Так получилось

Я о, я сир, я ис, я тройной, научи меня чтению. Мы говорим: вот это я. Я дарю тебе ключ, чтобы ты говорил Я. Я возьму ключ, когда как учили нас наши бабушки, найду цветок папоротника, который цветет только один раз в год, в ночь накануне Ивана Купала. Но где растет этот цветок? Он растет в лесу под деревом, которое стоит вверх ногами.
Д. Хармс


Дзынь-бу-дзы-динь-линь, - раскатисто цокнул будильник. Легкокрылая пелена сна встрепенулась, взметнулась, забилась о зашторенные окна, слепо пытаясь вернуть утраченное равновесие, и, наконец, повиснув без сил, растаяла, не найдя поддержки дружеской руки. Будильник, он всегда занят - он держит время, иногда легко, иногда из последних сил, цепляясь за циферблат, и как бы время ни хотело убежать вперёд, будильник сажает его на цепь, и время крутится вокруг своей оси. Так кот в старой сказке: налево пойдёт -  песнь заводит, направо - сказки говорит. Видимо, на запутанных тропах сказок, в заколдованных лесах, они и прячутся - следы обратного времени; и назначенный час, и трубный глас, и много ещё чего, устремлённого  по кольцу обратного времени, спрятано в сказках, и только волшебный сироп из бутылки Клейна позволяет запечатать ресницы настолько, что реальная картина отступает, открывая замки на закрытых дверях иных миров.
***
-Эх, Жужу, чулки не вижу, - Игг горько и раздраженно содрал опостылевшую защитную маску. Который день он мучался над этим камнем. Уникальный камень. Громадный кусок янтаря, весом около восьмисот грамм,  молочно-белый снизу и чудесного, теплого, золотистого цвета в верхней части, абсолютно прозрачный и светящийся.  С тех пор как ушла Ле, мастер мочалил камни, остервенело сдирая тонкую кожицу, вгрызаясь, терзая лёгкие сколы и мягкие впадины.  Маетная тоска ударяла в голову, и тогда Игг начинал пить, истово, по-черному, не узнавая друзей и выкидывая вещи с балкона восьмого этажа, колотя посуду, вызывая дикие спазмы у соседей и низкое прерывистое рычание соседских собак. Он тоже рычал, но тихо, скорее выл, глядя безумно в покрытый паутиной потолок, потом в изнеможении сворачивался в клубок, сжав руками колени, и проваливался в спасительный черный сон. Запирался в мастерской: неделями, месяцами не выходя оттуда, точил и резал, резал и точил - и оживали на геммах силуэты неведомых зверей, вставали на шахматные клетки небывалые фигуры, грели сердца странные амулеты. Он не знал, откуда пришел к нему этот дар, но камень Игг чувствовал, и янтарь отвечал Иггу взаимностью. До того как.
Сушёная жесткая янтарная крошка въелась в Игга навсегда. Волосы пахли жженой гарью, противные всепроникающие частицы забивали ноздри, проникали в лёгкие. У Ле от пыли начиналась страшная аллергия, она чихала, насморк переходил в надсадный кашель, отеки подкатывались к глазам - не помогали ни травы, ни таблетки,  ни антибронхитные  дезодоранты. Дело дошло до того, что Ле при одном только упоминании имени Игга начинала плохо себя чувствовать, и однажды собралась и ушла. Она и раньше уходила, но всегда возвращалась, как будто бы невидимые  нити на некоторое время распускались, а потом небесные ткачи снова начинали ткать то, что называлось их совместной жизнью. Но сейчас - он остро и определённо понимал - будто читая книгу судьбы - навсегда. Ле. Смешная и глупая.
Игг устало потёр саднящую спину и взглянул на камень. Нет, однозначно, Жужу, сегодня ничего не получиться. Литровая бутыль отодвинула недоделанный браслет из янтарных роз, погрузившись до половины в белую порошину. Водка манила незамысловатой простотой. Короткими жадными бульками протолкав в пищевод содержимое, Игг медленно уходил в желанное забытьё, и внезапно, отчётливо и ярко, увидел - девушка и единорог - она идёт, волосы вьются по ветру, пузырящаяся юбка облепила ноги, прозрачная, красновато-золотистая, одной рукой придерживает амфору на плече, босая, и у левой ноги, там, где начинается молочная муть в камне, маленький белый единорог доверчиво прижался к ней, выставив вперёд острый рог, кручёный, как рунный талисман, и рваные языки янтарного огня прикрыли оленьи копыта.
***
- Куда запропастилась эта белая сволочь? - дракон Бу Ла Да подтянула часть уходящего в бесконечность хвоста, свернула его наподобие монокля, приложила к третьему глазу и грозно взглянула сквозь получившееся очко на  копошившегося  с уборкой высокого, костлявого Мыша Суоми.
- О-о-о-пять заве-ве-лась, стар-ар-арая ключ-ч-чница! - Выгнув хвост наподобие швабры, Мыш стоял на передних лапах, вспотев от напряжения, развешивая в углу паутину - вешь в хозяйстве незаменимую и стильную. - Нет-т-т  поко(й)я. - Мыш перевернулся, распустил хвост, хмыкнул. - Уже жи-жи-вем, мож-ж-жно сказать, в самой се-сер-редине мира, в лесу, среди  дере-вье-вьев и кот не проскоч-скоч-ит, дык нет, опять не так, воет и воет. - Ехидно оскалясь,  выцедил, - Погулять пошла-шла наша ра-ра-радость.
- К девкам? - монокль гулко упал на покрытый травой земляной пол, - К девкам опять помчался и воду не очистил? - Хвост тихо постукивал, выдавая нарастающее напряжение, свиваясь кольцами и подбираясь к Мышу. - Всё-то он скачет, олень наш небесный, всё копытом бъёт, всё рог суёт куда ни попадя. Никак не осознает он исключительность свою и символичность.
- Раздраженным драконам лучше на глаза не попадаться, но что делать, когда ты с ними пребываешь в одном замкнутом пространстве, - Мыш изобразил позу скорбящей матери, пощекотал кончиком хвоста ближайшее блестящее кольцо, выдохнул.
 - Ладно, - смягчилась Бу Ла Да, - наливай ядовитой, неочищенной. Глубокая складка прорезала и без того испещрённый морщинами, украшенный чешуёй лоб. - Ох уж эти мне вечные проблемы самоопределения единорогов и поиска ими предназначения!!!  Гонять его ещё и гонять, в хвост и в гриву.
Мыш нехотя потащился к стоящему в центре пещеры большому вогнутому камню и завозил по поверхности пушистым комком тлекуциальского грязно-голубого мха. Начертил по краю шесть магических знаков и распустил водяные клубки, - Конеч-ч-чно, к девкам, - зависливо зачокал языком,  - и я бы к девкам с удовольствием, вон на ту, голубенькую, такие пышечки там водятся, - вожделенно ткнув хвостом в мерцающий лакированной кожицей диплом за сотворение мира, одну из многих наград, полученных Бу Ла Дой от Комитета по созданию, Мыш ласково погладил махонькую грамоту от Комиссии по изменениям за неоценимый вклад в развитие антропологии, - а ты, Бу, совсем забыла, для чего ты всё это сотворила. И про любовь забыла. И про сча-сча-стье, и про исполнение же-желаний. И для че-его я эти ключи каж-жд-дый день чи-ищу-ищу?? Тоска, - Мыш устало примостился на громадных размеров сундук, хранивший в себе неисчислимое количество ключей разнообразных форм и расцветок.
- Уфф, ещё ты мне будешь нервы трепать в такой день, - драконья морда нависла над каменным тазом, коготь царапнул водяную гладь, - щипет, пакость окаянная! Нет, точно, Эдди получит под хвост, будет знать, как скакать без разрешения. Голубенькая, говоришь? Интересное получилось творение. Трехмерное, с воротами  в точках проникновения, пространство линейной темпоральности, с демонстрацией фактов, проявляющихся в изображаемом пространстве и хаосом событий, зависящим от устремлений.
Её туловище растягивалось, разбухало, мелкие судороги скручивали мышцы, чешуйчатая мозаика мерно струилась, складываясь в странные письмена.
- Да и существа уникальные, человеки эти, о(!), по образу и подобию, о-о(!) - драконы по сути, отражения, объединяют в себе змею и птицу, дух и материю, истину и ложь. Уж намешала от души. Ею, кстати, тоже поделилась.
Она задумчиво ощупала разбухшие груди и почесала когтём за ухом..
- При этом каждый из них, человечиков несчастных, находит такие факты, которые позволяют построить свою картину мира. Это и подтверждает, что планета действительно удалась! - Cамодовольный рык сорвал паутину. - Как бы ни бились, а жизнь на обратной стороне сферы не поддается сведению к общему знаменателю, рассмотрения с одним фокусом не хватает для построения единой, все объясняющей концепции этого мира.
Мыш тяжело вздохнул, встал на передние лапы, задрал хвост, стал развешивать заново. - Хорошо, когда это - только творение. А тут живёшь век за веком в Перевёрнутом лесу, в этом дупле, похожем на запущенную пещеру, а некоторые строят и строят, творят и творят, и когда только всё это убирать?
Бу Ла Да мягко фыкнула. - Так ведь я об этом и говорю. Реальный мир - никогда не поддаётся сведЕнию к общему знаменателю, а кто думает иначе, тот заблуждается.  - Она ещё раз внимательно ощупала грудь. - Замысел становиться реальностью по качеству не тогда, когда отражает какую-то простую и ясную картину мира, а когда одной однозначной картины мира  становится недостаточно. При этом намерения Творца, - Бу с затаённой гордостью воззрилась на своё разбухающее, меняющее цвета и формы отражение в шестигранном кристалле, - впрочем, всех творцов, могут соотноситься с реальной жизнью весьма по-разному, или даже совсем не соотноситься. Вылечить мир от необъяснимости он не может. Или не хочет. - И Ла и Да, расшалившись, ударили лапой по поверхности воды, - тсс, щипет, быть кое-кому подвешенным за рог на мокром полотенце. - Собственно, какое сейчас время на Земле?, - выпуская иссушающий тайфунчик, спросила она Мыша.
- Чудное, - Мыш спрятался в тени гигантского папортника, прижав лапами уши, чтобы не обгорели, - чудное время. Время сновидений.
- Это хорошо. Всё, замолчи и не мешай.

Драконья туша обвисла, всё более и более крупная дрожь пробивала тело, всё быстрей и быстрей бежали письмена, ярче и ярче горела чешуя. Огромная огненная туша дёрнулась, судорожно изогнувшись в последний раз, и застыла неподвижной скалой, только из раскрытой пасти с шипеньем вырывались слова – revo, Maestro, Port sea mover,__R_E_V_O,__ M_A E_S_T_R_O,__P_O_R_T__ S_E_A__ M_O_V_E_R. Расходились круги по воде, звуки крупными каплями падали вниз, выпрыгивали, разлетались по пещере, рокотали, гулкими тантамами ускоряя ритм, скручивая пространства, вызывая ветра. Мыш подскочил, вытянулся строго вертикально, затрясся в бешеной пляске, поднимая клубы пыли, громыхнул костями, и свалился нелепой кучей, - REVO, MAESTRO, PORT SEA MOVER, как кости лягут, – в каменном тазу тревожно и призывно замерцал, множась в отражениях, большой ковш. И Бу Ла Да медленно растворилась в неявно непроявленном...
***
- Так получилось, - Ле механически металась по комнате, то судорожно вываливая вещи на пол, то принимаясь раскидывать их по местам,  - так получилось. Так получилось, - повторяла она, и больно ударяла кулачком по стене. - Как он мог? Мы даже ни разу не целовались.
На днях у Ле погиб кот. Чёрно-белый, пушистый, с хитрыми  зелёными глазами. Он ускользнул в раскрытую дверь, преодолел сопротивление душного подъезда, выбежал на дорогу, радуясь наступившей свободе, и только собрался погоняться за кошками - проезжавший автомобиль решительно и бесповоротно оборвал его так и не ставшие реальностью мечты. Ле ревела несколько дней, ревела, не ходила в школу, и по этому поводу терапевт выписал ей справку с диагнозом ОРЗ. Вот так Ле и пропустила вечеринку по случаю старого-нового года, но друг Ле!!!! Как рассказали Ле знакомые (подруги всегда найдут, чем порадовать), друг Ле на вечеринке был очаровательно изящен, танцевал, не пропуская ни одного танца, крепко прижимаясь бедром к бедру, и со всей страстью поддержал игру в бутылочку. Он так здорово целуется, - мечтательно закатывая глаза, плавилась от рассказа толстая прыщавая Сонька, на которую Ле старалась никогда не обращать внимания, на противные потные Сонькины руки, на её слюнявые губы и вечное стремление поиметь всё, находящееся в радиусе метра и имеющее признаки мальчишеского рода. - Прости, Ле, - захлебнулась Сонька, - так получилось.
- Тая, - Ле решительно отошла в сторону, - Тая, давай завтра не пойдём в школу.
- Ты чего такая? - Тая задумчиво и слегка встревожено оторвала руки от клавиш.
- Тая, мне надо к морю. Тая, ты понимаешь, море зовет, ты когда-нибудь купалась в январе?
- Ты с ума сошла. - Руки Таи медленно вызывали из клавиш мелодию Лунной сонаты.
- Нет, Тая, мне нужно к морю.
- Да что случилось, Ле? - Тая бросила играть и левой рукой притянула её к себе, ты всё расстраиваешься из-за кота?
- Он, - губы Ле начали кривиться, но она сжала их, скрутила в  упругую упрямую гузку и уткнулась Тае в плечо,  - он ... он ... целовался с Сонькой.
- Он...- Произнесла Тая задумчиво. Тая была высокая, крупная девушка. Русые волосы, медленные движения. Именно за эту спокойную рассудительность Таю и любили в классе. До прихода Ле.
Ле переехала в их двор в прошлом году, летом, и все мальчишки из тайского класса, - именно так называли между собой этот класс в школе, - все мальчишки всё лето бегали во двор к Ле играть в волейбол. Страшно возвращаться по вечерам домой через незнакомый двор. Ле пришёл на ум волейбол. Ле была ужасной выдумщицей, стройная, высокая, темноволосая, больше всего на свете любила играть и выдумывать игры, занималась бальными танцами, бренчала на гитаре, сочиняла стихи и одним ласковым взглядом покоряла сердца. Поначалу Тая ненавидела Ле. До нервных тиков, до черных кругов под глазами, до бессонных ночей, вцепившись зубами в подушку. Но как-то Ле подошла после школьного концерта - Тая окончила музыкальную школу по классу фортепьяно, - Знаешь, Тая, - уставившись черными доверчивыми глазами, ты изумительно играешь, мурашки по коже. Давай сделаем программу - ты будешь играть, а я танцевать. Тая зыркнула на Ле, - ТЫ!!!! - Процедила она сквозь зубы, - ты... Но Ле увлеклась и не замечая потока катившейся от Таи враждебности, напевая мелодию, которую только что играла Тая, медленно кружилась по актовому залу; остановившись в дверях, крикнула, - Это будет замечательно, Тая, просто замечательно! Тая скрипнула зубами. И совершенно неожиданно для себя самой согласилась. Кто бы мог подумать, что вскоре они с Ле станут не разлей вода. Так получилось.
- Хорошо, Ле, - Тая закрыла крышку фортепьяно, и сильно сжала Ле руку, - мы поедем завтра на море.
- О чём плачем, девчонки? - обхватил их за плечи Игг, давно, безумно и безнадёжно влюблённый в Ле с того самого момента, когда в немыслимом прыжке, отбивая волейбольный мяч, он подвернул ногу, и серьезная Ле, изображая из себя врача,  выгребла лёд из холодильника, час прикладывала его к распухшей ноге, что-то шепча про себя, иногда напевая, разглаживала, бинтовала, - вот тогда и прокралась в сердце Игг тающая нежность. Игг оборвал  все клумбы этим летом. Не смея зайти к Ле, большой и неловкий, клал на коврик у двери по 15 цветов, роз, ромашек, васильков, тюльпанов, или просто зеленые ветки, ведь Ле было только 15 лет. Каждое утро он убегал из дома, пробирался в подъезд и, прячась за мусоропроводом, смотрел, как Ле берёт цветы, задумчиво улыбается, и потом вприпрыжку несётся в школу. Он ждал и рисовал. Рисовал и ждал. Рисовал Ле, драконов, неведомые страны и невиданные цветы, могучих воинов, море и корабли, корабли, корабли...
***
- А это для ме-ме-ня,- бурчал Мыш, собирая разбросанные кости -  не важ-ж-жно - как она этого добилась и что она теперь обо всём этом думает... Мне нужны сальные шква-шква-рочки... Её власть над Землёй кончилась, когда она закончила последнюю сферу. Удачное... удачное... Творче-че-ство, как и осетрина, второй свеже-же-сти не бывает, это  внутри творческого пространства, как такового, возмож-мож-мож-на градация... Да ладно... Эх, Эдди, хорошо тебе... Вырвался из этой ду-душной пещеры, и скачешь... А тут мет-ёшь-ёшь, трясёшь-ёшь-ёшь костями целыми днями, вот ещё и ключи чистить... Жизнь моя несчастная, мышиная... И зачем она только меня сотворила....
***
Дело не в том, что главным героем управляют непонятные силы, цели которых по нашим оценкам скорее абсурдны. Множественные, плотно и сложно переплетенные ряды образуют нечто, подобное клубку, кружеву или структуре ДНК. Жизнь может быть создана и создавалась по-разному. Это может быть единая целостная картина, хорошо соотносимая с жизнью реальной, такой, как мы ее знаем. Или это может быть (абсолютно или частично неупорядоченный) хаос, намеренный отказ от рамок, невольно задаваемых любым наблюдателем, крик: эти рамки - ложь! Или это может быть новый синтез такого хаоса, синтез в структуры, поначалу кажущиеся знакомыми, а на деле оказывающиеся совершенно другими, новыми и непонятными, конструкция "альтернативных миров". Классика - логически упорядоченные картины мира, и кажется, что видишь привычную логику, но это - обман. Здесь действует логика другого типа, многозначная логика. Степень  упорядоченности мира не является мерой его эстетической ценности; здесь более всего существенно такое свойство,  как стремительное мерцание.
***
Пятница, раннее утро. На побережье, заваленном скользкими камнями и снегом, нервно топтались три маленькие фигурки.
- Что-то мне совсем не хочется купаться, - невесело произнёс Игг, глядя на лёд, плавающий около берега. Глаза Ле, казалось, пожирали пространство между морем и ними.- Я должна, - скупо сказала Ле, и стала быстро раздеваться. Тая молча последовала её примеру.
- Подождите, девчонки, - Игг засуетился, - я вот тут прихватил, для храбрости, - и он достал из портфеля три маленькие чекушки с водкой. - Давайте сначала выпьем. - Подруги переглянулись. Воспитанным под строгим надзором родителей, им не доводилось пробовать этот напиток, хотя, конечно, они не были ханжами. Страх и юношеский азарт стегнул сердца. - Да, - закружились они. Мы будем пить водку и купаться в ледяной январской воде, здравствуй, море, - пели они. - Здравствуй, пятница, мы твои герои, примешь ли ты нас. - Игг разлил.
- Ребята, давайте, - Тая смешливо наморщила носик, - выпьем за то, чтобы наши мечты сбылись.
- И чтобы они были великими, - добавила Ле, - огромными. Как это море.
- Только пусть они будут горячими, - поежился Игг, - за мечту. - Группа взялась за руки, и пошла по кругу, кружась и притопывая, быстрее и быстрее, пока наконец, запутавшись все не свалились в снег.
- Я первая, - Тая с размаху плюхнулась в ледяную воду и выскочила на берег, как ошпаренная .
Ле заходила медленно. - Мне страшно, Тая, - внезапно сказала она, - море зовет.
- Давай, Ле, не стой долго в ледяной воде.
Игг стоял, обвешанный полотенцами, шубами,  школьными формами. Ле решительно повернулась к морю спиной. Внезапно ей показалось, что на обрыве, меж сосен, мелькнула странная фигура, чем-то напоминающая белую лошадь, но с перекрученным рогом на лбу. Единорог, - посинела Ле, поскользнулась от удивления, набежавшая сзади шальная волна мягкой львиной лапой ударила её под коленки, вторая накрыла с головой, будто невидимая птица взмахнула крылом. В глазах почернело, Ле покачнулась и ушла под воду. Одна волна, другая, третья...
- Ле, -закричала Тая, сдирая надетый свитер, и прыгнула за ней. Схватила за руку, и потащила на берег. Ле очнулась, отфыркиваясь.
- Я сама, - задыхаясь, проклокотала она, выползая на берег на коленках. Испуганные девчонки быстро одевались.
- Игг, твоя очередь, давай быстрей. - Игг разделся, зашёл в воду, окунулся, растёрся.
- Бежим, - сказала Тая, и они гуськом, Тая -- впереди, Игг -- замыкая и отставая, побежали навстречу солёному ветру по кромке моря, хлопая по коленкам портфелями.
Шторм от норд-вест янтарь приносит. В январе на море часто штормит.
- Смотрите, - Игг внезапно остановился, - что это? - Среди песка и снега валялся небольшой кусочек янтаря.
- Море подарило, - задохнувшись, сказала Тая. - Приняло, оно нас приняло. Игг, храни, это тебе.
***
В таверне Райская жизнь на двадцать четвёртом астральном уровне на задворках Млечного пути всегда было достаточно пустынно. Слишком высока была плата за вход - восемьсот лет непорочной жизни. Падшие ангелы здесь бывали крайне редко, девственницы - просто никогда не доходили до этого уровня. Предки, добрые духи, боги, джинны, сфинксы захаживали почаще, но тоже достаточно редко - с добрыми делами-то как - совершишь одно, сразу очередь образуется. Особенно если слух распустить, что, мол, данный дух (дева, некто трансцедентальное) исполнил (а-о)  235 759 желаний, поэтому многие и сбегают, прячутся в бутылку. Спрячутся и отсиживаются, пока силы не вернуться. Иногда, конечно, переберут - все вокруг в слезах, а они в бутылочке смерчи крутят. Там же, в бутылке, можно очень хорошо обустроиться. Со всякими волшебными удобствами и наворотами, если, конечно, умеешь работать с пространствами. А сфинксам вообще положено никогда не покидать рабочего места. Вот кто пашет так пашет. Устойчивые ребята. Но и они не выдерживают, иногда прибегают. В основном, здесь толпятся белые единороги - вольные хлеба, ненормированный рабочий день.
Белый Эдди неловко мотнул лошадиной гривой, приветственно заржал и ухватил зубами за перо висевшего головами вниз на спадающей сингулярности чёрного грифона, изысканнейшего Доки Ван Юла.
- Ты слышал, шестикрыл, о Земле? - Эдди внимательно прислушался. - У меня что-то бурлит в желудке, нет?
Изысканнейший Доки Ван Юл незаметно поморщился, вернул изрядно обмусоленное перо на место, повис на двух лапах, подхватывая крылом соломинку сниффера.
- Да? Ты думаешь, это вчерашняя зелёная туманность, проглоченная Райской жизнью? – Ван непроницаемо мерцал, потягивая горячий газ. Прикрытые белой пеленой глаза, и без того узкие, походили на две вытянутые раскосые щелочки. Эдди придвинул к Вану несчастную морду, жарко дохнул и повернулся к Юлу.
Грифон резко мазнул крылом, подхватив пролетающее пылевое облако. Юл, спесиво надув шею, якобы нехотя широко открыл клюв, и с достоинством сглотнул. Эдди заржал, смешно задирая верхнюю губу, показывая белые, изумительной работы зубы. Юл угрожающе хлопнул клювом и больно ущипнул единорога за задницу.
- О чём это я? – мешая смех и слёзы, затряс гривой Эдди. - Ах, да. О матери. Она так запутала мотивные пучки, что даже профессионалки норны не могут сплести что-нибудь путное на покрывале судьбы.
Мягко переступая лапами, грифон перескочил на соседнюю сингулярность, скатился, изящно прыгнул на пролетающую туманность, поймал, сжав лапами, и удовлетворённо завращался, раскрыв все шесть крыльев.
- Скажи, Юл, тебе сняться сны? Мне – да! Это ужасно! Проваливаешься в сон в самое неподходящее время. Мышцы одрябли! Устаю сильно.  – Эдди горестно всхрапнул , неровно икая. - Такая чепуха стала сниться. Каждый раз один и тот же сон. Будто меня расстреляли на песчаном пляже и я умер на дне лодки, рёбра которой упирались мне в спину до самого конца. Единственное место, где я умираю - этот сон.
Доки Ван Юл перестал вращаться, сложил крылья и камнем упал вниз в порыве крайнего недоумения.
- Ну да, мы, единороги, бессмертны. Представляешь, Юл, - горячо шептал он, постукивая оленьим копытом, - у них на Земле сплошная дихотомия. Это великая мать им так мозги устроила. О, то лоб, О, то болото. - Эдди отхлебнул квантовой разобщённости, горячая волна пробежала по телу, поднимая щетинки на львином хвосте. - Жизнь и смерть. Свет и тьма. И так далее...
Эдди грустно потыкал грифона оленьим копытом в плечо и повернулся к Доки. – Знаешь, Док, как они это называют? Конечность. Finita la comedia. А у нас всё бесконечное - бесконечная жизнь, беспредельные фантазии. Какой смысл в этой бесконечности? Смысл - штука конечная.
Доки энергично кивнул головой, с нарастающим охотничьим азартом наблюдая за метаниями розового астероида, похожего на новогоднюю конфету в праздничной обёртке. Грифон спокойно парил в пустоте, плавно приближаясь к Эдди, - и замер, заняв нишу сосредоточенного внимания.
- Во сне, - Эдди ещё отхлебнул квантовой разобщенности, расслабился и уютно приник головой к мягкому львиному телу, забившись под левое трехкрылье - тогда, когда я умираю, - мне кажется, что я вот-вот пойму, в чём он, смысл моей жизни, ведь там, на Земле, количество смыслов в любую эпоху неизменно.
Доки восхищенно зацокал языком, растянул тонкой удочкой шею, дотянулся таки до астероида, сглотнул и снова внимательно уставился на Эдди. Юл надменно выкатил глаза. Ван по-прежнему непроницаемо мерцал.
- О чем это я? Эдди всхлипнул, вытер набежавшую слезу, окучивая львиный бок.
- Да, Доки Ван Юл, там, во сне, звук имеет цвет, буква имеет цвет и звук, смысл строится из букв, обретая цвет и звук, формируясь в слова, слова, цеплясь друг за друга, складываются в фразы, умножая, но выделяя смысл,  и вызывают - единорог поднял голову и с тревогой прислушался к происходящему в животе, - вызывают как произвольные, так и направленные ассоциации, и там, - Эдди продолжал прислушиваться, нервно подёргивая ногой, - там во сне, мне кажется, я чувствую, в чём смысл моей жизни. Но проснувшись, я теряю всё - ничто остаётся в моей пустой голове - понимание теряю.
Доки сочувственно фыркнул и погладил Эдди клювом по голове.
 - И ещё, - Эдди смущённо оглянулся, вздрогнул и прикрылся гривой, - меня непреодолимо тянет к девственницам.
Головы, свернув шеи тремя вопросительными знаками, с интересом посмотрели на взволнованого единорога.
- Видимо, чем-то они напоминают великую мать - такие же сварливые и непредсказуемые, доверчивые и сильные. И такие же болтливые. Меня к ним ужасно тянет, но когда они начинают говорить, говорить и говорить, говорить и говорить, о погоде, о колготках и разных тряпках, о детях и взрослых, о болезнях и лекарствах, ромашках, чертополохе, дикости мужчин, эксплуатации женщин и светлых шторах - я не выдерживаю и убегаю. Или вообще не подхожу – только смотрю издалека. Странное и удивительное существо человек.
- Воистину удивительное, - молча мигнул грифон, мерно поскрёбывая когтями серные палочки из конфискатов 12 уровня.
- Мужчины и женщины, их взаимодействие, - вот что самое интересное - дихотомия пола. Но никак не могу понять, что же такого Великая Мать сотворила в человеке, что все силы тысячелетиями бьются за власть над человеческой душой. И человек, малейший винтик мироздания, оказывается самой большой целью для всех.
Перья на трех затылках вопросительно встопорщились, по ним побежала всё более усложняющаяся рябь.
- Спрашиваешь - как она нарисовала эволюцию? Не представляю. Мне кажется, никакой эволюции у человека нет и не будет, только в плане человечности, они и дальше будут человеками, или другими, но уже не человеками, могут исчезнуть совсем с лица земли, но это вряд ли. Мать трепетно относится к своим творениям. Я, конечно, могу ошибаться, но человек сейчас такой же, как и первый из людей. И самое важное в нём - человеческое. А что это такое? -  никак не пойму ни я, ни великие боги, ни космические силы, ни даже члены Комиссии по созданию. Она придумала им игру и назвала её жизнью. Думаешь, как оно - жить? Страшновато? Но интересно?
Эдди внезапно подпрыгнул, задёргал губой, засучил копытцами, затряс белой гривой.
- Посмотрим, а?
Головы повернулись друг к другу, потерлись лбами, чокнулись клювами, скрутились шеями, замерли в задумчивости, развращались обратно, вытянулись восклицательными знаками и согласительно закачались.
Глотнув квантовой разобщенности, скрепляя принятое решение,  и затянувшись  горячим газом, они сплелись львиными хвостами и прыгнули, понеслись-помчались-закрутились в безвременной прострации, поглощая по пути то шальные метеориты, то глупые астероиды, то пухлые блуждающих кометы.
***
- Тая, - Ле прижалась к телефонной трубке, - Тая, я ушла от Игга. - Приезжай, Ле, приезжай, потанцуем. Сегодня пятница, растущая луна.- Тая положила трубку и вышла на крыльцо дома. Дома, стоящего на самом обрыве, высоко над морем, в сосновом бору, дома, который она строила десять лет подряд, с каждой зарплаты прикупая по кирпичику, по досточке, выкладывая песком и гравием дорожки, поднимая камни с берега моря - плоские и длинные, круглые, кривые - отшлифованные морем. Здесь и только здесь,  на продуваемом всеми ветрами пространстве, среди сосен, глядя на бушующее море, рвущее небо в клочки, на белые барашки, бодающие лбами облака, Тая ощущала покой.

Море тихо шуршало у ног Ле, так породистый пёс встречает загулявших хозяев, ластится и прыгает, разбрызгивая искрящуюся радость. Ле ласково погладила  набежавшую волну, вытерла руку о штаны, достала блокнот и стала быстро писать:  Кто знает - истина в вине или в стакане на окне, или дрожит в оконной раме, в ногах у Таи на диване, в листве, прижайшейся к стеклу, в дорожной пыли на полу, в разнообразии полов, в словах - ну будь и будь здоров, в переплетеньи проводов, в распространеньи паутин и в тишине, когда один, и в предвкушенье сквозняка, и в дуновенье ветерка, что побывал у диких скал,  и в крике сумрачных гагар, и в шорохе ночных машин, что танцевали танец "шин", в пути от края и до края, который мы пройдём, не зная, в стремленье к свету без вины, по отражениям тройным, по гравию земных дорог, где в ножнах странствий злой клинок, взломав замок на ДНК, и закрутив в спираль века…
Так получилось.