К инвентаризации способов словопроизводства

Способ словопроизводства, или словообразования – центральное понятие дериватологии и «одно из важнейших, основных, базовых лингвистических понятий» [Немченко 1994,234].
Согласно РГ-80, «способ словообразования - более крупная, чем словообразовательный тип, единица классификации, объединяющая ряд типов, характеризующихся одним и тем же видом форманта (например, префикс, суффикс, постфикс), в отвлечении от конкретных материальных воплощений этого форманта в разных типах» [РГ﷓80, §202].
Словопроизводство понимается здесь как вид актуализации означающего. Термины словообразование, деривация, словопроизводство, словотворчество используются в этом значении как абсолютные синонимы. Для того чтобы признать оболочку актуализированной, необходимо наблюдать ее в специфическом дифференцирующем контексте. В этом виде актуализации (в отличие от воспроизведения готовых единиц и их форм) наблюдается на уровне слова активность языковой личности, преодолевающей усредненность нормированной коммуникации.
Узуальные способы характерны как для узуальных, так и для окказиональных слов, Составив классификацию способов и средств деривации, проиллюстрируем ее окказиональными и узуальными примерами. Таким образом, окказиональными будут признаны способы, для которых нет узуальных примеров.
Узуальными способами деривации следует признать все лингвистические механизмы, способствующие пополнению или уменьшению кодифицированного словаря; применяемые при этом средства также признаются узуальными. Соответственно неузуальными следует назвать такие способы и средства, которые способствуют актуализации некодифицированного словаря (пополнение и уменьшение здесь невозможны, поскольку и до, и после, и вне актуализации неузуальное слово существует в языке потенциально). Здесь нельзя не согласиться со словами Й. Коржинека: «все индивидуальное многоообразие конкретных речевых актов с точки зрения звучания, морфологии и синтаксиса основывается на тех возможностях и предпосылках, которые заранее предопределены данным языком. <…> В равной мере это относится и к образованию «новых» слов или к влиянию иностранного языка. Все подобные случаи лингвистически предопределены соответствующей языковой структурой или структурами. <…> С чисто лингвистической точки  зрения в диахроническом аспекте утверждение о языкотворческой способности говорящих также неоправданно. Все языковые изменения полностью определяются предшествующим состоянием данной языковой системы и с лингвистической точки зрения предопределены» [11:321,322-323].
Общепринятым является деление способов деривации на чистые (префиксация, суффиксация и т.д.) и смешанные, использующие одновременно средства нескольких чистых способов (префиксально-суффиксальный, префиксально-сложный и т.д.). Наша задача – классифицировать в первую очередь чистые способы, поскольку, с одной стороны, потенциально безграничное количество смешанных способов не может быть описано со всей полнотой, а с другой, – для описания любого смешанного способа в принципе достаточно иметь четкую классификацию чистых способов.
Не будем подробно останавливаться на описании префиксации, суффиксации, постфиксации и сложении, в трактовке которых сходится абсолютное большинство лингвистов. В рамках данной статьи основное внимание уделяется ряду явлений, получивших в науке разноречивые определения.
Решение спорного вопроса о нулевой аффиксации приводит, вслед за В.Н. Немченко, к мысли о том, что словообразовательное значение может содержаться и в системе флексий [19:259-263]. Ср. следующее мнение Н.А. Янко-Триницкой: «Наличие в современном русском языке многочисленных разрядов соотносительных слов, имеющих различное лексическое значение, но отличающихся друг от друга формально только системой флексий, доказывает, что в выражении лексического значения слова участвует не только основа, но и система флексий» [25:170]. В.Н. Немченко справедливо объединяет в рамках флексации такие явления, как субстантивация, адъективация и адвербиализация [19:241]; Е.А. Земская, трактуя флексацию как нулевую суффиксацию, напротив, отделяет от нее конверсию (субстантивацию), формант которой определяет наиболее точно: «изменение функции словоизменительных аффиксов производящего слова» [7:172].
Особого упоминания заслуживает трансфлексация [Изотов 1998,36], усматриваемая автором в словах недотёпø < недотёпа и крокодила < крокодилø (пример Р.Ю. Намитоковой [18:19]). В этих «цепочках» легко найти аналогию таким узуальным парам, как лис – лиса, супруг – супруга и т.п., которые большинство исследователей трактуют как флексацию (парадигматизацию, конверсию, транспозицию, нуль-суффиксацию) [9:367; 14:159; 16:115; 18:19; 19:259-264; 22:103 и др.]. На первый взгляд, здесь действительно происходит замена одной парадигмы словоизменения на другую, что и вызывает появление новой номинации; однако это лишь видимость. Парадигма не заменяется, а изменяется, мутирует, что является не причиной, но следствием поиска новой формы для возникшей потребности в номинации феномена, соотносимого с имеющимся по семантическому критерию «женское/мужское начало». Этот поиск новой оболочки можно назвать мутацией парадигмы. Термин флексация при таком подходе выглядит несколько ложноориентирующим (как ‘добавление флексии’, по аналогии с аффиксацией). Согласимся с Е.А. Земской в трактовке конверсии как изменении парадигмы слова [9:374] с одной оговоркой. При переходе слова в другую часть речи, в том числе с усечением основы, а также при изменении парадигмы в рамках своей части речи по какому-либо грамматическому параметру само изменение, или мутация парадигмы является не средством, а собственно способом деривации; конверсию (субстантивацию) будем считать одним из проявлений мутации парадигмы.
Субституция (называемая еще «заменительным словообразованием» [6:72-76] и даже реаффиксацией [16:115]), выделяемая некоторыми исследователями, видимо, всегда может быть истолкована через обычные способы: «так называемая заменительная аффиксация должна рассматриваться как обычная аффиксация (префиксация и суффиксация) на базе неполных, усеченных основ, т.е. аффиксация, сопровождающаяся усечением производящих основ, которое принято считать вспомогательным средством словообразования» [19:259]. Особенно сомнительно существование трансрадиксации в одноосновных словах (типа убольшительный [6:74]), а равно «замены» всех корней в неодноосновных (типа пятнадцатибанкирщина [10:40-41]).
Неоднозначно трактуется лингвистами так называемая семантическая деривация (семантизация). Вряд ли можно признать самостоятельность этого способа в сфере словообразования. Нам близка точка зрения В.Н. Немченко, отмечающего, что между значениями полисеманта нет словообразовательных отношений [19:256]. Действительно, не лексический смысл является производным для готовой оболочки (ведь в результате семантизации возникает омоним, а не лексико-семантический вариант), а наоборот, для объективации этого смысла подбирается и используется готовая оболочка [22:105-106]. Получившееся слово оказывается немотивированным внутрисистемными единицами, то есть в подобных случаях, видимо, наблюдается креация. (Под креацией в литературе понимается «изобретение произвольного немотивированного знака» [6:105]; ср. [10:55; 16:19; 22:112]. Все слова, не мотивированные другими словами данного языка на данном этапе развития, можно квалифицировать как дериваты, образованные способом креации). Во всяком случае, трудно согласиться с пониманием семантизации как способа словообразования, когда этим термином обозначается «любое изменение значения слова при сохранении звуковой оболочки» [10:168].
Одним из распространенных способов окказионального словообразования многие лингвисты признают «междусловное наложение», которое, согласно Н.А. Янко-Триницкой, «состоит в том, что на конец основы одного слова накладывается омонимичное начало другого слова. Таким образом возникает сложное слово особого типа, включающее в свое значение семантику обоих объединившихся слов, а в свою основу – основы обоих объединившихся слов, причем в качестве определяемого выступает второе слово, а в качестве определяющего – первое, напр.: ширпотреб и потребность а ширпотребность ‘потребность в ширпотребе’» [25:471]. Упомянутый дериват приводится в следующем контексте: «Я теперь крупный финансист. Сами понимаете, ширпотребность увеличилась» [Цит. по: 25:471].
По всей видимости, Н.А. Янко-Триницкая впервые подробно описала этот прием как способ словообразования; в последующих его описаниях ученые, как правило, ограничиваются ссылками на [24], придерживаясь указанной трактовки. Между тем утверждение автора о том, что «в этих образованиях основы обоих базовых слов присутствуют в полном объеме» [25:473] кажется неполным, а примеры – не очень убедительными. Почему ширпотребность – это именно ‘потребность в ширпотребе’? Судя по приведенному отрывку, это просто абстрактная характеристика неизвестного, кстати, объекта. Слово образовано при помощи суффикса ﷓ность от производящего ширпотреб (в отвлечении от чересступенности можно восстановить цепочку ширпотреб а *ширпотребный а ширпотребность). Такую характеристику можно дать исключительно по абстрактному характеру семантики суффикса, так как «лексическая семантика не проявляется полностью в единичном употреблении» [15:45]. Если бы слово ширпотребность непосредственно в тексте мотивировалось синтагмой потребность в ширпотребе, то действительно синтаксически главной основой можно было признать ﷓потребность, но тогда ни к чему полностью присоединять основу -ширпотреб- – достаточно части ﷓шир-.
Видимо, «междусловное наложение» не просто сходно со сложением и сращением (как верно замечает И.С. Улуханов, руководствуясь частичным совпадением словообразовательных средств, входящих в состав форманта), а лежит в иной, стилистической области, лишь косвенно соприкасающейся с деривацией. Стилистические приемы (контаминация, наложение, каламбур, паронимическая аттракция и т.п.) не включаются в состав способов деривации, так как в каждом конкретном слове представляют разные наборы средств и операций и всегда могут быть определены через другие способы. Соответствующие термины нерелевантны в настоящей работе, так как нас интересует прежде всего «технические возможности» в области номинации; описание же стилистических аспектов словообразования должно составлять объект отдельного исследования, в котором будет совершенно четко разделены способы («как сделано?») и достигаемые их использованием цели («для чего сделано?»).
Внедеривационный характер наложения проявляется в отождествлении его с контаминацией или ее разновидностью: «контаминация часто сопровождается фузией <…>. Таким образом, междусловное наложение представляет собой частный случай контаминации» [20:102] (примеры: луночь, кукарехнулись, кабарышни), хотя Н.А. Янко-Триницкая считает недопустимым такое отождествление: «Нельзя видеть в рассматриваемых образованиях контаминацию, так как контаминация – это проникновение компонентов одной единицы языка в другую (иногда взаимное проникновение) с непременным вытеснением какого-либо компонента данной единицы» [25:473-474], приводя такие примеры контаминации: маникюр-ш(а) ~ продав-щиц(а) а маникюр-щиц(а); физиономия ~ морда а физиомордия [25:474-475] (примеры явно неудачны, ведь -щиц – обычный морф морфемы ﷓щик (со значением лица, занятого деятельностью, обозначенной мотивирующим глаголом); второй пример – сложение с явным интерфиксом). Характерно, что контаминация не включена ею в список отдельных способов деривации. Напротив, Н.А. Николина характеризует контаминацию «как способ окказионального словообразования, характерный для художественной речи», однако находя его истоки «в стилистической фигуре метатезы <…>, утверждавшей мир перевернутых ценностей. <…> Контаминация – нелинейное сложение, при котором усеченная основа модифицирует, конкретизирует значение другой основы и таким образом приближается по функции к аффиксу» [20:102-103] – здесь уже прослеживается поиск близкой нам стилистической трактовки подобных явлений.
Вывод Н.А. Николиной о том, что «контаминация – явление внутренне противоречивое: с одной стороны, оно связано с тенденцией к стиранию внутренней формы слова, с другой, с тенденцией к семантизации звуковых комплексов, его составляющих. Это определяет взаимодействие контаминации и паронимической аттракции как в художественной, так и в разговорной речи» [20:106] в определенной степени является предвосхищением и следующего вывода: междусловное наложение, равно как и контаминацию, не стоит включать в состав способов деривации.
«Нарочитая псевдоэтимологизация устной речи» [25:476], усматриваемаяв словах уедиенция, клеветон, интертрепация и пр., весьма схожа с «наложением». По мысли Р.Ю. Намитоковой, выделяющей контаминацию как способ окказиональной деривации, это и есть примеры контаминации (подобные слова называют также телескопизмами, словами-гибридами [12:], словами-кентаврами [2:48] и словами-чемоданами (portmanteau) [Намитокова 1986,135-138]). С этим трудно согласиться. Псевдоэтимологизация также является стилистическим эффектом, а способы его достижения могут быть самыми разными. В.М. Костюков называет гибридизацией ту же народную этимологию, справедливо не включая ее в состав способов деривации. В типологии способов В.П. Изотова [10:31-56] представлены примеры псевдоэтимологизации, выраженной исключительно графически (поПУТЧица, тара-барщина). Это явление было названо «графическим словообразованием». Прямого определения способа автор не дает, так комментируя примеры: «выделение в слове попутчица слова путч приводит к тому, что слово поПУТЧица получает значение «сторонница путча» [10:52]; «дефисация приводит к тому, что значение слова переосмысляется, теперь оно означает ‘принуждение’ («барщина», связанная с тарой)» [10:52]. На наш взгляд, выделение графического словообразования чрезвычайно важно, однако этот феномен нуждается в более тщательной разработке. По всей видимости, это не один способ, а целая область разнородных явлений, так или иначе взаимодействующих с системой звуковой деривации. Представляется возможным назвать это явление идеографической деривацией, где в качестве базы, форманта или деривата участвуют различные идеограммы. Некоторые идеографические способы обоснованы ниже.
 «Образование сложных притяжательных прилагательных типа: тети-Тонин, дяди-Женин» [25:468]. На наш взгляд, здесь наиболее интересна речевая попытка интерфиксации, для которой еще нет узуального обозначения на письме [5] (кстати, это нужно признать и причиной, по которой вполне узуальные компоненты сложений не описаны в словарях: «словари исходят из письменного облика слова» [14:109]). Скорее всего, части слов типа дяди-, тети- являются «застывшими» формами род. п., в которых окончание мутировало в интерфикс. Окказиональность таких образований проявляется лишь на графическом уровне. Если так, то здесь задействован идеографический способ, который уместно назвать интеграцией. Суть его, вкратце, заключается в слитном (полуслитном) написании двух или нескольких слов (или словоформ). Такая трактовка позволяет, на наш взгляд, снять противоречия, возникающие при разграничении композиции и так называемого сращения (слияния) как в синхронии, так и в диахронии [19:243-244,266-269].
«Особый, чисто окказиональный тип униморфов, представляющих собой повторы-отзвучия, своеобразные «прицепы» к слову, повторяющие данное слово с изменением начального звука или группы начальных звуков, напр.: фокус-покус, страсти-мордасти, трава-мурава, чудо-юдо, коза-дереза» [25:470]. Данный способ получил в литературе также  наименование гендиадис [21:222; 6:85-86] и рассматривается обычно как разновидность сложения, в котором второй компонент представляет из себя фонетическое видоизменение первого [23:79], при отсутствии, однако, всякой семантической связи с ним (что с наших позиций равносильно креации). Многие слова-гендиадисы стали уже узуальными. Более предпочтительна трактовка гендиадиса как смешанного способа (к чистым способам гендиадис относится в [10:38]). Самостоятельное ударение каждой части гендиадиса – знак того, что непосредственный деривационный акт, использованный при его актуализации – интеграция (при отсутствии цельнооформленности звуковой оболочки смысловое единство выражается графически).
«Использование формы имени и отчества для характеристики персонажа или даже предмета» [25:467] также включено в состав окказиональных способов. Примеры: грамотей грамотеевич; Пенсионер Пенсионерович; Гонорарий Иванович (гонорар). Однако остается неясным, каков формант этого способа.  Наибольший интерес представляет не суффикс антропонима, а специфическое написание деривата, которое отражает онимизацию апеллятива (типа Пенсионер). Формантом онимизации можно назвать онимограф – компонент внешнего облика, отличающий прописную букву от строчной. Этот способ также можно назвать идеографическим (единственным отличием производного от производящего является специфическая идеограмма-онимограф).
 «Самостоятельное использование деривационных аффиксов и аффиксоидов в функции полнозначных слов. При подобном использовании деривационного элемента особенно ярко проявляется его собственное значение», напр.: дуэлянты, секунданты и прочие «анты» [25:476-477]. Этот способ получил в литературе множество наименований: высвобождение аффиксов [7:196-197], эмансипация префикса, эмансипация суффикса, эмансипация постфикса, эмансипация флексии [10:32-38], вербация [1:4], лексикализаця аффикса [6:79; 20], словное употребление аффикса [4:20], полная редукция корня и превращение аффикса в корень [13:47] и др. Есть по меньшей мере две формальные разновидности «эмансипации». В первой слово, содержащее некую морфему, в определенном контексте (при ряде однородных членов, также содержащих эту морфему или созвучный сегмент) переосмысливается как сложное, морфема обретает номинативную функцию, в результате чего остальные части слов опускаются (лексические значения всех возможных слов, содержащих эту часть, равновероятным образом ею актуализируются). Как видим, это действительно проявление (актуализация) собственного значения деривационного элемента в отдельной оболочке, т.е., по нашей типологии, – креация.
Во второй разновидности многофонемная морфема с четким, желательно нерасчлененным и конкретным значением употребляется в тексте самостоятельно (в роли полнозначной части речи). При этом значение ее конкретизируется, т.е. определенное лексическое значение актуализируется в определенной, не свойственной для данного кодифицированного языка оболочке, что можно также признать креацией. Ср. Изжив эпоху «нео», мы перебрались в эпоху «пост»... [3].
Итак, кроме способов аффиксальной деривации и сложения, на данном этапе работы можно говорить о следующих чистых узуальных способах:
1. Креация – актуализация выраженного звукорядом означающего на базе семемы, не актуализированной этим означающим ранее (пример в речи – сайбер-спейс; пример в узусе – пейджер).
2. Мутация парадигмы – актуализация выраженного звукорядом означающего путем актуализации мутагена парадигмы словоизменения (пример в речи – нянь-ø; пример в узусе – супруга).
3. Онимизация – актуализация выраженного видеорядом означающего онима путем актуализации онимографа, напр. Боря Тынский < *Бора ||* тынский; Веня Витинов < *Вене || витинов [А. Немзер] и т.п. (ср. узуальные типа Искра; Электрон).
4. Интеграция – актуализация контакта выраженных видеорядом означающих на базе объединения актуализируемых ими семем (пример в речи – словаслилисьводнуфразу; пример в узусе – вперёдсмотрящий).
Литература
1.Бельская М.А. Возникновение и функционирование в английском языке словообразовательных элементов -ana, -skope, -terie, -rama, -burger. Автореф. дис. … канд. филол. наук. – Л., 1969. – 27с.
2.Гак В.Г. О современной французской неологии// Новые слова и словари новых слов. – Л., 1978.
3.Генис А. Иван Петрович умер. Статьи и расследования. – М., 1999.
4.Габинская О.А. Причины современного русского словотворчества. Автореф. дис. … докт. филол. наук. – Л., 1985. – 32с.
5.Еськова Н.А. О некоторых «каверзах» дефиса// Нерешенные вопросы русского правописания. – М.: Наука, 1974. – С.14-28.
6.Журавлев А.Ф. Технические возможности русского языка в области предметной номинации// Способы номинации в современном русском языке. – М.: Наука, 1982. – С.45-108.
7.Земская Е.А. Современный русский язык. Словообразование. – М.: Пpосвещение, 1973. – 304с.
8.Земская Е.А. Словообразование как деятельность. – М., 1992. – 221с.
9.Земская Е.А. Словообразование// Современный русский язык: Учеб. для филол. спец. высших учебных заведений/ Под ред. В.А.Белошапковой. – 3-е изд., испр. и доп. – М.: Азбуковник, 1999. – 928с.
10.Изотов В.П. Параметры описания системы способов словообразования (на материале окказиональной лексики русского языка): Дис. … докт. филол. наук. – Орел, 1998. – 341с.
11.Коржинек Й.М. К вопросу о языке и речи// Пражский лингвистический кружок. – М., 1967. – 392с.
12.Костюков В.М. В поисках яркого слова// Русская речь. – 1983. – №6. – С.63-65.
13.Кузнецова А.И. Глубина слова как фактор, регулирующий процессы образования новых слов: (На материале русского языка)// Деривация и семантика: слово-предложение-текст. – Пермь, 1986. – С.43-50.               
14.Маслов Ю.С. Введение в языкознание.– М., 1998.– 272с.
15.Михайлов М.А. Речевая номинация и выделимость морфем. – Красноярск, 1989. – 162с.
16.Моисеев А.И. Основные вопросы словообразования в современном русском литературном языке. – Л., 1987. – 208с.
17.Намитокова Р.Ю. Авторские неологизмы: словообразовательный аспект. – Ростов-на-Дону, 1986.
18.Намитокова Р.Ю. Авторские новообразования: структура и функционирование (на материале современной русской поэзии). – Автореф. дис.… докт. филол. наук. – М., 1989. – 33с.
19.Немченко В.Н. Современный русский язык. Морфемика и словообразование. – Нижний Новгород, 1994.
20. Николина Н.А. Семантика и структура контаминированных образований// Семантика языковых единиц: Материалы 3-й межвузовской научно-исследовательской конференции. Ч.II. – М., 1993. – С.102-107.
21.Рамстедт Г.И. Введение в алтайское языкознание. Морфология. – М., 1957.
22.РГ-80 – Русская грамматика. Т. 1. Фонетика. Фонология. Ударение. Интонация. Словообразование. Морфология/ Под ред. Н.Ю. Шведовой, Н.Д. Арутюновой и др. – М.: Наука, 1980.
22.Торопцев С.И. Словопроизводственная модель. – Воронеж, 1980.
23.Улуханов И.С. Единицы словообразовательной системы русского языка и их лексическая реализация. – М., 1996. – 256с.
24.Янко-Триницкая Н.А. Междусловное наложение// Развитие современного русского языка. 1972. – М., 1975.
25. Янко-Триницкая Н.А. Словообразование в современном русском языке /РАН. Ин-т рус. яз. им. В.В. Виноградова. – М.: Индрик, 2001. – 503с.