Семёныч

                Ирина Языкова-Ярич

                Семёныч.

Этот случай произошёл 24 мая 1997 г. в одной из больниц М… области.

Михаил Семёныч лежал на больничной койке  и смотрел в окно. Две засохшие сосны обнимали друг друга голыми, торчащими в стороны ветвями. Сквозь веточки с маленькими листочками ясеней, кленов и тополей плавно проскальзывал неизвестно откуда взявшийся пух.  Огромные свинцовые тучи, наползая, закрывали собой клочки ватных облаков и яркую голубизну неба. Становилось хмуро и пасмурно. Пасмурно и тоскливо было и на душе у Михаила Семёныча. Нестерпимо болели обоженные руки, но ещё больше – душа.
Его взгляд с двух засохших деревьев скользнул по свежей распустившейся листве и остановился на поникших сухих ветках одинокого дерева. Кто-то безжалостный выжиг костром древесину у основания ствола. Дерево умирало. Не хотел жить и Семёныч. Вспомнил разговор со своей снохой, которая приходила утром к нему:
- Что ж Гришка не приходит, уже неделя прошла, как мы виделись! – не столько раздражённо, сколько обиженно спросил он.
- Я ему каждый вечер сумку накладываю, для тебя.
- Но, я ж ему оставил полтора миллиона, чтоб он ко мне приходил!
- Так Гриша к вам ни разу не приходил? – удивилась невестка.
- Не-ет, - потерянно ответил свёкр.
- Куда же он сумки носит? – тихо промолвила сноха, она была озадачена этим.
«Не нужен, родному сыну не нужен, ... Не смог даже купить его внимание, …родного единственного человека. …Может, мало дал, но больше у меня не было», - с горечью думал Михаил Семёныч.
Он только после смерти жены понял, что она для него значила. Уже девять месяцев прошло, как её нет. С её потерей Семёныч потерял всё значимое в жизни. Когда он приходил домой некому теперь сказать: «Миш, иди скорей есть, остынет!» Утром некому напомнить: «Миша вставай, на работу опоздаешь!». Некому в пятницу проворчать: «Что на этот раз обмывали?» Не скажет, не посмотрит, не отругает, не вздохнёт – некому…Её нет!
Ел без аппетита, только для того, чтобы были силы работать. Только там ему становилось немного легче, крутя баранку нельзя расслабляться, его слабость может кому-нибудь стоить жизни.   
Перемену, происшедшую с ним после смерти жены заметили все, в том числе и начальство. Но вместо понимания и сочувствия Семёныч получил другой удар, – его сократили… Куда деваться? У всех своя жизнь, свои семьи. На прежней работе не нужен, а другую в 62 – попробуй, найди! … И сын не приезжает… Одиноко, пусто.
И он начал пить, пить каждый день от тоски, отчаянья, чтобы забыться, уйти от угнетающей действительности. Семёныч уже потерял вкус и интерес к жизни. Мало ел, потом вообще перестал и только пил, пил, пил водку, вино, иногда простую воду. И однажды после очередного возлияния  он увидел у себя дома ту, которой ему так недоставало. Его Клавдюшу, оставившую  его так внезапно. Когда протрезвел, ему стало ещё хуже, тоска и отчаянье овладели им окончательно. Семёныч стал пить ещё больше и больше. Прошло около двух месяцев, и он стал видеть свою Клавдюшу и трезвый.
Спьяну Михаил Семёныч обжёг руки кипятком, так он оказался в больнице, где с нетерпением ждал прихода сына, который совсем к нему не торопился.
Два дня назад шёл Семёныч перекурить, дойдя до двери, хотел уже открыть её, как услышал голос соседа по палате, тот кому-то говорил за дверь: «…схватил простыню, стал махать, бить по койке. Витька –ему: «Ты, что делаешь Семёныч?» А он: «Под пиджаком - лягушки, сгоняю!» Я ему: «Где лягушки? На койке ничего нет, ни лягушек, ни пиджака, в руках у тебя простыня!» А  Семёныч продолжает своё, как полоумный…»
Вчера, после обеда пошёл курить, смотрит – напротив него сидит и курит …Клавдюша. Он долго и пристально смотрел на неё (чем испугал больную из соседней палаты, ведь именно она напротив него сидела и курила), но потом услышал, что Клавдюша говорит чужым незнакомым голосом. Тряхнув головой, попытался избавиться от наваждения. Клавдюша таяла, на её месте проступало лицо чужой женщины. Семёныч бросил сигарету, не стал курить, ушёл.
Ночью ему приснился страшный сон: будто обида переполнявшая его стала превращаться в злость. Семёныч уже ненавидел весь мир, в том числе и семью сына и его самого. Ярость дошла до предела: схватив кухонный нож, Семёныч избавился от тех,  кого сам уже не любил, а люто ненавидел.
Михаил Семёныч долго не мог прийти в себя, его мучил сон. Семёныч рассказал соседям по палате, что ему приснилось, как он зарезал сына, сноху и внука. Говорят, что рассказанный сон не сбудется.
« Сегодня суббота, все мужики из нашей палаты ушли домой к семьям, к женам, к детям, внукам – врач разрешил. Мне идти некуда, никто меня не ждёт… Сыну я не нужен… А, если правы мужики, и я действительно свихнулся,… отправят в психушку. А, что меня ждёт дальше?…» - с отчаяньем думал Семёныч.
Вечереет. Михаил Семёныч остался один в восьмиместной палате. Выглянул в окно, посмотрел вниз. Высоко, третий этаж, как четвёртый. Пододвинул к окну вторую тумбочку, взял с кровати одеяло. Вскарабкался на тумбочки, ступил на подоконник, решительно выдохнул, набросил себе на голову одеяло и…шагнул.
Первый удар, сопровождающийся грохотом о металлический подоконник второго этажа, отозвался болью во всём теле. Но ни крика, ни стона не было. Скользнув по подоконнику, Семёныч стремительно падал. Последний удар!… Боль и мрак поглотили всё…
В реанимации Семёныч скончался, не приходя в сознание.


                25-27 мая 1997 г.