Птица на грани нервного срыва

Птица.

Но терпи, терпи: чересчур далёко Все зашло...
Сапфо


 Side A
 Outside.

 Перекосившись на бок, с душераздирающим скрежетом сокрушая мебель и горшки герани, наступая на разноцветные лампочки и высекая искры из бетонных перекрытий, оставляя фосфоресцирующие следы на обоях и успокаивая перепуганных младенцев, я вышла вон из этого осточертевшего мне дома.
 Все больше не могу.
 Настанет день, и их глупые пластмассовые рожи расплавятся в каком ни будь апокалиптическом пламени.
 В этом я твердо уверена.
 Ну а пока я бреду по мокрому проспекту, пью пиво, слушаю “Jabberwocky”   и постепенно остываю.
  В самом деле, зачем так близко принимать к сердцу глупости этого мира. Например, в Ниневии у стен царского дворца украшенного (о Сарданапал был большой эстет)  кожами юношей, сидели на цепи правители покоренных земель и толкли в ступе кости своих предков.    Я думаю, поговорив с ними минут двадцать, мало кто в последствии отважится сокрушаться по поводу низкого качества крема или отсутствия взаимопонимания в вопросах  литературы.
 На проспекте людно, машинно и сыро.
 У входа в Главпочтамт спит очень хороший пипл Вова Драгер. Не сразу решаюсь подойти, все-таки в пьяном виде даже самые милые люди не очень приятны. Но человеколюбие берет верх, не ровен час, простудится.   
  Слегка потормошив его, добиваюсь совершенно неожиданного результата. Володя переворачивается на спину и дурным голосом исполняет арию, типа: «Я сам себе и небо и луна».
  В скором времени собирается внушительная аудитория. Польщенный общественным вниманием, мало осознающий реальность певец принимает более вертикальное положение и обращается к репертуару Егора Летова.
   В недостаточно осведомленных  массах нарастает протест.
   Все мои попытки прервать выступления терпят фиаско.
   Ну, я не железная.
   И вообще каждый раз, когда моя сердобольность побеждает здравый смысл …
   Тем более я замечаю сочувствующие взгляды прохожих. И какая то старушка явственно произносит: «Мой тоже давеча…»
   Все мои огорчения, начиная с пятилетнего возраста, и заканчивая сегодняшними катастрофами, вдруг явственно промелькнули перед глазами.
  Боже, какая я несчастная.
  Еще мгновенье и я разревусь как последняя дура.
  Господи ну где же Ты.
  По-видимому, меня услышали. Драг замолкает, встает и, колеблясь, словно новорожденный жеребенок исчезает в вечернем тумане.
  Надеваю лицо «Все это нас не касается», и двигаюсь в противоположном направлении. Моя беззащитная спина прошита насквозь нескромными взглядами, но меня здесь нет.
  Драг конечно редкий козел, но очень талантливый и непростительно симпатичный. Несколько прекрасных летних месяцев я была влюблена в него без памяти. Потом появился другой козел, совершенно бездарный, но нахальный и обладающий какой-то почти мифологической самоуверенностью. Вот из-за него … 
  Боже как они мне все надоели.
  В Эфиопских монастырях сохранился довольно интересный обычай.  Монашеский постриг буквально уподобляет постригаемого покойнику: его  закутывают в пелены, кладут во гроб и в течение двух часов читают   над ним Псалтирь. Вот, это именно то, чего мне сейчас недостает. Запах свежесрубленного дерева и размеренное чтение псалтири на коптском диалекте. 
  И кажется мне, вполне будет достаточно этих двух часов для того, что бы прийти в себя.
 
  Side B
  В себе.
 
  Вот, например Маяковский, разочаровавшись в строительстве Чугунок и Магниток, забросив за комод фотографию Лили, отправился на Афон. Там произнес монашеские обеты и, затворившись в пещере, сочинял акафисты на воробьином языке.
  Сережа Есенин, раздав последнюю шубу нищим, босой пустился странствовать по нечерноземной полосе. Говорят в тех местах, где он останавливался на ночлег, из-под земли бьют целебные ключи и иногда малиновые белки читают на распев ранние стихи поэта.
  А дешевый цирк с суицидом устроили большевики, дабы поддержать довольно шаткую идеологию материализма, им и не такое сходило с рук. Но в конечном итоге они сами сошли с арены истории и теперь их портретами эвенки пугают непослушных детей 
 Зато Хлебников никуда не ходил, никого, не бросал, а тихо помер в старой бане, оставив нам пепел стихов и засаленное удостоверение председателя земного шара. Прошло немного времени, и в траве на его могиле запросто мог спрятаться мышонок.
 Если прислушаться к тому, как бьется его маленькое сердце …


P.S.
 
- Ну и?
- Да ничего, просто мне показалось, если позволить ей спокойно погулять по вечернему городу, она успокоится и вернется.
- Куда вернется?
- К своей изначальной природе, например, ну или там к чистой земле.
- Где это видано, что бы прогулки по нашим безумным улицам способствовали духовному росту?
- Ну, к тебе вернется, если хочешь.
- А кто она в таком случае?
- Отстань.
  Антон потушил свет в ванной и зажег бенгальский огонь.
- Смотри, это последний танец металла.
   Я смотрел.
   Потом я кажется, заснул.
   Мне снился снег и яркие желтые подсолнухи, тигр, прикуривавший от раскаленного Сатурна  и мертвая королева  подбирающая подол черной юбки, перед тем как переходить Стикс вброд. С небес падал пепел, а бестолковая канарейка пела оптимистические гимны времен третьего Рейха.