III. Дневник Софьи

     «Ныне, 18 декабря 1738 года от Рождества Христова, я пишу сей документ для объединения знаний моих во врачевании и прочих науках в назидание потомкам, ибо знаю: час мой близок.
     Было третьего дня откровение. Пришла ко мне Пресвятая Богородица и говорит: «Натерпелась ты, Софья, в жизни своей недолгой, но жила всегда во славу Господа нашего, дар Божий людей лечить не растратила попусту, а вопреки всему дело благородное делала. Бог милостив, Софьюшка. Будут тебе испытания: народ твой супротив тебя восстанет и убьёт смертью лютою. Но ты стерпишь всё, ждёт тебя Царство Божие за жизнь безгрешную и страдания телесные. Не бойся, Софья, твоя вера крепка, крепче людской злобы и неблагодарности. Спасай, ибо спасена будешь»
     Я не боюсь предначертанного мне Господом Богом и вынесу все испытания, ниспосланные Им…

     …Родилась я здесь, в этом доме. Жила тут же, всё время жила. Однажды на Пасху батюшка с матушкой взяли меня с собой в город на ярмарку. Господи, народу тьма тьмущая, все толкаются, шумят без толку. Головушка моя после этого ещё неделю болела. Я тогда цветы бузины сибирской заваривала и перед едой пила, тем и вылечилась. С тех пор и не уезжаю никуда…

     …По полям люблю гулять. Небо, травы, воля вольная… Бывало, побежишь сквозь золотое море пшеницы, только ветер в ушах свищет, вынырнешь на опушку леса, цветов полевых насобираешь… Или по лесу грибков с ягодами ищешь, тишина, только ветки перешёптываются, да пташки божьи поют… А на Пантелеймона целителя травы целебные на зиму собираешь…
    
     …Мне нравится лечить людей. Помню, зимой прошлой, аккурат на Юрьев день, детишки крестьянские пошли на речку рыбу ловить. А лёд-то тонюсенький совсем, так провалилась пара ребятишек. Вытащили их, живых, только стали они кашлять, помирать просто. Пришла их матушка ко мне, говорит, мол, так и так, спасай. Софьюшка. Я сделала настоечку — взяла корни алтея, солодку и плоды укропа. Заварила и отпаивала мальчиков пять дней кряду. Отпоила, вон как резво по двору бегают…

     …А летом этим приходит ко мне женщина. Высохшая, лицом черна, трясётся вся… Гляжу — порча на ней, человек злой со смертушкой обвенчал, свечки за упокой ставил в церкви. Тут как раз день пророка Ильи подоспел, так я на утренней зорьке в ведро воды ключевой набрала, женщину перед ведром посадила, в руку правую свечку зажжённую дала. Голову её платком повязала, чтобы ни волосинки видно не было. Левую руку в воду по локоть опустила. И читала наговор я, трижды читала: «Илья, Господом и Николаем-Угодником исцелённый, из рук Христа пивший! Ты, милостью Божьей Ильёй Пророком ставший! Заступись за болящую рабу, как Господь за тебя заступился, во её истинное исцеление. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь»
     И в обед, и на вечерней зорьке этот наговор читала. И помог женщине Илья Пророк с Божьей помощью, вернул ей румянец на лицо, здоровье в тело и покой в душу…
     …Смотрю, дворник мой невесел стал. Осунулся, круги под глазами. Жалко мне стало старика, спрашиваю, мол, помочь, может, чем? Он и отвечает: «Матушка Софья, стар я уже, но на это всё Божий промысел. А в последнее время до зари глаз сомкнуть не могу, умаялся совсем»
     Позвала я жену дворника, велела сшить подушечку небольшую, набить её полынью, мятой, мелиссой, ромашкой да таволгой, на ночь подушечку эту на печь класть или в изголовье.
     Повеселел старик мой дворник, ребятишек со двора гонит, а сам смеётся, будто молодой…
 
     … Сегодня перебирала вышивки свои. Сколько лет я приданое готовила! Неужто не пригодится? Раздать дворовым надо бы. Вон Пелагея уже взрослая девушка, сиротинушка, бесприданница. И Марья из бедных, а тоже скоро замуж выдавать. И Маланьина дочь подрастает, восьмая в доме, у них и так детей мал мала меньше, откуда ей приданое-то взять? Решено, раздам…

     …Крестьяне мои умирают… Горе пришло в семьи… Мор на моих землях… Господи, дай мне мучения, но спаси этих невинных людей! За что Ты их так наказываешь? Отче, обрати к нам, грешным, взгляд Свой пречистый. Спаси и сохрани! Аминь…

     …Ныне 26 января, Кошкин день. Совсем силушку свою подрастеряла, полежала на любимом месте Мурки своей, полегчало немного… Ох, чует моё сердце неладное, несчастье скорое, Богородицей предсказанное…
     Господи, спаси мою душу!»

     Катя остановилась. Все молчали. Потом Изольда робко нарушила тишину:
     — Катюша, разумеется, прочитала не всё, а только начало и конец. Тебе, Пётр, всё равно неинтересны будут эти чудесные заговоры, травы и молитвы… Ну у тебя в семье, к твоему счастью, на это есть жена, которая обо всём и заботится…
     Пётр поперхнулся, но быстро взял себя в руки.
     — Катя, а ты, случаем, не потомок Софьи?
     — Так у неё, кажется, не было детей. Об этом нет никаких сведений.
     — А, может, у неё была, типа, внебрачная связь, а?
     — Да что ты говоришь?! Вечно норовишь всё опошлить! Изольды бы хоть постыдился…
     — Ладно вам, не ссорьтесь, — вмешалась подруга, — Что делать-то будем? Наверное, Софья что-то при жизни не успела сделать, раз сейчас тут появляется. Она явно нам что-то сказать хочет.
     — Лично я не умею с призраками общаться, — Катя нахмурилась.
     — Это к мадам Клаве… то есть Кларете, — улыбнулся Пётр, — позвоните ей, девочки, а я пойду — деньги ведь должен кто-то зарабатывать! До вечера, любимая. Изольда, целую ручки.
     Когда муж ушёл, Катя набрала номер медиума. Та обещала приехать через час, но явилась только к вечеру. За это время подруги успели приговорить бутылку мартини, и поэтому особо не заметили задержки. Мадам притащила с собой поэта-оригинала. В этот раз он был одет в брюки-галифе, смокинг небесно-голубого цвета и шапку-ушанку. Катя слегка скривилась, но вынуждена была впустить его, чтобы задобрить Кларетту, которая поначалу очень долго отпиралась и не хотела приезжать. Успокоила её лишь внушительная денежная компенсация.
     — Мстиславчик такой милый! Он согласился сопровождать меня. От него исходит просто огромный поток энергии… — прощебетала мадам.
     Излучающий энергию поэт Мстиславчик угрюмо устроился в кресле, взяв недопитый Катин бокал мартини. У хозяйки настроение начало портиться. Изольда это заметила и решила взять ситуацию в свои руки. Она отдала свой алкоголь Кате, потёрла виски руками, вздохнула и изложила мадам Кларете события, происшедшие после того злополучного спиритического сеанса.

     Когда история была изложена, медиум закатила глаза и застыла. Все благоговейно молчали. Тишину нарушил поэт Мстислав, неожиданно поднявшийся из своего кресла. Он качнулся, взмахнул руками и громко продекламировал:

Балы,
     кринолины
                не нужны женщине
                этой,
Она —
      деревенская
                знахарка —
                вот как!
Жила
      и лечила
                народ
                зимой и летом,
Смерть
       приняла от тех,
                кому давала
                на водку.

     Мадам Кларетта тут же вынырнула из своего транса и восхищённо зааплодировала. Катя с Изольдой нехотя её поддержали.  Наконец, когда восторг несколько поутих, медиум огласила своё решение.
     — Значит, так. Дух Софьи определённо должен обрести покой. Видимо, она была очень сильной магиней и что-то не успела сделать. Об этом она и пытается нам сказать. Может, её не похоронили? Или не отпевали? Скорее всего так и было, вот Софья и мучится, на небо попасть не может.
     Слушайте, я тут Кастанеду недавно читала. Обалдеть можно! Так вот, сразу после прочтения познакомилась я по Internet’у с одним — не поверите! —мексиканским индейцем. Самым что ни есть настоящим! Просто Судьба так распорядилась. А, следовательно, нам надо обратиться за помощью к нему. Индейцы всё могут! Поехали к нему, а я вам как переводчик буду.
     — Куда поехали? — не поняла Катя.
     — Как куда? В Мексику, конечно! Деньги у вас есть, а мужа как-нибудь уговорим — это я беру на себя.
     — Нет уж, со своим мужем я и сама справлюсь.
     — Мадам, — подала голос Изольда, — а не лучше ли просто пригласить священника, пусть освятит тут всё, что нужно, молитвы почитает за упокой Софьиной души?
     — Да вы что?! Если б всё было так просто! Она ж знахаркой была, а индейцы тоже знахари, нерусские только. Нет, решено. Надо ехать в Мексику!
     — А я?
     Все обернулись. Поэт, сгорбившись, сидел в кресле. Про него-то все забыли. Он так жалобно смотрел, его ушанка нелепо съехала на бок, из-под неё во все стороны торчали разноцветные пряди волос. Изольда вдруг подумала, что Мстислав довольно симпатичный молодой человек, только одеваться не умеет. Она подошла к нему, сияла шапку, пригладила волосы и, улыбнувшись, сказала:
     — Ну конечно же, Вы едете с нами. Только одежду в дорогу позвольте выбрать мне. Не хотелось бы привлекать к нам излишнее внимание.
     Поэт благодарно посмотрел на Изольду и густо покраснел. Ему впервые в жизни стало стыдно за свой внешний вид…
     Катя переглянулась с мадам Клареттой и произнесла:
     — Что ж, осталось только уладить формальности. Загранпаспорта у всех есть? Да? Тогда через неделю мы едем в Мексику. Софья, осталось недолго. Мы тебя спасём! А теперь — всем по домам. Поздно уже…

Продолжение следует...