II. Находка

     В комнате было темно. Только последние блики огня в камине выхватывали стены с картинами, изящный диванчик и пару кресел, открытое бюро, заваленное листами бумаги, длинными перьями для письма, закапанное воском и залитое чернилами.
     В окно врывалась струя лунного света, соперничая по яркости с огнём. Два начала: холод и тепло, мёртвая луна и живое пламя…
     У окна стояла женщина в длинном шёлковом платье, весьма смело открывающим высокую грудь. В лунном свете луны поблескивали каплями рубинов серьги, кулон на цепочке и перстень.
     Женщина была молода, но распущенные по плечам волосы отливали серебряной сединой. Этот странный контраст и пугал, и притягивал любопытный взгляд.
     Она долго смотрела в окно пристальным, почти немигающим взглядом, будто видела насквозь сад с чёрными деревьями и лунными тропинками и массивные ворота, отчего-то дрожащие…
     Боммм, боммм, боммм…
     Вместо пения ночных птиц воздух наполняли глухие удары, где-то вдали истерично кричали колокола — били набат. Но все эти звуки словно проносились мимо ушей женщины, которая, казалось, слушала какую-то неземную музыку — песни сирен и эльфов…
     Вдруг ворота со страшным грохотом упали на пыльную землю, и в сад влился поток людей с факелами. Впереди кричащий толпы бежали несколько человек с бревном-тараном. Инерция их отнесла к крыльцу…
    Женщина, внезапно отвернувшись, отвернулась от окна, окинула взглядом комнату и подошла к бюро. Достала книгу в кожаном переплёте с золотым тиснением и такими же золотыми уголками. С минуту смотрела на неё глазами, полными слёз, и поглаживала рукой… Потом, справившись с собой, подбежала к камину, стукнула кулаком по кирпичу. Внизу выдвинулся потайной ящик, в который женщина положила книгу. Закрыла ящик и уже неторопливо вернулась к бюро, сгребла в охапку все листы бумаги и бросила их в огонь. Пламя, почти потухшее, яростно вспыхнуло, камин загудел. Женщина села на пол и протянула руки к огню, почти касаясь его…

     Минут через пять в комнату ворвалась разъярённая толпа крестьян. Они схватили женщину и поволокли её наружу. В саду уже пылал огромный костёр…
     Пленницу, израненную, в разорванной одежде, всю в крови, люди с криками: «Ведьма! Убийца!» бросили в самое сердце бушующего пламени.
     В ночном воздухе смешались дикие, нечеловеческие стоны жертвы, проклятия толпы, треск огня, ползущего по брёвнам и мечущийся пепел…

*     *     *

     Катя проснулась от собственного крика. Петр прибежал из ванной с наполовину выбритым лицом и круглыми от испуга глазами:
     — Солнце моё, Катюша, с тобой всё в порядке? Принести валерьянки или выпить?
     — Нет, милый, спасибо… Просто сон плохой приснился. Просто сон…
     — Может, съездишь куда-нибудь, развеешься? Или вон к изольдиному психоаналитику сходишь?
     — Ты что же, дурой меня считаешь?!
     — Нет, почему сразу дурой? Изольда же не дура… Просто беспокоюсь о тебе…
     — Всё в порядке, Петя. Это мадам Кларетта и карты вывели меня из равновесия. Что-то должно случиться!
     — Что же, дорогая?
     — Я пока не знаю. Но пусть это произойдёт поскорей! Так хочется перемен!
     — Каких ещё перемен? Ладно, я уже опаздываю. Если что-то случится — звони.

     Пётр ушёл, а Катя всё сидела на постели… Этот адский сон снился ей вот уже третью ночь подряд. А ведь сегодня 22-й лунный день, сны вещие и имеют связь с будущими событиями… Что, если?.. Да нет, это невозможно. Но… вдруг?
     Что-то про себя решив, Катя соскочила с постели и, как была босая, в тоненькой кружевной комбинации, выбежала из спальни, чуть не сбив при этом горничную. Не обратив на это внимания, ураганом пронеслась по лестнице вниз, на первый этаж, и ворвалась в гостиную. Оглядела камин и нажала на кирпич. Ничего не произошло. Катя немного успокоилась, закрыла глаза и попыталась восстановить в память действия той седовласой женщины. Ударила кулаком по соседнему кирпичу. Что-то щёлкнуло, но ящик не выдвинулся.
     — Какая я дура, тут же плинтус прибит!
     Катя побежала на кухню, напугав при этом повариху, схватила короткий нож и вернулась в гостиную. Отодрала плинтус и снова стукнула по кирпичу. Внизу с жутким скрипом отодвинулся ящик, в котором лежала книга в кожаном переплёте с золотыми уголками…

     Катя как стояла, так и рухнула на пол. Опомниться её заставил лишь сквозняк. Боязливо дотронувшись до книги рукой, и тут же отдёрнув её, Катя перекрестилась, зажмурилась и вновь уставилась прямо перед собой. Ящик был открыт, золотые уголки весело подмигивали отблесками утреннего солнца.
     Первой мыслью было позвонить Петру, но его мобильный компьютерно-женским голосом попросил перезвонить позже. Изольды не было дома —домработница сказала, что та отправилась поднимать настроение в ювелирный магазин.
     И только сэр Персиваль подошёл к оторопевшей Кате и ласково укусил её за босую ногу. Хозяйка взвыла и окончательно пришла в себя. Персик, испугавшись этого вопля, предпочёл ретироваться в срочном порядке на кухню. А Катя, взяв, наконец, книгу в руки, побрела к себе в спальню, осторожно переступая окоченевшими ногами.
     Там, забравшись под одеяло, открыла книгу. Пожелтевшие страницы прекрасно сохранились, были исписаны мелким витиеватым почерком. Но… Но Катя не могла разобрать ни слова — либо это был какой-то язык, которого она не знала, либо шифр.

     Позвонила Изольда. Как только она услышала о находке, обещалась поскорее приехать. Катя в ожидании подруги, наконец, оделась.
     Потом уже вдвоём они сидели в гостиной у камина, рассматривали книгу и пили кофе. За этим делом их и застал Пётр. Катя снова рассказала ему всю историю, муж только удивлённо хмыкнул.

*     *     *

     Уже две недели лучшие специалисты города бились над загадочной книгой. Похоже было, что это дневник, что он зашифрован, но ключ к шифру найти никто не мог. Изольда с Катей объездили все музеи, архивы, библиотеки и, в конце концов, кое-что раскопали. Оказалось, что действительно в их доме 250 лет назад жила женщина. Её родители умерли при загадочных обстоятельствах, после чего Софья — так её звали — поседела. Софья была женщиной образованной — имела огромную библиотеку, писала стихи и сама лечила своих крестьян. Но однажды в том районе разразилась страшная эпидемия чумы. Оставшиеся в живых люди, обвинив Софью в чёрном колдовстве, во всех своих бедах, якобы насланных ею на народ, сожгли её во дворе собственного дома. Чума, разумеется, от этого не прекратилась, но крестьяне были довольны тем, что казнили ведьму, забыв, сколько она им сделала добра…

*     *     *

     В доме Знаменских стало происходить непонятное. Пропадали и появлялись в самых неожиданных местах вещи — садовник нашёл свою лопату в гостиной на диване, горничная обнаружила золотой браслет Кати у себя в супе, причём повариха клялась, что не клала его туда, Пётр перевернул весь дом в поисках важных документов, а они оказались на кровати… На втором и третьем этажах по ночам раздавались приглушённые стоны, скрипели двери, слышались чьи-то шаги. Но апофеозом было появление женщины. Катя сидела в своём кабинете за компьютером. Книга лежала рядом. Вдруг повеяло холодом и в воздухе как бы проявилась женская фигура в длинном шёлковом платье с декольте, и с седыми волосами, распущенными по плечам. Она грустно посмотрела на Катю, лишившуюся дара речи, дотронулась до книги и что-то в неё положила. Потом прошептала слова, похожие на заклинание или молитву, и растворилась в воздухе.
     Катя ущипнула себя, поцарапав кожу длинным ногтем, и схватила книгу. В ней лежал листок — такой же пожелтевший, как и страницы дневника, только слегка обугленный по краям. Это был ключ к шифру…
     Всю ночь просидела Катя, расшифровывая и записывая в тетрадь историю жизни покойной Софьи.
     Наутро её сменила верная Изольда, а сама Катерина плюхнулась на диван, стоящий тут же, в кабинете, и крепко уснула. Петр отнёс её в постель, сел рядом и долго смотрел на жену, улыбаясь каким-то своим мыслям.

Продолжение следует...