Картуз

КАРТУЗ

Васька Чеботарев слыл в Дурном Холмане добрым мужиком. Не в плане, там, конфигурации тела или каких-то силовых особенностей. Душа у него была добрая. Всякому нуждающемуся он был готов помочь материально или натуральным продуктом. То милостыню подаст, то кусок хлеба. Никому не отказывал. За доброту такую народ знал Ваську в большом диаметре округи. Особо никто не старался  злоупотреблять, но если уж мимо оказия выдастся пройти, то многие непременно, да завернут к дому Чеботаревых. На жизнь поплакаться, да чего полезное в утешение получить.
-Наделил господь мужиком,-бывало по несколько раз на дню ворчала супруга Анна Михайловна.-У всех мужья, как мужья, хозяйственные. Распоследний мусор в дом тащут. А мой - наоборот все из дома. Последнее нажитое семейным бытом готов отдать.
И ничего супротив таких слов Васька возразить не мог. Душа у него была настолько добрая, что ни разу не получалось пройти мимо чужой нужды. К примеру, как-то раз Пантелей Зарубин пьяным домой возвращался. Идти тяжело было. Ну и решил он, чем на мост за два километра тащиться, напрямик реку переплыть. Собрал на берегу вещи в узелок, к голове привязал и в воду. Что с ним на середине приключилось - неведомо. Только на свой берег Пантелей выбрался, а вот вещички на дно пошли. Беда! Шел-то со свадьбы кума, а потому при только что справленном костюме был, в сапогах новых, да в картузе парадном. Все утопло. Стоит Зарубин в одном исподнем, зубами стучит, носом шморгает, а домой к бабе своей идти боится. Убьет за гардероб. А тут Чеботарев из села идет. Лодка у него припрятана в камышах была. Подплывает к берегу, глядь, Пантелей замерзает. Так и так, мол, лихо такое. Помоги, дескать, Васек, век не забуду. Ну, Чеботарев с себя одежку скинул и нуждающемуся отдал. Еще и изинился. Мол, не гляди, что костюмчик ношеный. Добротный еще.
Пришел Васька огородами, чтобы не срамиться, домой. Рассказал все Анне Михайловне. Та в вой.
-Ежели каждой пьяной роже по костюму отдавать,-кричит,-так ни какого бюджету не напасешься.
И хвать скалку. Никогда не рукоприкладствовала, а тут словно бес вселился. И за Чеботаревым. Может, и убила бы мужика, да только по дороге повстречался ей Пантелей, убегающий от бабы своей. Та женщина порядочная оказалась. В историю мужа не поверила, а уж тем более насчет чистосердечного подарка Васькиного. И с ухватом наперевес погнала Зарубина возвращать имущество.
Или все помнят рассказку бабки Пелагеи. Пошла она в лес за ягодами, да заблудилась сослепа. День проплутала, оголодала - мочи нет. Собралась уже помирать под елкой, да возьми и испусти вопль предсмертный. Ау, дескать, люди, помогите старухе. А метрах в ста на пеньке трапезничал Васька. Набрал грибов и присел перекусить, чем Анна Михайловна послала. Уже последний кусок хлеба в рот положил. Слышит, орет кто-то. Ну и побежал на сигнал, дожевывая на ходу. Видит, бабка Пелагея под елкой сидит и уже заваливается на бок. И Чеботарева за ангела принимает. Только крестится, да охает. Помоги, мол, посланник божий. Со вчерашнего дня крошки во рту не держала. Дай хоть напоследок чего-нибудь, чтобы не с пустым животом на небеса подыматься. А у Васьки денег-то с собой нет. Чего ему в лес с деньгами ходить? Да и были бы, что от них толку под елкой? Грибами сырыми сыт не будешь, а еду всю уработал. Остался только недоеденный кусок хлеба. А разве им наешься? Так от расстройства такого Чеботарев чуть не выплюнул старухе то, что не пережевал еще. Вовремя опомнился. Но ничего. Оклималась Пелагея и без этого.
Так вот и жил Васька. В любое время дня и ночи готовый помочь любому. Только попроси. Бывает в центр на ярмарку поедет, так жена не знает сколько денег давать. Каждый раз покупки сделает, а потом по дороге в церковь заскочит, да весь остаток денежный на милостыню израсходует. И без средств мужика не отправишь. Зачем ему на ярмарку ехать без средств-то? И дашь много, тоже назад не получишь. А тютелька в тютельку, так может не хватить на что. Опять же бывает, Васька чего не найдет, так сэкономленные средства тоже раздаст. Хоть самой поезжай.
-И что ты за человек такой?-частенько пилила его Анна Михайловна.-Тебе вот никто не подаст, а ты последний носок отдать готов.
-Во-первых, я и не прошу, потому как нужды пока не испытываю,-защищался Чеботарев.-А во-вторых, человека любить нужно. Это еще в библии прописано. Ты сегодня ему добро сделаешь, а завтра и тебе аукнется. Выручи ближнего из беды, глядишь, и мир лучше станет. Ведь, когда все счастливы и довольны, то злу делать нечего. Вот скажи, я хотя бы раз от кого дурное слово услышал о себе? Или гадость кто какую мне сделал? Нет. А почему? Да потому, что не за что на меня зуб точить. Люди они такие, добро всегда помнят.
-Тебя послушать, так не мужик у меня, а революционер какой-то,-бурчала жена.-Спаситель нашелся. Вона как, весь мир обустроить и обрадовать. Весь, кроме меня, да дитев своих родных.
-Ну со всем-то мне в одиночку не справиться,-тушевался Васька.-Но сегодня я, завтра другой, послезавтра третий. Глядишь, и все начнут добро делать. Доброта-то штука такая. К ней каждый тянется.
-Что-то сколько живу, а окромя тебя еще никто не потянулся. А злое слово в свой адрес услышать. Так не убудет. Живут все и ничего,-вздыхала над непутным мужем Анна Михайловна.-Ну хорошо, нищему или блаженному подать, еще соглашусь. Все-таки дело богоугодное.  Авось, зачтется на том свете. Но вот скажи мне, дурья башка, с чего ты, к примеру, на прошлой неделе Степану Рогожину наш самовар отдал? Или с какого бряда ты Кольку Семенихина в сироты записал и ему на хлеб червонец отвалил? У него репа в наше окно не помещается, а туда же. Подайте, дескать, голодному прохожему. Ему на водку не хватало, а ты забегал, мошной затряс. Ну что мне делать с тобой? Разводиться что ли? Так куда на старости лет?
-Насчет разводу, это твое личное дело, потому как женщина ты свободная,-отвечал на то Чеботарев.-А что Рогожину самовар отдал, так его прохудился. Где ему чайку попить? У нас-то второй еще старый есть. А человек, может, последней радости лишился. А Семенихин - самый что ни на есть наглядный пример ауканья доброты. Намедни он у всей улицы помидоры ошарашил, а у нас не тронул. Потому как добро помнил, добром и ответил. Ну что с того, споймали его. Помидоры-то назад не приклеишь. А у нас урожай будет. Может, еще и продадим излишек.
-Угу, продадим,-в бессилии присаживалась супруга.-Чтобы вырученные за излишек суммы нуждающимся раздать. А когда деньги кончатся, так нашими помидорами народ облагодетельствовать.
-Эх, Анна, темная ты женщина,-раздосадованно хмыкал Васька.-Станется, и так с помидорами этими выйдет. Да только помяни мое слово, придет еще время. Вспомнишь мои слова и проникнешься к ним уважением.
Может, действительно, и вылилась бы доброта Чеботарева во что-то великое, не произойди с ним неприятный случай, перечеркнувший идею всеобщей отзывчивости. Случилось это в очередную поездку Васьки на ярмарку в райцентр. Закупил он все согласно списка, утвержденного Анной Михайловной, стал в телегу укладывать. А жарко было. Солнце так и пекло. Снял Чеботарев с себя картуз, повесил на край телеги, и давай дальше покупки грузить. Когда уж было в церковь собрался ехать, глядь, а головного убора-то и след простыл.
Заглянул Васька под телегу, не обронил ли. Да нет. Явно слямзили. И кому только в голову такое могло придти? Здесь все знали Чеботарева. Огорчился Васька. Картуз-то новый был. Только две недели назад приобретенный. Огляделся расстроено. Вдруг видит, под деревом при входе на ярмарку мужик-грузчик из соседнего магазина стоит и всем чеботаревский картуз предлагает: -Не желаете ли новую вещь купить, не надеванную, дешево, мол, отдам.
-Ну это дело поправимое,-повеселел Васька.-Его-то я знаю. Не один раз на опохмелку подавал. Денежно, а то и поллитрой. Не признал меня, видать.
Подошел Чеботарев к мужику, здрасьте, дескать, а тот и в ус не дует. Да еще и наглости набрался: Ваське его же картуз предлагает.
-Что же это ты делаешь?-возмутился Чеботарев.-Никак меня не признал?
-Первый раз вижу,-ухмыляется тот.-А чего делаю? Так головной убор продаю. Занятие нынче не запрещенное.
-Как же не запрещенное, когда это мой картуз,-начал злиться Васька.-Ты у меня вещь своровал, да еще и потешаешься?
-И ничего это не твоя вещь,-нагло отвечает мужик.-Это вещь тестя моего, Спиридона Кузьмича. Он мне ее продать велел, потому как размер маловат.
-Да как же это может быть Спиридона Кузьмича вещь, когда тут на подкладке мои буковки написаны?-раскраснелся Чеботарев.-Вона, посмотри. «Ве» и «Ча».
-А почем я знаю, зачем эти буковицы мой тесть нацарапал?-стоит на своем мужик.-Я за его голову не в ответе. Может они что и означают для него. Человек он уже в годах, еще и не такое отчебучить может.
Чеботарев какое-то время молча рот пооткрывал, потому как к подобному хамству подготовлен не был, а потом взял, да и вышел из себя. И хрясь этого мужика в зубы. Со всего маха вдарил. Мужик только и упал. Лежит не шевелится. Лишь картуз не выпускает.
Народ стал собираться. Шепоток пошел, что человека убили. Ваське уж вроде и неудобно даже за свою неожиданную несдержанность. А мужик не встает. Тут милиционер подпылил. Стал в суть дела вникать.
-Так, мол, и так,-отвечает Чеботарев.-Я, собственно, к данному гражданину претензиев не имею. Пускай только картуз отдаст.
-Конечно дело, к гражданину вы ничего не имеете, потому как нахулиганили над ним, а может даже и убили. Вона, он лежит и не брыкается,-отвечает милиционер.-Зато я к вам очень даже имею эти самые претензии.
-Да чего он не брыкается?-испугался Васька.-Вы подойдите к нему, да послушайте. Наверняка дышит. Не могу же я одним ударом из человека дух вышибить?
-Всякое сейчас случается,-вздохнул милиционер.-А только без врача я подходить к телу не буду. Потому как, если это труп, то лишний раз ходить тут не стоит, чтобы следы преступления не затоптать.
-Да не надо врача,-открыл вдруг глаза мужик.-Живой я. В сознании только что-то помутилось. Вы лучше, гражданин начальник, этого хулигана в отделение отведите и во всем разберитесь. Честному человеку житья не дают.
Повели Ваську с пострадавшим в милицию. Свидетелей тут же масса набралась. Посадили в итоге Чеботарева под замок до выяснения обстоятельств, а мужика домой отпустили. Картуз только оставили, как вещественное доказательство.
Лишь под вечер в отделение приехала Анна Михайловна с Пантелеем Зарубиным. В один голос подтвердили они, что головной убор Васькин, и что в данном случае какая-то неувязочка вышла. На счастье тут и начальник подоспел. Подтвердил, что Чеботарев - человек хороший и в пакостном поведении не замечен. А насчет пострадавшего еще проверить надобно. Мол, давно уже на него подозрения имеются в непорядочности. В общем, извинились перед Васькой и выпустили. Картуз все же не отдали, потому как дело завели.
Вышел Чеботарев на улицу, дошел до забора, где лошадь привязана была. Смотрит, а имущество приобретенное уже все растащили. Мешок сахара только оставили, поскольку дырявым оказался. Да еще мало того, два новых колеса с телеги свинтили и кобыле зачем-то половину гривы остригли. Для юмора, наверное.
В плохом настроении приехал домой Чеботарев. Ночью не спал, а лежал и думал.
-Вот делай народу добрые дела. С волками жить... Выходит, Анна Михайловна права оказалась. Не помнят люди добра,-ворочался Васька.-С другой стороны, ну ладно, один подлец оказался. Люди всякие бывают. Что же из-за одного дурака на все мир озлобиться? То, что на меня свидетели показания дали, так не поняли. Где ж тут разобраться? Видели-то только конец. Может, и я бы так решил. А то, что имущества лишили, так на телеге-то не написано, что мое это. Тут как раз народ винить не в чем. По незнанию это. Нет, все-таки зря я так. Нельзя людей добра лишать.
Раздумался Чеботарев. Даже не услышал, как в окошко постучали. Очнулся только, когда жена пробурчала «Бог подаст, а к нам не ходи больше» и задернула занавеску.
-Кто это?-шепотом, чтобы не разбудить детей, спросил Васька.
-Сиротка опять побираться приходил,-прошипела Анна Михайловна.-На хлебушек просил.
-Чего же ты его так?
-Хватит, наелся добра сегодня от пуза. Где оно, твое добро ответное? Картуз-то куда подевал? Чуть за решетку не попал, а опять туда же, добро делать. Спи лучше.
-Может, права она все-таки,-снова задумался Чеботарев.-Один раз уже обжегся. В огонь-то не полезет никто второй раз. И тут, глядишь, снова вляпаешься. Вот шел ко всем с открытой душой. Помощь предлагал всякую. А картуза лишился. Имущества так не жалко, как картуза. Одна блестящая пипка на макушке чего стоила. Где теперь такой найдешь? Эх, отчего же люди такие? Не хотят перевоспитываться и все. А действительно, ну его, добро это. Нет, так вот сдаться из-за пустячного случая? Получается, идеалов у меня нет? Чуть с трудностью столкнулся и в кусты? Да могу ли я себя уважать после такого?
Ответить на свой вопрос Васька не успел из-за неожиданно взревевшего трактора и последовавшего за ним через минуту треска в палисаднике, перешедшего в грохот рушащегося крыльца и плач детей в соседней комнате.
-Господи, никак война началась?-закрестилась Анна Михайловна, выглянув в окно, и тут же выругалась:-Язви его в душу. Вроде сиротка.
Возле своего боевого коня стоял, пошатываясь, Колька Семенихин и смотрел на уткнувшийся в крыльцо трактор, как на покойника. Затем он сплюнул, выругался по матушке и огляделся.
-А-а-а, смотрите?,-икнул он, увидев в окне, испуганные лица Чеботаревых и погрозил кулаком.-Ну смотрите. И-эх. Злые вы люди. Нуждающемуся подать отказались. Вот теперь любуйтесь, что натворили. Рази бы я сел за руль, прояви вы ко мне хоть капельку сострадания? Да ни в жисть. Только от нужды и непонимания пришлось мне ехать к другим добрым людям. И вот. Какую машину угробили! Эх-ма, сколько же в вас жадности и бездушия еще. Ну и поделом.
Он пнул со всей силы по тракторному колесу, закурил и, качаясь, побрел к пролому в заборе...