Сказка о принципах и градусах

Был жаркий майский день. Университетские семинары закончились, хотелось немножко праздника и отдыха. По пути домой мы с приятелем-одногруппником вышли из автобуса у сельхозакадемии и в первом же ларьке купили четыре бутылки пива «Сталинградское светлое». Расположились мы на затененной тополем лавочке и, использовав ее как открывалку, принялись отхлебывать холодное, терпкое, живительное зелье...
Хищное Солнце пытало прохожих и улицу Казахскую, в начале которой и была наша скамейка. Дальше, внизу, в накаленном воздухе дрожали автомобили, трамваи, торговые павильоны, пятиэтажки, скрывавшие от обозрения великую русскую реку. Ветры прятались где-то за горами, над морями, безмолвные тополя стояли «по стойке смирно».
Оглушительная жара не распугала попрошаек. На скамейку напротив, по ту сторону широкого тротуара, присел буролицый мужичонка со спортивной сумкой. Сзади к нам подошли сорванцы, духом и ухватками напоминавшие цыганят, и попросили будущую тару оставить им. Мы указали на мужичонку (мол, он уже ждет) -- мальчишки рассеялись к ларькам.
Шедший мимо шаткий парень с непочатой поллитровкой в руке спросил спотыкающегося рядом с ним типа:
-Ты знаешь, Андрей, что получается?
Тип округлил глаза и ответил:
-Ме-а.
-Это запой получается, -- сказал парень, продолжая шатко шагать к оптическим эффектам жары. Он похлопал Андрея по спине. -- Запой, понимаешь, получается...
К нам поддефилировали две нескладные грации, видимо -- студентки сельхозакадемии, и лукаво спросили закурить. Мы замялись, но все-таки оказались некурящими -- девушки, со своим пивом и прибаутками, примостились на следующую скамейку справа. Одновременно, напротив них, присела стомленная жарой симпатичная интеллигентная старушка с букетиком весенних полевых цветов.
По тротуару, помахивая книгой, поднимался праздный, неважно выглядящий молодой человек. Подойдя, он обратился к нам:
-Земляки, нужно поговорить. Я не коммивояжер, не концессионер, но доброго человека со ста метров отличу.
-Очень приятно, -- сказал одногруппник.
-Замечу, -- продолжил подошедший, я -- не Воланд, но жара --галлюцинаторная. Да, это Пушкин, -- он повернул к нам заглавием томик с влажной от пальцев обложкой.
-Может, присядете? -- предложил я.
-Меня зовут Володя, -- не отреагировав на приглашение, ответил наш собеседник. – Будем знакомы. Лучше – на «ты».
Я допил первое пиво. Тут же, выросший рядом нищий схватил мою бутылку и звякнул ее в спортивную сумку; затем он устремился к девчушкам-хохотушкам, где применил тот же навык.
-Иногда бывает так, -- сказал Володя, -- что я говорю в себя, в четвертое измерение. Но нет, нет. Нет, что вы?.. С ума я не сойду. Тут нужен м-м-м… определенный градус взгляда.
Он шагнул в пятнистую тень от тополя и присел на корточки. Девчонки постреляли в нашу сторону глазками и, разочарованно выдохнув дым, ушли. Небо абсолютно выцвело; с востока, басовито гудя, в сторону аэропорта медленно плыл пассажирский самолет.
-Нужная ли роскошь жизнь? -- спросил Володя. -- Вот эти волгоградцы, эти деревья. Для чего они меняются? Не пустячная ли это забава, не формализм ли?
-Ли -- у китайцев это духовное начало, -- шутливо заметил одногруппник; тут же, как и я, он лишился пустой бутылки.
-Я инженер-механик, -- сказал Володя, -- но в последнее время меня все больше интересует механика живого понимания. Я прихожу к мысли, что жизнь -- это вялое, бессмысленное движение по кругу. Не перебивайте. Многих удовлетворяет существующее положение вещей. Мы фабриканты жизни, и это правило негласного договора. Деньги для денег, развлечения для развлечений. Дети для детей. В общем, уважаемые присяжные заседатели, это -- существование.
-Но ведь цели известны, -- сказал одногруппник. -- Построить дом, посадить дерево, вырастить ребенка. Ребенок-то у тебя есть?..
-Сын, -- ответил Володя и тяжело вздохнул.
-Ну что? -- виновато прошептал вновь подошедший нищий. -- На этом -- все?.. Слушаю-с, -- и он, бодро семеня, удалился к ларькам.
Мы, обманщики этакие, извлекли из пакета еще по бутылке. Хмель крался в голову и, раскачивая пульс, придавал особый ритм ослепительному дню.
-Смерть ради смерти, -- иронично заметил я, и жар растекся по моему лицу.
Володя как-то неуверенно вскинул взгляд, но там были лишь истлевшая тоска да пустыня.
-Запутано это все, други мои, -- сказал он. -- А надо бы к простоте ладить… Если можно, -- пробормотал он, устремляя просительную руку к пиву.
-Нельзя, конечно, -- сказал я. -- Куда это годится -- из горлышка чужой бутылки? Вдруг я заразный?..
-Да, вдруг холеру какую-нибудь подцепишь? -- подыграл одногруппник. -- С ней у тебя жизни-то немного останется…
-Сколько б жизни не осталось, -- сказал Володя, вставая и бледнея, -- я знаю ее основной принцип. Принцип, по которому и будет организован мир. И мир будет не в реальности, которая нас окружает, -- это ничтожество и суета, -- а в реальности, которую придумал я… Да! -- крикнул он. -- Это многократно проверенный принцип! Это всеобщий, всеохватный, жестокий диктат! Это когда все понятно, нет вопросов и тревог. Мой и только мой диктат!
-Чудаковатый ты какой-то… -- заметил я.
-Ребята, -- сказал Володя, начиная торжественно дрожать, -- вы посмотрите, это же избранное. Он, как карточный фокусник, прошелестел страницами книги. -- «Евгений Онегин», отправное произведение великой русской литературы. Тут же лучшие стихи по годам. Если вдруг не любите поэзию, то полюбите, фирма клянется. Обложка твердая. Товар домашний, ни разу не читанный. И всего за двадцадку! Глупо, но жена денег не дает. А я куплю пару чекушек, выпью и упаду. И такая будет реальность, такой диктат, такое счастье! Ну возьмите ребята, небось, жалость есть? Я ж не подаяния прошу-у-у-у-у!..
А пустые бутылки, оставленные нами, подобрала очаровательная старушка с букетиком весенних цветов. Но это другая, еще более страшная сказка…
                1996г.