мест больше нет. Потом пастух снов, но это невозможно пока – мне лет мало. Ну, и храниетль снов.
– Это как?
– Охраняет твои сны, следит, чтобы они с чужими не перемешивались.
– А кто этим сейчас занимается?
– Пока никто.
– ???
– Прошлого смотрителя куском планеты убило.
– Это я, видимо, фантастов начиталась. Ну ладно. Выбирай – смотритель или небытие.
Альджи вздохнул и произнёс:
– Смотритель.
– Вот и хорошо. Обещаю больше фантастикой не увлекаться.
Альджи робко улыбнулся, потом достал из кармана песочные часы и деловито сказал:
– Мне пора. До свидания, фройлян.
– До свидания, Альджи. Извини, что так вышло, но, согласись, мы, люди, гуманнее, чем вы.
Его унесло промозглым ветром вместе со звёздами. Я допила кофе и побрела домой, нет, вернее, я пошла быстро, чеканя каждый шаг, думая о чём-то сиюминутном, а значит – важном, имеющем значение самое большое. И лица перестали быть масками, и многое вообще перестало быть, и многое появилось. Надо же, всего-то поменяли должность Альджи. Всего-то…
Иногда он снится мне по ночам. Приходит из дыма, машет цилиндром и приветливо улыбается (я сдержала своё обещание по поводу фантастов). Думаю, что ему живётся совсем не плохо, впрочем, как и мне с недавних пор.
Свидетельство о публикации №202120700083