Поиск лошадки 3 Деревня

(шизо-параноидальная пародия на всю современную литературу)

3. ДЕРЕВНЯ


  – Го–ло–жо–пе–нко… Я! Я!
  – Эта очень хороший рускай деревня, Я!
  За перекосившейся вывеской простирались поля с навозом.
  – Мальчик, есть ли в деревня партизанен? – спросил Мурашкин у маленького светловолосого подростка, стоявшего на обочине дороги и державшего на поводке козочку.
  – Немцы?! – удивленно прошептал ребенок
  – Я! Я! Мы есть золдатен фюрера. Мы пришли сюда грабить, убивать, насиловать… Я! Я!
  – Мама… – прошептал маленький мальчик и с ужасом посмотрел на гостей.
  – Мама не надо, есть ли партизанен?
  – Нет… – мальчик почувствовал, что его штанишки намокают.
  – Армия, золдатен красной армии?
  – Нет…
  – Мальчик, мы очень любим таких мальчик, мы не будем тебя убивать, пока… Ты говорил нам правду?
  – Нет… – и ребенок заплакал.
  – Говори правду, русиш ублюдок. Кто в деревне, ну, сука?! – неожиданно перешел на русский Болтун, что окончательно добило деревенского пастушка.
  – Ваня… Чонкин… и все… Мама! – ребенок заревел, как только мог.
  – Не пугайся, мальчик, будешь хороша себя вести, я дам тебе немецкий шоколад! – успокоил парнишку Мурашкин. – Покажи нам этого Чонкин.
  И два, страшных, как сами черти, гитлеровских подонка в сопровождении жителя деревни направились на восток.

  В этот самый момент с другой стороны деревни подошли Тополь и Ухарь. Они случайно набрели на купающихся деревенских девушек. Девушки плескались и булькались в воде, демонстрируя свои округлые блестящие от воды формы.
  – Бабы! Во блин! Бабы! – заорал Тополь и едва не рванул сдирать с себя форму.
  Ухарь дал автоматную очередь поверх купающихся женщин.
  – А–а–а–а–а–а–а–а–а–а! – раздался над рекой многоголосый вопль, и девчушки брызнули из реки, кто в чем побежали в деревню, бросив всю свою одежду.
  – Я! Я! Одежда! Первый трофей!
  Одна из девушек не успевшая выбраться из воды пялилась на фашистское отребье испуганно и отрешенно.
  – Рускай девушка, не байся, – начал ласково Ухарь.
  – Ага! – сказала девушка и сжалась в клубок.
  – Мы есть золдатен Великой Германии, Мы пришли освобождать вас от коммунистов.
  – Ага! – сказала девушка и почувствовала что заплачет.
  – Нам нужен…
  – Жрать давай! – заорал Тополь.
  – Идиот, – ответил Тополю Ухарь, – ты, что забыл, как надо говорить?
  Он посмотрел на девчушку проникновенным взором доктора Ганнибала Лектора и затем с расстановкой произнес.
  – Курка, млеко, яйки!
  – Мамочка… мама… – прошептала белокурая девчонка и медленно опустилась по воду.

  Деревня Голожопенка пала в одну минуту. Так как немцы вошли сразу с двух сторон, уйти в леса и болота её несчастные жители не успели.
  Мурашкин с наслаждением рассматривал ветхие дома с соломенными крышами, дворы, подворья, бани, мирно пасущихся коз и коров. Особое внимание он обратил на четырехэтажный коттедж с охраной и спутниковой тарелкой на крыше.
  – Там будут наш штаб…  – удовлетворенно произнес он.
  Затем он дал очередь из автомата, салютуя приходу новой власти.
  – Немцы!!! – раздался истошный вопль, и мгновенно все деревенские жители бросились кто куда. Старухи стали загонять в дома коз, женщины похватали ковыряющихся в носах детей, мужчины свои не допитые бутылки. Яростно захлопали ставни окон.
  – Я! Я! Хороший деревня! – произнес с удовольствием Мурашкин.
  Навстречу Мурашкину и Болтуну вышел толстенный увалень с золотой цепью на груди. Его сопровождали четыре амбала с дробовиками.
  – Это Чонкин! – прошептал маленький мальчик и спрятался за сапог немецкого офицера.
  – Ой! Мать твою… фрийцы! – радостно произнес Чонкин и глаза его наполнились счастьем. – Что гуманитарную помощь привезли? Или как? По культурному обмену?
  – Ваня, подойди ко мне… – произнес Мурашкин.
  – Ага! Народ встречай! Халява приехала! – завопил Чонкин и братки заулыбались. – Немецкая братва к нам пожаловала!
  – Ты будешь старостой… Ты будешь приносить мне еду и пробовать её первый. Ты будешь мыть мне ноги, а я буду плевать тебе на голову! – произнес Мурашкин  и передернул затвор автомата.
 – Во, блин! И разговаривают как немцы! – пораженно сказал Чонкин.
  – На колени, русиш швайн, и ползи к нам на коленях, как швайн! – произнес Болтун.
  – Во прикалывают… – Чонкин весело подмигнул своей охране.
  Воздух прочертила автоматная очередь. Братки разом бросили свои дробовики и задрали волосатые в перстнях и наколках лапы. Чонкин пораженно опустился на корточки.
  – Ко мне Ваня, к майн шапог! – внятно и конкретно произнес Мурашкин.
  – Ага… – пораженный таким неожиданным поворотом событий Чонкин забыл разом про честь и совесть коммуниста и пополз к сапогу Мурашкина.
  Мурашкин наступил ему на спину и, обведя мрачным взглядом братков, произнес:
  – А теперь принесите мне все золото, что хранится у вас в «сарае», всю валюту, все оружие и всю выпивку, а не то здесь будет ОДЕРЖАНИЕ!
  – Да и еще пригоните на площадь весь ваш скот и двуногий и четвероногий, – добавил Болтун и дал еще одну очередь поверх голов охранников.
  – Мужики, делайте все, как они скажут! – подавлено произнес Ваня Чонкин и заплакал.
  В это же самое время Ухарь и Тополь брели по главной улице стучались в окна и орали:
  – Млеко! Яйки! Мать вашу! Все сожжем!

  Спустя пять минут над зданием сельсовета появился флаг со свастикой…
  «Wenn die Soldaten durch die Stadt marschieren!» – заиграла старая пластинка которую сторож Иваныч специально хранил для такого торжественного момента.

  В этот самый момент единственный, кто мог спасти несчастную Голожопенко от фашисткой нечисти майор Горбун вместе с Промокашкой очутился на пороге Клиники. Их вышли приветствовать Пантера, Слепой и Отрешенный, а так же Штирлиц и Мюллер.
  – Девушка? – осторожно спросил Горбун с надеждой у Пантеры.
  – Я не девушка… – ответила Пантера и достала огромный спецназовский нож.
  – Ой! – испуганно прошептал майор.
  – Что из тебя достать для начала, сердце или печень? – спросила Пантера.
  Промокашка судорожно передернул затвор автомата и глотнул коньяку.
  – А, гости! – раздался радостный голос Геннадия Павловича. – Давно к нам не приходили такие хорошие клиенты!
  – Что это? – прошептал майор и с ужасом понял, что глубоко влип в историю.
  – Эта Клиника! – гордо произнес Геннадий Павлович и добавил: – Проходите, чувствуйте себя как дома!
  – Не–а! Мы лучше пойдем дальше! – осторожно запел Промокашка.
  – Отсюда не уходят… – ответил Геннадий Павлович, и его старые клиенты медленно, как тигры на арене, начали надвигаться на двух заблудившихся идиотов.
  Закаркали голубые вороны, предвкушая новую еду.
  – Воспользуйтесь нашим гостеприимством, – внятно и очень конкретно прям как Ганнибал Лектор произнес Геннадий Павлович, – не отказывайте нам, пожалуйста!
  – Ага, – произнес майор и опустил руки.
  – Волки позорные!!! – завопил ни с того ни с сего Промокашка… и уронил свой автомат.
  – Чувствуйте себя как дома, если сможете, – произнес главный маньяк Клиники, и двух придурков повели в палату.

  Лошадка впервые за последние десять дней почувствовала себя в безопасности. Её преследователи словно растворились в бездне Зоны. Она брела по маковому полю и нюхала маки. Эти прекрасные красные маки. Внезапно у неё закружилась голова.
  – Желтые тюльпаны, вестники разлуки! – услышала она.
  – Не будут больше надо мной смеяться из твоего подъезда пацаны! – повторил жалобному голосу девушки еще более жалобный голос мальчика.
  – Белая река! Золотой песок!!! – продолжил также пискливый, но уже невероятно радостный голосочек.
  «Это же глюк самой Зоны!» – с ужасом подумала лошадка и потеряла сознание.

  – Ахтунг! Ахтунг! – Мурашкин мрачно осмотрел подневольных восточных рабов. Советские граждане были в ватных телогрейках: мужчины в телогрейках, женщины в телогрейках, старики и старухи в телогрейках, дети в телогрейках и даже сельский боров в телогрейке. «Немцы» на их фоне выглядели инопланетянами.
  – Гер комендант зачитайте обращение, на рюсском и немецком! – сказал Мурашкин Ухарю.
  – Мать твою, ты что охерел?! – шепотом произнес Мурашкину Ухарь. – Я же не знаю немецкого… Ты бы еще по «азербаджански» меня заставил говорить!
  – Ты не напрягайся, пори любую дрянь, – флегматично, ответил Мурашкин, –  любую чушь, какая придет в голову, только коверкай слова и все. Никто не поймет… Дубари местное население, мозги сивухой отполировали.
  – Ладно! – и Ухарь мрачным волчьим взором обвел собравшихся женщин, детей, стариков и старушек.
  Воцарилось абсолютное молчание, заплакал ребенок.
  – Мы есть представители непобедимой Немецкой армии, – начал свою речь Ухарь, – Мы пришли освобождать вас от коммунистов, наваристов, уклонистов и педерастов. Мы будем проводить свою политику в каждом доме, в каждой… как это по–русски… Я! «подворьи»… Мы будем вешать евреев, и геев. За сопротивление немецкой армии – расстрел. За уклонение от работ вы будете есть, как это по–русски… С… С…
  – Сало? – осторожно спросил один поселянин.
  – Я! Я! Са–лу–по! – продолжил Ухарь. – За непредоставление немецким золдатам киршен и курен – расстрел. За пропаганду и пьянки… как это по–русски… Вэ… Вэ…
  – Во, веселье! – сказал один из молодых поселян.
  – Я! Я! Ви–сель–ни–ца! За сокрытие партизан… как это по–русски… Ка… Ка…
  – Капуста? –спросил один из охраны Вани.
  – Я! Я! Кас–тер! Будем плехо работать – будем хороше дохнуть. Будем хороше работать – будем много…
  – Кушать? – подавленно спросил Ваня Чонкин.
  – Я! Я! Му–чать! – продолжил Ухарь.
  – А теперь всех стариков и детей до десяти лет в баню к господину старосте. Женщин в поле, а мужчин остаться! – продолжил за Ухаря Мурашкин.
  Раздался истошный женский вопль. Заревело сразу четыре ребенка. Толпа заволновалась и засуетилась, запричитала и застонала.
  – Господин староста, наведите порядок и исполняйте распоряжение герра коменданта! – сказал Мурашкин Чонкину.
  Чонкин обвел советских граждан еще более волчьим взором, чем у «герра коменданта»
  – Та–ак! Скоты! Быстро пошли, куда сказал герр комендант! – возопил Чонкин и его бывшая охрана тут же начала распределять публику согласно распоряжению германского офицера.
  Мурашкин почувствовал блаженство.
  «Лишь бы эта сволочь майор не пришел и не испортил все!» – подумал, наслаждаясь, он.
   – А теперь, – Мурашкин осмотрел стоящих перед ним мужиков, окруженных охраной Вани Чонкина с повязками на рукавах, – на первый второй рассчитайся, первые снимают штаны.
  – Вторые отсасывают!!! – радостно закончил слова офицера Иван.
  – Я! Я! От–са–сы–ва–ют! Начинайте счет, господин староста!
  Чонкин отупело уставился на немецкого офицера и сказал совершенно подавлено.
  – Первый…

  Деревня Голожопенко медленно плыла в тумане. Туман покрыл все! Дети уныло ковырялись в носу и пялились на флаг со свастикой. Старики ворчали и пялились на тоже самое. Бабы, обладательницы необъятных задов, убирали картошку для герра коменданта. Две молодые красавицы уже посетили нацистов и были крепко ими замучены. Другие ждали своей очереди. Мужчины вяло беседовали у бутылок, озираясь по сторонам, и бормотали, так как пили «Бормотуху»:
  – Фрийцы! Откуда они взялись на нашу голову их же всех «победили»?
  – Значит, не всех.
  – Но мы ведь в самом центре Зоны?
  – Значит, десант высадили и все такое.
  – Какой десант?!
  – Ясно дело, из Германии, с гуманитарной помощью!
  – А наш Ванька то… Во!
  – Большой человек, сразу видно, что коммунист, а еще был когда–то идиотом.
  – Так это он притворялся, чтобы в армию не идти!
  – А отстреливался от двух батальонов советской армии?
  – Так затем же самым, и ментов в плен взял потому же! Во… теперь староста!
  – Хоть бы красная армия пришла…
  – Типун тебе на язык, кто тогда гуманитарную помощь будет давать?!
  Две козы отупело уставились на флаг. Они поняли, что скоро их принесут в жертву новым богам.

  – Ваня, швайн, а мюзыка у тебя есть? – спросил Мурашкин.
  – Как же! Вагнер! – ответил Чонкин и премило улыбнулся. – Еще и Моцарт!
  – Тьфу, мать твою! – чуть не разоблачил себя Мурашкин. – Давай современное!
  – Чего, герр офицер? – спросил Чонкин и еще раз премило улыбнулся.
  – «Рамштайн», идиот! – сказал Мурашкин и начал чистить автомат.
  – Слушаюсь, герр офицер! – радостный Чонкин побежал выполнять приказ.
  «А откуда они знают про «Рамштайн»?» – подумал Иван, но тут же изгнал из себя эту крамолу.

  Так четыре идиота из команды Горбуна, благодаря своей «безупречной форме» оказались повелителями целой деревни. И не мудрено. Деревня была в самом центре Зоны – хроническое «Нечерноземье». Гнилые заборы, на которые облокачивались алкоголики, гнилые дома, в которых тухли старухи и девственницы. Грязные собаки гонялись за грязными свиньями и за ними всеми весело бежали грязные, иногда голопопые, дети. Худые, голодные и грязные коровы, свиньи и козы мерно бродили у покосившихся стен. Все мужчины были поголовно «душителями» и «кровопивцами». Все бабы были поголовно «суками» и «стервами». Колхоз распустили, технику и все иное барахло разворовали, деньги, если появлялись – пропивали быстро и окончательно. С глубокого запоя повесился прежний председатель колхоза… Так и жила деревня Голожопенко, пока не пришли в неё наши герои. Пришли, а чего принесли?! Новую власть!
  Старой властью распоряжался беспрекословно бравый солдат Чонкин. Теперь он уже был не такой бравый, постарел, растолстел, занялся бизнесом, завел зарубежные связи. Собственно, он их никогда не терял, и поэтому, как истинный в душе власовец встретил её радушно с «хлебом–солью»!
  А идиотом он только притворялся!

(следующая серия)

http://www.proza.ru/2002/06/27-118