Мой. Чертов. Мир. глава 2

Глава 2
  Где я все еще один, но есть сомнения
   
   
  1
   
  Олег, Проводник Данки и Табитины, мне сразу не понравился. Было в нем что-то такое -- в долговязой фигуре, костлявых плечах, узком, словно лезвие топора, лице с близко посаженными бесцветными бусинами глаз -- что вызывало ассоциацию с Иудой Искариотом и недобитым тараканом одновременно. Зеленый "крутой" пиджак не улучшал (по крайней мере - в моих глазах) первого впечатления, хотя был и дорогим и престижным...
  Когда мы – я, Данка, Табитина, мавр и толпа зевак – спустились в вестибюль Академии, Олег развязной походкой направился прямиком к Таби и с поклоном, должным изображать утонченную вежливость, поцеловал ей руку. Таби приняла это как само собой разумеющееся , и моя ухмылка была полностью проигнорирована.
  Дурак, - высказалось подсознание неизвестно в чей адрес, и в ту же секунду я понял, что могу убить Олега без всяких угрызений совести...
  Вот так.
  Я снова становлюсь ордынцем.
  Олег тем же манером поздоровался с Данкой – меня он проигнорировал, а с мавром обменялся холодным кивком, из чего я заключил, что мавр мне определенно симпатичен...
  - Олег, - сказала Табитина, - познакомься ... Это - Аксак.
  Он обвел меня презрительным взглядом. Тонкие губы его на секунду искривились в снисходительную ухмылку, которую мог видеть только я.
  Ну что ж... Я всегда не очень любил Проводников, да и они не испытывали ко мне особо теплых чувств. Так сказать - взаимно...
  Но к сожалению (и по необходимости!) мы теперь – одна команда.
  Мы пожали друг другу руки , и – пить!!! – разошлись в разные стороны – я ближе к мавру, он – к Таби. Данка оказалась посередине.
  Пить!! – ледяные иглы проиграли по моему хребту заунывную мелодию, и такое знакомое чувство всасывающей Пустоты внутри себя, что жаждала прильнуть иссохшими губами к источнику, Истоку, силе...
  Я подавил – пить!! – нельзя! стоп! здесь я хозяин! – жажду Пустоты, к обычной жажде никакого отношения не имеющей. Я – Проводник со знаком минус, и... Все! Этим все сказано.
  Воспоминания теснятся в моей голове, отдавливая друг другу ноги, задевая локтями и тихонько, что б, не дай бог, не помешать мне, переругиваясь... Пустота, Странник, Старые, пылающий закат над белыми башнями Етугарда, степная конница, оскалившиеся черепа на фоне вырванной копытами травы...
  Ты псих. Шизофреник, если уж на то пошло... -- откуда - то из темного угла констатировало подсознание. – У тебя крыша съехала. Кстати, давно пора. Уже один только факт наличия внутреннего голоса должен был привести к раздвоению личности... Но не привел же! Вот это-то меня и беспокоит...
  Олег, Данка, взрослая (даже слишком!) дочь – я чувствовал, что падаю в бездонную пропасть и нужно ухватится за что - то конкретное, материальное; иначе пользы от меня будет ни на грош – не хватало только в нашей команде психов, и так дело запутанное до невозможности...
  Так, что мы имеем? Сомнения мы имеем, и еще какие – ну просто загляденье: женщина, любившая беспутного бродягу двадцать лет назад и родившая после его ухода... как вовремя!... дочь. Дочь, которую по странному капризу Мулея Исмаила, заклятого друга хромого бродяги, назвали не совсем обычным для тех мест именем Табитина (что мне это имя напоминает?), Проводник Олег, обладающий Силой, пределы которой не смог оценить даже я, и, наконец, сам бродяга, то есть ваш покорный слуга, потерявший и снова нашедший свою память, отягощенный кучей комплексов, одержимый навязчивым внутренним голосом и в придачу желающий выпить до дна собственного проводника!
  Ну как все это тебе?
  ...Чертова толпа и не думала расступаться, забив пробкой тел единственный выход из Академии. Стояли плотно, словно отражая очередной внеплановый набег Мамая, и вопли о праве на выход не помогли. Тогда мы с мавром, не сговариваясь, превратились в острие нашего маленького отряда, проламывая женщинам дорогу, причем если мавр пер бульдозерным ковшом, то я – алюминиевой ложкой...
  ...А на улице кружилось в осеннем вальсе бабье лето, щедро одаривая прохожих солнечными лучами, и бальное платье трепетало в такт безмолвной музыке тысячами оттенков золотой, красной и огненно-рыжей листвы...
  Мы спускались по ступеням, и все о чем - то болтали, и мавр сказал , что зовут его Абу-Салим, а я ответил, что меня как только не называли, но обычно зовут Аксак, но не здесь, а там, здесь же у меня такое имя, что правоверный скорее сломает язык, чем произнесет правильно и...
  И тут я увидел его...
  Серые глаза, где уютно разместилась Смерть, подмяв под свои высохшие чресла заплесневевшие останки души.
  Обычное, слегка обветренное лицо обычного человека. Темные волосы с коричневым оттенком, синяя ветровка, сидящая на нем немного странно, как бы мешком, черные брюки.
  Самый обычный человек.
  Если бы не его глаза, в которых...
  Если бы не глаза!
  ...Прервавшись на полуслове, не давая себе времени на сомнения, я швырнул тело вперед, через клумбу, что превращала строгий квадратный двор нашей Академии в подобие сквера, и тело словно вспомнило, каким прекрасным боевым механизмом было когда-то.
  Перекатившись через голову, я рванулся вперед, к нему, и движения получались сами собой, и нож, вылетевший из рукава убийцы, ушел в молоко, я же ударил всей силой инерции и умения, отшлифованного годами непрерывных боев и достал-таки его, достал – он хрипло хэкнул, выталкивая из разбитых легких воздух и упал, чтобы больше не подняться...
  Мое тело умело многое.
  А вместе с головой – ещё больше.
  Я привычно отряхнул руки, словно они были чем-то испачканы, и лишь через некоторое время до меня дошло, что я только что убил человека.
  Голыми руками.
  Всего полчаса назад меня вырубила необученная девчонка, а сейчас я одним ударом проломил грудную клетку профессионального убийцы...
  Что это? Выброс адреналина в кровь вызвал к жизни защитные рефлексы, - глубокомысленно пояснило подсознание. Ну как же без тебя, Эйнштейн ты наш доморощенный! О боже! Он уже язвит. А только что, между прочим, убил человека...
  Договорить нам не дали.
  - Аксак, сзади!! - отчаянный вопль Табитины рванул за уши. Я развернулся лицом к новой опасности, что в лице крепкого, коротко стриженного человека в черном плаще собиралась стукнуть меня по голове мечом, совершенно игнорируя правила рыцарских поединков...
  ...От первого удара я чудом увернулся. Второй мог стать для меня роковым, замешкайся мавр на секунду, но этого не произошло. Я остался при своей голове, а "Черный Плащ" потерял свою - о чем я нисколько не жалею. Мавр обтёр меч, улыбнулся. Я в ответ прижал руки к сердцу и поклонился.
  Два трупа, - легкомысленно заметило подсознание. - А сейчас будет третий. Это чей же? - я огляделся. Скорее всего твой. Потому что вон тот, на скамейке, целится в твою сторону из пистолета, что у него под курткой... ДЕЙСТВУЙ, БОЛВАН!! НАС... ТЕБЯ ЖЕ СЕЙЧАС УБЬЮТ!!!
  Я...
  Как-то само собой получилось, что меч мавра перекочевал из его рук в мои. И не успел парень вытащить пистолет – огромное сверкающее колесо ударило его в правое плечо. Пистолет, само собой, вылетел, рука в клочья (кто не верит, может попробовать сунуть руку под работающий нож дисковой электропилы...), а мы с мавром – поблизости. Скажу честно, даже в пьяном виде я не рискнул бы полезть на этого потомка сарацинов, особенно если он не в духе. А Абу-Салим точно был не в духе, можете мне поверить... Мало того, он был разъярён.
   Парень оказался не дурак и дожидаться нас не стал. Рванул так, что пятки засверкали. Перескочил низкую ограду, пробежал мимо завывших сиренами машин на стоянке, добежал до Ленинского проспекта, вскочил в поджидающую его белую "девятку" и был таков. С места взял разгон, только дымок из-под шин взвился. Круто, одним словом. Полный облом и подстраховка... Только вот пользоваться надо было калашом и стрелять с едущей машины. Хрен бы я тогда уцелел. А ещё лучше, со снайперской винтовкой Драгунова залёг бы на чердаке Академии, у окон, что над входом, и стреляй себе сколько влезет, плоди жмуриков, обеспечивай морг работой...
  Придурки. Дилетанты, - скривилось подсознание. - Вот если бы ты стрелял, ты б не промазал!
  Ага... Похвалили, называется...
   
  * * *
   
  2
   
  ...Машина затормозила под надсадный визг насилуемых тормозов и надрывные гудки клаксона, оставляя за собой черные дымящиеся полосы стертой резины. Из кабины вывалился красный как рак шофер, вопя что-то нечленораздельное и брызгая слюной.
  Я молча показал ему пистолет. Шофер сразу заткнулся, и почти не протестовал, когда у него отняли сначала ключи, а затем и машину. Только физиономия сменила цвет с красного на синевато-бледный.
  ЗИЛ был старый, такие ещё в фильмах показывали про вечные проблемы молодёжи на селе; лет десять назад, когда и смотреть их было невмоготу и не смотреть не получалось, потому как весёлые добрые фильмы, навроде "Кавказской пленницы" и "Белого солнца пустыни" показывали раз в год, да и то по большим праздникам. И цвет у машины архаичный до крайности: бледно-голубая кабина и кузов типа "самосвал" родного ржаво-железного оттенка. Дай бог, чтобы коробка скоростей не подкачала – у таких машин она всегда раздолбана до состояния "пьяного ваньки", или, как выражается мой друг Андрей: "дрочливого типа".
  Я рывком вскочил на подножку, сорвал с панели выездные документы, швырнул водителю в руки. Затем пошарил в кармане и в лицо бедняги полетело небольшое и блестящее, но с изумрудными искорками кольцо. Тот рефлекторно уклонился, совсем не солидно взвизгнув, и упал, закрывая голову руками. Кольцо я на бегу выхватил у Данки, решив извиниться потом, когда времени будет побольше, а наёмных убийц, делающих от меня на ноги на белых девятках – поменьше.
  Завёлся старичок с пол оборота, как-то даже стыдно стало за свои крамольные о нём мысли. А когда без проблем включилась первая, а затем вторая и третья скорости, я мысленно попросил прощения у машины и её безвестного хозяина. Я, как часто уже бывало, наделал поспешных выводов, толком не ознакомившись с фактами.
   "Торопыга" - обозвало меня подсознание. Согласен, отозвался я, но хвалить друг друга будем позже. По окончании погони.
  Я швырнул ЗИЛ на красный свет, чудом проскочил мимо вишнёвой иномарки, вывернув руль влево, юзом вылетел на встречную полосу. Завизжали тормоза. В судорожно тормозящем бежевом "жигули" мужик хватал ртом воздух, глаза лезли на лоб. Я сам взмок, пока не выехал обратно на свою полосу. Это случилось уже ближе к блистающему стёклами универмагу "Москва", я по диагонали пересёк клумбу с жиденькой травой, разделяющей полосы движения и выйдя в чистое от машин разгонное пространство, вдавил педаль газа до упора. Не помогло... Хотя скорость поднялась до девяносто с лишним – почти предел для ЗИЛа – белая "девятка" ушла в отрыв и виднелась метрах в трёхстах дальше, грозя исчезнуть с горизонта совсем... А вместе с ней и мой несостоявшийся убийца.
  Девятка между тем застряла на том перекрёстке, где поворот на улицу Ермолова. Машин там будь здоров, даже если хочешь – не пролезешь. Разрыв между нами сразу же сократился метров до ста. Потом зажёгся зелёный и всё пришлось начинать сначала...
   
  * * *
   
  ...Догнал я её лишь около кинотеатра "Ударник". Прижал к обочине, ударил бортом и опрокинул. Что "девятка" против грузовика, даже такого маленького как ЗИЛ? Ничего, игрушка, пушинка – смял и не заметил. Лёгкая машина завертелась, опрокинулась на бок, закувыркалась, как бывает только в западных боевиках, треснули стёкла, грохот и огонь, лижущий помятые борта... И тут я понял, что перестарался. Вошёл в роль – будь она проклята... Будь оно всё проклято! Как ребёнок, играющий с новорожденным котёнком, вдруг замечает, что лапки у того похолодели, шея свёрнута набок, а сам он больше не пищит и не пытается выпустить когти... Будь всё проклято! Доигрался.
   
  * * *
   
  ... - Дурак. - сказал человек, повернулся и пошел.
  А за его спиной догорало то, что некогда было белой девяткой, и несло горелым мясом того, что некогда было человеком...
  Рядом завалился на бок старенький ЗИЛ, что уже отжил свое в роли средства передвижения, и теперь представлял интерес разве что как груда металлолома. Да и то – не цветного...
  А над всем этим высилась серая громада кинотеатра "Ударник", в котором при почти пустом зале шла премьера нового западного боевика, где накачанный герой крошит черепа врагов десятками, не испытывая никаких угрызений совести.
  - Больно... - сказал человек и зачем-то отряхнул руки.
   
  * * *
   
  ...Такси остановилось рядом со мной, стекло опустилось.
  - Едем! - бросил Олег, беспокойно оглядываясь по сторонам – было от чего заволноваться: невдалеке, через мост, около " Ударника " поднимался в нежно голубое небо столб дыма, выли на разные голоса сирены и кричали люди.
  - Куда? - спросил я по инерции.
  - Куда - куда – вот заладил! -- нервно дернулся Олег, - В гостиницу, куда же еще...
  Я пожал плечами и сел в машину: в гостиницу так в гостиницу – мне уже все равно...
   
  3
   
  - Ты плохо выглядишь. - сказала Табитина. Странно так сказала – с участием...
  Я невольно выпрямился – не хватало мне только жалости, - и поймал обеспокоенный взгляд Данки.
  Не смотри на меня так. - мысленно попросил я. А лицом изобразил ехидную усмешку:
  - Видели бы вы того, с кем я дрался!
  Ага. Он сейчас больше напоминает кусок мяса, забытый в духовке... - отозвалось подсознание. Заткнись!! - зло бросил я, - Без тебя тошно. Давишь на нервы, нудишь, а ты ведь видел, что я делаю, видел, но почему тогда не предупредил, не сказал простейшее, ни к чему не обязывающее... "Стой!" было бы вполне достаточно!
  Извини... - ответило подсознание с заминкой, и я поразился – до чего усталый у него голос. Наверно я действительно вымотался.
  - Пошли. Нам нужно отдохнуть... - мой голос сдал, и мне пришлось откашляться. - Нам всем сейчас необходим отдых. Завтра выезжаем...
  Табитина заглянула мне в глаза:
  - Так ты решился ?
  - Решился? Нет. Решил? Да. - усмехнулся я. - Великий могучий русский язык... Не люблю, когда на меня покушаются по три раза на день. Кто это был?
  Табитина и Олег переглянулись. Мавр невозмутимо покачал головой – что - что, а подбирать людей Мулей умеет... Не уверен – не говори. Поэтому он молчал, а вот Олег распелся соловьем:
  - Скорее всего это были люди лорда Дастина – он наиболее заинтересован в вашей смерти... Но не стоит сбрасывать со счетов и другие дома. Например: дом Химейни дорого бы дал за вашу голову.
  - Это еще почему?
  - Он враг Мулея Исмаила!
  - Да ну! - притворно изумился я, - А я по вашему кто? Друг что ли?
  - Но Химейни мог узнать, что Мулей зачем-то помогает леди Дане и ее дочери. А всему, что делает Мулей, Химейни противиться изо всех сил!
  Как он ее назвал? Леди Дана? Хм -м...
  - Положим, вы правы. - сказал я, хотя в душе был уверен, что Олег ошибается, и все намного сложнее, чем кажется. - Но ответьте мне на один вопрос... Много ли осталось Проводников вашего класса?
  Он изо всех сил попытался скрыть ту растерянность, что вызвал в нем мой вопрос, но получалось у него, прямо скажем, плохо...
  - Откуда? - он словно выжимал из себя слова, - Откуда ты знаешь?
  - От верблюда. - отрезал я, - Отвечайте на вопрос!
  - Немного. Я... один из последних... Но есть еще двое.
  - Старуху Гузель я знаю. Кто еще?
  - Пороша. Из молодых. Остальные не могут... Переходить. - последнее слово явно далось ему с трудом, - Но Пороша не водит больше никого! Принципиально!
  - На халяву пьют и трезвенники и язвенники... Значит – убедили. Еще вопрос: ты знаешь – кто я?
  - Нет. Я думал -- вы какой - нибудь родовитый изгнанник... Наследник княжеского рода или что-то подобное. Но теперь...
  - Что – теперь?
  Олег надолго задумался.
  - Я думаю: вы что-то много большее, чем очередной кандидат на горностаевую мантию.
  Я помолчал.
  - Олег... Извините, как вас по - отчеству?
  - Петрович.
  - Скажите мне Олег Петрович... Если так мало знали обо мне вы –Проводник, тот, кому поручили разыскать меня в ином мире, то что могли знать остальные? Тот же Химейни? Неужели желание насолить своему врагу настолько сильно, что Химейни пускается на поиски Проводника, которые – не в обиду будет сказано – все поголовно упрямы как ослы, и уговорить их практически невозможно? Стоит ли это таких затрат?
  - Не стоит. - сказал Олег. - Если только они не считают, что вы из Ушедших...
  Такой ответ поразил даже меня.
  - Ушедшие... Которые могут стать Вернувшимися. Так? - спросил я. Олег кивнул.
  ..."Старые" – до сих пор пугало, которым матери стращают детей перед сном. А дети вырастают, хотя и не верят больше в материнские россказни, по крайней мере, так говорят... но страшные сказки – они ведь живучи. Больше, чем хотелось бы. Ушедшие – старая, очень старая и очень страшная сказка. Даже Папа со своего священного престола заявляет порой, неофициально конечно, но ведь суть от этого не меняется... Ушедшие могут вернуться. Станут Вернувшимися и Мир содрогнётся...
  - Не знал, что кто-то еще верит в эту чушь... - я начинал понимать, что если дело действительно обстоит так, то положение мое хуже некуда. - Вы верите?
  - Иногда. Но не верю, что это – Вы... Я бы почувствовал.
  Дурак, - вяло откликнулось подсознание на очередную глупость. Ещё ни одному Проводнику не удавалось почувствовать Странника, как бы близко он не подошёл. Разве что когда становилось слишком поздно...
  На моём лице сохранилось озабоченное выражение:
  - Логично. Как бы в этом еще и остальных убедить...
  Тут вмешалась доселе молча слушавшая Таби.
  - Но ты не стареешь? Почему?
  Кабы самому знать... Расскажи сказку – ты всегда так делал... Врешь и не краснеешь, - подсказал насмешливый голос подсознания.
  - Вы верите в богов? - спросил я, обводя всех жёстким взглядом.
  Олег, единственный из всех пожал плечами. Остальные ответили утвердительно.
  - Я - христианка. - сказала Таби столь серьезно, что я поневоле испугался. Ничего, я отучу тебя от этой вредной привычки – дай только время...
  - Что ж... Я же о боге знаю только то, что он существует. - сказал я, бесстыдно присвоив чью-то крылатую фразу. - Посмотрите на меня. Вы думаете, что мне нравиться оставаться таким... вечным юношей? Нет! Я не хочу быть таким до конца своих дней – смотреть, как стареют те, кого я знал еще детьми, и так и не узнать, что значит быть дедом...
  Таби смутилась. Ай-яй-яй, старый ты похабник, камешек-то в её огород!
  - "Старые" очень медленно стареют... - заметил Олег.
  - Но все же стареют! А я даже повзрослеть не могу... Черт! Считайте это наказанием Господним.
  - За что? - спросила Таби, и любопытство в ее голосе смешалось с сочуствием. Давай, давай! - сказало подсознание ехидно. - Главное – вызвать жалость!
  - Да уж поверьте – было за что! - я вышел из себя. - Я тогда еле на ногах стоял, а он приходит и говорит: большего наказания для тебя я придумать не смог, теперь ты обречен вечно бежать за уходящим временем, прося взять тебя с собой, но время все равно уйдет, а ты останешься...
  - Кто – он?
  - А я откуда знаю? Бог наверно... До этого я не верил, что Он существует. Да и тогда – рассмеялся Ему в лицо. Какого черта, сказал я, и это по-твоему наказание? Через пять лет я начал сомневаться. Через пятнадцать - поверил... Через двадцать - я проклял и Его и себя. Сейчас... Сейчас мне плевать.
  Я ожег всех яростным взглядом.
  - Еще вопросы будут?! Нет? Отлично. Спать пора.
  Отличная сказка, - сказало подсознание. - Только чего ж не рассказал, за что тебя наказали, да еще так? Не твое дело. Так ведь все равно вранье... От первого до последнего слова.
  Не все. Было за что наказывать. Да еще и так...
  Только не встречал я богов.
  А жаль...
  Морду бы набил.
   
  Хоп, хей, ла - ла - лей,
  Где вопросы, где ответ?
  Хоп, хей, ла - ла - лей,
  Что ни говори...
  Хоп, хей, ла - ла - лей,
  То ли верить, то ли нет?
  Хоп, хей, ла - ла - лей,
  Но бог тебя хранит...


Рецензии