Случайный попутчик

Настроение было препаршивейшим. Точно таким же омерзительным, как эта погода, как эти ранние ноябрьские холода, едва-едва прикрывшие наготу замерзших полей драненьким снежком.
Собственно, для того, чтобы разобраться в причинах моей депрессии, не нужно быть психоаналитиком. Все было очень и очень просто: еще не прошло и четверти часа, как самолет оторвался от земли и унес с собой самого дорогого мне человека. По целому ряду причин я не могла счастливо занять соседнее с ним кресло в салоне и вынуждена была ехать домой. Одна. И долго-долго ждать, когда он сможет приехать снова. Или же когда я смогу навестить его сама.
Хотелось немножко повыть или хотя бы от души всплакнуть.
Но за рулем такое настроение чревато серьезными неприятностями, и я принялась уговаривать саму себя. В конце концов, уже вечереет. Заеду по дороге в какой-нибудь магазин, куплю бутылочку-другую пива и к собственному удовольствию проведу вечер в обществе книжки, благо дома скопилась парочка нечитанных романов фэнтэзи. И, следует отметить, при этом не придется выслушивать ехидные комментарии по поводу пагубного пристрастия к самой что ни на есть литературной дребедени, а также уровня интеллекта старшей ясельной группы детского сада и предполагаемой собственной к ней принадлежности.
Внезапно фары высветили одинокую фигурку, уныло бредущую по обочине. Курточка, джинсы, длинные волосы… Даже сложно было сразу определить, парень это или девушка. А уж понять, откуда на этой дороге, поблизости от которой нет ни одного населенного пункта, кроме самого аэропорта, мог появиться пешеход, вообще не представлялось возможным.
Ну, идет себе и идет, подумала я и поехала дальше. И тут же с удивлением обнаружила, что моя правая нога давит на педаль тормоза, а правая рука открывает пассажирскую дверцу.
- Вам куда? – спросили губы. – Садитесь, подвезу!
Мама дорогая! Что это со мной?
Да я ведь никогда в жизни не брала попутчиков! В наше время подобное милосердие порой стоит очень дорого, и даже у молодой мамаши с ребеночком на руках вместо дитя в одеяльце может оказаться автомат. А тут… Безлюдная трасса, сумерки…
Мой мозг, мой жизненный опыт кричал и вопил, что нужно смываться отсюда со всей допустимой скоростью, но тем не менее физиономия как ни в чем не бывало улыбалась, а рука гостеприимно держала дверцу приоткрытой.
«А я сошла с ума! А я сошла с ума! Надо же, какая неприятность!» - помнится, именно так реагировала на нестандартную ситуацию бессмертная Раневская.
Тем временем пешеход отнюдь не заставлял себя упрашивать и почти бегом рванулся к машине.
- Добрый вечер, - вежливо поздоровался он, ибо это был совсем молоденький парнишка, примерно на пару лет старше моего сына. – Вы, наверное, в Минск едете?
- Да, - согласилась я, не вступая ни в какие внутренние противоречия.
- Очень хорошо! – обрадовался он. – Мне тут недалеко, я по дороге выйду и даже Вас не задержу.
Ну, это, безусловно, радовало. Потому что, несмотря на странное помутнение рассудка, приведшее к приступу немотивированного человеколюбия, не придется менять только что с таким трудом выстроенные планы на предстоящий вечер.
До Минска оставалось километров тридцать – сущие пустяки. Я уж было собралась выспросить у парнишки, каким чудом он оказался на дороге, как моя машинка резво сбежала с пригорка и нырнула в ложбину, затопленную густым, тягучим туманом. Даже дальний свет разбивался о его толстый, свалявшийся мех, не давая видеть дальше, чем на несколько метров. Стало складываться такое ощущение, что этот туман – необычайно плотный, словно кисель – проникает повсюду, заполняет салон машины, лезет во все щели. В конце концов, мне стало казаться, что он постепенно просачивается в мой мозг, потому как мысли проворачивались еле-еле. Да и становились какими-то совсем уж странными.
С одной стороны я четко видела, ощущала и понимала все происходящее вокруг: дорогу, свет фар, изредка мелькавшие сквозь туман кусты и деревья. И в то же время все это воспринималось, словно в замедленной съемке, причем последнее, как ни странно, нисколько меня не беспокоило.
А с другой стороны какая-то совсем иная часть сознания ощущала совершенно невероятный, бешеный калейдоскоп картин, сменяющих друг друга за окнами.
А все вместе, к моему величайшему сожалению, напоминало сон при высокой температуре. Неглубокий такой, поверхностный. Когда одновременно воспринимаешь комнату, в которой реально находится твоя собственная кровать и прочие привычные взгляду аксессуары, и в то же время что-то снится. То есть ты не осознаешь, что это снится, но наряду с реально существующими людьми и предметами появляются какие-то совершенно диковинные персонажи, вещи невероятным образом трансформируются, и все это вплетается в реально существующую структуру пространства.
Что-то подобное происходило и сейчас. И, точно так же, как в таком вот больном сне, я совершенно спокойно реагировала на происходящее. Ну, подумаешь, рыцарь в латах дорогу пересекает! Эка невидаль! Главное, чтобы под колеса не бросался, а так пусть себе едет, куда ему вздумается. Или, скажем, вместо привычного Кургана Славы показался какой-то замок с башенками и шпилями. И отлично! По крайней мере, он не более нелогичен, чем сам по себе этот самый курган.
Что меня все-таки удивило, так это смена времен года. Я четко помнила, что на дворе – конец ноября, и безмерно изумлялась при виде чередой сменяющих друг друга первых листиков, благоухающих цветов и осеннего багрянца.
Самое смешное, что я напрочь забыла о своем попутчике. И вспомнила только тогда, когда он вдруг вытащил из кармана «пуховика» допотопные часы-луковицу и открыл крышку. Раздалась какая-то очень красивая и немного печальная мелодия. Молодой человек воззрился на циферблат, тяжко вздохнул, пробормотал «М-мда!» и захлопнул крышечку.
- Что, опаздываете? – спросила я.
- Сложно сказать, - передернул плечами он. – Как часы покажут!
Странная формулировка, на мой взгляд.
- Часы? – удивилась я. – Так вот, часы прямо перед Вами, на приборной панели. Э-э, без двадцати пять, если я не ошибаюсь.
- Да-да, конечно, - вежливо улыбнулся он и замолчал.
Стараясь не сильно отвлекаться от дороги, я скосила взгляд на своего странного пассажира. Он сложил ладони, уткнулся в них лицом и, закрыв глаза, принялся мерно покачиваться. Пытается расслабиться? Вряд ли! Во всей его позе было такое напряжение, будто ему собираются сверлить зубы. Нет, не расслабляется! Наоборот, старается максимально сосредоточиться!
Не успела я додумать эту мысль, как летнее разнотравье сменилось роскошными, откормленными сугробами. Само собой, машину тут же занесло, завертело волчком. Я уже приготовилась к самому худшему, потому как впереди распростер объятия роскошный, заваленный снегом дуб, как все вдруг исчезло, рассеялось, и передо мной снова была равнина, до самого горизонта покрытая пробивающейся весенней травкой. И только какой-то краешек сознания отметил указатель на Смолевичи.
- Что-то случилось? – попутчик внимательно смотрел на меня.
- Чуть не случилось. Никак не пойму, откуда взялись эти сугробы? А у меня – летняя резина, вот и понесло девочку!
- Какую девочку?! – дернулся он.
- Ту, в которой Вы сидите, - хмыкнула я. – Я свою машинку иначе как «девочкой» или «ласточкой» не называю!
- А-а-а, - он вздохнул с явным облегчением и откинулся на спинку кресла.
Странный юноша, честное слово!
- Скажите, а в дождь Вашей машине также сложно ехать, как и по снегу?
- Нет, конечно. Да только какой сейчас, в конце ноября… - «может быть дождь», - хотела добавить я, да вот только за окном колосилась то ли рожь, то ли пшеница – как человек, далекий от сельского хозяйства, я не очень-то разбираюсь в зерновых культурах – да висела огромная, словно объевшаяся чернил туча. Само собой, через полсекунды хлынул ливень, небо вспорола молния, а следом раскатисто, со смаком прогрохотал гром.
- Сейчас будет немного неприятный кусок дороги, - извиняющимся тоном произнес он.
Спасибо, родной! А до этого, оказывается, был просто праздник какой-то!
Ой, правильно мне говорили, нечего подсаживать попутчиков!
Только я собралась было посокрушаться по поводу собственной опрометчивости, как все цвета исчезли. Напрочь. Как в старом черно-белом фильме. А деревья… такое ощущение, что они шевелились сами по себе, без помощи ветра. Вытягивали сучья, растопыривали корни, швырялись гнилой листвой в лобовое стекло. Точно! Одно из них придвинулось вплотную к дороге в нескольких десятках метров впереди и принялось терзать корнями покрытие, и тогда дорога… Отпрыгнула в сторону, изогнувшись совершенно немыслимым образом! Я вписалась в поворот буквально чудом. Само собой, тут же пришлось сбросила скорость, потому как дорога продолжала выделывать подобные фокусы.
- Пожалуйста, побыстрее! – взмолился пассажир. – Мы должны успеть! Ведь теперь у нас появился шанс!
- Молодой человек, мы имеем прекрасные шансы успеть в мир иной, и очень скоро, - покачала я головой. – Вы только посмотрите, какие номера откалывает дорога!
- Я ее попрошу… Только, умоляю Вас, не снижайте скорость!
Если вся эта ситуация и была бредом, то бредом логичным и вполне систематизированным. Что, как ни говори, внушало некоторую надежду. Поэтому я только пожала плечами, и машина снова помчалась по бешено скачущей дороге, все же каким-то чудом удерживаясь на ней.
Внезапно справа деревья будто бы расступились, и показалась прогалина. Нет, не прогалина – другая дорога, которая шла под острым углом к нашей.
По ней из последних сил мчалась беленькая лошадка с золотистой гривой, и ее уже почти догоняло какое-то чудовище совершенно гнусного вида. То ли шесть, то ли восемь ног были полуприкрыты копной густой скатавшейся шерсти, из которой там и сям на длинный стебельках высовывались внимательные глаза. Большая их часть была направлена на бедную лошадку, но тем не менее штук пять пристально смотрели в нашу сторону. И было что-то в этом взгляде такое… Не знаю даже. Какая-то холодная неумолимость, от которой все тело мгновенно покрылось «гусиной кожей».
Однако самым удивительным было то, что на чудище сидел всадник. Точнее, всадница. Девочка лет одиннадцати-двенадцати, грязная, немытая, всклокоченная, без устали лупила черными от грязи босыми пятками по косматым бокам страшилища. Она была будто бы вся из темноты и тени, ни одного светлого или яркого пятнышка. Между тем расстояние между странным тандемом и бедной лошадкой неумолимо сокращалось, и тогда всадница посмотрела на нас и издала боевой клич, перешедший в зловещий хохот.
Того краткого мгновения, когда наши взгляды встретились, мне вполне хватило для того, чтобы вдавить педаль газа в пол, бешено вращая руль по постоянно виляющей дороге. Каким-то восьмым, пятнадцатым чувством я поняла, что мы должны были опередить жуткую парочку во что бы то ни стало. Я это почувствовала еще до того, как мой попутчик с болью и страхом прошептал: «Девочка…»
Девочка… Ох, не проста эта девочка, не проста! Как в повторе спортивных соревнований, передо мной вновь всплыло ее лицо, перекошенное злобной гримасой. Да, на вид не больше двенадцати, а ни одного целого зуба, только сгнившие черные пеньки. По всей видимости, в их краях напряженка с «Колгейтом». А глаза… Меня передернуло даже сейчас. Такое ощущение, что через них на меня смотрели все грехи мира…
Впереди показался перекресток. Бедная лошадка мчалась из последних сил, а в каких-то паре метров за ней неслась жуткая парочка. Я выжимала из машины все, что можно, ее колеса уже почти не касались покрытия. Мы поравнялись с преследователями, но тут вставал другая задача: как их отсечь, не зацепив при этом лошадку?
У меня появилась одна мысль. Бредовая, конечно. Но – не более идиотская, чем все то, что тут происходило.
- Вы можете попросить дорогу расшириться в районе перекрестка и приподняться в противоположной от нас стороне? – спросила я.
- Без проблем, - кивнул парнишка и прикрыл глаза.
И в ту же секунду дорога образовала что-то вроде трека.
А дальше… Дальше все произошло в какую-то долю мгновения. Практически одновременно.
Лошадка выскочила на перекресток.
Чудовище со своей отвратительной всадницей уже изготовилось к последнему прыжку, уже почти оторвалось от земли, когда, нещадно ревя, выскочила на перекресток моя машина. Я только успела подумать, что все время хотела научиться выполнять управляемый занос…
Что произошло дальше, я не очень-то и разобрала. Вроде бы мы не только отсекли лошадку от преследователей, но и развернулись к ним лоб в лоб. Ну и, само собой, дальний-то свет я не выключала, и мощные фары ударили им прямо в глаза.
Многоног тут же убрал свои стебельки и свернулся в шар, съежился и куда-то укатился, а девочка… Девочка попыталась закрыться ладонью, но та словно растаяла при свете фар. И точно так же таять и расползаться стала и сама девочка. Последним исчез искривленный в немом оскале беззубый рот. Только на улыбку Чеширского кота это было совсем не похоже.
Меня колотило крупной дрожью. Как правило, я езжу несколько менее рискованно.
Не дожидаясь, пока я приду в себя, мой пассажир выскочил наружу и принялся ласково гладить лошадку по шее. Бока бедного животного все еще ходили ходуном и были покрыты пеной. Тут лошадка повернулась мордочкой ко мне, и… Хорошо, что я продолжала сидеть! Посередине лба у лошадки рос длинный, витой золотой рог!
- Ничего себе! – пробормотала я. – Это что, Единорог?
- Самый настоящий, - улыбнулся молодой человек, и его глаза в закатном солнце засверкали синевой.
Солнце? Только ведь что тут вообще цветов не было, и света не было…
И тем не менее деревья приобрели свой обычный, совершенно неагрессивный вид, по их ветвям весело скакали пичужки, у наших ног звенел ручеек, а в голубом, сбрызнутом редкими облачками небе сияло закатное солнце. При этом дорога тоже куда-то исчезла, и буквально рядом со мной на пышном ковре из зеленой травы стоял самый настоящий Единорог и смотрел на меня своим добрым, немного печальным взглядом.
- Можно мне его погладить? – почему-то робко спросила я.
- Конечно, - улыбнулся попутчик.
Шерстка Единорога было тонкой, словно паутинка, мягкой и абсолютно, просто снежно белой. Вообще-то он только издали был похож на лошадку. То есть, конечно, похож, но… Более красивый, изящный, что ли. Словно лошадка из сказочного мультика. Или игрушечная. А грива и хвост действительно были золотыми, и каждый волосок переливался в закатном солнце блеском драгоценного металла. Как и сам рог, как и крошечные, точеные копытца.
- Спасибо Вам, - начал было юноша, и я только сейчас заметила, что вместо джинсов и пуховика на нем надеты камзол, панталоны и ботфорты, если я ничего не путаю в этой старинной одежде. – Он – хранитель нашего рода. Если бы он погиб, то пропали бы и все мы. Видите ли…
Его фразу прервал звук горна, и в тот же момент на поляну выскочил отряд всадников. Я уже ничему не удивлялась. Тем более тому, что один из них был в сплошь белых латах, другой – в черных, отделанных серебром и с громадным мечом у бедра. Кто-то был весь с ног до головы закован в доспехи, кто-то довольствовался только мечом или луком. У одного, похоже, была искалечена левая рука – не было кисти, что совершенно не мешало ему уверенно чувствовать себя в седле. Вперед выехал вообще невооруженный всадник, закутанный в плащ с капюшоном. Однако, скинув капюшон, он оказался женщиной с огромными зелеными глазами и копной рыжих волос. Она спешилась, подбежала к юноше и обняла его.
- Мальчик мой! Ты спас всех нас!
При этих ее словах остальные всадники отсалютовали оружием.
- А где порождения тьмы? – настороженно спросила рыжеволосая.
- Они были уничтожены светом, - ответил мой спутник.
- Каким образом? – удивилась дама, но тут ее взгляд упал на мою машину, которая продолжала светить фарами, как ни в чем не бывало. – А, понятно!
- Я должен поблагодарить эту женщину – встав на одно колено, юноша поклонился мне.
А я?
А я стояла, как полная дура из эмансипированного двадцать первого века, в ботинках, куртке и джинсах, никоим образом не напоминавших придворный наряд. Ну не книксен же мне было делать в этой одежке, честное слово! «Лучше бы я одела сегодня дубленку, - мелькнула запоздалая мысль. – Какой-никакой, а мех, все выглядела бы приличнее!»
- Смертная? – повела бровью в мою сторону рыжеволосая.
- Да, - подтвердил недавний пассажир.
- Да будешь благословенна ты и род твой отныне! – возвестила она. – Короткой тебе дороги!
- Спасибо Вам большое, - немного смущенно произнес мой недавний попутчик. – Вы извините, но мы должны как можно быстрее покинуть это место. Да и Вам не стоило бы здесь оставаться. Езжайте прямо по дороге, и она выведет Вас к дому.
Он еще раз поклонился. Дама снова запахнулась в плащ и вскочила на коня. Вся кавалькада тихонько тронулась через ручей, а мой недавний спутник, у которого не было коня, двинулся за ними пешком.
Как только они зашли в ручей, Единорог обернулся, посмотрел на меня долгим, понимающим взглядом, и вдруг совершенно неожиданно подпрыгнул, подняв тучу брызг, которые засверкали в воздухе золотистыми полупрозрачными каплями, завертелись вихрем и плавно опустились на мою ладонь в виде желтовато-коричневого, словно бы медового сердечка, наполненного солнечным светом.
- Он решил Вас отблагодарить! – радостно улыбался мой бывший пассажир. – Ведь янтарь – это след Единорога на воде. Когда-то их, Единорогов, было столько, что в тех местах, где они пересекали речки или баловались в море, возникали целые плиты янтаря. Из них можно было строить дворцы и замки, но… Сейчас, увы, другие времена. Надо же, он решил сделать подарок Вам лично!
Сердечко было теплым на ощупь и словно светилось изнутри.
Снова прозвучал горн. Всадники с нетерпением ожидали юношу по ту сторону ручья. Парнишка еще раз помахал мне на прощание и бросился догонять своих. А на дне ручья медовыми подковками светились следы Единорога.
Я обернулась.
Сказочная поляна куда-то исчезла, а моя машина стояла на обочине самого обыкновенного шоссе. Я положила подарок Единорога на приборную доску, завела двигатель и тихонько покатила вперед. Мелькание картинок становилось все медленнее, и сквозь него все яснее проступал привычный тусклый пейзаж.
С возвращением из Страны Чудес!
Надо же, а ведь я даже не знаю, кто были эти люди, как зовут этого юношу… А впрочем, разве это имеет какое-нибудь значение?
Я включила радио. Пела Патрисия Каас. Я, к сожалению, не знаю французского. А жаль, такой язык красивый. И песни на нем так здорово звучат, что хотелось бы их понимать. А в этой я разобрала только одно слово: сувенир. Souvenir, если я ничего не путаю, в дословном переводе обозначает «напоминать, напоминание».
Мой взгляд сам по себе упал на приборную панель, где лежало янтарное сердечко с цветочком и золотым волоском из гривы Единорога внутри.
Напоминание… Ведь дело не только в этом изумительном сердечке. После моего возвращения из сказки где-то глубоко внутри навсегда осталось ощущение чуда. А медово-солнечный янтарик, подарок самого удивительного из существ, не даст забыть об этом чуде, не позволит ему раствориться, потеряться в буднях повседневности.
Справа показался Курган Славы. До Минска оставалось чуть больше десятка километров. Часы показывали без четверти пять.

10-11 декабря 2002 г.,
Минск